Мир за пределами черноты

Тело ныло от долгой неподвижности, но менять позу, да и просто двигаться не было не малейшего желания. В груди противно, очень сильно болело, плечи мелко подрагивали. Тсунаеши и сам не понимал, чего хочет в данный момент больше всего – заплакать или рассмеяться. Наверно, все же смеяться, громко, истерично, срывая голос, добиваясь боли в горле. Чтобы не говорить, не отвечать на дурацкие вопросы, не пытаться сдерживать себя, когда хочется сказать какую-нибудь грубость. Чтобы молчать. И ни в коем, ни в коем случае не наорать на Реборна… Происходящее окончательно перестало напоминать сон. Таких четких, таких реальных снов не бывает, по крайней мере, у Тсуны никогда не было. Во сне никогда не испытываешь настолько сильную боль, никогда не слышишь такие слова. Никогда. Даже самый страшный кошмар не вызывает такого ужаса. Шум дождя за окном сводил с ума. Шорох падающих капель был слишком, слишком громким… Да все было слишком громкое. Сиделка, которую к нему приставили, слишком громко дышала. Аромат ее духов забивал ноздри, казалось, что она вылила на себя весь флакон. От балдахина исходил четкий, противный запах пыли. И дождь. Проклятый дождь, от звука которого начинала болеть голова. Больно. Почти зажившая рана под повязкой горела огнем, тело то тряслось от холода, то потело от жары. Он все время комкал пальцами пододеяльник, изо всех сил сосредотачиваясь на этом ощущении. Чтобы не потерять контроль, не завыть в голос от отчаяния… Он оглохнет. Если он закричит, то точно оглохнет. Пальцы ощущали даже малейшие ворсинки на ткани, четко прощупывалась каждая нитка. Он бы решил, что материал очень грубый, если бы не знал, что это очень мягкий хлопок… Ощущения были слишком, невероятно реальны. Звуки. Такое чувство, что он случайно включил наушники на полную громкость. Даже тихий звук дождя за окном бил по ушам, а когда рядом находился кто-то… Замолчите. Он скоро начнет умолять, чтобы все замолчали. Хотя нет, он ничего не скажет, он не хочет быть еще более бесполезным… Не хочет. Горло сжал спазм, дрожь прокатилась по телу. Тсуна прикусил губу, но тихие всхлипы все равно вырывались на волю. Рука судорожно сжала одеяло, и ткань грубо царапнула ладонь. Колется. Так раньше кололась шерсть… - Дон Савада, - сиделка. Эта чертова сиделка, которая вот уже несколько дней, со времени его приезда в особняк, не оставляет его одного. Тварь. Наверно, Тсуна впервые хотел убить кого-то так сильно. Убить просто за то, что она слишком громко дышит и говорит, слишком сильно пахнет… Все слишком. Ни минуты покоя. Рядом с ней мир за пределами черноты еще более реален.- Дон Савада, с вами все в порядке? Это показалось жуткой насмешкой. Все ли с ним в порядке? О да, все просто прекрасно. Ведь мир вокруг такого веселого, непроглядного черного цвета… А от нее разит химией. Тяжелым, сладким ароматом духов, ни разу не похожим на настоящий. - Все в порядке, - шепот, едва различимый для ее уха шепот. А ему кажется, что он кричит, кричит во все горло, и на его крик сейчас сбегутся все хранители… Никто не придет. Он прекрасно слышит жалость и пренебрежение в их голосе. Раньше он научился хорошо читать по лицам. А контролировать голос сложнее, чем лицо. Теперь он может превосходно читать по интонации голоса. Стук. Громкий стук каблуков по ковру, заглушающий шорох капель за окном. Бред. Шаги по ковру почти не слышно, они едва различимы… А тут словно прыгают. Прыгают. Ха-ха-ха… Два. Один. Она стоит в шаге от его кровати, ее взгляд скользит по его лицу. Раньше он никогда этого не чувствовал, не умел определять это чувство. А сейчас на кожу словно что-то давит там, куда она смотрит. Она чувствует отвращение и интерес. Тсунаеши не понимает, с чего он это взял, он просто знает это. Ее громкое дыхание становится ближе, она делает еще шаг – и прохладная рука опускается на его