WTF?

      «Слишком слаб, я слишком слаб», — распластанный на собственной постели, как на жертвенном алтаре, Тэхён вырвал из себя признание, вручил себя безжалостному богу, не знающему милосердия. Не смог уберечь себя, даже видя издалека смертельную опасность, он слепо и с улыбкой безумца на устах бросился вперёд, как мотылёк на призывный свет огня. Раскрыл свои объятия, принимая всю бурю эмоций, что рухнула на него.       Снова и снова, до полного изнеможения, до криков и до беззвучной мольбы о пощаде. Словно бушующее море, что обрушивает на берег обречённые волны, Чонгук поднимался, медленно выходя, а затем бросался навстречу, врываясь в саму суть, заглядывая в расширенные зрачки, ища ему лишь ведомый ответ. Волнообразные движения, проникновенные взгляды, рваные вдохи на опасной высоте, всё это — ритуальный танец, запрещённая магия, губительное колдовство.       Чонгук упирался руками по обе стороны от разметавшихся по простыне волос, их лица были в паре дюймов друг от друга, а тела сливались в нерукотворный шедевр. Тэхён почти терял рассудок, упираясь ладонями в широкую грудь, цеплялся за плечи, обвивал ногами бёдра, прижимал к себе, что есть силы, словно пытался пробраться под кожу, пройти сквозь. Металлическое кольцо сверкало в кожаной полоске на сильной шее, качалось в такт толчкам внутри. Оно ничего не значит, но очень идёт Чонгуку, кожа и металл, вообще, словно созданы дополнить его диковатую страсть.       В чёрных зрачках Чона горел безумный голод по прикосновениям, поцелуям, сексу. Злость, что копилась от унижений, похоть, что являлась от одного образа Тэхёна, ненасытность, вскормленная длительным томлением, — наваждение, снявшее парня с цепи. Он хотел быть нежным и внимательным, но срывался. Хотел быть самим собой, заполнить каждый их общий миг волнующим трепетом, но обезумел, потерял контроль и снова наломал дров.       Чонгук видел тень страха в прикрытых ладонями глазах и влажные дорожки на щеках и понимал, что кончился, как человек. Он кончился, потому что его заводил этот ужас. Эти слёзы и животный страх вызывали в нём яростное желание трахать ещё сильнее, сжимать в кулаке крашеные волосы, заполнять горячий рот, входить по самую глотку, перекрывая воздух, наслаждаясь пошлыми звуками, держать тонкий пульс под пальцами, ощущая на языке лихорадочное сердцебиение, пока его член глубоко внутри заполняет и доводит до исступления.       Сила, власть и полный контроль над сдавшим оборонительные позиции бурлили, вскипая новыми алыми пятнами на круглых ягодицах. Чёткий отпечаток ладони броской стигмой впился в кожу. Вспоминая собачью мисочку, Чонгуку нестерпимо хотелось поставить Тэ раком, ворваться в него сзади, впиваясь зубами в верхние позвонки, шептать ему на ухо, кто здесь грязная сучка.       Подушки летели на пол, когда послушный Тэхён уткнулся лицом в матрас, беззащитно подставив разведённые бёдра. Он слабо покачивал ими из стороны в сторону, призывая не останавливаться. Таким распущенным он выглядел восхитительно. Падший, но всё ещё величественно красивый, соблазнительный и вызывающий жажду, которую практически невозможно отвергнуть, вынуждающий отречься от самого слова «нет». Чонгук рычал как волк, пуская вибрацию по позвоночнику, когда вгрызался в шею нешуточным укусом. В его сознании преобладало желание владеть, примитивно и бескомпромиссно. Он не входил глубоко, а скользил быстро и ровно у самого входа, крепко держась за упругие ягодицы, почти протыкая пальцами кожу. Тэхён скулил, держа в зубах промокшую простынь, полосовал её острыми ногтями, прогибался на грани своих возможностей, пытался насадиться сильнее, почувствовать больше, но был не способен двинуться дальше дозволенного. Он изнывал от неполноты внутри и тянулся рукой, чтобы прикоснуться к себе, чтобы точными рывками достичь пика. Балансировал между обмороком и оргазмом, пока тело не прошибла резкая боль, оставляя росчерк знакомой плети.       