Keep my heart captive, set me free

Воскресное утро - Доброе утро, солнышко! Пронзительный звук голоса его матери заставил Блейна споткнуться и удариться локтем о дверную ручку, когда он сонным приплелся в столовую босиком и в пижаме. Помещение было смехотворно большим для всего лишь трех человек, живущих в огромном особняке, все комнаты которого были выдержаны в одинаковом стиле. Декор был выполнен в мягких кремовых тонах с нежными золотыми акцентами, которые великолепно сочетались с мебелью из красного дерева. В центре комнаты находился большой, украшенный орнаментами стол, который тянулся на шестнадцать мест, и стулья с высокими спинками, на которые было на удивление удобно облокачиваться. Различные картины некоторых любимых художников его родителей покрывали стены наравне с обычными семейными фотографиями и портретами, и, несмотря на угрожающие размеры этого места, все в особняке говорило о том, что он действительно является домом. Он был уютным и функциональным и вовсе не был похож на неприкасаемый старинный объект, как этого ожидали люди, и Блейн не хотел, чтобы было как-то иначе. Плюхнувшись на стул и жадно протянув руки к кофейнику, пока его отец не сжалился над ним и не передал его, он попытался бросить свирепый взгляд в сторону своей матери, но тот, как всегда, вышел скорее милым, чем свирепым. В этот момент у него было как раз одно из таких выражений лица. - Маааам, - жалобно заныл он скрипучим голосом, когда он прижал чашку к своей оголенной груди, словно любимого ребенка, и попытался удержать свои слипающиеся глаза открытыми. - Кричать "доброе утро, солнышко" страдающему похмельем человеку, когда его голова готова взорваться, это самое старое и избитое клише в мире. - Я решила думать об этом как о классике, а не как о клише, - царственно ответила Дана Андерсон, наполненная притворной манерностью, отчего Блейн со смехом потешался над ней. - Если тебе станет от этого легче, то… ради бога, - съязвил он, и она бросила в него скомканную салфетку. - Мне действительно станет от этого легче, - казалось, ее нос вдыхал в себя снобизм, витающий в воздухе, что заставило двух мужчин за столом захихикать, перед тем как она повернулась, чтобы снова посмотреть на сына, сверкая своими карими глазами. – И если уж мы говорим о том, что делает меня счастливой… - Мам, - предостерег Блейн, прекрасно зная, к чему она клонит, но она вскинула руку, и он вдруг вспомнил, почему эту крошечную женщину, которую он считал своим лучшим другом, почти панически боятся в их окружении. Совершенная прическа вместе с аккуратным шиньоном, мягкий белый шифон рубашки, надетой на ней, которая была заправлена в идеально подобранные нарядные брюки, все это производило обманчивое впечатление о том, насколько пугающе властной она может быть, несмотря на свой маленький рост. - Смотрины будут на следующей неделе, - выпалила она так, как будто ее никто не прерывал, положив руки на уродливый журнал, лежащий аккурат рядом с ее тарелкой, и постукивая прекрасно ухоженными ногтями по его блестящей обложке, и, как следствие, по его лицу, которое было там напечатано. - Да, я в курсе, - покорно вздохнул молодой человек, зная, что он никак не сможет уйти от разговора. Ему это никогда не удавалось. - Можно ли предположить, что мой любимый сын, плод моих чресел, продукт тридцати пяти часов болезненных родов, перестанет выставлять себя на посмешище, а действительно поучаствует в Смотринах? – спросила она с наигранной невинностью, и он выплюнул на салфетку кусочек тоста, который сердито пережевывал. - Ладно, мам, прежде всего, НИКОГДА впредь не произноси при мне выражение «плод моих чресел». Во-вторых, я достался тебе путем кесарева сечения. Это Купер был тем, кто заставил тебя страдать, а я был хорош, даже в качестве ребенка. И, в-третьих, мы уже обсуждали эту тему в этом году и в каждом предыдущем, и я скажу то же, что говорю всякий раз, когда ты меня спрашиваешь. Я буду там присутствовать, - лаконично ответил он, и его мать тяжело вздохнула, закатив глаза. - Блейн, твоего присутствия было вполне достаточно, когда тебе было восемнадцать лет, и его было едва ли достаточно, когда тебе исполнилось двадцать. Теперь же, когда тебе исполнилось двадцать два, и ты до сих пор не связан, простое присутствие больше не годится. Пресса уже съедает нас живьем, я не могу пройти и пяти футов, чтобы мне под нос не сунули микрофон и не расспросили о тебе, - рассуждала она