Том милый Том

*Чарли*

Мне не везло с рождения. Моя сестра всегда получала в год на подарок больше, чем я, просто потому, что родилась не в Рождество. Я рано понял, что родиться в праздник — не самое радостное событие. Потом оказалось, что я самый маленький в детском саду, а так же в подготовительном классе, да и к школе ситуация не изменилась, я по-прежнему был «глистой не длинной», как любил сокрушаться отец. Даже сестра была выше меня на полголовы. А она старше меня всего на год. Из-за роста и хрупкости меня били в саду, били в подготовительном классе, и насчет ситуации в школе уточнять не буду — всё очевидно, ведь мир создан не из карамели. Его строили из боли и унижений, поэтому в нем так хорошо живется адвокатам. Если ты маленький — тебя бьют. Если большой — бьешь ты. Правда, в третьем классе к нам перевели очень большого мальчика по имени Джо. Его все так и звали, Большой Джо. И его били так же, как меня. И если я проявлял хоть какой-то протест: ревел и царапался, то Большой Джо сносил все молча, хотя если бы он хоть раз махнул руками, к нему бы никто не приставал. Но он был слишком кроткий. Урок номер два: ляжешь — затопчут, даже если ты гора. Какое-то время я всех старательно ненавидел, но потом отец отвел меня к священнику, и тот объяснил, что во злобе душа спастись не может, и надо проявлять любовь к ближнему, тогда это обязательно зачтется при последней раздаче. И я начал задумываться над добрыми делами. Иногда мыл дома посуду, если сестра очень просила, или давал списать на уроках, чтобы те, кто учится ещё хуже, били не так сильно. А однажды увидел мальчишку, сидящего у стены в школьном коридоре, обложенного учебниками и отчаянно что-то пишущего в тетради. Мальчишка был пока ещё тощий, но уже высокий, как я не люблю, а отец, наоборот, говорит, что таким, как он, богом дано идеальное тело. Мышцы, кости, волосы — все истинное совершенство, которое чтобы испортить нужно ещё постараться, такая уж конституция. Не США, а тела. А насчет моей (тут отец всегда жалостливо смотрит сначала на меня, потом на себя) что поделать, наследственность не перебьешь. И всегда добавляет — вот бы тебе ещё и характер передался. Характер, слава богу, не передался. Я не хочу так жить, как бороться. Он работает ортопедом в подростковой больнице. Денег не очень много, зато куча проблем, и в основном с подростками или с их родителями. Отступать он не умеет, суды выигрывать тоже. Всегда хочет своим пациентам лучшего, а они стабильно плюют ему в душу. Вот и Большой Джо после того, как его изобьют, всегда поднимался и возвращался за парту. Без слез, без жалоб. Словно спать ходил. Большой Джо единственный, кого я жалел больше, чем себя. Хоть он и был дауном. И этот мальчишка с учебниками мне показался в чем-то похожим на Джо. Большой и беспомощный. Да и добрые дела никто не отменял. Поэтому я подошел, на всякий случай остановился вне пределов его досягаемости, подождал, пока он уберет ручку (опасный предмет) в пенал, и спросил: — Привет, ты в каком классе? Тебе нужна помощь с домашкой? Он удивлённо поднял глаза, трогательно ими похлопал и беззащитно улыбнулся. Точно как Большой Джо. — Спасибо. Всю ночь возился с рефератом по финансовому планированию — скука смертная — и забыл про алгебру. Её я только что доделал, но реферат меня вымотал. А как твоя домашка? Пришлось признать, что не очень. Парень тут же вытащил какую-то тетрадку и сунул мне под нос, невесть как преодолев созданное мною защитное расстояние. И ручку, только что убранную, тоже протянул, словно у меня своей нет. — Бери. До урока ещё десять минут, успеешь переписать. — А сколько у тебя там ошибок? — Это же домашка, а не контрольная. На уроке подумать некогда, а дома больше и заняться нечем. Бери-бери. Я взял. Открыл. Полистал. Блин, мне бы так учиться! До урока оставалось всё меньше времени, и я решил