Ложный герой

Себастиан просыпается, с трудом разлепив веки из-за слепящего солнца, прокравшегося в помещение через окошко под потолком. И вытянув руку разрисованную узором ссадин и мелких шрамов, пытается ладонью укрыться от назойливых лучей, мешающих прийти в себя. Ведь за то время, пока он спал, память затянуло поволокой и на мгновение весь тот кошмар, через который он прошел, едва сохранив остатки рассудка, перестал существовать, давая ему передышку. Но помутнение проходит быстро, стоит Себастиану увидеть лицо шерифа. Шерифа впервые спавшего с ним в столь беззащитном положении: внизу, в подвале, да еще и на полу в не самой удобной позе, без спрятанного под подушкой пистолета, поскольку и подушки толком не было, лишь смятая простынь под головой. И глядя на это умиротворенное лицо, Себастиану кажется, что вот он шанс: возьми в руки цепь, сковавшую ногу, перетяни через шею этого ублюдка и слушай, как он давится, хрипит. Смотри, как краснеет его лицо и изо рта брызжут слюни, пока эта скотина не сдохнет. Но вслед за мыслями о расправе прокрадываются сомнения, клеймом посаженные на кожу и почти ласково набрасывающие на голову мешок: а что, если не получится, что, если сил не хватит и шериф выберется из хватки… Себастиан знает, что тогда Крис умоет его кровью, выбивая желание не то, что сопротивляться - жить. Растлив, вывернув душу наизнанку, залив нутро наркотической кислотой, почти выевшей все то светлое, что в нем осталось. И так одну бесконечность за другой, пока дух не иссякнет. А он, изможденный борьбой, уже так устал. И укутанный холодной беспросветностью пленник впервые склоняется перед неизбежным, отползая в темный угол смирения. Стив просыпается от того же слепящего солнца, но осознает происходящее гораздо быстрей, буквально подлетев с импровизированной лежанки, готовый тут же защищаться, потому что вчера оказался достаточно глуп, улегшись под боком у желавшего его смерти пленника. Только вот защищаться оказывается не от кого, и это приводит шерифа в ступор. Он долгую минуту смотрит на Себастиана, притаившегося в углу комнаты, пытаясь понять почему, очнувшись, первым делом псина не кинулась перегрызть ему глотку. Но так и не находит для себя убедительного ответа. Неужели все-таки сломил его? - Как ты себя чувствуешь? – вопрос больше для проформы, чтобы не стоять на месте истуканом, не сумевшим совладать с удивлением. - Я голоден, - хрипит в ответ Себастиан. Хрипит, потому что сорвал голос, когда шериф самозабвенно бил его с туманом в глазах, просто чтобы выплеснуть на ком-то весь тот океан жгучей злобы: на себя, на людей, на обстоятельства, сковавшие его по рукам и ногам, легшие на грудь тяжелым камнем, не давая свободно дышать. И хоть первые удары пленник сносил молча, дальше пытка становилась все более изощрённой, казалось, тут о пощаде заумолял бы даже немой. Уставившись на Себастиана, будто видит впервые, Стив недолго думая, делает к нему шаг, заставляя его напрячься, потому что все инстинкты вопят об угрозе и тело обдает холодным потом, ведь действия шерифа абсолютно не предсказуемы. Он как флюгер – откуда подует, в ту сторону и понесет. - Наверное, это прозвучит неубедительно, особенно зная меня так близко, как знаешь ты, но сейчас я не хочу причинять тебе вред, - вытянув перед собой руки, Стив всеми силами пытается показать, что не опасен. – Я тебя освобожу, хорошо? И мы пойдем наверх, - осторожно говорит он, - тебя нужно отмыть от грязи и запекшейся крови, обработать раны,.. переодеть. Себастиан смотрит на него с опаской, про себя заканчивая мысль шерифа: тебя нужно восстановить, чтобы снова разрушить. Но сил сказать «нет» совсем не остается, как и сносить новую порцию боли, поэтому он безвольно кивает, позволяя чужим шероховатым ладоням коснуться своих плеч. Стив молча освобождает Себастиана из оков и также молча поднимает его на ноги, помогая подняться наверх. Набирает ему ванну, моет, обрабатывает раны. И даже Ист сидит тихонечко в коридоре, стараясь не мешать. А когда они все собираются на кухне, довольствуясь едой быстрого приготовления, потому что за последние дни Стиву было совершенно не до готовки или пополнения запасов провизии, шериф неожиданно спрашивает: - Если бы в один прекрасный день ты от меня сбежал, ты смог бы жить нормальной жизнью? Жениться, завести детей? Вопрос застает Себастиана врасплох, огорошив мыслью, что он уже давно не надеется отсюда сбежать. Много раз пытался, да, но с каждым разом все трудней верится, что у него что-то получится, будто сопротивляться попросту вошло в привычку. Он поднимает на Стива полные растерянности глаза и не знает, что ему ответить. - Ты любил её? – не дождавшись ответа на первый вопрос, шериф тут же задает другой, но на этот раз у Себастиана есть ответ. - Да, - отвечает он. – Я действительно был в нее влюблен и, наверное, любил бы до сих пор… Он не вдается в подробности, что наркотики высушили его память, и он уже с трудом вспоминает лица людей, которых когда-то знал. Память ускользает, будто сквозь пальцы, и с ней исчезает он сам, живя лишь одной борьбой. Стив кивает с пониманием, ведь он помнит ее, девушку, с которой все началось. И в ту же секунду он так ее ненавидит, снедаемый ревностью, ведь хотел бы, не дай боже соврать, той же любви от Себастиана. Но не с того они начали. Встав со своего места, Стив обходит стол. В нем опять начинает разгораться злоба, больно раня по живому. Он говорит: - Я хочу тебя поцеловать. И Себастиан не сопротивляется, потому что знаком с этим наваждение, Стив все равно возьмет свое. Но когда чужие шероховатые губы прижимаются к его губам, раздвигая их, позволив настойчивому языку скользнуть в рот, он думает, что шериф сходит с ума. И чувствуя внутреннюю борьбу Роджерса, Себастиан обнимает его, задвинув жгучую ненависть, потому что всем нутром ощущает, если шериф погибнет, он погибнет вместе с ним.