В темноте, когда всё стихло, Лиза наконец отошла от шкатулки и легла на кровать. Но мысли её были заняты тем, кого она так давно любила, любит и, конечно, будет любить. Как она была глупа! И только после разлуки до неё дошёл смысл её поступков — она любила его! Любила! И… она его упустила. Так глупо, что даже в темноте видно её слёзы, скатывающиеся по горящим щекам. Она называла его всеми ласковыми словами, которые помнила. Увы, альбинос занимал в ней слишком много места, и она попала в ловушку.
Сон девушки был затуманен, тёмен и бессвязен. Ей снился снег. Много снега кругом, он сочно хрустит под ножками, такими маленькими, как в детстве. В её голове не пропал образ того Гилберта, хоть и маленького, но сильного и храброго. Он улыбается ей, на его щеках играет болезненный румянец, а глаза всё те же: сверху вишнёвые, а пониже — голубые. Они всегда завораживали Лизу, она хотела прикоснуться к бледной и чересчур тонкой коже, которая никогда не знала веснушек и родинок. Идеальная, как думала она. А голос? У него он тоже необыкновенный и глубокий. Дух в нём всегда жил, несмотря на то, что Гил часто болел. Но сейчас, когда во сне она видит его глаза, ухмылку, ей хочется жить, говорить лишь только с ним!
Но что это?.. Нет, не может быть! — думает девушка, — он вновь ускользает! И Гилберт вправду убегает от неё, смеётся, кричит что-то на любимом немецком. Она бежит вслед, спотыкается, но с каждым торопливым шагом всё медленнее, он уже так далеко, не останавливается… Лиза кричит, а он не отзывается. Она не может встать, глаза её закрываются, как вдруг из-за высоких сосен вытекает карета. Странная, старинная, с расписными узорами; её ведут жар-птицы, закованные в цепи… И вот карета остановилась около какой-то речки, маленькой, кажется, Елизавета видела её прежде. И вот открывается заветная дверца — из-за неё выходит некто в чёрном плаще. Он что-то говорит и идёт прямиком к Лизе — та всё ещё не может подняться. Глаза его, словно заливные красные гранаты, а волосы, как снег кругом, даже, верно, белее. Но лицо его выражало страдание, будто кто-то долго мучил его невыносимой пыткой.
Вот он рядом с Лизаветой — она вскрикнула — неужто это сам Гилберт стоит перед нею?.. И идёт он уверенно в её сторону, ничего его не отвлекает. Дрожь пробирает тело девушки, она, признаться, очарована, вспоминает, что на рисунке, подаренном Ведьмой, изображён никто иной как сам Гилберт! — её любовь на все времена, а может быть и больше. Только бы прикоснуться к нему рукою, утянуть в свои щедрые объятья…
Но Лиза просыпается, вскакивает с кровати и, задыхаясь, не может выговорить и слова. Вдруг её пылкий взгляд переходит на желанную шкатулку — та переливается всеми цветами, манит к себе, как запретный плод.
Она хватает коробочку в руки и, будто зная, что делать, выбегает из своей комнаты. По пути натягивает она на себя какие-то тряпки. Не обманет ли шкатулка, мучившая девушку несколько недель без движения?
Елизавета бросает всю одежду на пол, ища свою. На худое тело она с хрустом натягивает тряпьё и выбегает из дому. Ей показалось, что мать проснулась, но разве важно это сейчас, когда решается судьба её, мгновение, когда она придёт на свидание к любимому?.. Ничего и никто не важны. Лиза бежит прямо в лес, шкатулка неведомым образом ведёт её в нужную сторону. Глаза лихорадочно бегают по тёмной зелени, в голове проскользнула мысль…
Она остановилась.
А вдруг…- думает она с трепетом, —
он придёт зимой?.. Я видала снег… Но замешательство её длится лишь миг, после она подрывается, понимая, куда бежать. На мелкий приток Смородинки — к Дождевому кольцу. Снося на своём пути листву, девушка бежала вперёд, уж не надеясь найти ту странную речушку, почти высохшую из-за палящего летнего солнца.
Вот, она близко! Она видит, как редеют стволы деревьев, как свет месяца направляет её к маленькой тропинке! Сейчас она увидит его, непременно, она обнимет его, попытаться поцеловать…
Лес позади. Она на вершине, а впереди резкий склон, с которого можно спрыгнуть в воду. Но она бежит коротким путём, почти раздирая о кору свои нежные голые ступни. Лиза резко останавливается, пошатнувшись. Никого нет около речки… Неужели, правда, зимой?.. И столько ждать?..
— Нет, нет! — кричит она себе.- Я дождаться! — А сердце её жалобно сжалось, обливаясь кровью, а ободрить себя не получается. Кажется, ты только-только держал в руках мечту, а она, махнув скользким хвостом, удирает от тебя, точно бешеная змея.
