WTF?

      «Трахнуть тебя, трахнуть тебя…» — на повторе крутилось в голове Тэхёна, затмевая весь остальной смысл сказанного, цепляя внутренности острыми углами. От этих слов Тэхён весь кровоточил изнутри, разрываясь пополам, его нещадно тянуло подойти ближе и в то же время убежать, продаться окончательно, но сохранить жалкие остатки гордости. Ещё две недели назад он мечтал услышать эту фразу, но переосмыслив всё в одиночестве, решил восстановить утраченную честь, даже ценой потери минутного блаженства.       — С чего вдруг такие перемены? — пошатываясь, удивлённый Тэ рассматривал новую версию Чонгука. От его чёрных обтягивающих штанов бросало в дрожь. Тонкая ткань рубашки в цвет манила сточить подушечки длинных пальцев о плавные линии проступающих мышц. Подстриженные волосы зазывали зарыться в них носом, вдыхая запах шампуня, от каждой рассмотренной детали в груди сворачивались пружины нежности и страсти, но их приходилось держать в узде.       Чонгук не был бы собой, если бы не испортил всё в следующий момент.       — Прости, я не мог просто так принять факта, что всё то время желал парня, — даже тихим охрипшим шёпотом голос Чонгука звучал неуверенно, словно злосчастный факт не до конца ещё принят, словно похорошевший студент только что поддался секундному импульсу и может струсить в любой момент, снова отказавшись, убежать. Его непривычно нахальная улыбка подтаяла, сменяясь неловкими жестами, являя публике в одном лице истинного, испуганного Чона. Вот и то, чего так боялся Тэхён, эта трусость младшего погубит их обоих, сводя на нет любые попытки двигаться навстречу.       — Хах, ты думаешь, я всегда знал, что однажды вместо созерцания женских прелестей буду растягивать себя в надежде, что какой-то жалкий малолетка обратит на меня своё величественное внимание?! — слова из его уст вылетали бесконтрольно, вместе с защитным механизмом, оголяя потрескивающие провода нервов, поджигая щёки румянцем. Зрительный контакт магнитил их, но в данном случае одинаковыми полюсами, отталкивая.       Обоих трясло от волнения, Чонгук боролся с желанием позорно опустить глаза, а Тэхён хотел прикрыться, песочная кожа на худом теле начала приобретать нездоровый синеватый оттенок: от возникшей неловкости ему стало по-настоящему холодно. Но под прицелом пытливо-стыдливых глаз он не опустится на колени поднимать разбросанные вещи, так и будет стоять, гордым истуканом.       Чонгук понимал, что вплоть до этого момента поступал незрело и грубо, переложив всю ответственность и вину на другого, лишь изображал жертву, но как всё исправить, он не знал. Такое острое возбуждение в фантазиях при столкновении с реальностью сменилось смятением и стыдом, усложняя и отдаляя. Возможно, именно в этом месте, ломая ледяную атмосферу, можно было бы всё исправить, но вместо ласковых слов-извинений тишину разрезал телефонный звонок. Совсем позабытая королева красоты тоже нуждалась во внимании Чон Чонгука. Скрывать что-либо не имело смысла, всё и так понятно. Неловкость не позволяет сказать: «Не хочу идти», неуверенность блокирует рвущееся «Останься». Чонгук не спешил отвечать, лишь молча ловил каждое движение, ища подсказок, сигнала. Тэхён же замер и, в свою очередь, ожидал чужих действий, затем смущённый отвернулся, потирая остывшие плечи, превратился в сплошной слух. Для Чонгука представшая взору голая тощая спина смотрелась внятным: «Убирайся, видеть тебя не хочу».       Чон психанул просто, увидел спину и с разворотом к двери принял вызов.       — Да, Мина, я уже иду, планы могли измениться, но, кажется, всё в силе, — на последнем слове дверь из зала хлопнула с оглушающим ударом, характеризуя уровень злости уходящего.       