Чёртов хлыст, его толстая рукоятка идеально подошла, чтобы ввести поглубже в пульсирующее отверстие, украшая гибкое тело тонким и длинным хвостом из чёрной кожи. Тэхён задыхался от этого безумия, падая всё глубже в адский котёл плотских желаний. Чонгук там уже плескался давно, он просто хотел увидеть, как Тэ виляет задом, словно кошечка, и чтобы его шустрый язычок, что успел наговорить непростительные вещи, вылизывал ему яйца.       Чон стоял в метре от кровати, широко расставив ноги и призывно махал рукой, заставляя Тэ подползти ближе, ведя бёдрами из стороны в сторону. Позади крадущегося парня по полу волочился длинный кожаный ремень. В таком применении он больше нравился Чонгуку. Хотя пушистый красный хвост, под цвет волос, подошёл бы ещё больше. Тэхён замер у самых ног, подняв наверх глаза, полные томного влечения, безрассудства, игривости, потерянной воли.       С упоением довелось наблюдать свысока, как розовый кончик языка скользит туда-сюда, разгоняя по атомарным соединениям микроскопические разрушения.       Наручниками Чонгук решил приковать стройные ножки к быльце кровати, закинув их сладкому Тэ за голову. Пусть явит себя во всей красе: такого горячего, влажного, широко раскрытого. И пусть давится своей гордостью, задыхается своими перечёркнутыми намерениями оттолкнуть Чонгука, пока тот господствует над ним, в его теле.       Таким развратным, грязным и жаждущим Тэхён не ожидал себя застать в этой жизни. Никогда секс не побуждал его на столь низменные порывы. Он был готов слизывать собственную сперму с ног Чонгука, только бы чувствовать его ещё и ещё, всегда и везде. Этот сладкий яд проник в него с первым толчком, распространился в теле вместе с чужим семенем. Произошёл сепсис, и теперь в его крови циркулирует пагубный вирус подчинения Чон Чонгуку. Антитела не способны бороться, гормоны действуют против своего носителя: они тоже за то, чтобы несдержанно извиваться, пока ноги и руки опутывает крепкая цепь. Ни одна клеточка в теле не согласна с затихающим желанием противиться. Даже когда на глаза ложится полоска тёмной ткани, в животе сворачивается ещё один тугой узел, предшественник бурному экстазу. Страх — ничто, по сравнению с пьянящим возбуждением, когда ты в безоговорочной власти особенного человека. Оно подрагивает, стекает ртутными каплями, пачкает ноги, сметает человеческие цивилизованные показатели. Только жажда, только порок, только секс сейчас важны. Во всём этом грёбанном мире нет ничего, только эта комната, эта кровать и два тела, что, сплетаясь, создают в воображаемом небе салюты и фейерверки, зажигают сверхновые звёзды и рушат планеты.       Цепь лёгкая и холодная, красиво ложится на чуть смуглую кожу, подчёркивает на фоне чёрной простыни идеальные порочные соединения. Тэхён ослеплён и обездвижен, застыл в ожидании, нетерпеливо ёрзая задом по шёлковой ткани. Чонгук видит его, не просто смотрит на его тело, а видит Тэ, знает, что ему нужно прямо сейчас, понимает, чего он желает больше всего. И он ему это даст.       Руки немного подрагивали, поэтому картонная коробка была неосторожно сбита со стола, с шумом полетела на пол, рассыпая по комнате предметы разной формы и предназначения. Идея пришла в голову неожиданно, поколебалась на грани «за» и «против» и всё же перевесила в сторону «почему бы и нет».       Дневной свет преступно портил атмосферу, пожирая иллюзию, шум из коридора отбирал приватность. Ещё одно наспех принятое решение и Тэхён вздрогнул, когда его ушей коснулись подушечки вакуумных наушников. Быть лишённым сразу двух чувств пугающе. Он попытался запротестовать, но слова застряли в горле, когда в прикрытый рот скользнули пальцы, что ещё недавно скользили в нём, награждая наказанием.       — У тебя был шанс, я был готов тебе позволить всё, но ты его упустил. Я не такой. Я возьму всё, что захочу, и так, как я сам решу, — договорив, Чонгук вложил оба наушника ему в уши и включил музыку. Тэ погружался, тонул, ощущая себя неотъемлемой частью вселенной, и в то же время он был сам по себе цельным, необъятным миром, таившим в себе неизведанные глубины, недосягаемые вершины и уголки, что темнее чёрного. Выбранная песня тянула парня на дно собственных грехов, перед глазами всплывали порочные сцены и действия, что сразу же реализовывались наяву. Чонгук, видимо, читал его мысли, ибо иначе невозможно так точно угадать жгучее «хочу» и воплотить его именно тем способом, каким нужно.       Свой слух Чонгук тоже отключил, найдя рядом с плеером беруши. Вместо музыки он слышал только бешеный бит собственного сердца и хриплые вдохи горящих лёгких. В себе он словно различал желания изнывающего Тэхёна. Они звучали тем самым низким шёпотом, пробивая мозг импульсами, проникали в черепную коробку вместе с кислородом в крови.       Холодная металлическая пробка скользнула внутрь с лёгкостью. Найденная смазка пощипывала повреждённые ткани, обещанный разогревающий эффект и функция вибро приносили новые острые ощущения. Тэхён извивался, шипел и стонал громче, чем до этого, больше не контролируя свою громкость, в его ушах продолжала взывать к бесконечности завораживающая мелодия-дымка.       Вторая пробка, из чёрной резины, была чуть поменьше, она входила с трудом и вызывала шипение сквозь зубы. Чонгук погружал в себя игрушку, с интересом отслеживая новые грани чувствительности собственного тела. Непривычно, но при движениях бёдрами что-то внутри цепляет загнутый наконечник и хочется ещё.       Толчки снова обрели ритмичный темп. Тэхён лежал поперёк кровати, откинув голову назад, он уже наловчился принимать на всю длину, сдерживая рвотный рефлекс. Его возносила синхронность, с какой Чонгук скользил в ответ губами по его члену. Поза 69 им далась с успехом.       Тэхёна жёстко дробило от контраста температур в его заднице. Эта грёбанная пробка извивалась в нём, долбила по простате, а теперь ещё язык Чонгука скользит по спирали от основания до самой головки, доводя до сбоя нервную систему. Тэхён так увлёкся собственными ощущениями внизу, что перестал воспринимать движение во рту. Поэтому струя горячего семени прямиком в горло была неожиданной. Он закашлялся, но постарался проглотить всё до последней капли. Облизывался, как самая развратная шлюха, надеясь, что Чонгук смотрит.       Смирение со своей порочной стороной принесло невероятную лёгкость. Тяжесть чужого тела сверху или жар чужого тела внутри — отныне новая религия, незыблемые постулаты, собственная, исковерканная истина.       Потеряв счёт всем сегодняшним оргазмам, Тэхён хотел последний выразить Чонгуку поцелуями, блеском в глазах, невысказанным «Обожаю». И он получил возможность сделать это именно так, как хотел.       Серебристая пробка покинула возбуждённое тело с характерным хлопком, смазка внутри Тэхёна хлюпала, когда Чонгук скользил внутри пальцами, нащупывая простату. Его движения резкие, быстрые, но беспроигрышно точные, а в чёрных зрачках плещется адский огонь обладания, светится знание и связь, что теперь между ними неразрывна. Но в последний миг он не позволил Тэхёну взорваться, вынимая пальцы. Его ухмылка понимающая, но решение бескомпромиссное.       Цепь со звоном упала на пол, рядом с истекающими отработанной смазкой игрушками. Тэхён не верил своим глазам, когда наблюдал, как Чонгук демонстративно подцепил пальцами чёрный круг и стал вытаскивать из себя изогнутый дугой фаллоимитатор. От такой картины во рту пересохло, а всё ещё стоящий член произвольно дрогнул, когда прямо перед глазами узкое колечко мышц стянулось, без проникающей внутрь пробки, и по промежности скатилась капелька. У Тэ кружилась голова, собственное изломанное тело взлетало лёгким пёрышком. Порывисто приблизиться, тронуть всё ещё не снятый ошейник, проникнуть дрожащей рукой.       