раздраженным голосом, и ее муж нахмурился, чувствуя возрастающее чувство дискомфорта, исходившее от нее. Ощущая естественное для саба желание заставить своего Дома чувствовать себя лучше, Джаред сместился поближе, чтобы их бока соприкасались, и ухватил ее за свободную руку. Домам и сабам как воздух нужен был физический контакт, и особенно это проявлялось, когда инстинкты, вставая на дыбы, брали верх. В этот момент он переплел их пальцы, и Дана, повернувшись на стуле, с любовью посмотрела в глаза Джареда и притянула его к себе, пока он не опустил голову на изгиб ее шеи; самая умиротворяющая позиция для обоих из них. Шея была очень чувствительным и уязвимым местом как для Дома, так и для саба, учитывая, что там были расположены их метки, хотя в большей степени это касалось сабов. Она могла быть использована в сексуальном, утешительном или утверждающем права контекстах, в зависимости от ситуации и эмоций, испытываемых на тот момент. Блейн смотрел на их взаимодействие и почувствовал, как его сердце замерло. Это было тем, что он хотел, чего он жаждал. Его родители были не просто случайно скреплены друг с другом. Они выбрали друг друга исключительно по любви и желанию. Правильное заявление прав. Правильное связывание. Они работали вместе как команда, чтобы сохранить свое благополучие, и жили счастливой, стабильной и полноценной жизнью. А теперь ему нужно было взять и создать проблемы. Он чувствовал, что вина начинает глодать его, осознавая, что это он принес им такие страдания. - Я сожалею, мама, - извинился он тихо, но так искренне, что его голос отразил все, что было на его сердце, и она покачала головой на его отстраненность. - Нет… Нет, дорогой, я не хочу, чтобы ты сожалел. Блейн… Блейн, не слушай меня, - сказала она, когда он отказался поднять голову. – Я знаю, почему ты ненавидишь эти вещи. И я знаю, что ты ждешь и ты ищешь. Но, солнышко, просто посидев там пять минут, ты не получишь полной картины о сабе. Предыдущие Смотрины промелькнули в его сознании, и все также там была вереница богатых, привилегированных сабов, красовавшихся перед его мысленным взором. Он покачал головой, чтобы избавиться от этой картины. - Мама, они все одинаковые, - наконец, пожаловался он, глядя ей в глаза со страдальческим выражением лица, и она мило рассмеялась. Джаред обрадовано сместился возле нее, отстраняясь от шеи, но оставаясь прижатым к ее боку. - Неужели ты думаешь, что твой отец выглядел как-то иначе, чем остальные, оставшиеся за бортом, исполняющие сальто назад и размахивающие пылающими мечами? – изумленно спросила она, и Джаред насупился в ложной обиде. - Я возмущен. По моей версии, я сразил мою леди наповал своим удивительным выступлением с метанием ножей, - заявил Джаред, и его Дом с любовью посмотрела на него. - Да, дорогой. Я сидела за столом и думала про себя, что если бы у меня был саб, который умеет метать ножи, я бы могла умереть счастливой. Он издал протестующий звук, но она шутливо боднула его плечом, поцеловала его в лоб, тем самым заставив его мурлыкать вместо того, чтобы дуться. - Кто знает, может в один прекрасный день это и пригодится, - Джаред решительно кивнул головой, отказываясь полностью закрыть тему, а затем встал, чтобы взять еще немного сока из кухни, оставив свою жену и сына весело посмеиваться над ним. - Если это не пригодилось за тридцать лет, я сомневаюсь, что пригодится хоть когда-нибудь, - практически пропела она, когда он ушел, и повернулась к ухмыляющемуся Блейну. – Мне казалось, что он выглядел также, как и все остальные. А потом в конце вечера он подошел ко мне, встал передо мной на колени, потому что тогда так было принято, и спросил, не окажу ли я ему честь разделить один танец с самым красивым Домом, которого он когда-либо видел. Я сказала «да» и дала ему свою руку, чтобы он мог встать на ноги. Когда он поднимался, он посмотрел мне в глаза, и я знала, Блейн, я знала, что он был тем, кого я желала. Я заявила на него права, когда он поцеловал мне руку в конце танца. Голова Блейна опустилась на его руки, локти оперлись на стол, когда он внимательно слушал рассказ. - Он был особенным для тебя, - заключил он, впечатленный историей, услышанной им в миллионный раз. В его сознании романтика никогда не устаревала, и его сердце разрывалось от боли, потому что он хотел, нет, он нуждался в ней, но он не понимал, что с ним было не так, раз он не мог этого найти. - Он был особенным для меня, - подтвердила