***
Страж сидел за столом, изнывая от жары. Привыкший к холодному снегу, он не мог стерпеть такой пытки. Любимая сестрёнка должна скоро вернуться. Обещала она серьёзный разговор, что не сулил ничего хорошего… Ваня скучал. Безумно, до боли. Он не мог не думать о своём любимом. С того дня прошло невиданное количество дней, а может, недель или даже месяцев… Им овладевали ужасные мысли о том, что Гилберт, за причиненную ему боль, не простит Ваню. Тот момент, когда Иван ударил альбиноса, он помнил смутно и обрывками. Но этого было достаточно, чтобы понять, Иван — мерзавец. О самой мысли о том, что он посмел ударить милого Гила по лицу… Стыдно, обидно, больно, тяжело, гадко. Особенно последнее — Страж ощущал себя мразью, предателем, ему было противно от самого себя, от поведения, поступков… Он хотел вернуть всё назад. Но какая-то тёмная сторона шептала, что Гил сам виноват. Но это, считал Иван, бред. С него довольно, он устал поддакивать этому голосу. Он просто хочет вернуть всё назад, вернуть Гилберта, зачеркнуть тот страшный миг… — Ванюша, я здесь! — раздалось в коридоре. Иван даже бровью не повёл.- Я принесла ещё чаю… Ох, как я устала!.. карга я, кха! Наташа, милая его сестрёнка, вошла в комнату, сразу обнимая брата. Тот ответил на объятия, сам представляя, обнимает другого… — Так, сразу к делу, — Наталья выдохнула, — я долго думала о той истории и, я уверена — ты должен вернуться. По-другому никак. — А если… — Ванюша, не надо изводить себя домыслами. Если он такой, каким ты мне описывал, всё будет хорошо. Глаза боятся, ноги идут. Понял? Но без чая я тебя не отпущу. И не мечтай. — Наташечка, но я же ударил его… — Вань, пойми одну истину… вспомни мамулю. Папа её и бил, обзывал, но… но они остались верными друг другу. И любили друг друга, но смерть разлучила их. Папа переживал, но пойми, он простой человек, не вини его за новую жену, прошу тебя… — Я не виню… просто… не знаю. — Винишь, я по глазам вижу. Мне Оля рассказывала, Гретхен очень хорошая. Так что, наш папа в надёжных руках… А ты не бойся. Сегодня же пойдёшь. Ясно? Иван вздохнул. Ему нужны были эти слова.***
Гилберт не выходил из своей комнаты уже почти месяц. Он не знал раньше такого состояния. Ему было всё равно на всех, абсолютно плевать на окружение, предметы… Единственной его отрадой стали либо книги, либо рисование. А рисовал он никого, кроме Ивана. Наверное, уж накопилось огромное количество почеркушек, но Гил никак не останавливался, пытаясь всё восстановить тот сладкий и родной образ… А когда не получалось, Гилберт сердился. Ему казалось, что он забыл голос Ивана, его походку, тёплую улыбку и тот самый взгляд цветущих фиалок… Предательски вспоминалось лишь то чудовище, его взгляд, белые глаза и низкий голос… Гил вновь злится на самого себя, когда не смог нарисовать правильный изгиб губ. Он смял жалкую попытку и, сбросив все листы и кисти со стола, вновь лёг на кровать, забираясь под одело, прижимаясь к известной нам подушке. Со стороны это бы казалось странным, но не стоит судить Гилберта так строго. Скука смертная, он не знает, как занять себя. Чтобы отвлечь мысли от любимого. Мерещилось, что Иван забрал с собой его большую часть, ведь в сердце чувствовалась пустота. — Я всё ещё жду тебя, — сказал он в пустоту. Темнота, такая густая, напоминала их дни и ночи, когда…- Когда мы были вместе. Я…- Гилберт перевёл взгляд на свои руки, что сжимали подушку; он будто чувствовал Ивана здесь, — Я не хотел тогда говорить это. Да, я злился, но не на тебя. Пойми, тогда я думал, что там стоишь не ты… Глупо! — в сердцах выкрикнул Гил. Ему хотелось ударить себя по лицу, но он сдержался, когда его подушка выскользнула из рук и упала на пол. Это так потрясло его, что Гилберт ахнул и прикрыл свой рот рукой, будто уронил своего родного ребёнка на шипы. Немедленно он сошёл с кровати и хотел поднять ещё тёплую подушку, как услышал какой-то стук. Он перевёл взгляд на дверь, но там никого не было. Гил сжал до бела губы. Если верить интуиции, сейчас была ночь. Наверное, поэтому не было и звука во Дворце. Секунд десять наблюдая за дверью, он провёл в молчании. А после вздохнул с каким-то облегчением и в то же время с разочарованием. Он снова обернулся к серому окну. Листы так и лежали на полу. Отсюда во