его не терять. Уселся рядом со странным умником, больше не думая о защите и нападении, и принялся перекатывать задания, которые, о чудо, вполне мне подходили. — Я Рой, — внезапно сказал он, и я понял, что дурак. Списываю у парня, которого посчитал за тупицу, а сам даже имени не спросил. — Чарли, — ответил я, запнувшись. — У тебя очень красивый голос, Чарли. — А сам смотрит на меня и лыбится. Может, и не тупой, но что-то с ним точно не так. Я зачем-то смутился и взъерошил себе всю прическу. И сердце моё упорно чуяло, что проблем с этим новым Джо я не оберусь. Уже на следующий день я осознал, в каком положении очутился. Рой оказался звездой школы. Самый популярный мальчишка, звезда баскетбольного клуба, с которым занимается персональный тренер. Отличник почти по всем предметам, к тому же талантливый пловец, словно всего вышеперечисленного недостаточно. И при этом не драчун. То самое истинное совершенство, о котором талдычил мне отец. Не живи я в полном отрыве от жизни школы (меньше лезешь, лучше спишь, так как синяки не беспокоят), сразу бы понял, кто это, и обошел бы десятой стороной. А сейчас он находил меня везде, где бы я ни находился, обнимал за плечи и шёл рядышком, ведя светские беседы. И все это видели! Пустое-место-Чарли и Рой-идеал-для-каждого! Если мне удавалось в последние годы избегать физических контактов с одноклассниками ввиду практически полной самоизоляции, то сейчас этот мыльный пузырь безвозвратно лопнул. Я стал интересен слишком многим и слишком резко. Сколько раз Рой появлялся очень вовремя, чтобы увести меня из-под очередного разгневанного носа. Нет, он не угрожал и не дрался, а улыбался, хлопал моих обидчиков по плечу, как добрых приятелей, привычно закидывал руку мне на плечи и тащил за собой в спортзал, где мог не выпускать мяч из рук часами, пока я читал ему книги и учебники. И он меня ещё и благодарил, что помогаю с учебой. А потом одна девочка из его класса влепила мне пощёчину, сказав, что я не имею прав на Роя, и что я должен исчезнуть из его жизни, чтобы уступить место нормальной женщине. До этого девчонки меня никогда не били. И меня никогда ни в чем таком не обвиняли. В том, что мелкий, в том, что смотрю не так, в том, что рубашка не того цвета, или просто «гони деньги» — это да, но никогда из-за других. Меня ударили из ревности. Помню, как ударил в ответ. Может быть, даже завизжал. Не помню. Я не очень контролировал свой голос. Сказал, чтобы она засунула свои гадости туда, откуда достала. Что если она не в состоянии привлечь парня, незачем срываться на других. Что если он ей так нужен, пусть идет и берет, а отдавать мне нечего, так как на его дружбу я не навязывался. Она вылетела из класса злая, как фурия, а я остался опустошенный в центре всеобщего внимания. И мои чувства к Рою в тот момент были очень далеки от дружеских. Поэтому стоило ему через несколько часов в очередной раз облапить меня за плечи, как я скинул его руку так, чтобы она отлетела подальше, а желательно оторвалась. — Не смей так делать больше никогда. Понял?! Я тебе не девочка! И играть с собой всяким золотым извращенцам не позволю! — Я не золотой, я рыжий. И я больше не буду. Правда. И это было всё, что он ответил на мою истерику. Улыбнулся виновато, демонстративно заложил руки за спину и наклонил голову набок: — Почитаешь мне сегодня, или ещё сердишься? Сердился ли я? Самый популярный парень для меня как Большой Джо. Огромный, плюшевый и жутко привязчивый. А ещё он «больше не будет». Я и торжествовал и ужасался. Я мог вить из него веревки так же, как их всегда вили из меня, но при Рое ко мне никто никогда не сунется. Есть и обратная сторона: для этого надо быть при нём, а это значит забыть о незаметности. Почему из всей школы, где у него столько знакомств, и где каждый будет рад даже простому с ним разговору, он выбрал именно меня? Аутсайдера, что