Наслаждаясь прекрасным осенним закатом

Линда. Прелестный ребенок. Послушная дочь. Прилежный ученик. Линда. Радость родителей. Похвала учителей. Куча друзей. Я. И тут все мои воспоминания обрываются. Перед глазами только она — Линда. Сон, как и полезные привычки, вещь хорошая, а тем более, когда можешь им управлять. Есть возможность насладиться не беспросветной мглой, а памятными отрывками из жизни, как они есть. Совсем не хочется возвращаться к своим земным проблемам, не хочется рассуждать, вести демагогию наедине с собой. Все это будет потом. А сейчас у меня есть немного времени, чтобы расслабиться и отдохнуть от тяжелых мыслей. Линда. Её детский образ застыл перед моими глазами. Наш большой уютный сад, недавно высаженная чреда яблонь, искуственный прудик совсем рядом. Она сидит в густой траве и с трудом пытается прочесть хоть пару страниц толстой книги, которую, вероятно, нашла на столе у отца. Хорошо помню, как Линда была сосредоточена на столь сложном для неё произведении. О, вот и я, такая же маленькая, стою совсем рядом в джинсовом комбинезоне и любимой оранжевой футболке. Настойчиво буравлю сестру взглядом, но даже не пытаюсь отдернуть её от важного дела. Мне бы сейчас такое терпение. Линде быстро надоедают сложные слова и непонятные сплетения строк. Она встает, прижимая одной рукой к себе книгу, а другой аккуратно поправляет юбку. Потом виновато улыбается, будто только сейчас меня заметила. — Надо положить книгу на место. Отнесем её вместе? — Линда вопрошающе смотрит, крепко сжимая мою ладошку. В знак согласия качаю головой и иду следом. Вместо того, чтобы о чем-то поболтать с сестрой, настойчиво пытаюсь прочесть на корешке протертое название книги. Так странно наблюдать за собой со стороны.. Хм. Чудно помню, что Линда везде и всегда - центр внимания. Однако я никогда не давилась завистью и не могла ненавидить её за это. Отношения между нами по обычаю были теплыми и трепетными. А вот уже какой была лично я.. Не помню. Не помню, ни сколько было у меня друзей, ни как я проводила свое беззаботное детство. Нет, конечно, что-то такое витает в голове, но очень смутное и сейчас мне вовсе недоступное. Родители. Их силуэты в моей памяти тоже бледные и неказистые. Не знаю, а точнее не помню, с чем это связано. Быть может, появление отца в семье являлось редким событием, и мать нами почти не занималась? Странное предположение, но это всего лишь ничем не подкрепленная догадка. Видимо за время пребывания в том ужасном месте в подсознании моем что-то деформировалось, воспоминания постепенно стали растворяться в пучине бездны, о которой я ничего не знала тогда и только предполагаю сейчас. Голоса. Я слышу чьи-то голоса. Громкие и встревоженные. Сон медленно покидает мои владения, возвращая к свету реальной жизни. — Ну Рим! Прекрати дуться! Что я такого сказала? — знакомый визг тут же долетает до моих ушей. Брюнет сердито поворачивает голову в сторону сестры, пару мгновений пристально смотрит на неё, а потом, коротко отрезав своим равнодушным "нет", переключается на мою персону. — Тебе это непонятное существо дороже сестры? Я правильно понимаю? — длинноволосая бешено жестикулирует, уже чуть ли не взывая к небесам от упрямства брата. — Ты назвала меня больным отродьем. Что тебе теперь от меня нужно? Думаешь, я после этого опять буду решать тебе что-то? Или надеешься, мол, все быстро забудется и я снова подмету за тебя в доме полы, снова схожу в магазин, опять неделями буду выгуливать Руби, пока ты будешь шляться по кварталам со своим дурачьем? Мечтать не вредно, Лис. Но если ты хочешь, чтобы я перестал обижаться, есть прекрасное слово.. И тебе придется произнести его дважды, не забывай, — Рим саркастично улыбается во все свои тридцать два, вновь устремляя взор к лицу раскрасневшейся от недовольства девушки. Он даже не успевает заметить, что я уже проснулась. И ладно. Кажется, я отделалась лишь легким насморком. Лежу под толщей одеял, на кровати, в маленькой уютной комнате. Тут достаточно светло, довольно тепло и пахнет