лоб. Неприятно. - Оставь меня, - первые слова, которые он говорит в полный голос. Громко. Отчетливо. До боли в ушах, но это мелочь, по сравнению с внутренней болью. Он хочет страдать в одиночестве. А она мешает ему, мешает. - Но… - он морщиться от ее громкого голоса. И чувствует, как она вздрагивает, когда он поворачивает голову к ней так, словно смотрит на нее. Интересно, чего она так испугалась? - Никаких но. Выйди за дверь, немедленно, и не входи, пока я не позову. Шаги неуверенно направляются к двери, щелчок – дверная ручка опускается вниз. Дверь медленно открывается, громкий, преувеличенно громкий шаг за порог, и тихий шаг назад. Дверь закрывается. А она все так же громко дышит у двери. - По-моему, я просил тебя уйти, а не встать в одном шаге возле двери, - Десятый шепчет, его уши устали от крика. Ее громкое дыхание на миг исчезло, сделав шорох дождя за окном более сильным. Затем она задышала опять – часто, нервно. И Тсуне показалось, что он слышит, как подрагивает дверная ручка в ее руке… - Но как!... - Не кричи, я прекрасно тебя слышу. Выйди, я сказал. Дверь распахивается вновь, и слышен только стук каблуков по коридору. Затем громкий, словно взрыв, звук захлопнувшейся двери. Он со стоном зажимает руки руками. Первые молоточки боли стучат в его голове. Занзас сидел в своем любимом кресле, положив ноги на стол. Рука сжимала бутылку виски, к которой он неоднократно прикладывался. Надо успокоиться, успокоиться, он не может прибить этого старого пидараса прямо сейчас… А так хочется. Девятый сидел во главе стола, неодобрительно смотря на приемного сына, которому было откровенно похуй. Вария и Вонгола в полном составе сидели за столом, нервно косясь на Тиматео,Реборна и Емитсу, стоящих за его плечом. Напряженность буквально потрескивала в воздухе. - Зачем вы нас собрали, Девятый? – правая рука мелкого мусора странно посмотрел на старика. Этот психованный подрывник выглядел неважно. Слишком бледное, осунувшееся лицо, громадные круги под впалыми глазами. Впрочем, они все выглядели так. И сколько бы кто из них не говорил, что «захватит тело» Савады или «забьет до смерти», но по ним было видно, как они волнуются. Мусор. Научились бы скрывать свои чувства, раз уж стали Хранителями Вонголы. Занзас прекрасно знал, что по нему не заметно, что он, не просыхая, пьет все время после той злополучной миссии… Цветущий вид Реборна, Девятого и Емитсу бесил до красной пелены перед глазами. Особенно последний. Савада, блять, его сын! Хотя во что во что, а вот в светлые чувства отцов к своим детям Занзас не верил. - Хороший вопрос, Гокудера. Ты и Хранители поедете в Японию, мы уже нашли претендента на роль Одиннадцатого, вы станете его хранителями. Вария останется здесь, охранять семью. - Ку-фу-фу, а как же Тсунаеши-кун? – руки иллюзиониста крепко стиснули трезубец. В его голосе не было привычной издевки, он звучал скорее напряженно, с угрозой. Скуало кинул тревожный взгляд на Занзаса – ему казалось, что тот сейчас спалит всех к чертовой матери. Нет. Босс Варии спокойно глотнул виски. - Я боюсь, что Тсунаеши-кун для нас сейчас бесполезен. Мы отправим его к матери, в Намимори. Естественно, мы будем снабжать их деньгами, - ублюдок. Расчетливый старый ублюдок. Бутылка едва слышно хрустнула под пальцами. - Но как же?!.. - Вы что, даже не будете его лечить?! - Лечение Тсуны займет очень много времени, да и не факт, что это удастся. Мы должны думать в первую очередь о семье. Без босса она слаба. А Тсуна... Тсуна тоже слишком слаб. Он не сможет защитить семью. Нам нужен новый, Одиннадцатый Вонгола. Десятый Вонгола навсегда останется в нашей памяти как прекрасный босс, но в данный момент он бесполезен. Звон. Осколки стекла посыпались на пол. - Раз так, то Вария отказывается подчиняться приказу бывшего, - Занзас с удовольствием выделил слово бывшего, - босса Вонголы и не признает Одиннадцатого, кем бы он ни был. Я официально, от лица командира Варии и всей Варии, заявляю, что считаю боссом Десятого Вонголу, Саваду Тсунаеши, и не буду подчиняться ничьим приказам, кроме его. Если Вонгола не признает своего босса, Вария отделяется от Вонголы. Короче, пошел на хуй, старпер. - Занзас! – сколько изумления в голосе. Не ожидали, да?