Keep my heart captive, set me free

- Что же он так долго за ним ходит? - Мэй в миллионный раз проверила свои наручные часы после того, как молодой саб вернулся в отель, чтобы забрать свой жилет. Часы представляли собой маленький серебристый круг на неказистом черном кожаном ремешке; они не стоили ровным счетом ничего, их фальшивые «серебряные» детали перестали быть серебряными уже много лет назад, но с ними была связана целая история. Она была молодой девушкой, только что окончившей старшую школу, но с уже почти исчезнувшей надеждой. Она моталась по городу в поисках места, куда можно было бы наняться, чтобы заработать денег и помочь своей семье. Ей только что отказали в крошечной пекарне, в которой редко имелось достаточно муки для того, чтобы испечь больше, чем несколько буханок в день, и владелец просто не мог себе позволить нанять кого-то еще. Мэй в глубине души прекрасно это понимала, но это не означало, что ей было не так больно услышать в ответ «нет». Устав физически от всей этой ходьбы, на которую она потратила весь день, и морально от неоднократно разбитых надежд, она вскинула оборванную сумку повыше на плечо и направилась домой голодной и не уверенной, найдется ли для нее сегодня что-нибудь из еды. Когда она переставляла ноги одну за другой, мысленно подбадривая саму себя у каждого квартала, мимо которого она проходила, то смотрела вниз, слишком подавленная, чтобы обращать внимание на то, куда идет. Обогнув угол, который привел бы ее к собственной улице, она почувствовала, что что-то звякнуло под ее обувью. Она замерла на середине шага, надеясь, что наступила на монету и, возможно, она сможет ее забрать и купить кусок хлеба для своей семьи. Приподняв ногу, она посмотрела на таинственный объект и нахмурилась, когда увидела маленькие женские наручные часы. Серебряная часть была до сих пор целой и без царапин, и кожаный ремешок был также цел, за исключением слоя пыли, превратившего ее в полосу серого цвета вместо положенного черного. Мэй взяла часы в руку и обернулась, высматривая вверх и вниз по улице кого-то, кто мог бы их уронить, но она была совершенно одна. Глубоко задумавшись, она сжала часы в руке, раздумывая, что с ними делать. Она не имела опыта обращения с такого рода вещами, и они показались ей ценными. Мэй представила, как ужасно должен себя чувствовать тот, кто их потерял. Ни разу ее не посетила мысль присвоить их и, возможно, продать за небольшие деньги, она просто была не таким человеком. Она перевернула их в руке и покосилась на чуть заметную надпись, повернув ее так, чтобы мерцающий уличный фонарь освещал пластину с выбитой на ней фразой. Моей любимой Анне На восемнадцатый день рождения С любовью. Папа Она немного грустно улыбнулась, глядя на небольшой предмет, думая о том, как она бы себя чувствовала, если бы ее отец подарил бы ей нечто подобное, а она бы это потеряла. Вдруг в ее голове что-то щелкнуло, и она смогла ясно увидеть эти часы на тонком запястье, смогла увидеть тонкие пальцы той же руки, тащившие сумки полные овощей, и вспомнила высокий нежный голос, благодаривший ее за то, что она помогла донести их из бакалеи. Она знала только одну Анну, среднего возраста женщину-саба, жившую всего через несколько домов от нее. Добрая женщина, которая была связана с таким же добрым Домом. У нее был сын-Дом, всего на несколько лет старше Мэй, в которого она была отчаянно влюблена уже на протяжении веков, пока не узнала, что он должен был быть связан с девушкой-сабом, которую выбрали для него родители. С трясущимися руками и пересохшим горлом, практически стекая по улице, она осторожно встала перед запертой дверью, собираясь с духом, чтобы постучать. Она морально подготовилась, когда дверь перед ней распахнулась, и Анна, выглядевшая ужасно расстроенной, торопясь, проскочила мимо нее, бормоча под нос о потерянных часах. Мэй остановила ее, осторожно положив руку ей на плечо и отдав ей предмет, который был так неимоверно важен для нее. Женщина ахнула и обняла ее изо всех сил. Она кричала своей семье о доброте молодой девушки, заставив ее сына выйти из комнаты, чтобы посмотреть, в чем причина суматохи. Он увидел молодую девушку, стоящую посреди их гостиной, и поклялся, что никогда больше не попросил бы чего-либо в своей жизни, если бы вселенная дала ему право называть ее своей. И вселенная это исполнила. Он разорвал предварительную договоренность на заявление прав и связал себя узами с молодой девушкой, которую так нежно полюбила его