свежей выпечкой. Все бы хорошо.. Но обои зеленого цвета. Мерзость. Придется свыкнуться с этим. Дверь в комнату громко захлопывается. За стеной слышен спешный топот. Лис в ярости, Лис рассержена. Лис просто истеричка. Явно вспыльчивая и совсем не умеет извиняться. Парень протяжно вздыхает, опечалено опустив глаза в пол. Уживаться в одном доме с таким человеком наверняка тяжко. Сейчас, честно говоря, мне его жаль. Однако я уже как-то посочувствовала одному "очень хорошему человеку ".. — Я хочу сесть. Приподними меня, — пытаюсь скомандовать я, но мой голос сильно осип. Насморк. Ужасная напасть. Хотя нельзя не согласиться с тем, что это получше какого-нибудь воспаления легких или гангрены. Ощущаю такую тяжесть во всем теле. Не повернуться, не встать. А лежать постоянно в одном положении как-то не очень удобно. Нет, конечно, я могу напрячься и самостоятельно все сделать, но раз уж уродец сам меня к себе притащил, то сам пусть обо мне и заботится. Рим не сразу слышит тихое указание и ещё пару минут пялится куда-то в расстройстве чувств. Позже послушно, но по-прежнему молча, встает с края кровати и, чрезмерно осторожничая, приподнимает меня за плечи. Второпях взбивает и тянет к изголовью подушку, пока я, скрючившись, касаюсь лбом одеяла. Представляю, как могли бы сейчас закрывать мне обзор неухоженные рыжие локоны, которых я, увы, давно уж лишена. А что это на мне? Удобно. Не похоже на халат. Голубая пижама? Мило. Меня даже успели переодеть, пока я спала. Какая забота, а как приятно. Даже не буду думать, кто этим занимался. Вот это действительно в данный момент важности не представляет. Боже, Рим с такой аккуратностью пытается меня усадить и накрыть одеялом, будто перед ним фарфоровая кукла. Быть может от меня и остался скелет в коже, но это ещё не делает мою тушу настолько хрупкой и немощной. И вообще, я не какая-нибудь недотрога, которая будет бранить человека за любую мелочь, я не требую к себе нежности и особого отношения. А он боится сломать меня, словно недавно купленную дорогую игрушку. Хотя и на том уродцу спасибо. Пусть я его и не понимаю, абсолютно не понимаю. — Тебе удобно? — брюнет широко и добродушно улыбается, совсем позабыв о случившемся недавно. Это, правда, меня пугает. Чрезмерно добрый, чрезмерно дружелюбный. Как там правильно, "ничего просто так не бывает"? Наводит на неприятные мысли все же. — Да, конечно. Меня все устраивает. Все, кроме тебя, — издаю звуки, больше похожие на змеиное шипение. Надеюсь он разберет, что я говорю. — Меня? — сероглазый в эту минуту, вероятно, похож на меня за разговором с Кайлом: приоткрыв рот, смотрит непонимающе и глуповато. Кайл.. Как же он там сейчас? Скорее всего уже про меня позабыл. Подождал, пока я очнусь, чтобы убедиться в моей жизнеспособности и оставил в лесу, укатив куда подальше. Мог бы и помочь.. Эх. Столько наплел про то, что мы с ним близкие люди, но между нами толстая стена. Не забуду эти его слова. Чертов философ. — Тебя-тебя. Чего вылупился? Я хочу знать, что тебе от меня нужно. — Может быть, я нуждаюсь хоть в доле благодарности? — Рим виновато чешет затылок и отводит взгляд в сторону. Хитрый такой. Думает, что я так ему и поверила. Интересно, где было мое недоверие в ту пору? Я нуждалась в помощи, но даже и не подумала расспросить уродца, не сразу поинтересовалась о своем местонахождении. Поспешила, наверное. Хотя чего сейчас думать и жалеть? Все равно ничего не изменится от подобных мыслей. Это не важно уже, совсем не важно. Мелочи, так сказать. — А что мне, по-твоему, от тебя может быть нужно? Ты ведь заплатить мне не можешь, дать что-то в замен тоже. — Ты нашел меня в лесу, без задней мысли согласился помочь. Мало того, что притащил меня домой, так ещё и обеспечил спальным местом, одеждой и, судя по тому, что я узрела на тумбе, лекарствами. Какая внезапная доброта, не находишь? Да если бы каждая семья таких бездомных и ободранных к себе забирала, знаешь.. — Ты попросила о помощи. Я не мог отказать человеку, у которого сквозь белый халат торчат