- Занзас, немедленно остановись! - Найди того, кто захочет меня остановить, старый мудак. - Ку-фу-фу, я думаю, что таких в этой комнате наберется только трое… Поместье горело. Занзас буквально бежал вперед, слыша вдалеке вопли и взрывы. Как мило. Вария громит поместье Вонголы, и Хранители Десятого ей в этом помогают. Наконец-то этот старпер проиграл. Наконец-то. Запах гари и дыма Занзас вдыхал полной грудью. Он победил. После стольких лет подготовки он победил. Только вот не было радости. Лишь мрачное, болезненно удовлетворение. И ощущение, что он кого-то предал. Бля, он никого не предавал! Мысль создать собственную семью появилась у него давно, сразу после проигрыша. Эта мысль согревала, именно она не давала убить Саваду. Нет, Десятый был необходимым винтиком в его планах. «Вонгола всегда едина» - да, это так. Вариец верил в это всей душой. Однако так было раньше, когда Вонгола была сильна, когда Вонгола была Вонголой. Когда Десятым был этот мелкий мусор. А сейчас… После того, как из игры выбыл Савада Тсунаеши, началась агония. Медленная, но верная, и защита Варии сможет только ненадолго ее отсрочить. Все союзные шавки подняли головы, узнав о беспомощности босса. Семья без Неба – не семья. Ждать больше нельзя. Момент как раз подходящий, чтобы добить. Так решили все – союзники, противники, и Занзас. Только он собирался добить не Вонголу – ненавистного старика. А то, что старик утащит за собой в могилу мафиозную семью, да не одну, Занзаса не волновало. Ему было плевать. Время Вонголы кончилось, кончилось две недели назад. Как раз тогда, когда ослеп Десятый, а босс Варии принял окончательное решение. Какая ирония. Могущественная семья, просуществовавшая века, погибает в считанные недели… Хранители Савады пойдут за ним. Раньше на такую удачу было сложно рассчитывать, но сейчас, когда Девятый показал себя во всей красе, самое время. Время организовать новую семью, которая будет внушать страх. Которая будет истинной мафией, а не жалкой пародией на нее. И никто не сможет ему теперь помешать. Даже Савада… Он использовал бы всех, даже его. Играл с его чувствами, опутывал паутиной лжи, да просто убил – если бы все это началось, хотя бы два года назад. Но это почему-то началось сейчас… Сейчас. В то время, когда на Саваду даже сложно поднять руку, не то, что пистолет. Когда один вид его худой, невысокой фигуры заставляет что-то внутри сжиматься, вызывая желание защитить. Уберечь. Спрятать от всего мира. Сначала его привлекло видение мира Савады. Те громадные, просто гигантские розовые очки, которые он носил. И удивляло отношение Хранителей – они всячески защищали своего босса от грязи мира. Это бесило, заставляло сжимать зубы от ярости. Не правильно. Это неправильно. А бесился он от того, что сам поступил бы так же. Вот и дверь. Рука замерла над дверной ручкой, не имея сил опуститься вниз. Занзас чувствовал себя виноватым. Впервые в жизни он ощущал вину. Потому что хотел убить. Потому что хотел использовать. Потому что не пошел с ним на то злополучное задание, хотя он просил… Черт. Он изо всех сил заехал кулаком в стену, разбивая костяшки до крови. Больно. Почему в груди так больно? Ему страшно зайти внутрь, страшно вновь увидеть ЭТО. Белая повязка на месте янтарных, цвета виски глаз. Выдранные с корнем розовые очки… Он решительно распахнул дверь, но комната была пуста. Что за черт?! Из ванной доносился звук льющейся воды. Пораженный внезапной догадкой, босс Варии бросился вперед. Разлившаяся вода хлюпала под сапогами, а в ванной, лицом