Всё случилось слишком быстро. Даже Страж до конца не осознал, что сейчас произошло — он просто не успел, весь мир вокруг вмиг преобразился из тихого летнего пейзажа во мрак. Раздался какой-то неизвестный ранее Гилберту звук.
Внезапно глаза Ивана побелели, зрачки выцвели, а фиалковые радужки обесцветились, закатились вверх — это не продолжалось и секунды. И в этот момент в лицо Гила брызнуло несколько бордовых капель, он отступил на шаг и закрыл глаза лишь на мгновение, чтобы снова раскрыть и застыть в ужасе. Выражение лица Стража выказывало сплошную боль; он было приоткрыл рот, но оттуда не вылетело ни звука. Не успел Гил понять, в чём же дело, как обессиленный и вдруг побелевший Страж упал на колени, а после резко опустился на влажную траву, ударяясь головой о мокрую землю с ужасным хрустом. Он лежал замертво.
Гилберт стоял неподвижно, не смея и звуку издать.
Это был… выстрел,— пронеслась у него в голове единственная мысль. Гил был в растерянности. Из оцепенения его вывело ощущение вязкости, отвращения и в то же время страха. Он проснулся только тогда, когда под Иваном начала расплываться густая пурпурная лужа, которая успела уже распустить свои вязкие щупальца прямо к ступням Гила, любовно обволакивая их, словно затягивая в своё червонное болото. И только сейчас Гил понял, в чём дело.
Он захрипел, зажав рукой открывшийся рот, отступил на шаг, всё перед глазами его помутнело; будто задыхаясь, Гил глубоко задышал и споткнулся о корни дерева и ударился своей головой о жёсткую кору. Но его не беспокоила эта боль.
— В-ваня?..- робко позвал он, но тело не отзывалось, только лужа становилась всё больше и больше. Оно лежало неподвижно. Как вдруг Гил задрожал всем телом, наплевал на всё, вскочил на ноги, подбегая к супругу, чтобы резко перевернуть того на спину… И он встретиться с пустыми глазами: ничего не выражающие стёклышки закатились вверх, будто Ваня хотел что-то рассмотреть над собой. Гилберт дрожал, трепетавшей рукой он прикоснулся к щеке мужа и только сейчас заметил, что у него изо рта течёт багровая кровь, окропляя бледные пальцы альбиноса.
— Ваня?..- вновь позвал он, но тело не отозвалось на своё имя.- Ваня, очнись! — вопил он.- Не умирай! — сейчас Гилберт уже кричал во всё горло, за плечи начал трясти своего мужа, прижимал к груди, вновь тряс, ударить только рука не поднялась. Когда он снова прикоснулся к груди любимого, то ощутил на доселе чистой руке своей вязкую багряную кровь.
— Ваня, ну проснись же, Ваня! — из покрасневших глаз альбиноса вдруг потекли горячие слёзы, которые падали на похолодевшие щёки супруга, смешиваясь с пунцовой жидкостью. Парень не переставал кричать, он звал Ивана, но тот не отвечал. Гил прижал к себе обмороженное лицо (что покрылось выцветавшими морозными узорами), начал целовать его в лоб, ледяные щёки, тихо шепча имя мужа; тут он прикоснулся губами посиневших уст, как отпрянул, не зная прежде этого металлического вкуса. Вцепившись в кровавые волосы Ивана, Гил прижимал его к себе, целовал, просил проснуться, вновь и вновь умолял о прощении, гладил его шею, осыпал поцелуями руки мужа. Но тот не возвращался, тело его безэмоционально и гибко прогибалось под каждым движением, не сопротивлялось. Гилберт пытался согреть мужа — слабыми от горя руками, он положил Ваню к себе на колени, чтобы снова опуститься к супругу, зовя его обратно…
Как вдруг Гил почувствовал между лопаток холодный металл. Хоть парень и замер от неожиданности, он никак не мог остановить этот поток слёз, он всё время вздрагивал, но уже приглушённо всхлипывал. За спиной раздался низкий мужской голос:
— Отойди от этого Чудовища, — этот глас показался альбиносу до боли знакомым…- Иначе, мне придётся… тебя уб…- он прервался на полуслове.- Отойди от него!
Но альбинос не встал. Даже не шелохнулся, вцепившись в своего мужа накрепко, притянул его к груди ещё теснее. Он не собирался отпускать его. Внезапно резко в его спину уткнулся металл, грозно надавливая между лопаток.