Но вдруг она заметила движение вдалеке. Месяц светил ясно, так что она без труда разглядела фигуру — но (увы!) та так черна, ничего не понять: ни лица, рук, даже роста… «У него тоже плащ!» — вдруг загорелась мыслью Лиза. Она вновь сорвалась с места. Бежит она, словно лань, так быстро и легко — не как во сне.
Силуэт прорисовывается ещё чётче, Елизавета может точно сказать, что это мужчина, высокий, она слышит его тяжёлые шаги. И вот остаётся где-то десяток метров до фигуры, что постепенно пропадала во мраке леса, как Лизавета, провалившись в ямку, падает, раздирая коленки. Она зло шипит, пытается сразу встать, но только сейчас она понимает, что от бега она так задыхается, и слово не вылетит из её сухих губ. Она пытается приподняться, но внезапно ощущает осторожное движение со стороны. Подняв испуганный, даже одичавший взгляд, девушка вдруг сталкивается с другим — кровавым. Она замерла.
Из небольшого капюшона вылезла беленькая макушка, с таким бледным, будто мёртвым лицом, что девушку пробила дрожь, она, будто затравленный зверь, отскакивает, падает на спину, лишь бы не касаться той худой руки, что протянул незнакомец. Тот смотрит не то удивлённо, не то обиженно и неуверенно. Парень пытается улыбнуться, успокоить девчушку:
— Привет, — охрипшим голосом говорит он и улыбнулся снова. А Лиза нисколько не улыбнулась, вцепившись в мокрую траву, она смотрит прямо ему в лицо.
— Лю… любовь? — спрашивает она его. А тот повёл головой, не понимая смысла сказанного.
— Нет, девочка, — он мотнул несколько раз головой.- Я ищу здесь деревеньку, я к Целителю… Говорят, он Ведун…
— У нас нет Ведун, — почти ошарашенно говорит Лизка.- Ведьма — есть. Ведун — не есть.
— Правда? — неуверенно начал он.- Что ж, верно, Франциск ошибся… Тогда, отведёшь? Как тебя зовут, девочка?
Девушка не отвечала, боясь, что, услышав имя, призрак убежит, как во сне. Она мотнула головой.
— Нет, — был краток ответ. Лиза привстала на колени и на четвереньках подползла к виденью — парень с любопытством наблюдал за чудачкой.- Ты? Как звать?
— Меня? — хитро спрашивает парень, ухмыляясь тугому уму девчушки.- Меня зовут Великий Принц Далёкого Королевства.
— Принц? — казалось, что она изумилась ответу.- Ты не есть он, нет. Я знаю. Деревья говорят. Ты не принц.
— Отчего не сам Принц? — спросил её бледный призрак.- Во плоти, девочка. Но мне нужно найти… принцессу. Ты же знаешь где она, не так ли?
Девушка не отвечала, будто сомневалась. Вдруг она встала на ноги, дико смотря в глаза Принцу. Её зелёные глаза поразили парня, ему эти два изумруда показались знакомы. Правда, где он встречал их — Принц не мог ответить.
— Ты будешь моим Меченосцем. Быстрее, надо спасти принцессу! — вдруг парень схватил её плечи, тряся девчушку. Но та, обиженно глянув ему в глаза, подняла руку и ударила по лицу. Парень не ожидал этого, он пошатнулся и споткнулся о маленький холмик. С какой-то неясной обидой он посмотрел на дикарку. Он думал, что с ней нужно говорить лишь шутя, играючи, но оказалось совсем не так.
— Я не тебя ждать весь жизнь! — вдруг закричала она.- Я позволяю касаться только любимому; и никому кроме любимый, даже мать не касаться.
Альбинос не мог двинуться с места. Эта девочка говорила так неясно, искажённо, но достаточно для того, чтобы понять — её лучше не трогать просто так.
— Чудачка, — позвал её он.- Отведи меня к Ведьме. Я в долгу не останусь, клянусь, ксе, не будь я Великим Принцем!
Девушка внимательно оглядела его, будто зацепившись за какую-то крошечную ниточку. Взгляд её светился при свете луны.
— У тебя есть имя? — кротко спросила она. Принц на это лишь хмыкнул.
— Я открою тебе его, как только мы будем у Ведьмы; мне нужно торопиться назад, от этого зависит жизнь всего моего существа… Я не должен допустить смерти самого дорогого мне… Отведёшь, меня, али нет?
Лиза тяжело вздохнула. Она не могла говорить, слёзы разочарования душили влюблённую душу. Она молча хромала в сторону села, прямо к дому той самой Ведьмы, которая подкинула ей эту… Вдруг Лиза остановилась на секунду, вытащила из глуби тряпья шкатулку. С невыносимой яростью она бросила никчёмную безделушку в траву, безразлично ступая дальше. Принц следовал за ней. В темноте блеснула шкатулка, которая вскоре провалилась в глубокий карман чёрного одеяния.
