Непрочитанные признания

Артур сходил с ума. Медленно, неотвратимо, сладко и страшно, запутываясь в паутине обмана и желания. У его безумия были длинные платиновые волосы, серые глаза и холодная улыбка. У его безумия было имя: Люциус Малфой. Если бы Артура спросили, что он чувствует, он бы ответил, практически не задумываясь — ненависть и презрение. Не к Люциусу, нет, ненавидеть Люциуса он был не в силах. К самому себе. Что он чувствовал к своему... любовнику, Артур и сам не знал. Это не было любовью, точно. Он любил свою Молли, свою девочку, свою Моллипусечку, любил ее со школы и до сих пор, вечно занятую по хозяйству, располневшую после семерых детей и все равно самую красивую. А Люциус Малфой просто был его персональным безумием. Они почти не разговаривали во время редких встреч, им было не о чем. У них не было практически ничего общего, кроме того сводящего с ума наслаждения, которое они дарили друг другу в постели. За столько лет Артур уже забыл, каково это — быть с Люциусом Малфоем. Люциус затягивал его, отдаваясь и беря, он не знал границ и запретов, казалось, что тело Артура, так отзывавшееся на ласки, больше не принадлежит ему. В постели с Молли Артур никогда не чувствовал себя так. Они встречались редко и почти всегда по инициативе Люциуса. В том же притоне, что и десять лет назад, кажется, даже в той же комнате. "Хозяин мне обязан," — бросил Люциус, когда Артур спросил, почему именно здесь. Выяснять, чем именно и за что, не хотелось. Нет, Артур не обманывал себя — он прекрасно знал, кто такой Люциус Малфой. Метка, хоть и поблекла, но с руки никуда не делась. Но даже это не мешало ему раз за разом приходить на свидание, раздеваться, стараясь не смотреть на недовольную гримасу Малфоя при виде его потертой мантии и аккуратно зашитых рубашек, ложиться на прохладные не слишком чистые простыни. Растворяться в потоке чистой страсти. Входить в распростертое тело Люциуса. Стоять на четвереньках, чувствуя, как скользящий между ягодиц язык сменяется твердым членом. Глотать соленую сперму. Лежать рядом с Люциусом на мокрых от пота простынях, молча, чувствуя, как медленно успокаивается взбесившееся сердце и выравнивается дыхание. Потом вставать, быстро принимать душ, смывая с себя запах Люциуса, одеваться и уходить — по отдельности, всегда по отдельности. И ждать следующей встречи. Артуру казалось, что нагроможденная им ложь качается над ним высокой неустойчивой башней и вот-вот рухнет, похоронив его под обломками. Он лгал жене — о том, что задерживается на работе в связи с очередным рейдом. Молли верила, жалела его, говорила, что он совсем себя не бережет. Целовала в щеку, пекла его любимые пироги с сыром. Артуру кусок в горло не лез, но он заставлял себя есть, хвалил, обнимал жену, вдыхая такой знакомый, такой родной ее запах. На работе Артур тоже врал. Начальство уже косилось на него подозрительно, но пока еще верило неуклюжим объяснениям. Артур всегда был на хорошем счету, и лишь это спасало. Но он знал, что однажды попадется на лжи, и тогда все кончится, так или иначе. Какая-то его часть хотела этого — вырваться из затянувшегося бреда, в который он превратил свою жизнь. Пожалуй, только в сарае, со своими, как говорила Молли, маггловскими штучками, Артур мог на несколько часов почувствовать себя свободным. Доступ в сарай был закрыт и Молли, и Люциусу, там Артур был один. Даже дети словно отступили на задний план. Впервые за много лет они с Молли были вдвоем, без детей. Еще недавно Артур мечтал об этом, о том, как их всегда такой шумный и беспокойный дом опустеет, не нужно будет разбирать бесконечные ссоры и можно будет заниматься любовью прямо на кухне... Ему казалось, что Молли ждала от него чего-то, каких-то действий, теперь, когда детей не было дома. Но даже обнимая жену, целуя ее, входя в податливое горячее тело, Артур думал о Люциусе. Дети писали часто, все, кроме Джинни, и их письма держали Артура на плаву, не давая окончательно сорваться в пропасть. Перси присылал обстоятельные, полные деталей послания о том, как он исполняет обязанности старосты. У него вроде бы появилась девушка, и Молли ахала над упоминаниями Пенелопы, словно уже собиралась вязать чепчики для будущих внуков. Близнецы практически не писали — вместо них это делала декан МакГонагалл. Выходки и проказы Фреда и Джорджа балансировали на грани дозволенного, но сорванцы очень четко ощущали эту грань. Молли собирала письма Минервы, и