уж там приукрашивать. Он же светится как солнце, а я и на луну-то не вытягиваю. Однако стоит признать, что как друг он был неплох. Помогал с домашкой, объяснял задания — я неплохо подтянул свой уровень. Правда, его увлечение литературой как-то не очень вязалось со всей его личностью. Особенно меня утомляло читать ему что-то многотомное и жутко скучное, пока он носился по площадке на индивидуальной тренировке под взглядом засыпающего на вид тренера. Я бы тоже заснул, но с Роем это невозможно. — О нет, Чарли, ты читаешь не так. Описывается душевный подъем героя, в интонациях должен быть восклицательный знак, а у тебя получается, что он на похоронах. Похороны будут позже. — Ты что, это уже читал? — Это же классика, Чарли. Она создана для перечитывания. Кошмар. Но когда он тренировался с командой, я наслаждался заслуженным покоем. Уходил домой раньше и упивался чистым небом без рыжего истукана над плечом. Но были и плюсы, я научился ходить по коридорам в самом их центре, не уворачиваясь от проходящих учеников. Это они старались не столкнуться со мной, здоровались, спрашивали как дела у Роя. Как у него дела? В его голове всегда крутятся только три вещи: книги-уроки-мяч. Чтение и баскетбол — это две болезни. Но если на втором можно заработать, то первое — бесполезная трата времени. А учился он из-за отца. Тот хотел видеть сына финансовым гением, а он выбрал баскетбол. Поэтому Рой из кожи вон лез, лишь бы показать отцу, что небезнадежен и вне спорта. Учеба у него получалась отлично, а цифры нагоняли такую же тоску, как на меня книги. Но он старался. Я свидетель — никогда не видел, чтобы так закапывались в учебники. Ну да книги он всегда любил. Удивительно то, что в этот круг интересов попал и я. И постепенно всё становилось только хуже. Он был рядом со мной всегда. Я иду домой, он идет рядом. Я в магазин — он помогает выбирать. Улыбается странно, словно ждет чего-то, а сам молчит. Один раз даже попытался отобрать рюкзак, чтобы нести за меня, но тут я взвился, представив, как это выглядит со стороны и наорал на него. А он почесал чуб, пожал плечами и вернул рюкзак обратно. — Прости. И снова улыбается. Он совсем псих? Орёшь на него, как на младенца, а потом стыдно, когда смотришь на его смущение. Он точно больной. Чего ему от меня надо?! А потом я узнал. Нет, он остался верен себе и ни о чем мне не говорил, просто в тот день достал меня больше обычного и я спрятался в медкабинете. Логика Роя не позволяла искать здорового человека в месте для больных, поэтому я мог считать себя спасенным от его назойливости. Сегодня он решил пойти ко мне домой помогать с домашним заданием. Вот только дома мне его не хватало. Отец сразу вцепится в его ноги, такие идеальные, будет рассуждать о его теле, таком идеальном, читать мне лекции о его успеваемости, такой… Короче, ещё и дома мне его точно не нужно. Да, я маленький, не люблю физкультуру и учусь средне, и что мне теперь, ложиться и умирать? Примерно так я рассуждал, попутно раздумывая, что наврать медсестре, когда она вернётся. Головную боль? От Роя она у кого хочешь заведётся. Её шаги как раз приближались к кабинету, и я быстро нырнул на кровать, как самый больной человек в мире. Но она, приоткрыв дверь, не зашла. — Мисс Грейсон? — услышал я набивший оскомину голос. Неужели и тут нашел? Есть в этой школе хоть одно место, где нет Роя? — Да, Рой. — Конечно, она знает его по имени. Его все знают по имени. — Что-то болит? — Нет, Мисс Грейсон. Я просто хотел поговорить. И куда мне деться, когда они зайдут? Я панически оглянулся, и награда нашла своего героя. Медицинский кабинет единственный, где на окнах шторы, а не жалюзи. Делалось это, наверное, для какого-нибудь расслабляющего терапевтического эффекта, не знаю, но сейчас они были для меня единственной надеждой на спокойный вечер. А дальше я уже ничего не