вниз, плавало такое знакомое, хрупкое тело… Капли дождя барабанили по карнизу. Громко. Зажав уши руками, Тсунаеши свернулся под одеялом. Больно. Болела голова, путались мысли. Черное. Все вокруг такое черное… Страшно. Казалось, что страх достиг высшего пика. Он впервые остался один после тех слов Реборна. Нельзя было выгонять сиделку, нельзя… Но она будет только мешать. Она ни за что бы не позволила ему сделать это. Надо встать. Надо. Он сделает это, он обязательно сделает это… Ничего больше не остается. И это вовсе не страшно – он не хочет прожить жизнь так, правда ведь? Он никому, никому не нужен. Они все считают его бесполезным. Никчемный, слепой инвалид… Ворс ковра щекочет ноги. До стены три широких шага, и два шага влево – там дверь в ванную. Он прекрасно это знает – это его комната, хоть что-то ему оставили…Однако будь на его пальце кольцо Неба, ему было бы в тысячу, в миллион раз лучше, чем сейчас. Но он ведь уже не их Небо, а лишь инвалид, бесполезный, никчемный, так ведь? Шаги неуверенные, его сильно шатает. Темно. Руки вытянуты вперед, он шарит ими в воздухе, ища стену. Ничего. Не видно ничего… Скоро это все закончится. И он искренне надеться, что там будет тихо. Обои на стене гладкие, прохладные. Он, дрожа, уткнулся в них лбом, стараясь не сползать по стене. Тяжело. Ходить никогда не было так тяжело. Рука невесомо скользит дальше, слегка касаясь стены. Дверь. Где-то здесь эта чертова дверь. И он должен, обязан ее найти… Она оказалась совсем не там, где он ожидал. Он приблизился почти что ползком – от долгого лежания не держали ноги. Здесь. Ручка где-то здесь. Оглушительно щелкнул замок – и он ввалился внутрь, потеряв равновесие. Руки скользнули по ледяной плитке пола, и сразу же нащупали край ванны. Вверх – вот он, кран. Вода потоком хлынула вниз… Громко. Ками-сама, как громко! Терпеть. Нужно потерпеть еще немножко, а потом все закончится. Звук оглушал, даже зажатые уши не помогали. Схвативший рукой за край ванны, он приподнялся, затем медленно погрузил одну ногу в воду – дико холодная… Ступню внезапно скрутила судорога, и он упал, ударившись раной обо что-то. Всю голову пронзила резкая боль, в нос и в рот хлынула вода. Он не мог ни подняться, не пошевелиться, мысли расплывались из-за боли. Но он ведь этого хотел? Занзас на мгновение замер, увидев такую картину. Ужас. Его буквально парализовал ужас. А в следующее мгновение руки уже сами доставали Саваду из ледяной воды… «Что делать?» - мысль билась в мозгу испуганной птицей. Что надо делать, когда человек почти утонул? Вода стекала по волосам и пальцам мелкого мусора, капала с подбородка. Мокрая повязка плотно прилипла к лицу, демонстрируя слишком глубокие дыры на месте глаз. О том, что он не успел, Занзас предпочитал не думать, но тело в его руках было ледяным. Это из-за воды, да, из-за ледяной воды… Он не сжимает в руках труп. Мелкий мусор жив. Жив. Но сердце не билось. Кажется, надо перевернуть его животом вниз. Страшно. Занзас ненавидел ощущать себя беспомощным. Но в данный момент он не знал, что делать, как помочь. Чертов мусор. Когда он очнется, Занзас его выебет. Если он очнется… Он положил Десятого себе на колено так, чтобы голова оказалась ниже уровня груди. Руки Савады с каким-то глухим, слегка чавкающим, звуком ударились о пол, свисая с двух сторон, словно набитые тряпками рукава одежды. Кажется, так. Или нет? Из открытого рта мусора со странным хрипом выплеснулась вода, капли со звоном разбились о пол ванной. Руки босса Варии мелко тряслись, а в голове, словно какой-то таймер отсчитывал секунды. Не умер, не умер, не умер… Перевернуть на спину. Не дышит, пульса нет. Холодный, обжигающе холодный. Труп? Руки неосознанно тянутся к глазам, натыкаясь на мокрую, пропитанную водой и кровь повязку. Коричневые волосы прилипли к ней, создавая странную картину. Черт. Он не может узнать, жив ли Савада. Это