Но его жест был остановлен. Чонгук платил той же монетой: соблазнял, сводил с ума и обрывал на полпути. Он спрыгнул на пол, гордо выпрямился и смерил победным взглядом поверженного соперника. Триумф зажигал на устах лукавую усмешку, его руки блуждали по влажной груди, прессу, опускались ниже, цепляя тяжесть яичек. Чонгук бессовестно дразнил и провоцировал раздавленное эго «мастера», больше не поддаваясь на игру в псевдоподчинение. Затем повернулся, сверкнув идеальной линией тренированных мышц, и направился в ванную, оставив опешившего Тэхёна в весьма затруднительном положении.       Тёплая вода струилась по разгорячённой коже, смывала пот и их общие следы удовольствия. Чонгук чувствовал себя падшим ангелом. Грешен, как сам дьявол, но за спиной росли крылья. И главный его грех сейчас сползал с постели, кряхтя от дискомфорта, причинённого его же, Чонгука, стараниями. Это вызвало приступ надменного смеха. И желание зайти на новый круг. Рука скользнула вниз, меж упругих ягодиц. Палец прижался к кольцу мышц и легко скользнул внутрь, вызывая тихий стон. Два пальца тоже входили без проблем, вынуждая более серьёзно задуматься о ещё одном раунде. Любопытство не давало покоя. Тихие шаги свидетельствовали о приближении. Тэхён шагал аккуратно, немного сгорбившись.       — Эй, хозяин, может, помоешь меня? — стоя в облаке пара, Чонгук зазывно протягивал руки, словно приглашая в объятия. Тэхён застыл в метре от душевой кабины, не решаясь сделать последний шаг. Он сопоставлял в голове два различных образа Чон Чонгука, дикого и милого, и не мог определить, какой же из них сейчас перед ним. От первого у него волосы дыбом вставали, впрочем, как и член, а второй заставлял умиляться и притягивал своей невинностью и простотой. Раньше можно было с лёгкостью идентифицировать, в какой из своих ипостасей пребывал парень, но сейчас он изменился, в нём переливались обе сущности. Он был немного смущён, но при этом оставался дерзким и уверенным в себе. Его взгляд подавлял, сила вокруг него создавала ореол доминантности, но он прогибался, меняя окружающую реальность под себя, переписывал правила, собирался перевернуть всё вверх ногами.       — Ты уверен? — одной ногой Тэхён уже стоял в кабинке, ощущая мелкие капли горячей воды. Градусов сорок, не меньше, но всё равно, по сравнению с кожей Чонгука, она была ледяной. Как только вторая нога коснулась белого керамического поддона, дверца кабинки захлопнулась, отрезая двоих от общей картины.       Чонгук дышал часто и порывисто, у самого уха. Он приник к Тэ, обвив его талию руками, положил свой подбородок на плечо и облегчённо вздохнул, будто боялся, что Тэхён убежит от него, а не примет предложение. Его пальцы скользили по влажной спине, ощупывая позвонки и впадинки. Неспешная ласка вызывала у Тэ мурашки, он цеплялся за сильные плечи, чтобы не осесть на землю на слабых ногах. Губы слились в бесконечном поцелуе, больше не раня острыми зубами, на этот раз сдерживая разрушительную горячность. Сплетение языков, один воздух на двоих, отрицание пустоты, принятие истин. Интеграция на высшем уровне, инсталляция личных зависимостей разгоняла внутренний жар, пока кровь снова не превратилась в кипящую магму.       Всё вокруг покрылось туманным облаком, пар осел на стеклянных дверцах, зеркалах, плитке. В воздухе витал аппетитный запах фруктового геля для душа. Он оседал на коже, вызывая трепетное желание покрыть каждый истерзанный дюйм тела исцеляющей нежностью.       В деликатных руках ароматная пена, словно внеземная амброзия, снимала усталость, окутывала обновляющей чистотой, оставляя лишь приторный привкус сладкого порока в распаренных порах. Невесомые прикосновения звенели изящным сопрано, рождая в мыслях небывалые симфонии. После тяжелого реквиема и трогательного адажио их мелодия зазвучала не так надрывно и отчаянно. Невидимые перья в оборванных крыльях светлели на самых кончиках.       Всё стало намного проще, без границ, приказов, жертв и страхов. В податливое тело Тэхёна страсть вливалась божественной лавой, на этот раз неторопливо, невероятно чувственно. Запредельно, нереально. Коленоприклонно Чонгук доказывал, что может не только вызывать безжалостное упоение, но и дарить тонкое блаженство устами, ловким языком, длинными пальцами. Он был нежен и осторожен, в противовес своему необузданному поведению раннее.       