— Я предупреждаю! — знакомый голос дрожал.- Отойди от него! — кажется, убийца до сих пор не пришёл в себя.- Этот урод не заслуживает ничьих слёз! Этот ублюдок отнял у меня родного человека… Отойди же! — и вновь предупредительный толчок.- Я же не зря его выслеживал столько… Вон!
— Нет, я не отпущу его, — хрипло произнёс альбинос, пытаясь держать себя в руках.- Я никогда его не брошу… даже таким…
— Отойди от него; этого Чудовища больше нет, оно умерло! — теперь уже в голову упиралось дуло.- Поди!
И Гилберт скрипя сердце и затаив дыхание, медленно отпрянул от покойника. Ему вдруг стало внезапно холодно на душе. Положив бездыханное тело на мокрую от крови траву, он поцеловал Ивана в губы и не спеша встал на ноги, которые, казалось, вот-вот подкосятся. Слыша за собой шаги охотника, Гилберт пытался совладать с собой.
— Отойди от трупа на несколько шагов. Живо! — грозно провозгласил мужик. Это и сделал Гилберт, отойдя чуть в сторону от обездвиженного любимого. Вдруг он обернулся к мужику и замер. Его лицо. Он где-то его видел… Эти красные глаза, выражение, даже голос…- А теперь поди прочь.
— Что ты сделаешь с ним?.. Зачем?..- глухо спросил Гилберт. Мужик, развернув свою «двустволку» на Гилберта, сказал:
— Тебе незачем этого знать. Это Чудовище то ещё дикое животное. Оно отняло у меня самое драгоценное! — тут голос у поседевшего мужика дрогнул.- А теперь я буду спать спокойно. Я отомстил ему за своего сына! — его голос окончательно задрожал, как и руки. Вдруг ствол вновь был переведён на Ивана. Мужик подпрыгнул и, ударив ногой его, чтобы перевернуть тело, снова выстрелил в него, оно бессознательно двинулось — вторая кровавая дыра расцвела на спине Стража. И Гилберт чуть не закричал, зажав рот. Он не ожидал такого нападения на покойника.
— Уходи, усопший! — бешено заорал мужчина на Стража, как вдруг выстрелил в то дерево, где только что стоял Гилберт.- И ты тоже! Прочь! Прочь! Прочь! — на этот раз был выстрел в воздух.
На альбиносе не было лица. Оно было пустым, даже страх не пробежал по нему. Казалось, что внутри него не осталось ничего. Единственное, что проскользнуло в тот момент у него в голове, было: «Этот урод посмел тронуть Ваню… он убил его». Как вдруг Гилберт в решительности начал двигаться на безумца. Красноглазый «чёрт» неожиданно отступил на пару шагов.
— У-ух-ходи! — неуверенно закричал безумец.- Уйди от меня! Я выстрелю!
И он выстрелил.
Пуля вонзилась в сухое дерево, а ружьё внезапно вырвалось из рук сумасшедшего в сторону, в глубь травы. Гил снова двинул рукой, и мужик врезался в рядом стоящее дерево. Тот заохал, выплёвывая изо рта свежую кровь, как (будто в припадке) закричал во всё горло:
— Демон! — он сделал руки «крестом».- Прочь! Я буду читать молитву! У меня крест! Я занимался магией, не будь я Великий Штефан! — этот «Великий маг» забился в угол, как затравленный зверь. Гилберт шёл уверенно в его сторону — на его лице ничего не было. Но внутри бушевала ярость и жестокость. Он остановился около орущего ересь сумасшедшего, внимательно глядя в знакомые бордовые глаза. Но ему было плевать на свои ощущения. Он понимал, что это человек как-то связан с его прошлой жизнью. Но сейчас эта загадка казалась пустым звуком. Месть затуманила ему разум.
— Ты убил Его…- прошептал альбинос чуть слышно — нижнее веко его нервно задёргалось. Мужик ясно его слышал и видел, перестал кричать.- То же я сделаю с тобой.
И тут на лице Гилберта расцвела улыбка, полная боли и страдания; глаза его заполнились влагой; кругом пахло кровью Ивана. Гил протянул руку в сторону оцепеневшего мужика, представил, будто сжимает это горло, что испачкано грязью, как мужик, разинув рот, как рыба на берегу, начал хрипеть и задыхаться.
— Ты! Прекрати! — глухо прошептал мужчина, схватившись за свое горло, словно пытаясь отодрать невидимые руки — но их не было, он хватался лишь за себя.- У… у меня жена!..- еле слышно прохрипел умирающий.- Она беременна… я… обе… щал… ч… при… ду… домой…- он уже шевелил губами, лицо его залилось кровь, покраснело, перед глазами его всё потемнело, сами зрачки «поплыли», он пытался вдохнуть воздуха, но ничего не получалось. Паника охватила его.
