Монстр

Стоит закрыть глаза, и перед мысленным взором растекается во всю свою ширь белый, как крылья полярной совы, ледяной простор: яркий до рези в глазах оттого, с какой мощью нависает над ним синева бескрайнего неба. Дрожат ресницы, жмурятся веки в попытке удержать видение, но оно неумолимо растворяется, оставляя лишь тянущую боль в груди. Я открываю глаза, уставшие и покрасневшие от рези вечного золота стен Чертога, жадно вдыхаю солнечный ветер: горячий, иссушающий, тяжелый. И долго пью иссохшими губами: свою силу, свою власть, свою мощь. Люди расступаются, когда я прохожу мимо. Ничтожные, жалкие. Каждый шаг поднимает в воздух облачко пыли. Я усмехаюсь: все они лишь эта пыль под моими ногами. Вся эта жалкая планета, которой так дорожит мой драгоценнейший «брат» - горстка праха, стоит лишь щелкнуть пальцами. Шаг за шагом по пустыне: огромной и знойной (и как люди живут здесь?) выматывает, вымывая из меня стойкость, такую нужную для разговора с Тором. И я мечтаю сбежать отсюда, где чистейшая когда-то вода родников давно уже пропахла ржавым железом, а у фруктов – привкус крови. … Бледная тень прежнего громовержца встречает меня тяжелым молчанием. Ликование затапливает меня теплой волной. «Король умер. Да здравствует король!» - Как ты, брат? – мой голос тих, сладок, мягок, и волк навостряет уши, процарапывая когтями по нашей душе истину, что нет здесь мне братьев, лишь сестра ждет там, куда он так стремится. «Царь перед тобой. На колени!» Кладу руку на его плечо, крепко сжимая – такой человеческий жест сочувствия. Тор так жалок сейчас… Волк вскакивает на лапы, оскаливаясь в призыве: ну же, добивай, кончай его, так слаба твоя жертва, так заманчиво распростерлось перед тобой на ладони его бессмертное, израненное сердце. И я обнажаю зубы в дикой улыбке:  - Тор... Он вскидывает на меня взгляд, полный мольбы. Чего ты хочешь, брат, вечности, силы, а может, ты хочешь вернуться домой?.. Ну, конечно же, ведь тебе есть, куда возвращаться, туда, где тебя ждут, туда, где тебя примут с распростертыми объятьями, обмоют чистейшей водой, украсят короной и усадят на трон, выпнув меня с него, словно пса, безродного и паршивого, недостойного.  - Один мертв… мы на грани войны с Ётунхеймом… теперь я – царь Асгарда, - слова бьют больнее камней, и с каждой моей фразой его плечи опускаются все ниже. Где мой сильный брат? С дикой надеждой я шел сюда, глубоко в тайне молясь на то, что он восстанет в своей былой мощи и заберет себе свое прогнившее царское место, освободив меня. Разломит надвое мою сущность окончательно, и я, прикрываясь смертельной обидой, смогу уйти навсегда. По вискам струится пот: здесь слишком жарко для меня, привыкшего к холоду. Сердце глухо стучит: здесь слишком душно для меня, привыкшего лгать, лишь спрятавшись в отдалении и безопасности, а не так - ему в лицо. Где же мой сильный брат?.. - Локи, прошу, позволь мне вернуться. А кто позволит мне забыть все, что я теперь знаю, кто позволит всем им забыть о том, кто я есть? Все мертво – все-все-все - тебе некуда возвращаться! Там больше ничто не осталось прежним, ты не имеешь права предавать меня своей жаждой снова оказаться в доме, где я больше не нужен. Только не ты, кто зовет меня братом. Только не меня, кто давно перестал им быть. Зверь дергает мордой, когда по его загривку скользит ледяная ладонь с черными венами под синей кожей. Зрачки Тора расширяются, когда он видит эту смертельную синеву, разливающуюся по моему лицу, когда видит вспыхнувшие огнем красные глаза, и испуганно отшатывается. - Чудовище!.. - его шепот едва слышен, но для меня звучит громче любого звука, словно железный предмет ударяется об пол пустого зала. Так слетает корона со лба того, кто ее недостоин. Трон Асгарда пустует, Чертог плачет без хозяина, без царя: законного, истинного, аса по крови, заточенного на Земле без сил и права вернуться. Нам обоим нельзя возвращаться, и пусть по разным причинам, но ситуация меня забавляет. Хель смеется где-то за спиной: звонко, весело, утягивая за гриву волка, растворяясь в белом сиянии бескрайней ледяной пустоши. Я кладу руку на стекло камеры, где держат громовержца, и оно трескается, расходясь сотней, тысячей линий по всей своей площади. Должен ли я мстить тому, кто единственный дорожил мной, не замечая различий? Должен ли я продолжать любить того, кто, как и остальные, принял меня за чудовище, едва увидев иную сущность - и сразу перестал считать близким? В ушах звенит, разрывая перепонки: сотни корон слетают раз за разом с моей головы и падают к ногам Тора. Сотни дней, отданные Одином на воспитание сыновей, когда его взгляд задерживался лишь на одном из них, сотни поцелуев матери, предназначенные лишь одному из детей, по недоразумению разделенных надвое… Ненависть расползается по моей душе сотней трещин, как лед по стеклу клетки. Я ухожу не прощаясь. Тор смотрит мне вслед, и в его глазах ужас. Чудовище, чудовище на троне Асгарда – таким хотят видеть они меня? И вслед мне ни слова - ни звука - ни прежнего "брат". Кровь густо капает с ладоней, растворяясь в песке пустыни: черная, древняя, дикая, принесшая мне лишь боль тем, что течет по моим венам. Волк пронзительно воет, подавая сигнал, что пора отправляться. Хель машет рукой – вот моя истинная сестра с той же безумной кровью, ожидающая меня по ту сторону всей этой лжи. Я верну тебе трон, Тор, разумеется, верну. И это будет мой тебе подарок – ведь, если бы однажды ты не сказал мне: «Знай свое место, брат», сегодня я бы не решился окончательно вернуться в свой настоящий дом.  Пустой тронный зал встречает оглушающей тишиной. Начищенные до блеска золотые поверхности больше не отражают того принца, которого все они так не любили, лишь зверя, почти приятелем пришедшего в должный час под покровом ночи. Холод в груди становится нестерпимым, по сравнению с душным воздухом ночи. Пальцы зарываются в густую волчью гриву –  … и тихо, пока еще неуверенно, звенящую тишину разрывает тоскливый вой. … и тьма обрушивается внезапно, обволакивая и утешая, как родная мать, искренняя в своей любви. … и черная ётунская кровь обагряет корону. Ее сила обнимает и поглощает меня: мягко, глубоко и основательно. Завтра я уничтожу тех, кто равен мне по крови, но оставлю себе их мир, где, наконец, смогу стать свободным. Видения бескрайних снежных полей накатывают внезапно, ватно обволакивая и окончательно унося, стирая с меня фальшивую личину аса. Корона катится по ступеням, ударяясь: звонко, резко – об камень пола. Багровая пелена застилает глаза, меняя их цвет, и поглощает меня безвозвратно.