ребра, а руки можно обхватить указательным и большим пальцем. Ты лысая, подавленная, полуголая и молила протянуть тебе руку. Если рассуждать, как ты, я должен был тебя бросить там, в лесу, плутать в холоде, калечить ноги об камни и умирать в канаве. У тебя с собой не было ничего, кроме халата с биркой, где написано одно только имя какого-то Карла, а рассказать о себе хоть что-то ты не удосужилась по пути домой. Честно, ты похожа на больную, сбежавшую из психбольницы. Даже бездомные одеты потеплее и получше, чем ты. А, ещё ты мне напомнила раковую больную. Отсутствие волос, конечно, произвело сильное впечатление, но так просто спросить.. Я тоже не мог. Я ждал, что ты сама расскажешь. Послать или поблагодарить? Поблагодарить, наверное. Послать тоже вариант, но сейчас не совсем уместный. Заточенка психбольницы или больная раком. Один вариант круче другого. Хоть я и думала, что он дурак, но не настолько же. Наивный. А вдруг я воровка? Или вообще какая-нибудь приманка? Звучит бредово, а мысли на этот счет все же в голове вертятся. Только вот не у Рима. Глупец. Добрый, но глупец. Только раскрываю рот, чтобы что-то сказать, но мой пустой желудок начинает говорить за меня. Голод. Минуту назад я ничего не чувствовала, а сейчас мне вдруг становится так нехорошо. Как же хочется есть. Еда. Поесть нормальной еды. Выпить чистой холодненькой воды. — Давай я что-нибудь принесу поесть, а ты пока соберешься с мыслями и меня в конце концов просветишь. Да и остальные вопросы тоже нужно решить и желательно сегодня, — брюнет пытается выглядеть серьезным, но не понимает, что эта милая улыбочка не сделает его таким ни на грамм. Теперь уже я тяжело вздыхаю, протяжно настолько, насколько позволяет мое состояние. — Ладно. Иди. И принеси мне воды. — М? — застыв в пол-оборота у двери, уродец хитровато щурится. — Пожалуйста, Рим, принеси мне стакан воды. Так, что ли? — Да-да, хорошо. Будет сделано. Тогда заодно примешь лекарства. Ну вот. Я вновь остаюсь в одиночестве. В комнате, где светло и пахнет выпечкой. Сегодня мне довелось познакомиться с Римом и его взвинченной сестрой. Но я думаю, будут и новые лица, будут новые люди. Кто ж станет в настолько большом доме жить такой маленькой семьей? Ещё с их матерью увидимся. Не представляю, как эта женщина вообще не была против. Ах, как же удобно, как же хорошо. Постель. Упругий удобный матрац и теплые одеяла. Даже лучше, чем дома. Я пытаюсь найти глазами настенные часы. Поиски оказались успешны. Семь двадцать три. Вечера или утра? За окном пасмурно, даже и не поймешь. Вообще, мне кажется, я сейчас снова задремлю. Дверь скрипнула, или мне чудится? Странно как-то. Меня одолевает волнение. Я не пойму никак, почему так сокрушаюсь от некого скрипа. Ну, может, это сквозняк, или Лис стоит под дверью, не решается зайти и извиниться. Опять скрип. Действует на нервы, честно. Единственное, что может вызвать сейчас волнение. — Ой, да прекрати. Зайди уже по-человечески в комнату и скажи, что надо, — стараюсь как можно громче недовольствовать, скрестив руки на груди. — Ну раз уж ты так просишь, — незнакомый голос, незнакомая фигура в двери. Как-то нехорошо получилось.. Хотя откуда мне было знать, кто там переминается за дверью и поскрипывает ею? Невысокого роста, достаточно упитанный, одет солидно, с иголочки. В левой руке держит зонт-трость серого цвета, в правой — небольшой рабочий портфель. Парень, кстати, не учитывая полноты, довольно симпатичный: круглолицый блондин с такими же большими, выразительными, как у Линды, глазами. Эта деталь в нем мне запомнится ещё надолго. Но я стараюсь не смотреть незнакомцу в лицо. Я не могу не вспоминать сестру, глядя в голубизну зеркал его души, и потому не могу не грустить. Сердце неприятно щемит и ноет. Вроде бы все было нормально, но надо же заявиться этому белобрысому проходимцу и дать моим печалям повод о себе напомнить. — Так это ты девушка моего непутевого братца? Всегда знал, что у него специфичный вкус, но не думал, что настолько. Блондин отнюдь не смеется