— Так пусть же, — шептал беспристрастно альбинос, — она испытает на себе моё страдание.
— Я… об… щал…- глаза мужчины закатились, его горло сжимало невидимое нечто, он пытался сопротивляться, барахтался, как пойманная на крючок рыба.- Юля… я…
Но что-то остановило альбиноса. За его спиной кто-то громко закашлялся. Повернув голову, альбинос не поверил глазам. Побледневший, весь в крови Иван лежал на земле, не переставая кашлять, давясь своей кровью и зажимая свежие раны на груди. Гилберт тут же забыл про месть. Он дёрнул рукой в сторону, отдалённо понимая, что откинул мужика в дерево. Подбежав к любимому мужу, Гил поспешил упасть на колени перед Иваном, сжимая его посиневшие руки; альбинос притянул мужа к себе, чтобы помочь ему освободиться от удушающей жидкости.
— Ваня…- из глаз снова полились слёзы. Слёзы счастья. Гилберт сжал белое лицо Вани в своих вспотевших от волнения руках, с облегчением осознавая, что муж его
жив. Своими губами он коснулся прохладных щёк, сжимал дрожащими пальцами мягкие и мокрые волосы, смотрел в бледные глаза, которые ещё не до конца стали цвета фиалок.
— Боже, ты жив! — искренне счастливо прошептал ему в лицо Гил.- Господи, спасибо тебе!
Он почти навалился на пробудившегося мужа, кой-пока плохо осознавал, что происходит. Его глаза покамест не видели ничего, всего-навсего с помощью такого чувства, как осязание, он понимал, что Гилберт рядом. Иван бессознательно смотрел немного в сторону, ища на слух супруга. До него дошло, что голос любимого был трясущимся, удушенный от слёз, а дрожащие пальцы нервно сжимались у Ивана на шее.
— Я жив, — немного растерянно повторил Страж, руками опираясь о грудь Гилберта. И здесь в голове Вани всплыли картинки произошедшего. На неконтролируемом лице Гил различил тревогу, глаза хоть и смотрели в пустоту, не видя тех алых и влажных очей, не видя взволнованного лица и улыбки, но те были
его глаза, самые прекрасные и живые на свете. После Иван потерялся, поняв, что его крепко обнимают, доставляя смешанные чувства.
— Ванечка, прости меня, — поцелуй в потеплевшую шею.- Я ничего не понимал, Ваня, давай забудем тот разговор? Только прости меня, Вань… Пожалуйста, забудь об этом.
— Где он? — Иван смущённо обнял в ответ Гила, пытаясь без зрения понять расположение вещей. Альбинос сначала не понял, о чём говорил его любимый. Только через пару секунд Гилберт ошарашенно обернулся к тому дереву, где недавно
был тот сумасшедший мужик. На его месте, дереве и траве, были лишь небольшие кровавые следы. Ружьё всё так и валялось в высокой траве. Но того странного безумца уже след простыл.
— Я рад, — сказал Иван. Обернувшись к мужу, Гилберт увидел его потерянную улыбку. Альбинос выгнул брови.
— Что? Чему? — хоть и Иван ещё ничего не видел, по голосу, он определил куда глядеть. «Смотря» прямо в глаза мужа, Ваня сказал:
— Я рад, что он подстрелил меня, а не тебя.
От этой непонятной фразы Гилберт нахмурился.
— Я рад потому, — продолжал Страж, — что, застрелив тебя, я бы не пережил этого. Ты хоть и бессмертен, но уязвим. Просто я хотел сохранить тебе чувства…- бледные глаза будто усмехнулись, а сам Страж кротко растянулся в улыбке.
Полный непонимания, Гил хотел уже сказать ему что-то, как Иван на ощупь нашёл руку Гила, уверенно обхватив её пальцами, он притянул её к себе. Опустив взгляд на растерзанную грудь, парень проследил, как ладонь Стража заставила проникнуть в дыру руку Гилберта. Тот округлил глаза, когда внутри, где обычно стучало сердце, ничего не было.
— Она пуста, — шевелил он одними губами, -…пуста. Она пуста… пуста…- он будто не верил до конца, повторял сам себе. Иван всё ещё улыбался. Как вдруг Ваня почувствовал, как холодные пальцы супруга внутри него трогают его свежие раны, рёбра, иногда задевая лёгкие.