Словно ведомые злой судьбой, они так и не смогли откровенно поговорить, запутавшись в новом недопонимании, лишь укрепили бронированную отделяющую стену.       Удар дверных створок прозвучал для Тэ как выстрел, он слабо застонал и осел на пол. Из глубин болезненно задетых чувств рвался крик отчаяния: «Чон Чонгук!».       Пока вдали затихали спешащие шаги, Тэхён цеплялся за старые маты, ломая длинные ногти, и выл раненым зверем. Он тоже хотел в этот вечер отпустить и жить дальше, но теперь его дробило злостью, а обида и жгучая ревность, подогретые высоким градусом выпитого, смели прошлый настрой. Как понимать все эти «хочу», сказанные перед уходом к другому человеку? Безнадёжность и беспомощность выливались горючими каплями, разъедая бархатную кожу, вселяя новые свойства стойкости. Нежный и неконфликтный Тэхён перерождался в злющую стерву. Мелкий паршивец забыл, каким лошарой попал к нему в руки, так пусть теперь готовится к войне. Тэхён будет его мучить, возмещая затаённую обиду с процентами, возвращая жалкого эгоиста на его место.       Чонгук долетел до указанной комнаты, не видя вокруг себя ровным счётом ничего. Уже застыв перед дверью, занёс руку для удара и решил перевести дух, усмирить дыхание. Но последняя преграда распахнулась, словно за ней, ожидая, прислушивались к каждому шороху. Его взволнованный вид был интерпретирован полуголой девицей в свою пользу. Не дав и слова сказать, заждавшаяся нимфа потащила сбитого с толку Чонгука к заведомо расстеленной кровати. Парень, ведомый явно умелой дамой, безвольно поддавался, будто понимая все намёки, а на самом деле, пребывая в вакууме, пытался дышать воздухом, ощущая непривычную мягкость, словно видел перед собой угловатое худое тело блондинистого парня. Где-то внутри терзало сожаление, приглушённое на удивление слабым триумфом от достигнутой цели. Механические действия принесли не больше удовольствия, чем быстрая разрядка от просмотра дешёвого порно. Разочарование, пустота, желание стереть все чужие следы со своего тела — такими были эмоции Чонгука после первого секса. Рядом лежащая девушка вызывала чувство недоумения, как вообще так вышло, что они оказались в одной постели? Пара пустых свиданий, где был лишь её трёп ни о чём, чуть больше коротких разговоров по телефону, похожих на сухой отчёт о событиях дня, ни романтики, ни страсти, ни волнения. Почему она вообще обратила на него внимание? Чонгук не осознавал всех преимуществ своих внешних изменений, поэтому мотивы девушки были ему неясны. Он искал кого-то, с кем можно разделить тепло души и тела, а нашёл лишь оболочку, пустующую без смысла внутри. Для неё он был просто смазливым пунктом в списке дел для проведения досуга.       Ровная загорелая кожа обнимающих рук казалась ему холодной змеиной чешуёй, а визгливый голос ввинчивался в барабанные перепонки, разнося мозг на мелкодисперсные частицы.       Изворачиваясь от нежелательных поцелуев, Чонгук вскочил с кровати, на ходу натягивая дурацкие узкие джинсы, попрощался, обещая скоро позвонить, а на самом деле, клялся себе удалить номер навсегда. Внутренний голос гнал его бежать отсюда со всех ног.       Радовали полномочия покидать территорию кампуса в любое время. Деньги в кармане, прихваченные на ненужные цветы немилой даме, как раз на пару бутылок соджу, успокаивали. В душе не то чтобы кошки скребли, просто сам себе стал неприятен. За то, как с Тэхёном поступил — противен, за бездушный секс с этой шалавой — противен, за желание броситься прямо сейчас на поиски Тэхёна — сто раз противен. Выбрал путь, так иди по нему. Недостойно, колеблясь, вносить смятение в чужие сердца. А он за вечер уже много раз успел решить, передумать и пожалеть.       