Артур знал, что мальчишкам предстоит расплатиться за все шалости разом, когда они появятся дома. Письма Рона были, пожалуй, самыми странными. Он словно скрывал что-то, и Артур, сам запутавшийся во лжи, это чувствовал, хотя Молли ничего не замечала. Рон все так же не ладил с сыном Люциуса — каждый раз, натыкаясь на фамилию "Малфой" в письме сына, Артур слегка задерживал дыхание, стараясь не выдать волнения — дружил с Гарри Поттером и этой смешной магглорожденной девочкой. Про свои успехи в школе Рон не писал ни слова, Молли это расстраивало, она до сих пор сердилась на младшего сына из-за случая с машиной, считала, что он не уделяет должного внимания учебе. А Джинни практически не писала, только отвечала на письма матери короткими фразами: "У меня все хорошо, завела новых друзей, скучаю." Иногда в письмах проскальзывали намеки на какие-то странные события, происходящие в Хогвартсе. Дети словно боялись или не хотели писать подробно — кажется, это касалось магглорожденных учеников, кажется, в этом замешан был сын Малфоя, и это было как-то связано с Гарри Поттером... Артур несколько раз собирался отправиться в Хогвартс и поговорить с детьми, особенно с Джинни, но все время откладывал. Как он будет смотреть им в глаза? Он изменял их матери с мужчиной, с бывшим Пожирателем смерти, ни во что не ставившим все те идеалы, которые Артур и Молли пытались привить своим детям. Как он мог требовать от детей уважения, он, отец, запутавшийся в собственной лжи? И потом — дети в Хогвартсе. Это самое безопасное место во всей магической Британии! А Альбус Дамблдор — самый сильный маг из ныне живущих. Что может угрожать ученикам в школе? Ничего. Весной — а Артур и не заметил, как пришла весна! — поведение Люциуса изменилось. Артур не мог бы объяснить, как именно, но чувствовал, что Люциус волнуется. Он заговаривал о детях Артура, о Джинни и Роне, но быстро переводил разговор на другую тему. И от него опять пахло этими маггловскими... как их? Сигаретами! Люциус почему-то нервничал, и Артур хотел и боялся узнать причину этого. — Уизли, — спросил Люциус, когда они лежали после очередного бурного соития на смятых простынях, чуть касаясь друг друга. — А что творится в Хогвартсе? Расслабленный и удовлетворенный, Артур не сумел вовремя отреагировать на изменившийся тон Малфоя, ответил спокойно: — Ничего, насколько мне известно. Люциус сел в постели, потянулся. Артур невольно залюбовался им — как Малфою удается сохранить такую фигуру? Сам Артур ненамного старше, а... Но тут Люциус резко повернулся, и все посторонние мысли вылетели из головы. — Ничего, говоришь? И твои многочисленные отпрыски ничего тебе не писали? Ваш драгоценный Дамблдор не владеет ситуацией, в школе происходят нападения на учеников! Драко пишет, что Тайная комната опять открыта. — Люциус, — Артур потянулся к Малфою, но тот отстранился, поднялся с кровати и потянулся к аккуратно сложенной на стуле одежде. — Знаешь, Уизли... Тебе, может, и все равно. Сколько у вас с Молли? Семеро? Одним больше, одним меньше... А у меня один наследник! — Малфой, — Артур тоже сел на кровати, сжал кулаки, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Да как он смеет так говорить! — Если ты не заткнешься, я тебя прокляну, клянусь! Люциус аккуратно застегнул пуговицы на рубашке, накинул мантию, тщательно расправил складки. — Ты слепец, Артур! Вы все слепы. Вы доверяете Дамблдору, как будто он — воплощение Мерлина на земле. Вы не видите дальше своего носа. Пока ошеломленный Артур собирался с мыслями, Люциус уже вышел из комнаты. Эта их размолвка долго не выходила из головы. Слова Люциуса были несправедливы, ошибочны, он не имел права так отзываться о Дамблдоре! А его слова о детях, намеки на то, что Артур плохой отец... И все же Артур никак не мог забыть того, что сказал тогда Люциус. Сначала он с нетерпением ждал совы от Малфоя — им надо поговорить, объясниться! Совы не было. Потом Артур сам написал Люциусу. Люциус ответил холодным посланием — очень занят, слишком много дел, какое-то время нам лучше не встречаться... Артур не ожидал, что это будет настолько больно. — Уизли? Артур, что с тобой? — Эндрю Миллз, коллега по отделу, как раз проходивший по коридору, кинулся к нему. — Заболел? В Мунго надо? Белый совсем! — Нет, — Артур с трудом выпрямился, улыбнулся, сам чувствуя, насколько вымученной получилась улыбка. — Не надо... В Мунго не надо. Отравился чем-то... Я домой, ладно? — Я