над этим и остается предельно спокоен, взирая на меня. В его взгляде нет неприязни или отвращения, только бледные, прям как Рим, огоньки интереса. Он не рад, но и не опечален фактом моего появления в их доме. Сложно сказать, когда человек проявляет такое хладнокровие и столь успешно скрывает под маской свои эмоции. Это явно не уродец и не Лис, да и не Кайл тоже. Эта рыба покрупнее, со своими хитроумными тактиками и выдержанными принципами, которые она свято чтит. Если бы тогда я назвала Рима искусным актером, то, наверное, оказалась бы ещё большей дурой. Тот, кто сейчас вытягивает из-за тумбы табуретку и садится рядом с кроватью, явно не промах и действительно знает, что такое актерская игра. Но я могу ошибаться и слишком идеализировать человека, чье лицо вижу впервые. Просто он единственный, кто в моем присутствии ведет себя так спокойно и адекватно. И голос у этого блондина такой бесцветный, безэмоциональный, что ли.. — Почему молчишь? Я тебя обидел столь резкими заявлениями? — Нет. Просто у тебя глаза красивые, — я слишком холодно для таких слов отвечаю светловолосому. — Какие милости. Так ты мне ответишь или продолжишь осыпать меня комплиментами? Хотя мне должно быть, наверное, стыдно, ведь.. — Я не его девушка. Нас не связывают абсолютно никакие отношения, — выкладываю все сразу, чтобы не было заблуждений. — А Лис так старательно щебетала, мол, Рим говорил, что эта мымра дама его сердца и нам нельзя называть её так! — замечательно он, однако, пародирует этот неприятный голосок. Я даже не удивлена той легкости, с которой ему это удается. — Не знаю, что там наплел твой брат Лис, а Лис тебе.. По крайней мере хоть ты будешь знать правду. — Да, это хорошо. Не люблю лгунов. Но Рим жирное-жирное, как ни парадоксально для его худобы, исключение, — голубоглазый слабо улыбается и смотрит на меня уже как-то изучающе. Не могу не ответить такой же робкой улыбкой. Мне как-то даже не верится, что они братья с Римом. Абсолютно разные. Абсолютно непохожие. Да и блондинчик этот, как мне кажется, будет постарше уродца. — Меня, кстати, Бель звать. А тебя как? — Бель? Белла? Я помню сказку, где главную героиню звали точно так же. — Нет-нет, что ты. Абелия мое имя, — я развожу руками, уже искренне усмехаясь. — Я Макс. Но в этом доме меня так зовет только мама. Рим привык окликать меня страусом. Он никогда мне не рассказывал, почему именно эта кличка, но и я никогда не был против. Лис же только и может, что "братишка, братик", хотя я её порядком старше. Ну, это и не мудрено. Когда задания на дом прижимают к стенке или что-то получить своими силами не удается, ты становишься для этой плутовки любимым братиком, и забываются все обиды, все передряги, все обидные слова, сказанные в ежедневных стычках. Эх.. Мы с Римом её совсем разбаловали. На душе тепло-тепло. С этим человеком действительно приятно разговаривать. Обычно я делаю о людях выводы сразу же, руководствуясь лишь внешностью и парой слов со стороны объекта, на которого пало мое внимание. В этот раз получается немного иначе. — Мило. Семейные традиции, называется. Тебе, наверное, девятнадцать? — Двадцать два мне. А что, так молодо выгляжу? — Двадцать два? Тогда сколько Риму? — я вскидываю бровь, выражая одновременно и удивление, и свое недовольство. — А, так им с Лис только недавно по семнадцать исполнилось, что ты. Лгун. Рим — жалкий лгун. Глупец. Чтоб я ещё хоть раз послушала его! — А он говорил, что ему девятнадцать уже.. Ладно. Я ещё припомню Риму это. Ну, вообще, спасибо, что заглянул. Рада была поболтать. И благодарю за то, что хоть ты не стал потешаться над моей прической. Нет, ошибаюсь. Только присев рядом, Макс уже намекнул на мой неприятный внешний вид, обусловенный не только гладкой кожей головы, но пусть это сойдет ему с рук. Все же в остальном он был достаточно красноречив и тактичен со мной, в отличие от уродца. Я подумывала перестать его так называть, но после всего преподнесенного моим ушам вранья пусть даже не надеется, гад. — Я тебе надоел? — он внимательно