будет забавно, если Занзас будет реанимировать труп… Ударить по нижней части груди, пальцы судорожно ищут сонною артерию. Он нервно гладит мягкую, холодную кожу, из-под пальцев стекает проклятая вода. Пульса нет. Сердце все еще не бьется, но только сильнее прижимается к плоской груди Десятого, пытаясь уловить робкий стук. Твою мать, Савада… Плотно прижаться губами к его открытому рту, вдыхая воздух. Нажать на сердце. И опять. Все время повторять эти действия, считая про себя. Раз. Два. Три. Четыре. Бейся, черт возьми, бейся! Ничего. Он все время нажимал на мокрую грудную клетку и вдыхал воздух в холодные губы, отгоняя мысли о смерти этого мусора. Он сидел на полу, склонившись над трупом… Оно забилось, когда он думал, что уже конец. Отстранившись, он наблюдал, как Тсуна судорожно втягивает воздух и закашливается, выплевывая изо рта воду. Дергается, словно вытащенная на песок рыба, в тщетных попытках приподняться на локтях. Мокрые волосы липнут ко лбу и щекам, скрывая за собой уродливую, почти уже не скрытую повязкой рану. Жив. Он жив. Черт… Приподнять и усадить себе на колени, сжимая так крепко, как только можно. Холодный. Худое, хрупкое тело сотрясалось от кашля, руки крепко вцепились в рубашку Занзаса. Холодные, мокрые прикосновения заставляли босса Варии сильнее прижать к себе Тсунаеши. Он почувствовал, как рубашка и брюки начали промокать, но это только обрадовало его, словно подтвердило реальность. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, раньше он никогда не ощущал подобного… Черт. Пальцы зарылись в мягкие, мокрые волосы, он притянул голову Савады ближе к себе, чувствуя как спекают капельки воды между пальцев. Холодный… - З-занзас? Было очень больно. Тсуна судорожно хватал раздирающий легкие воздух, не имея возможности остановиться. При каждом вздохе все внутри буквально разрывалось от боли. Он чувствовал, как по спине стекают холодные капли воды, как липнет к телу мокрая одежда. Место, где раньше были глаза, словно горело огнем. Темно. Он пытался приподняться, чтобы было легче дышать, однако слабые руки совсем не стремились держать своего хозяина. Вода, казалось, вытекала ото всюду: изо рта, из носа и ушей. Внезапно Савада почувствовал горячие, обжигающие прикосновения. Его приподняли и посадили на что-то, не очень мягкое и не очень твердое, горячее. Чьи-то колени? Руки сами скользнули вперед и вверх, пальцы нащупали ткань рубашки. Он сильно сжал ее, хватаясь, словно пытаясь зацепиться за что-то за пределами черноты. Мужчина. Его сейчас обнимает и прижимает к себе мужчина. Кто? Проклятая чернота не давала не единой возможности узнать, а нос противно ныл после воды, отказываясь воспринимать какие-либо запахи. Тсуна почти оглох от своего хриплого, надрывного дыхания, а под ладонью, под тканью рубашки судорожно билось чье-то сердце. Пальцы неизвестного зарылись ему в волосы, и голову Десятого притянули ближе к горячему телу. Мужчина был настолько близко, что Савада смог ощутить запах раскаленного металла и алкоголя. А еще запах крови, такой неприятный запах крови… - Занзас? – Тсуна не знал, зачем спросил это. Но ему требовалось подтверждение, он не мог доверять своим чувствам сейчас. Зрение оказалось невероятно важной, незаменимой частью его, а ведь раньше он даже не задумывался, почему видит…Зачем? Зачем Занзас его остановил? Запахи и звуки стали постепенно возвращаться, и стук двух судорожно бьющихся сердец звучал громче всего на свете. Тсуне было больно, обидно и страшно, но почему так бьется сердце Занзаса? Горячие руки только сильнее, до боли стиснули ребра, ухо опалило чье-то дыхание, рваное, взволнованное. Близко. Занзас очень и очень близко… - Никогда. Не смей. Вытворять. Подобное. – В хриплом голосе были незнакомые ранее Тсуне, но очень пугающие интонации. Он не понимал. Зачем, зачем варийцу нужно все это? И какая ему разница, жив