видел. Разговор делился на неловкие паузы, а я был занят тем, что старался дышать пореже. — Проходи. Точно ничего не болит? Ты много занимаешься, будь аккуратней. — Хорошо, Мисс Грейсон. Я хотел спросить вас… Простите, если лезу не в своё дело, но я больше никого не знаю, кто мог бы мне помочь. — Садись, расслабься. — Спасибо. Дело в том, что… Мне нравится один человек в школе, но это парень. Его зовут Чарли. И вот тут я вообще забыл о дыхании. — Я раньше никогда не задумывался ни о чем таком. Ни о девчонках, ни, тем более, о парнях. А тут такое. Не знаю, что со мной. Полгода вижу только его. Ему со мной тяжело, я это знаю, но отпустить не могу. — А что думает об этом сам Чарли? Сейчас я вообще ни о чем не думаю, одна лишь пустота гудит под черепом. — Я не знаю. Я ничего ему не говорил, боюсь ранить. Он много думает о мнении окружающих, и вряд ли обрадуется, скажи я ему подобное. Но я стараюсь дать ему понять, что он мне небезразличен, а захочет ли он это принять — его выбор. Я готов ждать. — Ты выбрал сложный путь, мой мальчик. А учитывая, насколько вы оба ещё молоды, этот гормональный всплеск может пройти без следа. — Мне бы тоже этого хотелось, но пока не проходит. И я должен быть готов к тому, что это останется со мной на всю жизнь, и я не смогу от этого спрятаться. Поэтому и пришел к вам. Что мне делать? Можно убежать от этого? Если я переведусь отсюда, меня отпустит? — Почему ты спрашиваешь об этом у меня, Рой? — Потому что я видел, как вы целовались с женщиной на парковке супермаркета. Я хотел пойти к мистеру Симплеру, но мужчина, который каждый день его подвозит, может оказаться братом или ещё кем-то, и я лишь создам неловкую ситуацию. Мне не стоило приходить? — Ох, Рой. Взрослый человек не обязательно всё знает, ведь люди очень разные. Меня не отпустило, ты прав. Но и счастья не дало. Приходится скрывать это в школе, так как родители учеников, как правило, в этом вопросе слишком консервативны, хоть я и не учитель. Найти ту самую, единственную, пока тоже не удалось. Мой тебе совет, если сможешь соскочить — соскакивай. Не сможешь — иди до конца. А это родители, друзья, все знакомые. И мало кто погладит тебя по головке за твой выбор. Каминаут нельзя остановить: сделав раз, будешь делать всю жизнь. И не получится выбирать — тут говорю, а тут нет. Как видишь, парковки супермаркетов тоже небезопасны. Ты очень яркий мальчик, Рой, и полумеры убьют тебя. Так что несколько раз подумай, прежде чем втягивать в это любимого человека. Рой шумно сглотнул и, судя по звуку, растер виски. — Я понимаю, мисс Грейсон. Спасибо. Извините, что побеспокоил. Когда он закрыл дверь, я дернулся по щелчку замка. Штора звякнула кольцами, и через мгновение я уже смотрел на кумира девчонок хохотушку-медсестру мисс Грейсон-которой-не-везет-в-любви. — Э, мэм… — Ты ведь Чарли, верно? — Мисс… То есть, да, мэм… — Что ж, Чарли. Раз уж ты всё слышал, то выбор только за тобой. — Да, мэм. То есть, нет, мэм. То есть… Так я и ушел. С кашей в голове. Какой выбор? Рассказывать ли о ней директору? Она мне ничего плохого не сделала. Сказать Рою, что я всё знаю? Нет спасибо, решит ещё, что я согласен на всю эту его гомосятину. Нет у меня никакого выбора. Если я избавлюсь от него, то как сейчас вижу: «Ах, звёздочка-Рой бросил нашу бродяжку? Какая жалось!» И что я в итоге получу? Идиот-Рой вытянул меня из тени, и если уберет свою руку, то падать мне гораздо дольше, чем было вставать. А так, пока он не распускает руки, всё можно оставить в том же виде, как оно было до этого разговора. Следующего дня я побаивался. Но Рой в нём оказался таким же Роем, как всегда. То есть, назойливым доставалой с руками за спиной. Я опять читал ему какою-то скукоту, а он радовал тренера бросками в кольцо из любой части спортзала, и хоть бы раз промахнулся. Чертово совершенство. Ладно. Люди живут и хуже.