Они перерождались, каждый индивидуально, и как пара тоже. Переплавлялись в один сплав, более гибкий, но устойчивый к жестоким условиям извне. Абстрагировались от неидеального мира в своём совершенном исключительном измерении, сплетаясь, сливаясь, срастаясь воедино. Забыты роли, стёрты байты с записями об обидах и недопониманиях, оставлены в прошлом обещания и временные рамки. Само понятие времени стало чем-то трансцендентным. Секунды растягивались на бесконечные вдох-выдох, часы пролетали мимолётным: «Ах, ещё».       Тэхён жалел, что так долго откладывал, и радовался, что довёл Чонгука до такого бешенства своими выходками. Ведь иначе и не известно, набрался бы кто-то из них смелости для решительных действий или так и ходили бы вокруг да около. Хотелось снова примерить маску мастера, проявить железную волю и взмахнуть кнутом, но после пережитого он опасался показаться неубедительной версией. Понимал, что ему предлагают, и с охотой был готов получить свой дар, не веря даже в такую невероятную щедрость.       Выпуская из крепкой хватки, Чонгук шепнул на выдохе:       — Хочу, чтобы ты.       — Гукки, ты точно уверен? — красноречивый взгляд говорил не спорить, а делать, как сказано. Но Тэхён всё ещё поддавался нерешительности, скользя между округлых ягодиц. Трепет и восхищение, жажда и страх, искореженный канон, и… ох, как узко.       — Я должен знать, что сделал с тобой. Я хочу знать, что ты чувствовал, каково это. — Искренние желания отнимали нужду в излишних словах, действия — лучший метод выразить чувства, донести свои мысли и намерения. Чонгук верил, что принёс не только боль, но хотел убедиться в этом на собственном опыте. Тэхён признал, что он «отдан», но тоже хотел овладеть предметом своих желаний всеми доступными способами, оставить следы своего пребывания в его мыслях, на его теле, внутри него.       Влажная головка скользнула внутрь, с шипением вырывая протяжные выдохи, кулаком Чонгук бил в стену, стараясь сдержать порыв остановить Тэ, заставить прекратить эту пытку. Чертовски больно, даже так аккуратно. Что же он сам наделал утром?       Словно в наказание за свою непозволительную глупость, Чонгук подавался навстречу, увеличивая скорость и амплитуду толчков, уже теряясь в гранях ощущений, путая отголоски боли и наслаждения, вызывая сомнения, кто же кого трахает. Внутри воцарился пожар, сжигая последние островки адекватности. Взаимное разрушение, нешуточная импровизация или сумбурная фатальность.       Жизнь не станет прежней, ведь прежнего Чон Чонгука больше не осталось. Он просил Тэхёна изменить его, кажется, трансформация успешно завершена. Новая версия была ему пока не знакома, требовала исследований в лабиринте собственной личности, освобождённой от предрассудков, но заточённой в сложнопреодолимый грех похоти.       — Тэ, прости, — он обернулся вполоборота, продолжая двигаться, пытался установить зрительный контакт, — я болван.       Тэхён цеплялся за надежды, что это не просто так, не зря, что всё изменится, получится. Сквозь его хриплые стоны прорывалось тихое: «Угу». Ему было не до разговоров, всё это не имело значения. Чон Чонгук — это что-то нереальное. Он — его спасение и погибель, живая вода и яд, но, однозначно, этот человек способен стать смыслом жизни. Преображаясь, он рикошетом цепляет всех волной радикальных изменений. Вносит поправки под себя, редактируя жизненный проект, в котором участвует.       Тэхён не просто так старался держать себя в руках, не выдержав, он осознавал, что теперь на них посыпятся неприятности, как из рога изобилия. Осталось, закусив кровоточащую губу, надеяться, что они останутся вместе и общими усилиями смогут всё преодолеть.       — Я этого и хотел, сам знаешь. — Сложно скрывать, что именно такого результата Тэхён и добивался всеми своими действиями.