***
Путь оказался не так длителен, как думал наш Принц. А само село — не таким красочным. Они ступали по ночным дорожкам, вдалеке прорезалась небольшая церквушка, робко тянущуюся в чёрные небеса.
Альбинос всю дорогу думал над словами девушки. Наверное, зря он так с ней пошутил, зря прикоснулся. Да и ещё затрещину получил за заслуги. Но в конечном итоге мысли его вновь вернулись к любимому…
Они уже были на тоненькой тропинке, очень редкой, видать, ходят здесь единицы. Прошла пара к забору, почти разрушен был который, после к калитке — та еле держалась на старых гвоздях. Парень отворил её без страха, но девочка, глядя на чёрный дом, остановилась. Она с трепетом посмотрела на отдаляющегося альбиноса. Тот, не слыша шагов, обернулся.
— Ты не идёшь, чудачка? — он вновь усмехнулся. Эта девочка казалась ему такой странной и дикой. Но знакомой, даже до боли…
— Нет, — ответила чуть слышно зелёноглазая девушка. Она чуточку прижалась к забору, немного перевалившись через него, чтобы только спросить: — Ты обещал имя. Говори?
Парень засмеялся. Откровенно. Но Лиза смотрела на него с выжиданием. Принц подошёл к ней поближе, почти вплотную, соблюдая невидимую дистанцию. Он тоже наклонился вперёд и сделал жест рукой, призывая девчушку наклониться. Та с осторожностью сделала это. И почувствовала, как усталые слова касались её замёрзшего уха:
—
Гилберт.
Елизавета не успела даже удивиться, как Принца не было уже рядом. Несколько минут она стояла неподвижно, будто смысл одного-единственного слова не мог дойти до неё. Как вдруг она зажала рот рукой, будто собираясь кричать, но лишь издался хриплый и протяжённый звук. Её влажные глаза блистали при свете молодого месяца. Упав на колени, она хотела прижать к себе ту заветную шкатулку, которая, нет, не ошиблась!.. Как вспомнила, что безжалостно она оставила ту гнить около реки. Покрасневшие от бессонницы очи её наполнились горячими слезами, она касалась тех заветных мест, где трогал её Любимый, не желая насытиться.
— Он вернуться…- прошептала она сама себе, дав клятву найти встречу с ним, чтобы исполнить свои замыслы. Как же она была глупа, что не поцеловала его сразу в губы! Ребёнок! Испугалась!..
***
Гилберт прикрыл за собой дверь и прошёл дальше в комнату, только на ощупь ища вход в настоящий дом. Целитель, наверно, должен быть где-то здесь, Гилу уже не терпелось приступить к обучению, чтоб вернуться назад, прикоснуться губами к другим, таким сладким губам.
— Я успею, — сказал он сам себе. И кивнул, продвигаясь дальше. Пищание мышей и крыс не пугали его, хриплые стоны дома — тем более. Привыкши к скрипящему Замку, он не находил это место страшным. Даже такое слово как Уют для него с этим местом могло связаться. Парень подошёл к стене, ощупал руками какую-то тумбочку, после наткнулся ногой на какой-то сосуд, вдребезги разбитый. Он в конце концов нащупал дверь, открыв которую, он чуть не подавился пылью — это был чулан. Он поспешил прикрыть его.
— Ау! Есть кто? — позвал он громко, как ещё резвее дополнил: — Эй, Ведьма! Я здесь, меня, так сказать, к вам направили…
Эхо постепенно стихало, а альбинос цокнул, когда никто так и не отозвался. Он прошёл в другой угол, найдя дверь, открыл — коридор предстал перед глазами. Но тот не сравниться с видами замка, это уж точно. Гилберт аккуратно ступал по скрипящему полу, чтобы не поскользнуться. Сзади что-то зашуршало, Гил сразу же обернулся, как встретился с маленьким мальчиком, кой, казалось, светился. Парень даже обрадовался такой встрече.
— Хей, малыш, отведи меня к Ведьме, — Гил попытался коснуться его плеча, но вместо этого лишь разрезал воздух. Он грубо выругался.
— Малыш, хватит шутки шутить, мне надо спешить. Отведи меня, — мальчик даже не двинулся, — да пожалуйста.
На этот раз призрак улыбнулся и прошёл сквозь Гилберта, чтобы отвести его в самую далёкую комнату. Он прошёл сквозь дверь, оставив недовольного альбиноса с носом.
— Ну, спасибо, чё, — он нахмурился; попытавшись открыть дверцу, он разочаровался ещё больше — та была заперта.
