perdenti

Мукуро не кривясь, опрокидывает в себя пиалу с водкой. Такеши одобрительно смотрит на него и улыбается понимающе мягко. Иллюзионист фыркает, ведет плечом и утыкается взглядом в фотографию на стене бара. Там — Они. Неудачники, как их однажды метко обозвали, а их бравый капитан неожиданно согласился и сделал это названием отряда. Сегодня годовщина. Десять лет как не стало капитана и большей части команды, а также девять с половиной, как умерла лейтенант Савада. Они пьют, повесив табличку «закрыто» на двери бара Такеши. Тот, не без помощи Мукуро, неплохо раскрутился. С грохотом на соседний стул садится Бьянки, которая, до того мешала себе что-то убойное за барной стойкой. — За Неудачников! — За Неудачников! — подхватывают мужчины. Они опрокидывают алкоголь одним махом, не кривясь. И вспоминают. О многом. Как капитан гонял лейтенанта, а Реохей и Хаято делали ставки на то, есть ли между Ланчией и Савадой что-то большее, чем то, что видно чужому взгляду. Хаято считал, что нет, Реохей был уверен, что дело к скорой свадьбе. Наги же загадочно отмалчивалась и в ставках демонстративно участвовать не хотела. Тогда Мукуро было интересно, но сестра упорно хранила чужую тайну. Жаль, что правду он узнал только после. По запавшим, больным глазам Дино Каваллоне. По тому, с какой щемящей тоской и нежностью он проводит пальцами по надгробию её могилы. Тихо звенят колокольчики и, отряхивая пальто от снега, им улыбается Каваллоне. Такеши молча наливает в до того пустую пиалу водку. Дино ничуть не изменился, все такой же блондин с ясными, чистыми глазами. И морщин нет, словно само время обходит его стороной. Но Мукуро знает куда смотреть. В карих глазах застыли тени, а в движениях губ затаилась горечь. Он так и не смирился. Нет, не так. Просто, оказывается, так бывает. Чтобы влюбиться, любить и быть счастливым. И носить свое горе, свою потерю до конца жизни. Дино Каваллоне больше ни для кого не открывал свое сердце. Настоящий ученик Реборна, тогда еще, девять лет назад решил Мукуро. Влюбившийся в лучшую ученицу Реборна. Мужчина, не сломавшийся, а научившийся жить со своей потерей. За это Мукуро его уважал и да, немного ненавидел. Но ненависть была привычным чувством. Она заставляла сердце иллюзиониста биться, а кровь кипеть. Она новая основа его жизни. И даже Такеши и Бьянки с этим уже смирились. Он переводит взгляд на напарника, тот шутливо о чем-то переговаривается с Дино. Бьянки медленно цедит очередной взрывоопасный коктейль через соломинку и смотрит на всех сквозь полуприкрытые ресницы. Мукуро вдыхает. Ему хорошо. Не так больно и даже легче. Наги больше ему не снится. Больше не появляется в его отражении, не шепчет слова утешений и уверений в том, что с ними, там, на том свете все отлично. Мукуро жалеет о том, что сестра ушла. Но и удерживать её годами с собой рядом это фирменное свинство. Мукуро — сволочь, но своя, как однажды сказал Фуута. И иллюзионист с ним согласен. Да и свиньей он никогда не был. — Человеческое в тебе еще живо, — посмеиваясь и хлопая ладонью по плечу, произносит Такеши. Дино прячет хитрую усмешку за пиалой, а пальцы его второй руки отстукивают стаккато по бедру. Привычка, которую он словно вирус, подцепил от их бравого лейтенанта. — За живое! — подхватывает Мукуро. И все пьют и смеются. Они живы. Спустя десять лет он может твердым, уверенным взглядом встретить собственное отражение в зеркале и сказать «я жив». Остальные Неудачники улыбаются им с потемневшей фотографии на стене.