— Пуста…- повторил он. И умолк. Очередная страница была наконец расшифрована. Ваня ещё не видел, глаза его были бело-серыми, потерянными, непонимающими. Гил убрал свою руку, прижал к себе милого Ваню. Он благодарил Бога за то, что тот жив. Он чуть было не потерял его. Это было бы самым ужасным в этой жизни. Потеря — самое страшное, её переживают немногие…
— Гилберт, — позвал Страж. Алые глаза тут же перевелись на серые. Иван казался беспомощным и испуганным, а взгляд — затравленным и растерянным.
— Да, Ваня? Что? — обеспокоенный голос послышался около уха. Иван еле слышно выдохнул:
— Я не чувствую ног…
***
Теперь Иван сидел в одной лишь комнате. Он не мог с тех пор ходить, видеть и передвигаться самостоятельно — он чувствовал себя калекой, недоразвитым отродьем, ненужной вещью, то есть тем, что обычно выбрасывают при первой же возможности. Он помнил, когда Гилберта дотащил его до Дворца, не мог забыть, как его встретили все жители Замка — они не могли поверить в ослабление Стража. Шептались, что и раньше тот был ранен, но более серьёзно. Что же тогда произошло, изменилось? Одни говорили, будто это из-за того, что пуля повредила органы и спиной мозг — от такого простой человек скончался бы. Вторые говорили, что этому всему виной Гилберт. За спинами говорили, что тот только он виноват в этом. Нет, не из-за того, якобы он не смог защитить того, кто ему свято доверял. Вовсе нет. Просто абсолютно все заметили перемены Стража. С тех пор как Гил рядом с ним, Иван стал менее сдержанным, чувствительным, вспыльчивым, то есть уязвимым. Где тот Страж, что наводил на всех ужас? Кто мог убить, чтобы даже мускул у него на лице не дёрнулся? Кто беспрекословно выполнял приказы? Где тот Страж? Сама Царица была недовольна исходом дела, ведь ранее Иван был ещё тяжелее ранен, но тогда он даже бровью не повёл, а здесь, по рассказам Гилберта, было ещё кое-что — потеря сознания, а такого ранее не бывало.
Мара почти прямо говорила, что Иван стал слабым. Эти чёрствые чувства испортили его холодную душу, тот осколок льда, что таился под стальной грудиной. Теперь никто не помнит тот холодный аметистовый взгляд, кой-мог заставить умереть на месте. А сейчас у него вместо этого «оружия» есть только бесцветные льдинки. «Жалкое зрелище» — вот как его называли.
***
В комнате было тепло, светили свечи, разряжая обычно мрачную атмосферу. Мягкая постель, одеяло и подушка хоть и были удобными, они раздражали Ивана. Вид у него был убитый, глаза всё ещё потухшие, а лицо — исхудавшим. Гилберт не мог просто так сидеть на месте, пытался развлечь своего Ваню, которому нужна помощь. Он не бросит его. Даже сейчас он входит в комнату с подносом, готовый на всё, только бы «Ванюше» было хорошо. Лежащий делает вид, что не замечает никого. И это, конечно, очень задевает Гилберта, но тот молчит — Ивану просто сейчас тяжело, вот и молчит.
— Привет, Ваня, — с радостной интонацией начинает Гилберт (Иван вздрогнул).- А я тебе кое-что принёс. Может…
— Нет, спасибо, — он помотал головой, смотря в темноту.- Ты много свеч зажёг?.. Всё ещё темно…- тихо добавляет Ваня. И умолк. Он положил тяжёлую голову на подушку, с открытыми глазами «глядя» на другую подушечку. Гилберт глубоко выдыхает, потирает переносицу. Он уже не знает, что делать. Вернуть зрение, по словам Франциска, абсолютно невозможно. Заставить Ивана ходить — тоже. Всё безнадёжно. И так считали все, кроме Гилберта. У него была надежда, что всё обойдётся.
Иван чувствовал одиночество. Хоть и Гил был рядом, он не ощущал его. Он не видит эмоции, не может сам подойти и обнять его. Он прикован к постели. Раньше он быстро вставал на ноги, а сейчас… В нём просыпался человек. И теперь он себя не считал Стражем. Он человек. Простой, ничего не умеющий человек. Человек — вот что его пугало. Скоро, он был уверен, его попросту выбросят отсюда. А вместе с ним и Гилберта, которого уже стали ненавидеть «верхушки». И если он сейчас человек, то зачем он в ту ночь жертвовал своим сердцем и душой ради Власти? Зачем умертвил мать?.. Зачем покинул он отца, у которого сердце кровью обливалось? Все эти жертвы… всё это было зря? Правда?..