Рассеяно махнув удостоверением охраннику, Чонгук вышел на улицу, давно безлюдную в ночи. Большой город для него — запутанный лабиринт, но тело явно требовало физической активности, заменить пустоту размеренным тяжёлым дыханием. Ноги несли его куда-то в сторону более освещённой улочки, где даже ночью можно найти всё ещё пьющих работяг, оплакивающих свою тяжёлую жизнь.       В голову лезли непрошеные мысли, как, например, совет брата, что главное — видеть перед собой человека, вне зависимости от его пола, а уже потом, опираясь на собственные чувства, говорить «да» или «нет». Понимая, что поздно, Чонгук попытался визуализировать под прикрытыми веками два образа, и получился один падший ангел, сводящий с ума, и просто невзрачная тень, лица которой спустя двадцать минут не вспомнить даже, воссоздавались лишь её тёмные волосы по плечо длиной, что так раздражающе липли к лицу.       Прохладный ночной воздух облегчал дыхание, но не спасал от удушливой вины и потерянных возможностей. Камень на душе тянул к земле, замедляя шаги. Обрушившиеся мечты давили безысходностью и душили светлое будущее, так славно нарисованное на многочисленных пейзажах. Домик за белым заборчиком, пушистый золотистый лабрадор, пара детишек — всё в одночасье кануло в лету, погребённое под грузом виновато-опоздавшего осознания. С Тэхёном Чонгук пережил самые яркие моменты своей юности: впервые напился, поцеловался, получил крышесносные оргазмы и даже разрушил свои первые юношеские отношения, ведь они между ними были, хоть и странные, но связь между ними была однозначно. А что теперь? Тэхён так сильно обижен, и, скорее всего, люто его ненавидит.       Дошагав до первой закусочной, Чон заказал бутылку соджу и сундэ. Усевшись за пластиковый перекошенный стол, почувствовал себя каким-то старым и несчастным.       Спортсмен с десятилетним стажем пить не умеет, охмелел с первой бутылки. Пришлось звонить и звать на подмогу, пока соображает. Сосед по комнате трубки не брал, как обычно выключил телефон на ночь, повёрнутым старшим из GODS звонить не хотелось, все они ассоциируются с Тэхёном, остался только хён, живущий за пару кварталов отсюда. Хосок согласился примчаться по первому зову, но добирался пешком полчаса, не меньше. За это время слабо вменяемого Чонгука нашёл Мин Юнги, который хотел, взвалив на плечи непосильную ношу, тащить малого в сторону кампуса.       — Положь моего малого на место, Юнги, — даже пьяный Чонгук на задворках сознания понял, что ситуация складывается аховая. Дожидаясь брата, он не собирался уходить с места, но с Юнги-хёном спорить невозможно, особенно, если ты двух слов связать не можешь.       — Я от доброты душевной, не подумай, — уже держа на спине Чона младшего, Юнги повернулся на знакомый голос.       — Знаю, иначе ты прошёл бы мимо. Какое твоё дело, не замечал за тобой излишнего милосердия, — Хосок выглядел слегка взлохмаченным, будто только что из постели выпрыгнул, а ещё таким тёплым и уютным, задевая за живое мнимо равнодушного Юнги.       — Ким Тэхён мой друг, а этот, — намекая на сложные связи, Мин подкинул Чонгука на спине совсем немного, удобнее перехватив его под коленями, — мой донсэн, нельзя своих в беде бросать.       Упомянутое имя сразу объясняло Хосоку два момента, первый — Юнги в курсе всего, второй — младшему не удалось-таки наладить взаимосвязь между своими чувствами и действиями.       — Никогда бы не подумал, что братишка попадёт в ту же западню, — грустная улыбка украсила точёное лицо, Хосок смотрел неотрывно, наслаждаясь запретными чертами, у них с Юнги своя история, своя трагедия и свои пути.       — Это семейное, видимо.       Изъясняясь на лишь ему одному понятном языке, Чонгук попросил поставить его на землю, видимо, доказывая, что может идти сам, или хотя бы держась за брата. Заплетающийся в собственных ногах, икающий каждые полминуты, парень служил буфером между двумя частицами, не сумевшими когда-то сложиться пазлом. Он шёл, едва переставляя ногами, и думал о Ким Тэхёне, о том, какой губительной для их будущего может стать подобная связь, и о том, что не хотел бы вспоминать упущенное прошлое с глубокой грустью, как брат, выбравший лёгкий путь, но не свободный. Возможно ли жить с компромиссом, не руша своих или чужих принципов, поддаваясь на искренние чувства, найти дорогу к свободе и счастью? Высокая концентрация алкоголя в крови толкала философствовать, даря мимолётное ощущение всезнания и всесилия, а на деле просто туманила сбивчивые мысли. Завтра будет новый день, новая цель, на этот раз, Чонгук её не забудет. И пусть пока не его, но непременно таковой станет, неповторимая «фурия» с острыми коготками, сводящая с ума, по имени Ким Тэхён, будет в его жизни неотъемлемой частью. Пусть пока не совсем ясно, в роли кого, но людей, затрагивающих самые потаённые струны души, нужно держать близко, бережно храня драгоценную связь.       Как его относили в комнату, Чонгук уже не отследил, дошагав до ворот университета, он отключился, оставив двух смущённых без свидетелей. Это была их первая встреча за очень долгое время, первая и последняя. Дабы избежать подобных встреч, Хосок перевёлся, и менять что-то они не вправе. Смирившись, оба просто в душе желали младшим найти выход получше. Привычно обойдя все пункты контроля, Чонгук был успешно доставлен на место, затем Юнги лишь оставалось печально проводить взглядом удаляющуюся от кампуса фигуру. Вся скопившаяся тревога в суровом с виду парне впредь будет направлена на единственного напоминающего о любимом, Юнги будет заботиться об общем важном человеке, втайне надеясь вот так встретиться.       Утром Чона разбудил противный звук вызова от приставучей девицы, хотевшей выяснить, почему вчера так быстро её оставили одну. Лучше б просто будильник в шесть утра, чем это. Отвечать не было желания, но она будет звонить до посинения, ни скромности, ни гордости, не то что Тэ. Мысль об особенном хёне будоражила эффективнее, подгоняя собираться на пары, ведь всегда есть шанс встретить в просторных коридорах знакомую фигуру или услышать неповторимый голос.       Стыдясь себя и своих поступков, Чонгук обладал стабильной поражающей способностью забывать происшествия, пережитые под действием алкоголя. На этот раз затёртыми в памяти оказались моменты с братом и Юнги, поэтому информированность звонившего Хосока удивила. Но не больше, чем неожиданно добрый и заботливый Мин Юнги, который во время обеда подсунул яблоко и таблетки от похмелья, сопровождая всё бурчанием: «Держи, алкашня мелкая».       Кажется, это был первый раз, когда Юнги обратился к Чону. И сразу такая забота — успех. Скромно поблагодарив, Чонгук, не раздумывая, запил таблеточку холодной водой, прям сразу ощущая, как отпускает звенящая головная боль.       — Ты с этим аккуратнее, нечего напиваться в одиночестве, обращайся если что, — вселяющий трепет своей причастностью, Мин поднялся из-за стола и покинул помещение. БэмБэм так и застал Чонгука с открытым ртом, смотрящего в спину удаляющемуся хёну.       — Что-то ещё случилось? Юнги-хён тебя вчера едва затащил в комнату, вы явно из разных весовых категорий, — таец говорил, весело улыбаясь и не глядя, жонглировал парой яблок, привлекая всеобщее внимание. Всегда такой позитивный и открытый, он легко располагал людей к себе. Ещё немного и можно будет открывать фан-клуб. — Лучше скажи, как прошло твоё свидание, миссия выполнена? — наконец-то поинтересовался БэмБэм, понижая голос до шёпота, и заговорщицки подмигнул, раз пять.       — Да так себе, слушай, а ты Ким Тэхёна не видел? — странная перемена темы, в шоке даже яблочки, упавшие на пол, упущенные из виду удивлённым жонглёром. Видеть-то он его видел, но вот что значат эти вопросики, и к чему всё это ведёт, непонятно. Не бить же он его помчится?       — Ну допустим, видел, а что? — попытка прощупать почву. Чонгук уже привстал, отодвигая лавку из-за стола. Всё в нём кричало о нетерпении и решимости. — Ладно, пять минут назад он сидел в саду за главным корпусом, обедал вроде бы один.       Кивок-благодарность смазались по причине, что Чонгук уже нёсся по коридорам, ища выход на улицу.       Студенты, преподаватели, ступеньки и тропинки — всё слилось в безликий фон, пока ноги несли к нужному парку. Когда до цели оставалось метров десять, Чонгук притормозил, собираясь с мыслями. Взгляд скользил по всем видимым лавочкам, ища знакомую блондинистую макушку, но таковой нигде не находилось, не успел, наверное. Раз уж примчался, то хоть присесть в тени деревьев можно, подышать свежим воздухом, лишний раз всё обдумать. После плотного обеда, с чудодейственным влиянием выпитого лекарства, как раз хотелось на минутку прикрыть глаза, подставляя лицо ещё такому не по-осеннему тёплому солнцу. Чонгук не заметил, как уснул, склонив темноволосую голову. Его размеренное дыхание стало сигналом Тэхёну, всё это время прячущемуся за деревом.       Тэ пришёл сюда полежать на траве, в тени кроны разлогого, украшенного уже разноцветными оттенками дуба. В этом укромном месте его невозможно найти, не зная тайного укрытия. Увидев прибежавшего Чона сквозь заросли прикрывающей зелени, Тэхён притих, усмиряя бешено бившееся сердце, чтобы то не выдало громкими ударами о тонкие рёбра. Если бы только Чонгук позвал, хоть раз с нежностью назвал его имя, но тот лишь молча осмотрелся и сел на ближайшую скамейку, всего в метре от замершего в тупике старшего. Протяни руку и можно коснуться шёлковых волос. Это так жестоко, быть рядом и не иметь возможности прикоснуться. Когда Чонгук уснул, Тэхён не смог противостоять чертёнку, шепчущему на ухо. Присев напротив, он невесомым касанием огладил контуры красивого лица, поправил упавшую на глаза прядь. Создавая преграду между ласковыми яркими лучами солнца и смиренным лицом, Тэхён рассматривал, любуясь, каждую родинку, отмечал, запоминая, все маленькие шрамы. Со стороны казалось, будто это поцелуй, так низко он склонился над спящим, пользуясь возможностью, нескромно вдохнул запах нагретой кожи, шампуня и почти неуловимого парфюма. Одна его рука пёрышком дрожала в сантиметрах от нахмуренного во сне лба, затем лёгкими прикосновениями коснулась щёк и ложбинки над губой. Напоследок окинув плутовским взглядом дрожащие реснички, довольный Тэ покинул парк и дремлющего парня, улыбаясь каким-то своим мыслям, готовясь к следующей их встрече, ведь она будет весьма эмоциональной, особенно со стороны Чона.       Чонгуку снилась мама, она ласково гладила его по голове, успокаивала и говорила, что обязательно приготовит его любимый вишнёвый пирог. Затем снился домашний жирный кот, щекотавший лицо своими длинными усами.       Солнце скрылось за высокими зданиями университета, стало прохладно, и Чон проснулся. Часы показывали время, означающее, что он уже всюду безбожно опоздал, поэтому спешить куда-либо смысла не было. Забытая в столовой сумка должна быть у Бэма, на оставшиеся полпары идти не хотелось, поэтому он направился прямиком в общежитие. По дороге его провожали удивлёнными взглядами, кто-то толкал друзей и указывал на него пальцем, а кто-то просто откровенно ржал.       