провожу! — Миллз решительно подхватил Артура под локоть и потащил к лифтам. — С рук на руки Молли твоей тебя передам! И правда, с такой женой — зачем тебе в Мунго? Молли тебя быстро на ноги поставит! Молли заахала, захлопотала возле мужа, быстро уложила его в постель, напоила каким-то горьким отваром, долго сидела рядом, гладя его, как маленького, по голове, пока Артур не провалился в беспокойный сон. Во сне он бежал и падал, шел по бесконечным каменным коридорам за смутно видневшейся впереди высокой фигурой с развевающимися белыми волосами, догонял и не мог догнать. Он пытался позвать Люциуса, но горло сжималось, и голос отказывал ему. А коридор все продолжался, стены сжимались, сходились все ближе, от них исходил обжигающий, душащий жар... На мгновение выныривая из кошмара, Артур чувствовал прохладную ткань на лбу, прикосновения мягких рук и смутно знакомый запах. Он вдыхал полной грудью, силился проснуться, открыть глаза, но опять проваливался в бездонный колодец. Наконец — Артур не знал, сколько прошло времени, наверное, вечность или даже две — кошмар отпустил его. Он долго лежал с закрытыми глазами, ощущая странную слабость и легкость, как после долгой болезни. — Молли! — позвал он, не открывая глаз, и почувствовал, как его легко гладят по волосам. — Я здесь, милый. Лежи спокойно, целитель О’Мэйли сказал, тебе нужно отдыхать. Все хорошо, милый. — Что... — Артур сам удивился тому, как хрипло звучит его голос. Он кричал? Что он кричал? — Что со мной было? — Лихорадка. Целитель сказал, переутомление, нервное истощение. Ты три дня был в бреду, Артур. Артур поймал слабыми пальцами руку Молли, прижал теплую мягкую ладонь к щеке, закрыл глаза. Лихорадка? Можно и так назвать. Ему и правда казалось, что он был болен все это время, а вот теперь, после перенесенного кризиса, пошел на поправку. — Прости, — прошептал он, едва сдерживая слезы. — Я... Прости меня, Молли! — Артур Уизли, посмотри на меня! — он посмотрел. Молли улыбалась ему, так же, как когда-то в школе, до детей, до Люциуса. — Помнишь, я обещала тебе — в горе и в радости, в болезни и в здравии? Артур кивнул. Слезы катились по его щекам, он не вытирал их, просто смотрел на жену. Молли вздохнула, легла рядом с ним, положила голову ему на грудь. — Все будет хорошо, Артур. Мы справимся. Что бы это ни было — мы обязательно справимся! Нет, чуда не произошло — Артур не забыл Люциуса Малфоя. Люциус снился ему по ночам, мерещился в коридорах министерства, он все так же вздрагивал от стука почтовой совы об оконное стекло... Но желание видеть Люциуса, прикасаться, обладать им и отдаваться ему уходило, тускнело, лишь изредка вспыхивая в душе. В начале мая пришло письмо от Перси — с его девушкой случилось несчастье, с подругой Рона тоже. Артур уже готов был броситься в Хогвартс, выяснить, что происходит, поговорить с Дамблдором, но что-то удержало его. Потом в газетах появилась информация об отставке Дамблдора, интервью с Малфоем на первой полосе. Артур скользил взглядом по строчкам, безуспешно пытаясь понять их смысл. Люциус самодовольно улыбался ему с колдографии. Неужели Малфой оказался прав? Артура охватило бешеное желание, перемешанное со злостью. Этот самодовольный мерзавец добился своего, да? Люциус всегда получал то, что хотел! Захотел зачем-то заполучить Артура Уизли в любовники? И Артур попался в ловушку, покорно пошел за ним, делал то, что хотел Люциус, забыв о своей семье. А вот теперь Люциусу зачем-то понадобилось сместить с поста директора школы Альбуса Дамблдора... Артур не понимал, что происходит, и это пугало. Напряжение все нарастало, хотя дети больше не писали. О своих страхах и сомнениях Артур не говорил даже Молли, не хотел расстраивать, она и так нервничала. Он просто ждал... А в конце мая в их дверь постучала Минерва МакГонагалл, исполнявшая в Хогвартсе обязанности директора. Одного взгляда на ее опрокинутое лицо хватило, чтобы Артур понял — случилось страшное. С кем-то из детей! — Артур, Молли, — Минерва избегала смотреть в глаза, старательно отводя взгляд в сторону. — Я пришла сказать, что случилось несчастье. С Джинни, — Молли вскрикнула рядом, схватила его за руку. — Вас ждут в Хогвартсе! Она протянула им позолоченную чайную ложку — это был портал в Хогвартс. Невидимый крюк подцепил Артура за живот, и, увлекаемый порталом, он поймал себя на мысли — только не Джинни! Все, что угодно, он вынесет любые муки. Но только не Джинни!