Он ненавидел тот чёртов амулет, который лежал около колодца, что умертвил его и заставил выбирать — либо смерть, либо Власть, в обмен на незначительные чувства. И всего лишь нужно поклясться в верности перед Зимней Царицей. Не будь этого камня, той идеи, что он порадует Маму, Ваня и его семья бы не разрушились… Они бы жили. Кое-как, но жили. «Я приношу лишь боль, страдания, недуг, мучения, мор… Я то, что обычно убивают при рождении…» — вот какие мысли были в его голове. Сейчас он обрёл на погибель не только себя, но и любимого. Согласно заклинанию, если умрёт Иван, умрёт и Гилберт. Умрёт Гилберт — умрёт Иван. Связь нерушима. Но что если разорвать эту крошечную ниточку?..
— Ваня, я, правда, забыл зажечь свечи, — непринуждённо сказал Гил, осматривая «чёртову дюжину» подсвечников.- Представляешь?..
Иван не отреагировал. И Гилберт вздохнул, затушив очередной маленький огонёк не только у подсвечника, но и свой пламень надежды. Он оставил один лишь канделябр на столе. Он заметил тот букет, который когда-то подарил Ивану. Гил перевёл взгляд на худого Ваню, кой-даже не моргал. Он отложил свои мысли на второй план, взял поднос и, подойдя к тумбе, чтобы водрузить туда всё необходимое, мягко сел на кровать. Он, не отрываясь, смотрел на Ивана. Тот тоже перевёл на него пустой взгляд — это было инстинктивно, не ради того, чтобы увидеть что-то. С осторожностью, будто трогая хрупкий хрусталь, Гилберт гладил волосы Ивана, потом щёку, а после и вовсе лёг рядом на кровати. Он взял не сопротивляющиеся руки в свои и поцеловал каждый пальчик, прижимая к себе, как бы говоря, что всё хорошо, я рядом. Ваня один раз моргнул и уже смотрел прямо, будто видя Гила.
— Я люблю тебя, Вань, — Гил улыбнулся ему, словно и вправду поверив, что Ваня видит. Но тот только болезненно выгнул брови и прикрыл глаза, утыкаясь в подушку.
— Незачем, — был ответ. Парень устало вздохнул и обнял Ивана за плечи, поглаживая поясницу и кладя холодную голову себе на грудь. Ваня не говорил ни слова, но всё-таки обнял в ответ Гилберта, утыкаясь носом уже ему в шею.
— Я даже не вижу тебя…- тихо говорил Иван.- Я не могу сам налить себе воды. Не могу обнять тебя, когда мне этого хочется. Я ничего не могу. Даже моё колдовство исчезло. Я не могу ничем тебе помочь. Я чувствую, что слабею и умираю. Понимаешь?.. Ответь мне, за что меня любить?
Это самый главный вопрос, который Иван хотел задать уже давно. У него в мыслях билась птицей ужасная идея о том, что Гилберт на самом деле его не любит. Просто, он ему помог, тот чувствует дискомфорт из-за этого, он сочинил себе обязанность говорить «люблю»… Это ранило чувствительное сердце, которого не было уже много лет. Порой, мысли хуже, чем слова. Если слова можно не произносить, то избавиться от мыслей невозможно.
— Иван, — спокойно начал Гилберт, безмятежно поглаживая светлые волосы, — мне не нужно от тебя ничего. Мне просто-напросто нужен ты, а все эти «приложения» меня не волнуют. Неужели, ты всё так не можешь понять этого?.. Почему, полюбив меня только за моё существование, за то, что я всего лишь есть, ты не можешь смириться с той мыслью, что люди могут испытывать к тебе то же в ответ?..
Но Иван не отвечал очень долго, будто и вправду раньше никогда не задумывался об этом. Гилу даже показалось, что тот уснул. Но нет, Ваня ответил чуть слышно, будто боясь признаться:
— Я точно не знаю… Может, потому что я не заслуживаю этого?..
Под той толстой корой льда, называемой Стражем, всё это время жил тот самый Ваня. Большой ребёнок. С детской логикой, но со взрослыми проблемами. Он так и не вырос. Сам он всё это время существовал в коконе. И каждый день с тех пор жило Чудовище, именуемое Стражем. Но это чудовище ослабло, появилось нечто среднее. Но сейчас Чудовище умирало, а вместе с ним и Ваня.
— Ваня, ты как раз-таки заслуживаешь это, — Гил улыбнулся, поцеловал Ивана в лоб.- Тебе нужно поесть. Сделаешь это ради меня?..
Иван кивнул, чуть заметно улыбнувшись. Тяжкий груз на время скатился с его плеч.