Пришлось ускорить шаг, чтобы скорее добраться до зеркальных окон оранжереи, она была ближе всего на тот момент. Почти подбегая к отражающей поверхности, Чонгук уже издалека увидел, что лицо покрыто тёмными полосами. Вблизи стало понятно, что ему маркером дорисовали усы, закручивающиеся спиралями на щеках, а на лбу красовалось позорное «ЛОХ».       Автором шедевра виделся только один единственный человек. Серьёзно, что за детское баловство? Чонгука это даже умилило, вот что щекотало его во сне, это длинные холодные пальчики проказничали. Как жаль, что он спал и не видел сосредоточенного лица склонённого над ним хёна.       Если так Тэхён будет вымещать свою злость и обиду, то пускай. Чонгук готов смириться и не с такими издевательствами, лишь бы вернуть былую благосклонность к себе. Глядя на своё лицо, он облегчённо засмеялся и пошёл дальше, гордо держа поднятую голову, красуясь автографом-подписью милого Тэ, ставшего на тропу войны.

***

      Каждый учебный год студенты университета устраивают осенний фестиваль. Все факультеты готовят представление своих достоинств, планируя разнообразные экспозиции, выступления, презентации. В этом году все с нетерпением ждут приготовленное актёрским факультетом событие — постановка под названием «Долгий путь к свободе», основанная на одноимённой автобиографической книге Нельсона Манделы. Выбор постановки был подвержен критике и вызвал волну возмущений, но тем же подогревал интерес публики. На самом деле, в процессе подготовки были задействованы и другие факультеты: историки, литераторы и даже архитекторы — для создания реалистичных декораций.       Члены студсовета, как главные организаторы, контролировали ход подготовки и втайне переживали, как сработаются Тэхён с Чонгуком, выдвинутым представителем от архитектурного в помощь постановке.       Парни вели себя подозрительно мирно, не то чтобы не выказывали негатива, они не показывали вообще, что знакомы. Правда так было только на людях, оставаясь тет-а-тет, они снова вступали в конфронтацию. Тэхён пенился и возмущался, мастерски маскируя радость от возможности лишний раз усложнить Чонгуку жизнь под праведным гневом руководителя. В свою очередь, Чон стоически терпел все наезды, мечтая заткнуть истерию крепким поцелуем. Взгляды обладали остротой металлических лезвий, при минимальной фантазии можно было услышать лязг и рассмотреть летящие во все стороны искры от столкновений.       Вечером Чонгук решил засесть за чертежами в отведённой для подготовки декораций комнате. Он брёл тёмными проходами, не включая свет, с музыкой в наушниках провалился глубоко в личные переживания. Нужная дверь оказалась приоткрыта, с образовавшейся щели лился мягкий свет, освещая полоску на плитке коридора. Внутри репетировал Тэхён, своим низким голосом читал строки сценария, будоража всю суть Чонгука.       «Никто не рождается с ненавистью к другому человеку из-за цвета кожи, происхождения или религии. Люди учатся ненавидеть, и если они могут научиться ненавидеть, их можно научить любить, потому что любовь намного ближе человеческому сердцу, чем её противоположность».       Нужные слова важно вложить в нужный момент в сердце человека, поселив в его сознании правильный ход мыслей. Чон Чонгук, уставший терзаться сомнениями, решил пройти свой долгий путь к свободе, отрицая и руша стены стереотипов и предрассудков. Осталось лишь убедить манящую к себе цель в своей искренности.