мраке Гилберт даже различил портрет Ивана, что сегодня он пытался нарисовать. Рукой он пододвинул лист к себе и с укором начал различать все его черты. Он вздохнул и прикрыл глаза. Он устал от всего этого. Но надежда не умерла в нём до сих пор. Сколько уж времени прошло?.. Где-то три недели?.. может, больше?.. кто знает, в любом случае это неважно. Это было мученьем. Только расставшись, Гил осознал всю свою любовь, привязанность, которую он испытывал к Ване. А за это время боль даже не утихла. Нет, не от удара. От разлуки. Гилберт вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить желанный образ. Как же он скучал по этим рукам, взгляду, голосу, по всему ему. Наверное, если бы сейчас явился к Гилберту Дьявол во плоти, Гил бы продал свою душу за покой. Он ждёт. Раньше он не подозревал в себе столько верности, нежели сейчас… — Как же я хочу, чтоб ты был рядом.- Говорят, если человек скажет своё желание вслух, то оно обязательно сбудется. Так говорил Франциск. Он даже по сей день беспокоится о Гилберте… Когда раздался ещё один стук, Гил даже не обратил внимание. Но когда парень ощутил, как что-то опускается на кровать рядом, он заволновался. Кто может явиться посреди ночи?.. Ответ не заставил себя долго ждать. Гилберт лежал неподвижно и не открывая глаз, будто спал. Он ощутил на своей голой спине робкое прикосновение ледяной руки, после холодные пальцы огладили плечо Гила, и некто, такой холодный, будто сам из снега, прижался со спины к горячему Гилберту. Эти прикосновения, до боли знакомые руки, что сжали парня в крепких объятьях, тяжёлое и медленное дыхание, отдающее в воздухе пылью инея… И голос. — Я тоже скучал по тебе, любимый…- нашептал он. Гил сразу перевернулся на другой бок и встретился с этими необыкновенными глазами, в которых промелькнул страх. Гилберт несколько секунд просто не мог поверить, казалось, что это сон, а боль внутри сдавливалась и превратилась в такое тяжёлое волнение, что он забыл как дышать. Он вернулся. — Т-ты…- неуверенно выдавил Иван, — не рад мне?.. я могу уйти, если ты…- но он не успел договорить. Гил так быстро прижался к Ивану, стискивая в объятьях, что Страж правда сначала растерялся. А потом и сам обнял подрагивающего Гилберта. Ему было даже плевать, что ему жуть как холодно, он не хотел отрываться от любимого. — Ванечка, любимый, — хриплым голосом прошептал альбинос, целуя морозные щёки.- Я скучал по тебе… Ты вернулся! Я ждал тебя! Иван прижал его к себе ещё плотнее и трепетно поцеловал милого. Кажется, они никогда с таким жаром не целовались и не трогали друг друга. Окоченевшие руки касались горячей кожи, пальцы зарывались в светлые волосы, было слышно тяжёлое дыхание, когда они оторвались друг от друга чтобы вновь обняться. — Я думал, что ты не сможешь простить меня, — шептал на ухо Страж, поглаживая голую спину своему мужу, он снова потянулся за долгим и жарким поцелуем.- Думал, что… что ты не захочешь знать меня… Он услышал какой-то счастливый смешок от альбиноса. Тот не терял времени и уже оседлал супруга, обняв его за плечи. — Я точно так же думал, Вань. Я же оскорбил тебя, — как бы прося прощения, он с волнением забрался языком в рот Стража, вытягивая из того воздух. Тот довольно, но тихо заурчал: — Прости меня, Любимый, — с прикрытыми глазами он нашёл губы альбиноса и прошёлся рукой по его ночным штанам. Гил как-то трогательно улыбнулся любимому и снял с того жилетку. — А ты прости меня, Ваня, — парень прижался к его щеке и начал шептать: — Я люблю.тебя, Ваня, я хочу, чтобы именно ты знал это. Я знаю, что в тебе живут два «я», но я же хочу чтобы Ваня сейчас любил меня, чтоб ты был со мною рядом, и чтобы тот «Слуга Зимы» больше никогда не просыпался в моём любимом, — после этих слов Гилберт требовательно прижал губы Ивана к себе.- А теперь люби меня. — Я люблю тебя, Гилберт, — парня опрокинул Иван, что сразу прошёлся руками по его бокам, пытаясь согреться.- И буду любить. Только не покидай меня. — А ты меня, — улыбнулся Гилберт мужу, а тот уж потянулся к бледной и нежной шее. После были жаркие поцелуи, стоны и клятвы. Они не могли друг другом насытиться за всё это время разлуки, что провели они врознь, они хотели вспомнить всё: глаза, запах, чувства… и никто им больше не помешает.Кроме их самих.