Альбинос уже хотел её вышибать — чего тянуть — как за толстыми досками он услышал приглушённый голос женщины:
Входи. И Гил воспользовался таким правом незамедлительно. Он был внутри обжитой комнаты, где чувствовалась женская рука и тепло. Такое непривычное, слишком горячее даже, не то что у них с Иваном комнате…
Девушка, лет шестнадцати, сидела в кресле и пила какой-то отвар, при этом блаженно причмокивая. Её серебристые волосы переливались от какой-то зеленоватой лампы, стоящей на столе подле неё. Шкафы Гилберт обделил дельным вниманием, зацепившись лишь за молодой образ.
— Эм, здрасте, — неловко сказал Гил, когда молчание слишком уж затянулось.- Я к Ведьме. Где у вас тут записаться, или, может, таможню надо пройти, а?
Девушка хмыкнула. В её глазах читалось превосходство.
— Вы зашли правильно. Раечка, прикрой дверцу, милый, — она обратилась к низенькому призраку, который стоял всё это время в стороне около зеркала. Впрочем, приказ был сразу выполнен. Ведьма вновь уделила внимание гостю.- Зачем пожаловал, Гилберт? Учти, беглецов я не люблю.
Последние слова он не услышал, как так этот страшный вопрос так взволновал его, что тот на миг забыл, как дышать. Он прошёл к девушке и опустился на колени перед ней — насколько он был в отчаянии! Он взял молодые руки девушки в свои, обдавая их своим свежим дыханием. Ведьма же смотрела на него внимательно и терпеливо.
— Милая моя, — он прижал её холодные руки к груди, — нужна твоя помощь; сказали мне, что только ты сможешь обучить меня лечебной силе, которой я обладаю… помоги познать её, прошу.
Она вырвала свою руку и встала.
— Не унижайся, — голос звучал её грозно.- Для этой просьбы не стоило вставать на колени. Я и так тебя обучу. Встань. Что с тобой? Ты плачешь?..
Ведьма чуть рта не открыла, увидев, как Гилберт, стоящий на коленях, затрясся всем телом, прижимая к себе свои же руки.
— Милая Ведьма, мне нужно торопиться, время поджимает, слышишь? Мне нужно быстрее вернуться назад!
— К чему такая спешка? Я тебе не кобыла, чтоб меня подгонять. Встань же.
— Наташа, — прошептал сдавленно парень (та вздрогнула, услышав своё имя), — время не ждёт, милая! Обучи меня как можно быстрее!
— Да что случилось?! Ну! — Ведьма опустилась рядом на колени, впервые она видела мужчину в таком состоянии. Гилберт горячими руками схватил её ладони и, глядя прямо в глаза, безутешно прошептал:
— Ваня умирает…- в его глазах было море страха.
Наталья раскрыла рот, не веря смотря в глаза своему сопернику. Она нахмурилась.
— Не может быть такого, — ответила она и встала.- Нет, он же бессмертен и неуязвим! Что ты мелишь?! Прекрати…
Гилберт встал. Он уже сердился. Как ему она не может верить?!
— Может! Я был там, он умирал… Мы шли по лесу, Ваню застрелил какой-то мужик, и не говори, что Ваню пулей не возьмёшь — знаю. Теперь берёт…- Гил сел в кресло, давя пальцами на виски. Наталья ничего не сказала.- Я его очеловечил! Понимаешь?! Я всё понял, мне сто раз намекали, а я, дурак, как сквозь пальцы глядел… Я рядом — он чувствует. Я рядом — он живёт. Я рядом — он умирает… Рядом со мной он становится простым человеком… Поэтому его взяла та пуля! Не будь меня там — Ваня бы не начал умирать… блять, что я наделал?.. Угробил то, что так всей своей душой люблю…
Он не плакал. Он кричал на себя, называл себя дрянью, обливал себя всеми оскорблениями… Наташа стояла неподвижно.
— И даже ты не можешь помочь ему, — прошептал парень.- Ведь ты умрёшь, если войдёшь в наш мир… Всё кончено! И виноват в этом лишь… я!
И его голос растворился в тишине дома. Ведьма же села рядом, на подлокотник кресла. Она, ошарашенная новостями, не могла шевельнуться.
— Заткнись, — прошептала она, глядя во мрак зеркала.- Я обучу тебя, прежде ты не знал таких нагрузок, знаю, но времени нет. Я обучу тебя этому искусству в ближайшее время, обещаю, Гилберт. Спаси… своего мужа.
Последнее ревнивая девушка прошептала с ужасным усилием. Она смотрела в пол.
— Начнём завтра… дни здесь идут где-то в пятнадцать раз быстрее. У нас один день… это где-то полмесяца. Ты должен выспаться.
Гил почувствовал сочувствующее прикосновение девушки. Но парень бы всё отдал, лишь бы вернуться обратно и сжать в своих объятьях любимого.