смотрит на меня, в лице, тем не менее, совершенно спокойный и даже отчасти равнодушный. — Нет, перестань. Просто Рим сейчас прилетит с какой-нибудь похлебкой, которую страгал, пока мы с тобой болтали. Я буду занята поглощением его шедевра кулинарии, сам понимаешь. Да и, как я предполагаю, уже вечер, отчего меня так клонит в сон. Завтра ещё будет целый день поговорить, — я вежливо протягиваю Максу руку, с улыбкой дожидаясь того же. — Я, может быть, ещё зайду пожелать тебе спокойной ночи, — блондин слегка наклоняется и крепко жмет мою узкую ладонь. Дверь достаточно спешно открывается, и в комнату заходит Рим с подносом, на котором стоят миска, чашка и стакан, белеют ещё какие-то лекарства. — Да-да, Макс. А теперь проваливай, — возмущенно ухмыляясь, Рим ставит на тумбу поднос. — Неужели, кто-то назвал меня по имени? Ну что же, не буду мешать, — блондин спокойно встает с табурета, и через пару мгновений в комнате нас становится снова двое. Сколько сейчас я бы сказала уродцу, сколько бы могла на него браниться, но не стану. Он этого не достоин. — Bon appétit, или как там французы говорят. В стакане, как ты и просила, вода. В кружке разведен порошок, а те большие белые таблетки, если вдруг одолеет головная боль. — Ага, спасибо. А теперь можешь меня оставить одну? Завтра. Все, что ты там хотел, только завтра. Да, можешь ещё прикрыть занавески на окне. — И что это значит? Я чего-то не понимаю? Ты обиделась, что я выгнал Макса? В чем дело-то? — Как будто ты никогда не болел. Все. Давай, прикрой окно и уходи. Я поем и лягу спать. Завтра поговорим. Он, кажется, теперь обижается, однако без каких-либо пререканий создает в комнате полумрак для моего спокойного сна. Хотя я усну и со светом, в любом случае, опыт в этом у меня уже был, причем неоднократный. — Я тогда включу настольную лампу, чтобы ты могла поесть нормально, — Рим, как и тогда, чешет виновато затылок, застыв над моей кроватью. Слышится щелчок, и комната вновь становится освещенной. Только с этим мне уже не понадобится помощь: лампа стоит совсем рядом, на тумбе. Мой холодный недовольный взгляд напоминает уродцу о самой главной просьбе, и тот через пару мгновений покидает помещение. Ах, тишина. Она, на самом деле, тоже по-своему хороша. Ничего не будет меня отвлекать от еды. Такой аромат исходит от миски, что я уже давлюсь слюной. Но, быть может, запах ещё не признак того, что стряпня Рима съедобна? Не узнаю, пока не попробую. Осторожно ставлю поднос на колени и пытаюсь как можно удобнее устроится. Миска, к сожалению, ещё горячая и взять её в руки у меня не получится. Глубоко вздыхаю, перед тем как отправить в рот первую ложку. Это, наверное, обыкновенный мясной бульон. Аромат такой приятный. А вкус.. Божественно, просто божественно. Кажется, что тарелка с этой похлебкой самое вкусное, что мне вообще доводилось пробовать. Так непривычно чувствовать на языке вместо горечи холодного зеленого мессива, маленькие солоноватые кусочки мяса. Блюдо, если его можно так назвать, достаточно простое, но я не уверена, что Рим вообще его осилил. Наверняка уломал Лис или попросил мать, если та уже дома. А не важно. Главное, что вкусно и сытно. Я этой маленькой порцией отлично наемся. Так не хочется перебивать чудное послевкусие, но лекарства в любом случае надо принять. Мне бы не хотелось, чтобы какой-то насморк подкосил меня и заодно все мои планы, которых, если быть честной, ещё даже в помине нет. Кружка достаточно быстро мною осушается, так как раствор в ней едва теплый. В принципе на этом можно и закончить, пора отойти ко сну. Ставлю поднос со всей посудой обратно на тумбу и с облегчением ложусь в постель. Сейчас подушка и два толстых, наваленных друг на друга одеяла кажутся мне особенно мягкими и удобными. В постели так хорошо. Намного лучше, чем в куче с листьями. Намного. Я даже не выключаю свет. Он мне не мешает. Уже в полудреме слышу, как кто-то выключает настольную лампу, но я слишком хочу спать, чтобы просто приоткрыть глаза. Да и не важно это уже. Совсем не важно.