Тсуна или нет? - Занзас… - Заткнись, мусор. У нас нет времени. Твои придурки терпением не отличаются, и я чувствую, что скоро особняк взлетит на воздух. - Почему? – он ничего не понимал. Занзас говорил довольно громко, но это почему-то не раздражало. Внезапно, он отчетливо услышал взрывы и звуки стрельбы. Словно кто-то переключил на полную мощность едва говорящее радио. Звуки ворвались в уши, и стук сердца, капанье воды, дыхание, крики, стрельба и взрывы оглушили его. Он застонал, затыкая руками уши, стараясь отгородиться от всего. Громко. - Савада?! – его схватили за плечи, больно сжимая их. Наверно, Занзас не знает, что такое аккуратность с больными – все время так грубо хватает… - Громко, - почти неслышно выдохнул Десятый, его собственные слова колоколом прозвенели в начавшей болеть голове. Он глубоко вдохнул ртом, вызывая новую вспышку боли в легких и пытаясь успокоиться. Страшно. Если взрывы станут ближе, он не выдержит, - Мы дышим слишком громко… - Блять, - Занзас сорвал с плеч пиджак и плотно завернул в него мокрого Саваду, поднимая воротник и прикрывая им его уши. Он поверил в то, что сказал мелкий мусор, хотя это показалось ему невероятным. Как можно слишком громко дышать? У них почти нет времени. Сейчас надо сваливать, он сильно задержался. Кто же мог подумать, что эта сука мелкая откинет такой финт ушами… Он разберется с ним потом. В данный момент надо убираться отсюда. Глухие звуки взрывов, на которые он раньше не обращал внимания, стали чаще. Странно, что никто еще не пришел охранять Десятого. Хотя, эти придурки даже не подумали, что это цель Варии, вцепились в свои кольца Вонголы и стоят там насмерть. Взгляд невольно скользнул по тонким пальцам Савады – кольца Неба на них не было. Отобрали, ублюдки, да это и неудивительно… - Заткни уши сильнее, снаружи просто адский шум, - дождавшись кивка, Занзас подхватил Тсунаеши на руки, выбегая из ванны и подходя к окну. Придется убегать так, с Савадой на руках он стрелять не сможет… Вот черт, выпрыгнуть не сможет. – Так, стоп, ничего не получится, обхвати меня руками за шею. Тсуна не протестовал. Холодные прикосновения вызвали у Занзаса кучу мурашек, горячее дыхание, касавшееся щеки, тоже. Достав пистолеты, он крепко сжал их в руках, сосредотачиваясь и выпуская пламя. Сзади громко хлопнула дверь, и Занзас выбил стекло, резко оборачиваясь. Реборн, стоящий в дверях, на мгновение застыл, увидев их с Савадой живописную композицию. Босс Варии почувствовал, как проявляются шрамы на лице. Почему-то вспомнилось, КАК смотрел этот чертов аркобалено на Саваду, на его, Занзаса, Саваду… Сейчас не время выяснять отношения. В другой раз, когда Савады рядом не будет, когда холодное, мокрое тело не будет прижиматься к нему так плотно. В другой раз. Но тогда он убьет аркобалено обязательно. С таким мыслями Занзас выпрыгнул в окно, не сумев сдержать победного оскала на лице – несомненно, в этот раз он победил. Чужое сердце билось громко, отчетливо. Тсуна сосредоточился на этом звуке, пытаясь отсечь от себя все остальные. Размеренный, четкий ритм отдавался в ушах, сердце стучало, словно большой барабан, так громко, словно внутри варийца пусто, как в бочке, и одно только сердце все еще размеренно бьется в этой пустоте… Не получалось. Не получалось сосредоточиться. Дикий грохот, буквально разрывающий барабанные перепонки, дыхание и биение сердца, своего и чужого. Пальцы нервно комкают скользкую кожу пиджака, сжимаясь до боли, да хруста. В ушах горячо и словно что-то пульсирует, грозит разорвать изнутри. Страшно. Он вжался носом в чужую рубашку, вдыхая запах металла, крови и алкоголя. Слабый, но довольно отчетливый среди запахов пороха, гари, крови и сгоревшего мяса. Не тошнотворный, а приятный, сулящий защиту и спокойствие… Глупость какая. Запах Занзаса сулит защиту? Теплые, сильные руки крепко прижимали Тсунаеши к горячему