она, спокойно глядя на Джареда, когда он вернулся в столовую, неся кувшин апельсинового сока. - И его ножи, - торжественно провозгласила она своему сыну, который выпустил вялый смешок, несмотря на свои тяжелые мысли. - Что делать, если я не найду его? – с опаской спросил он после короткой паузы, пока наполнялись стаканы, и Дана поднялась с места, чтобы стать рядом с сыном. - Не найдешь - значит не найдешь, - успокоила она, твердо придерживая его кудрявую голову в своей маленькой руке. – Блейн, пусть будет проклята пресса, ты самое важное, что есть в моей жизни, и если я могу избежать этого, я никогда не заставлю тебя заявлять права на того, кого ты не хочешь, по крайней мере, хоть немного. Но я хочу, чтобы ты попробовал. Я хочу, чтобы ты пришел на Смотрины, поговорил с людьми, поговорил с некоторыми сабами, потанцевал с ними, вовлекся в происходящее. И если ни один из них тебе не подойдет, то пусть так. Но я хочу знать, что ты не сидел сложа руки и действительно пытался. Блейн смотрел на свои руки в течение нескольких долгих минут, борясь со своим собственным разумом, пока мать успокаивающе гладила его непослушные волосы, прежде чем сделать глубокий вздох и, наконец, откинувшись назад, кивнуть. - Хорошо, я пойду. И я попробую. На самом деле попробую. Обещаю. Дана наклонилась и обняла его так крепко, как она это делала, когда он был ребенком и боялся грозы или других подобных глупостей, прежде чем перерасти их. - Это все, о чем я прошу, конфетка, - прошептала она и поцеловала его в макушку. Блейн сжал ее крепче, пытаясь найти в себе ее уверенность. Смотрины Пятница. Ранний вечер. Андерсоны имели свою руку везде на протяжении многих десятилетий. Можно сказать, что они обладали ключами от королевства, и в обществе, где деньги являлись одним из самых решающих факторов, когда вы управляете чем-то столь грандиозным, как Империя Андерсонов, не было удивительным, что ваше имя известно на весь земной шар. Быть ребенком, который является наследником такой семьи, как Андерсоны, в действительности означало быть в напряжении от чувства, как будто твои ноги приковали к якорю и швырнули в бушующую глубину: или ты утонешь, или выплывешь, если будешь бороться за свою свободу. Блейн ощущал, что ему повезло в жизни. Повезло, что его родители понимали и поддерживали его, когда он видел так много людей своего положения, которые тонули под тяжестью ожиданий своих родителей. Блейн всегда делал все возможное, чтобы держать голову над водой в первые годы своей жизни и заставить свою мать и отца гордиться им. Высокие оценки, достижения, признание. Он служил примером для других Домов, которые видели в нем руководителя даже в таком молодом возрасте. Это было одной из причин, почему он находился в настоящее время здесь, на мероприятии, которого он страшился каждый год. Сейчас ему двадцать два, его отговорки больше не действуют. И на самом деле, Блейн действительно хотел найти саба. Эта боль была глубоко внутри него, тоска по другой половине себя, чтобы он мог почувствовать себя целым. К настоящему времени у него была почти первобытная потребность заботиться о ком-то, использовать малую толику контроля, чтобы удовлетворить Дома в нем, обладать и владеть со всей возможной любовью. По настоятельной просьбе, от которой он уклонялся слишком много раз, сейчас он вышел к медиа-цирку снаружи, стискивая зубы, когда на него направляли камеры, а потом микрофон, а потом задавали вопросы на протяжении всего пути, как будто он был кинозвездой на красной ковровой дорожке. Это было… разочарованием. Голодные, выжидательные взгляды. Он пользовался спросом. Как будто бы он лично оскорблял всех сабов, присутствующих здесь, и их родителей, не утверждая каждого конкретного саба, как собственного. Он ненавидел быть зрителем происходящего. Фальшивые маски и притворство. Будучи полностью честным с собой, Блейн чувствовал себя разочарованным всем этим. Он так и стоял, разодетый в костюм от Армани стоимостью в несколько тысяч долларов, напиваясь в баре, но делая это с улыбкой. «Я стараюсь», - подумал он о наставлении своей матери, когда он опрокинул в себя еще один фужер шампанского так, как будто это был виски в бокале. Он нуждался в выдержке до официального открытия Смотрин. Эти сабы уже были готовы показать свои номера для выступления, и довольно скоро все Домы будут сидеть за одним столом, чтобы наблюдать и рукоплескать различным талантам (все более возмутительным