***

      Долгие часы ушли на восстановление покоя и безмятежности. Таким запредельно дурманящим утром два человека затерялись в дебрях чувственных сетей, зациклились друг на друге, забылись, потеряв связь с внешним миром. Но рано или поздно их должны были вернуть с небес, телефонный звонок ударом набата разрушил атмосферу, загоняя в ступор.       Голос Намджуна басил в трубке, пока лицо Тэхёна всё больше приобретало серый цвет. Судя по всему, новостей было несколько и одна хуже другой.       — Причина смены клуба? — Тэ нервно шагал по комнате, пока слушал ответ. — Я понял. Хорошо, мы готовимся и выезжаем.       Обычно эти двое предельно дружелюбны друг к другу, даже слишком. Но сейчас Намджун звучал резко, а Тэхён холодно и раздражённо. После разговора парень ещё минут пять молча наматывал круги по комнате, а затем схватил кейс и двинулся к зеркалу. Словно в гримерке артиста, по контуру отражающего овала засветились лампочки и, как улыбчивый визажист, парень жестом пригласил присесть.       Чонгук в замешательстве сделал шажок ближе, но садиться не спешил. По его наблюдению, происходило что-то подозрительное. Прицельный толчок и он рухнул в мягкое кресло на колёсиках. Тэхён всё ещё хранил молчание и старательно улыбался, пытаясь сделать вид, что всё в порядке. Его руки начали порхать в воздухе с невероятной скоростью и грацией, рисуя витиеватые пассы, рождая чернильно-тёмные линии, блестящие завитки и скрывающие мазки. Что, чёрт возьми, происходит?       — Макияж? Зачем? — Чонгуку некомфортно служить мольбертом, излишний грим стягивает кожу и щиплет глаза. И бесит непонятное поведение Тэхёна, его пустая улыбка даёт трещины, выглядит натянуто и совершенно абсурдно. — Что такое?       Держа в руках кисти и палетку с тенями для век, Тэхён приблизился, опускаясь на чужие колени. Его вид показался каким-то больным и измученным. Он продолжил наносить грим, но уже не казался отстранённым и чужим, наоборот, жался ближе, обхватывая крепкие бёдра стройными ногами. Округлые ягодицы упирались в пах, совершенно нескромно ёрзая сверху. Его поведение не поддавалось логическому объяснению, вместе с мимикой возникал коробящий диссонанс. Чонгук схватил его запястья, заставляя остановиться, взглянуть прямо в глаза, чтобы прочитать в них обречённость. Отброшенная косметика освободила руки и парень сцепил их на шее Чонгука, обнимая так крепко, будто боялся потерять.       — Я ещё не сказал тебе, у нас сегодня мероприятие запланировано, обязательное, отказаться никак нельзя.       — И для этого ты меня красишь?       — Да, — Тэхён отвечал, не распуская объятий, поэтому звучал приглушённо, где-то в изгиб шеи.       — Это как-то связанно с GODS и адской лотереей? — Чонгук поглаживал сгорбленную спину, успокаивая и поощряя дальнейшее разъяснение. Тэхён показался ему таким маленьким и хрупким в этот момент. Хён, которого хочется защитить.       — Да.       — Тэ, я не знаю, как искать решение, если не знаю, в чём проблема. Прекращай истерику и рассказывай.       Тэхён понимал, что он обязан объяснить, предупредить. Должен был сделать это ещё раньше, но был слишком занят играми. Мозг лихорадочно перебирал варианты развития событий и возможные пути для отступления. Но ситуация довольно безысходная. С утяжеляющими обстоятельствами. Глубоко вздохнув, он провёл ладонью по щеке Чона и коснулся его лба невинным поцелуем. Оттолкнулся от спинки стула и встал. Нервозность провоцировала хаотическое перемещение по комнате. Внутри разворачивала адские воронки поглощающая паника. Чонгук всё ещё сидел в недоумении, ожидая деталей происходящего пиздеца.       — Помнишь какие масти были в тех картах? — не дожидаясь ответа на риторический вопрос, он продолжил, по пояс ныряя в шкаф с вещами. — Кроме нас с тобой, все остальные — свидетели. А это значит, что они тоже участвуют во всём этом абсурде, только наблюдают, подглядывают. То, что ты мне подчиняешься должно быть доказано всем, каждому из них, а не просто остаться за закрытыми дверьми.       До Чонгука постепенно стало доходить. Вчерашний звонок, слова Тэ о наказании, отобранный телефон. Действительно, а чего он ещё ожидал от кучки больных самовлюблённых психопатов? В таком обществе самое время обзавестись паранойей, манией преследования и теорией заговора, а не самоотверженно отрываться перед открытыми окнами.       — В клубе Намджуна проводится раз в месяц особый вечер. Так называемый «Аукцион питомцев» — церемония, о которой я бы хотел забыть. Но совет настоял на нашем приглашении. — У Тэхёна опускались руки, энергия вдруг покинула его, и он слабо осел на измятую постель. Она ещё хранила туманный отпечаток их тел. — К тому же, в этот раз торги будут проходить в другом клубе, там нас Намджун не прикроет. Ты… тебя могут купить, забрать у меня.       — Что? Как это купить? Я же не вещь! — Чонгук подскочил к обмякшему Тэ и схватил его за плечи. Встряхнул посильнее, приводя в чувство. Подчиняться ему одному, играя и не выходя за пределы спальни это одно, но попасть в руки какому-то незнакомому извращенцу, прислуживать кому-то. Хрена с два! — Давай просто не пойдём.       — Ты не понимаешь! Так не выйдет. Эта система, которая действует годами, думаешь, если бы всё было так просто, она продержалась бы полстолетия? Ты не слушал меня, я могу это скрыть. Но Их мы слушать обязаны. Иначе не знаю, что случится. Могут прислать твоим родным фото со мной. Не усомнюсь, если уже готовы впечатляющие кадры ярких сцен из нашей жизни, — парень махнул головой в сторону цепей, что до сих пор блестели на полу у кровати, — ты хочешь сделать это достоянием общественности? И это ещё не предел, поверь, у GODS есть рычаги власти и подход к любому.       — Они следят за нами? Даже сейчас?       — На то они и «свидетели», Чонгук.       — То есть, теперь все знают, что я… что мы…чем мы здесь занимались?       — Очнись, Гукки. Я думал, ты понимаешь это с самого начала. Мы на игровом поле, открыты, как на ладони. Любой твой шаг записан и проанализирован. — Тэхён продолжал нервно тараторить, на взводе вернувшись к выбрасыванию одежды из комода. Не мог найти нужную вещь, злился и психовал, устраивая разгром. Злился, потому что Чонгук и правда болван.       А Чон давился шокирующими догадками, ощущая, как внутри всё обрывается и летит к чертям. Только он начал думать, что всё наладилось, как снова обрушился личный апокалипсис. Превселюдный позор не входил в его планы на ближайшее будущее. Быть проданным с молотка перед сотней помешанных любителей декаданса — не самый приятный метод провести вечер. Быть проданным…       — Тэхён, тогда просто купи меня, — высказанная догадка вызвала неожиданный приступ горького смеха. — Что? Разве это не самый простой путь?       — Прости, Гукки, но боюсь, ты у меня слишком желанный лот. Цена за тебя может превысить миллионы. У меня таких денег нет.       — Да, просто заебись.