телу, чужое дыхание шевелило волосы на макушке. Савада дрожал от холода, вжимаясь в Занзаса, считая удары его сердца. Дикие крики, взрывы, звуки стрельбы и рев пламени оглушали. Двести восемьдесят. Двести восемьдесят один… Сзади кто-то кричит, и ветер доносит обрывки безумного вопля. Кому-то больно, этот кто-то умирает сейчас... То и дело раздаются выстрелы Занзаса, и то справа, то слева тело опаляет жаром – а следом приходит волна мерзкого запаха горелой плоти и вопли. Мерзкие, раздирающее барабанную перепонку вопли. Тсуна едва слышно застонал, вжимая голову в плечи. Громко. Слишком громко… - Терпи, - уха коснулись мягкие, но слегка шершавые губы. Десятый вздрогнул, судорожно обхватывая плечи варийца, цепляясь за них пальцами. Прижал голову к шуршащей рубашке мужчины, сосредотачиваясь на биении сердца. От уха вниз по шее поползли мурашки. Шепот Занзаса не был… оглушающим. Да, громкий, но хрипловатый и приятный для слуха. Глубокий голос успокаивал и в то же время заставлял дрожать от странного чувства. В нем переплетались интонации, значение которых Тсуна не мог понять. За все время своей мафиозной карьеры он хорошо научился читать человека по жестам и выражению лица, но никак не по голосу. Голова слегка приподнялась, желание увидеть Занзаса было невыносимым. Ничего. Только чернота, неподвижная чернота вокруг. Как же плохо быть слепым… В затылке прочно поселилась пульсирующая боль, было холодно. Тело била сильная дрожь, ветер придавливал мокрую одежду к телу. Жутко хотелось увидеть лицо Занзаса, его выражение, посмотреть на отметины шрамов и блеск красных глаз, понять, что он думает и чувствует. Невозможно. Он больше никогда этого не увидит… Зачем Занзас его остановил? Лучше утонуть и наконец-то раствориться там, в черноте, чем ощущать полную беспомощность, бесполезность. Он не может даже нормально ходить, лишь лежать и слышать. Слышать все, что говорят о его беспомощности и бесполезности. Мир делился на две части – он словно был «здесь» и одновременно был «там». Слышал и чувствовал, понимал, но ничего не видел. Барахтался в черноте, пытаясь понять, где он и что вокруг, ночь или день сейчас, светло или темно… Люди, сами этого не замечая, больше всего полагаются на зрение. Не на слух и обоняние, а на зрение. Поэтому его сложнее всего терять. С ним теряешь ощущение времени, равновесие, способность нормально передвигаться. Дни становятся длинными и тягучими – ты даже не можешь ничем занять себя, ведь чтение и просмотр телевизора тебе недоступны. Уж лучше потерять ноги – тогда ты хотя бы можешь быть полезным. А потеряв зрение, ты становишься полностью беспомощным, ты теряешь все. Это очень сложно - жить одновременно в двух мирах, словно играя в салочки с завязанными глазами – только вот водить ты будешь вечно… Грудь босса Варии вздымалась и опадала в такт дыханию, сердце мерно стучало, словно большой барабан. Руки жгли кожу спины и бедер, рубашка царапала кожу при малейшем движении. Дыхание шевелило волосы на макушке… Чего они ждут, почему стоят? Не видно. Вокруг только проклятая чернота… Звуки становились все тише. В ушах свистел ветер, а щеку неожиданно стало слегка припекать. Солнце? Наверно, сегодня солнечный день… Тихий шелест листвы успокаивал, бальзамом лился на пульсирующие где-то внутри, иногда взрывающиеся болью уши. Наверно, рядом было дерево – звук был довольно отчетлив. Взрывы и стрельба почти стихли вдали, раздаваясь глухими стуками. Наверно, они очень далеко. Неужели наконец-то закончился этот оглушающий ад? А чужое сердце все так же бьется. Спокойно и размеренно, отчетливо. Словно большой барабан в пустой бочке… Шаги. Сквозь другие звуки начал пробиваться этот, ритмичный и все более громкий. Под чьими-то ногами что-то хрустит и скрипит, ломается. Трещит кем-то неосторожно придавленная ветка. Звуки дробятся, теряют свою размеренность и распадаются на