с каждым годом в попытке выделиться), и рассмотреть того, кто угодил их вкусам. Все это никогда не было по душе Блейну. В действительности, было сделано слишком много фотографий, где он со скучающим видом смотрел, как саб исполнял кульбиты через горящий обруч. Это было предсказуемо… хоть и звучало глупо, потому что выступление было за гранью реальности, но помпезность была всегда одинакова. Сабы и их семьи пытались обойти друг друга в ловкости исполнения еще больше, чем в предыдущий год, и это было утомительно, чтобы полностью разглядеть эффект от постановки. Ни в чем не чувствовалось честности. Ни в чем не было скромной простоты. Он изучил слишком ясными карими глазами низ барной стойки и сделал знак бармену, наклонив свой пустой стакан с висящей на ободке каплей, которая, поддавшись силе тяжести, брызнула на позолоченную столешницу. Блейн проследил ее путь, опираясь на локти и пытаясь выглядеть заинтересованным только в том случае, когда Дана на него смотрела. Лениво размахивая пустым стаканом в своей руке, Блейн огляделся по сторонам прекрасной комнаты, отделанной мрамором, в одном из самых престижных отелей в Вестервилле с отчужденностью человека, который видел подобные вещи прежде слишком много раз. Сверкающие люстры свисали с потолка, ловя свет и мерцая, как звезды, черный мраморный пол был отполирован до максимального блеска, сцена была украшена и идеально декорирована, столы установлены так, чтобы иметь прекрасный обзор со всех сторон, и были покрыты нетронутыми белыми скатертями с чашами цветов, установленными посреди их центральной части. И рассредоточенные по всему пространству Домы и сабы практически утопали в блеске и гламуре, одетые в дизайнерские вещи, и все до единого улыбались идеально белыми зубами. Блейн вытянул шею, глядя сквозь толпу и пытаясь поймать взгляд кого-то, кому на самом деле приятна была бы его компания, и спасти свою душу от смерти из-за скуки. Большинство его друзей уже были связаны и счастливы, но он был уверен, что, по крайней мере, один из его друзей из «Соловьев» был еще несвязан и смешался с толпой где-то поблизости. - Андерсон, - голос слева от него, неожиданно прервал его мрачные наблюдения, и он повернулся, чтобы увидеть рядом с собой красивую, высокую фигуру Кевина Лэндона со стаканом янтарной жидкости. Он был на два года младше Блейна в Далтоне и до того, как он таинственным образом перевелся, он был более широко известен своей первой попыткой и неудачей при связывании, когда ему было всего восемнадцать. Молодой человек принял повелительную позу, и сам воздух возле него кричал каждому, кто никогда не встречался с ним раньше, об унаследованном богатстве, престиже и аристократичности. Блейн знал его. И он ему не нравился. - Кевин, как поживаешь? – вежливо спросил Блейн, принимая его же позу, пытаясь удержать свой тон под контролем, чтобы избежать раскрытия своего ужаса и нежелания участвовать в разговоре с другом Домом. Мужчина оглядел толпу, более заметно остановившись на симпатичной блондинке-сабе, которая отвела глаза в сторону, как только встретила его взгляд. Мужчина хмыкнул и переключил на Блейна свой взгляд, сверкавший почти звериным блеском. Наличие такого количества сабов и Домов в одном месте всегда вызывало сильные реакции. - Как я могу кого-то выбрать, если каждый типаж оказывается изумительным? – радостно смеялся он. – Признаюсь, в прошлом году я немного волновался, что требования соскользнут вниз, но те сабы, которых я рассмотрел, выглядят просто чертовски хорошо. Блейн старался не показывать свое недовольство от комментария про «требования». - Все выглядят прекрасно, как и всегда. Он старался не позволить себе подчеркнуть последнее слово, когда он делал вид, что занят тем же самым, чем и его спутник, сканируя взглядом комнату, хотя на самом деле он искал кого-то, кто смог бы вытащить его из этого нежелательного разговора. Он заметил тщательную уложенную копну шелковистых каштановых волос, которые, он мог бы поклясться, принадлежали одному из его лучших друзей – Дому Николасу Дювалю, и разве не существовало правила, заповедовавшего лучшим друзьям спасать других лучших друзей от глупцов? Кевин бросил в его сторону фырканье и недоверчивый взгляд. - О, конечно, кто-то зацепил твой взгляд прямо сейчас? У тебя здесь идеальное место для выгодной позиции. Блейн взглянул на свой пустой стакан. Он точно выбрал это место не ради обзора. Он почувствовал толчок в плечо