Наслаждаясь прекрасным осенним закатом

Треск. Щелчки. Звон в ушах от этих звуков. Я просыпаюсь не сразу. Только вздрагиваю от головной боли, вызванной беспощадной симфонией. Открываю глаза тоже не сразу. Делаю это не торопясь, постепенно приходя в бодрствование и прощаясь с остатками сна. Кажется, лампа сломалась. Искрит и пренеприятно трещит. Но вроде бы ещё в рабочем состоянии, даже не тухнет и не мигает. Только создает в извечной тишине камеры лишний шум, который вызывает у меня сильное раздражение. Ох, сегодня уж слишком холодно. Я даже вижу пар от своего дыхания. Руки мои в конец посинели. Проснувшись окончательно, понимаю, что явно застудила спину: любые движения влекут за собой жуткие боли, будто мой хребет обглодали голодные псины. Не знаю. Почему-то впервые за последнее время захотелось подняться с пола и потянуться, как я это делала, ещё будучи вольной и живущей в собственной квартире, а не здесь догорающей свой век. И именно сейчас мне довелось так заболеть. Хотя я бы едва ли назвала свое состояние болезнью или настоящей мукой. Плюну на все. Большей боли, чем бывало в первые мгновения пребывания здесь, уже не будет, думаю. Прикусив почти что до крови нижнюю губу, медленно приподнимаюсь на колени. Да, сегодня действительно гораздо холоднее, чем вчера. Сегодня? Вчера? Давно, верно, так не говорю. Не знаю, но мне волнительно отчего-то, душа трепещет вместе со мной. Только я дрожу от холода, а душа моя — неизвестно от чего. Странное состояние. Картинка перед глазами четкая и ясная в коем-то веке. Дерганная стойка на дрожащих исхудалых ногах. Глубокий вдох. Что ещё странно, так это незнакомый мне аромат вместо запашка нашатырного спирта. На самом деле то, что я учуяла, отнюдь не ароматно пахнет, но по сравнению с той дрянью — изысканный парфюм. Преувеличено? Да, пожалуй. Окошко. Оно мне никогда не нравилось. Скорее, будоражило темные фантазии и ещё больше угнетало, вновь и вновь напоминая о том, чего меня лишили, о том, что находится вне этих унылых бетонных стен. Этот рисунок мне и сейчас не нравится. Неровный такой, ненастоящий. Раньше он казался мне немного презентабельнее. А сейчас, при внимательном рассмотрении, понимаю, что нечто напротив далеко не похоже на окошко, скорее, просто детская мазня. Снова преувеличения? Пожалуй. Не знаю, с чего это вдруг я на все так внимательно глазею. Даже тряпка в углу почему-то кажется мне сейчас самой родной, даже роднее, чем Он. Кстати, та материя тоже зеленого цвета, такого же неприятного, как и поднос. Для полноты картины, быть может, стоит взглянуть ещё и на дверь? Поплакаться ей о том, как давно ко мне не заходила фигура в черном плаще, что ли. Честно говоря, усердно протираю глаза. Причудится же такое: дверь открыта. Ага, только в моих погребенных ещё при рождении мечтах. Нет. Мираж все не пропадает. Нужно усерднее тереть. Черт возьми, дверь действительно открыта! Нараспашку! Нет никакого мужчины в плаще! Только коридор! У меня подкосились ноги от шока, прихватило сердце, но уже от неописуемой радости. Может быть, там что-то случилось? Может быть, при последней кормежке мне мало насыпали снотворного и сейчас меня должны снова постричь? Что за бред я несу? Меня давно не кормили, а голова по-прежнему гладкая, как зеркало. Прошло относительно немного времени для новой стрижки. У меня трясутся руки, такими ватными стали ноги, что не могу сделать и шага. Прекрати. Не медли. Это твой шанс убежать отсюда. Да, давай. Прихрамывая в трясучке, тихо шлепаю в сторону выхода. Здесь ещё холоднее. Уже пробирает до дрожи. Под ногами мокро. Лужа. Я наступила в лужу. Не важно. Коридор. Длинный коридор, освещаемый голубым огнивом ламп, развешенных и встроенных всюду, двери на каждом шагу: разного цвета, на некоторых прибиты небольшие таблички, и только моя единственная открыта. Везде лужи, в которых четко отражаются потолки и яркий свет ламп. Мертвая тишина. Только в конце коридора неустанно что-то щелкает, как в том помещении, из которого я только что вышла. Мне кажется, там же некто лежит на полу. Да, это человек. Не думаю, что он прилег отдохнуть. — Не делай поспешных выводов, может, он действительно прилег отдохнуть после тяжелого рабочего дня, — нотки звонкого голоса, что разносится слабым эхом