несколько отдельных ритмов. Идут несколько человек, и они все ближе и ближе… Громкий взрыв рядом раздается неожиданно, он оглушает, заставляет раскрыть рот в немом вопле и зажать уши ладонями, как можно плотнее. Громко. Слишком громко. Его прижимают плотнее, чужая рука ложится поверх тонкой ладошки. Это не помогает, и Тсуна ускользает в спасительную черноту, теряя сознание. Здесь тихо… Занзас матерится, смотря на перекошенное лицо мелкого. Все еще слышится грохот взрыва, разваливающегося здания, к ним бегут Скуало и Ямамото, судя по открытым ртам, вопят что-то друг другу. Не слышно ни хрена, кроме дикого рева пламени. - Врооой, надо сматываться! – голос патлатого мусора кажется тихим, хотя он орет практически на ухо Занзасу. С треском падает дерево, объятое пламенем. Старик решил присоединиться к заварушке? – Их слишком много, а без колец Вонголы мы в проигрышном положении! Кольца. Эти чертовы кольца. Не основа, но важная часть могущества хранителей этого мелкого мусора. По-хорошему, надо бы их стырить и мотать отсюда, но это нереально. И аркобалено, и старик, и Емитсу будут стоять за свое семейное сокровище насмерть. Особняк придется утопить в крови, под корень вырезая Вонголу, уничтожая ее. А Савада весьма болезненно отреагирует, если они прибьют этих придурков. Он же наверняка еще считает их семьей, идиот. Этот тупой мелкий мусор всегда старается всех спасти. Доспасался, мать его. Теперь вот слепой, беспомощный. Один из самых близких людей называет его бесполезным, второй просто молча соглашается, а третий вообще списывает со счетов, словно сломавшуюся куклу. Ну и как, спас всех, а, мусор? - Уходим, - Занзас кивает, перехватывая тело поудобнее и устремляясь вслед за мечниками. Прячет пистолеты, патлатый и вонголький мусор защитят его. Сейчас главное не уронить Саваду… Тсуна очнулся, вновь окруженный чернотой. Сначала он даже не понял, что произошло. Казалось, что ничего не изменилось, все так же темно вокруг. Где он? Тело лежало на чем-то мягком и удобном, слегка шершавое одеяло накрывало сверху. Он не мог шевелиться – в теле поселилась какая-то необъяснимая, предательская слабость. Казалось, что тело гранитной плитой вдавили в кровать. Не хотелось ни думать, ни шевелиться, а вновь раствориться в черноте, там, где так спокойно и безмятежно… Где нет ничего, только окутывающая коконом чернота. Пальцы попытались сомкнуться на крае одеяла – и разжались, только бессильно царапнув мягкую ткань. Они почти не слушались владельца, изредка по ним пробегала дрожь. Болела и кружилась тяжелая, будто свинцовая голова, кожу на висках слегка жгло. Рука медленно поползла вверх, ощупывая лицо. Губы были шершавыми и холодными, непривычно холодными. Палец скользнул по нижней губе, ощупывая ее. Тсунаеши пару секунд не мог понять, что это… Рука наткнулась на ткань на лице, чуть выше скулы. Плотная, мягкая повязка на месте глаз. Убирать руку не было сил, и ладонь осталась там, тяжестью давя на рану. Та слегка пульсировала и болела, была невероятно горячей. Ниспадающие на лоб волосы слегка щекотали пальцы. Там, где находился Тсунаеши, сильно пахло. Пахло теплом и огнем, немного углями и алкоголем. Он слегка повернул голову, утыкаясь носом в подушку. От нее пахло по-другому. Сильный, отчетливый запах химии, стирального порошка почти перекрывал другой запах – запах раскаленного метала и виски. От подушки слегка, почти неуловимо пахло Занзасом… Скрип открывающейся двери заставил его вздрогнуть. Тяжелые шаги почти совсем глушились ковром, было слышно тяжелое, глубокое дыхание… Кровать прогнулась, и Тсуну окутало волной такого знакомого запаха. Чужие, горячие и шершавые пальцы убрали руку от повязки, чужая ладонь сильно сжала тонкие пальцы Тсуны. - Очнулся? – глубоким, хриплым голосом с оттенками злости спросил Занзас. – Нам следует серьезно поговорить о твоей дибильной выходке, Савада…