и оглянулся, чтобы увидеть Кевина, развернутого спиной к бару, который следил за кем-то пристальным взглядом. - А как насчет этого, а? Над ним будто висит надпись «трахни меня», - практически мурлыкал он, и Блейн проследил за его взглядом, пока не наткнулся на маленького рыжеволосого парня, который вытворял просто невообразимые вещи с соломинкой, из которой пил. Он не был скромен, и его образ был на сто процентов проработан дизайнерами, чтобы привлечь к себе внимание. Блейн резко отвел взгляд и увидел, что стройная брюнетка делает то же самое в другом углу. Он закатил глаза, не впечатленный. - Теперь обсасывание соломинки внезапно стало цениться как высококлассное умение? Кевин широко улыбнулся. - Это демонстрирует другие таланты, куда более актуальные. - По-видимому, половина комнаты их демонстрирует, - сказал Блейн, и Кевин посмотрел на него сердитым взглядом. - Знаешь, в чем твоя проблема, Андерсон? - Просвети меня. - Ты слишком разборчив. Блейн нахмурился, чувствуя, что его кровь начала бурлить, реагируя на оскорбление, и слова его собственной матери эхом отражались в его уме, и он бросился обороняться. - Я не думаю, что наличие подлинных стандартов является придирчивостью. Наверное, тебя просто слишком легко удовлетворить. Быть может, сосание соломинки недостаточное основание для меня, чтобы заявлять на кого-то права? - Ничего себе, щекотливая тема, Андерсон? Ну, я думаю, для меня она была бы такой же, если бы я также чертовски долго уходил бы отсюда без утвержденного саба. Но, к счастью, я – не ты. Наслаждайся шоу, - растягивал слова Кевин в то время, как он опрокинул в себя свой бокал, глотая остатки шампанского, прежде чем подмигнуть Блейну и умчаться прочь перед тем, как у Блейна появится шанс врезать ему ударом остроумия и облагодетельствовать все общество, хладнокровно отправив его в нокаут. - Я так понимаю, он не самый любимый тобой человек в мире? – довольный голос посмеивался позади него, и он повернулся, свирепо глядя на друга. - Что, отдал ему меня на растерзание? - У тебя был такой хмурый, задумчивый и несчастный вид. На это было забавно и больно смотреть, - серьезно кивнул Ник, принимая стакан виски от бармена и обернув вокруг него пальцы, заставляя кусочки льда в бокале весело стукаться друг об друга. - Да…Мне он не нравится, - прямо сказал Блейн, и Ник понимающе кивнул. - Я знаю. Мне тоже. - Почему он не нравится тебе? – спросил Блейн с любопытством, играя со стаканом до сих пор пустовавшим. - Я не знаю. В нем всегда было что-то, что меня раздражало. У него лицо сноба, которое просто кричит «я лучше всех вас», и меня это раздражает. А тебя? - Он осел, - ответил Блейн, и Ник рассмеялся, качая головой в сторону друга. - Ладно, приятно знать, что твоя ненависть рациональна, - Ник засмеялся и посмотрел на толпу, медленно пробиравшуюся в сторону своих мест. Он взглянул на свои часы и понял, что у них было приблизительно три минуты до начала Смотрин. - Давай, ворчун. Пойдем смотреть шоу. Может быть, ты найдешь кого-нибудь, кто не будет являться ослом. Блейн зарычал и провел рукой по лицу, отчаянно пытаясь собраться и пройти через это дерьмо. Он должен был сделать это. Он делал это. Он хотел переступить через себя и на самом деле сесть и оценить варианты, как и все другие Домы в комнате. Просто это было справедливо по отношению к сабам, которые действительно приложили много усилий для своих выступлений в эту ночь, несмотря на его антипатию ко многим из номеров. - Мы приглашаем несвязанных Доминантов и других гостей занять свои места. Смотрины этого года объявляются открытыми, - отраженный голос раздался со сцены, и Блейн почувствовал, как растет скорость биения его сердца. Он ведь может позитивно посмотреть на происходящее, не так ли? Может быть, один из них действительно порадует его на этой сцене? Может быть, они изумят его и выбьют почву у него из-под ног? С этой решимостью и полным бокалом шампанского он снова подошел к своему столу, где его мать и отец уже сидели прямо перед сценой. Они были Андерсонами, в конце концов, что всегда было слегка неловко для Блейна, когда все сабы смотрели на него голодными глазами в то время, пока исполняли свои номера. Это было также отталкивающе, как и смущающе. Дана встретила его взгляд, когда он сел, и дала ему маленькую улыбку, наполненную надеждой, которую он не мог не вернуть. «Может быть», - думал он, когда свет погас и толстый бархатный занавес поднялся.