по коридору, и насмешка позади меня. — Вот кто б тут умничал, Кайл, — бросаю я, даже не поворачиваясь в его сторону. Продолжаю высматривать беднягу, который плотно «припал к земле», а точнее к сырому бетону. Шаг. Второй. Эхо Его голоса снова сменяется громким шлепаньем моих ног по лужам и глухо отбивается от стен, которые с каждым шагом все больше искажаются, расширяются, что ли. В моей голове уже возникают образы спокойной тихой жизни в другом городе, новая квартира, работа, даже виднеется бледный силуэт моего парня, а затем и мужа. Тщательно сотворявшаяся за время, проведенное в четырех стенах, жизнь пронеслась в мгновение перед моими глазами. Так мило, так обнадеживающе мило. А потом меня стошнило. По-настоящему, той зеленой дрянью, что так и не переварилась в моем желудке. Странно, но не важно. Этот отвратительный цвет преследует меня. Выйду наружу и никогда больше на стану покупать платья зеленого цвета. Ни за что. Столь резкая реакция была вызвана видом лежащего на полу. С его посиневших пухлых губ все ещё стекали остатки кровавой пены. Кровь. Свернувшаяся кровь. Ею были залиты глаза несчастного. Лицо. Скорчившееся в адских предсмертных муках лицо. Я не слишком вдавалась в тему веры, пока морально увядала в этом месте, но сейчас мне захотелось помолиться. Господи Боже, ещё не раз увижу эту рожу в своих самых жутких кошмарах. Однако медлить не стану. Я бы ещё долго могла бы стоять, дерганно прикрывая ладошкой рот, но на это нет сейчас времени. Бросаюсь к окоченевшему трупу, в жадных попытках сорвать с толстяка его белоснежный халат, с вымокшим от пены воротником. Дальше снимать с него одежду мне попросту противно. Даже не прикоснусь к ботинкам. Не важно. Халат уже что-то. Хотя от холода, сравнимого с осенними заморозками, он вряд ли меня спасет. — Карл. Его звали Карл. Я успел заметить на бирке, — констатировал Он, все ещё рассматривая труп. — Не важно. Идём, Кайл. — Куда? — К той двери, за которой кроется наше спасение. Пошевеливайся. — Не беспокойся за меня. Пока с тобой все в порядке, со мной тоже все хорошо, — лениво, по-черепашьи медленно, Он все же идет вслед за мной, как всегда бесшумно, ступая легко, словно кот. А может быть, в конце этого коридора очередная дверь в очередной, почти такой же коридор? Даже думать об этом не хочу. Хватаюсь крепко за крупную ручку, проверяя, не заперта ли и без того тяжелая дверь. Нет. С трудом, но она поддается мне. Неужели, в моих костлявых руках ещё осталась какая-то сила? О, этот ужасный скрип. Дверь в камеру тоже издавала такие громкие, отвратительные для чутких ушей моих звуки. Хотя кому я вру? Не было у меня никогда хорошего чуткого слуха, просто не дано. Правильнее будет вернуться к иному вопросу. За дверью меня приветствует только мгла. Густая мгла, как в глубокой ночи, как в моих снах. Она будит во мне затаившиеся страхи, но я не отступаю и даже не думаю дрогнуть. Шаг в темноту. — Кайл, поторопись, — цежу сквозь зубы и все дальше погружаюсь туда. Натыкаюсь на узкую скользкую ступень. Ещё одна. И ещё. Как же тяжело не оступиться и не свалиться в этом мраке. Мне кажется, я переступила уже десятка три ступеней, но они и не думают заканчиваться. Долго, дерганно и неповоротливо. Уже не ищу перила, их попросту здесь нет. Краем глаза там, сверху, замечаю свет. Да, свет. Это светлые очертания ещё одной двери. Свобода? Так просто? Так близко? Беспокойство за Него, если честно, отошло на второй план. Меня пьянят те отголоски света. Чем быстрее буду шагать, тем быстрее выберусь наружу и вздохну полной грудью. Осталось совсем немного. Нащупываю выступ, маленький незамысловатый механизм не составляет проблемы своим нахождением во тьме. И. Этот миг, это мгновение тишины с моей стороны и шума деревьев по ту сторону. Невероятное состояние эйфории, хотя я ещё не снаружи. Шаг. Второй. Дверь легко распахивается предо мною, открывая вид на белесую пустоту. Нет. Просто солнце слишком ярко светит, как будто завеса снега закрыла мне обзор. От свежего чистого воздуха режет легкие и голова звенит, раскалывается на миллион маленьких щепок. А потом вновь темнота. Все вокруг чернеет, погружая меня в очередной раз во мглу. Мягко. Спина соприкосается с чем-то мягким. Щекотно. А ещё холодно очень. Да, холодно.