мать. Остальное, как говорится, история. Они были счастливы, они любили друг друга, и Анна отдала часы Мэй за несколько дней до своей смерти, утверждая, что это было единственно правильным решением после всех изменений, произошедших с ней - получить маленький предмет, который и вызвал эти перемены. Она приняла их и не расставалась с ними до сих пор. Но никогда еще время не шло так медленно, как сейчас; когда она стояла перед отелем, где проходили Смотрины, заполненным несвязанными Домами с бушующими гормонами, которые так и ждали, чтобы причинить вред одному из самых прелестных молодых людей, которых она имела честь повстречать. В Курте было все, что она хотела бы видеть в родных детях, но, как назло, она никогда не имела своих собственных. Что могло послужить причиной, почему она так быстро приняла Курта и племянницу своего мужа. Оба из них были так похожи на ее собственных детей, и казалось, временами маленькая Алиса слишком много всего путает, но Мэй продолжала любить ее яркую личность и заразительную улыбку. - Должно быть, они куда-то убрали его жилет, и он его ищет. Я уверена, что он появится в ближайшее время, - сказала Алиса, успокаивающе положив свою маленькую руку на плечо старшей женщины. Мэй попыталась успокоиться. - У меня просто есть неприятное ощущение в животе. Думаю, я отправлюсь его искать, - решилась она, уверенно кивнув самой себе, и пошла по направлению к отелю. - Дай ему еще пять минут. Ты же знаешь, что Курт ненавидит, когда ты волнуешься и суетишься над ним, - Алиса попыталась успокоить ее еще раз, и это, казалось, сработало, потому что она вернулась и снова прислонилась к двери своего фургона, с тревогой теребя свои ногти и стискивая зубы. Прошла минута, а затем вторая, третья, четвертая, да и пятая проползла мимо, а Курта нигде не было видно. - Вот как… Я пойду, а ты оставайся здесь. Будешь следить за ним на тот случай, если мы разминемся, - сказала она и пошла обратно в отель со всей решимостью, которую смогла собрать саб, будучи более бедной, чем холеные Домы, заполнившие комнату, с которыми ей пришлось столкнуться лицом к лицу. Она и ее Дом отлично обеспечивали себя, и она никогда не хотела ничего иного, но все же у нее не было денег, чтобы разбрасывать их направо и налево. У них с мужем было все необходимое, чтобы жить с комфортом, но требовалось много усилий и упорного труда, чтобы сохранять такое положение дел. Вот почему она чувствовала себя так ужасно от того, что не в состоянии была предложить Курту полный рабочий день. Видит Бог, она хотела этого, просто она не смогла бы платить ему зарплату и при этом оставаться на плаву. Как только она ступила в вестибюль, то поняла, что творилось что-то ужасно неправильное. Напряжение в воздухе почти оглушало своей интенсивностью, голоса, вибрировавшие вокруг, были приглушенными и шипящими, но яд, капающий из слов, был смертельным. «Кем, дьявол его побери, он себя возомнил, если думает, что может… отвергать натасканных, обученных и старательных сабов, давая им отпор, и… ради кого?» «Вы видели его одежду? … выглядит так, как будто сделана из тряпки» «Этот мальчик всегда был проблемой для своей семьи» «Бедная Дана…» «Бедная? Это все ее вина… она должна была держать этого мальчишку на гораздо более коротком поводке…» Голова Мэй вертелась по сторонам, получая всю информацию из приглушенных разговоров. Дана? Ее сын? Он заявил права на кого-то? Кто-то бедный? … Курт? Мысль пришла, промелькнув за одно мгновение, и не отпускала после того, как полностью ей завладела. С беспокойством, не выходящим из ее головы, она протиснулась через толпу недалеких грубиянов, получая от них снисходительные, презрительные взгляды, и мельком увидела Джареда Андерсона со стаканом воды, исчезнувшего за тяжелым закулисным занавесом. Успокаивая собственные сопротивляющиеся инстинкты, она подошла туда и смело нырнула под ткань занавеса, чтобы очутиться в самом разгаре третьей мировой войны. Все вокруг вопили, спорили и кричали, просили и умоляли, а в центре всего этого сидела хрупкая фигурка, плотно вжавшаяся в роскошное кресло, избегая взглядов любого человека и заметно дрожа от страха. Ее сердце сжалось от этой картины, пока ее гнев вскипел над инстинктами сабмиссива, поборов их в течение нескольких минут. Понимая, что она была единственным союзником Курта, она встала во весь рост, который ей позволила ее миниатюрная фигура и выкрикнула в комнату, как она надеялась, самоуверенным и твердым голосом. - Извините? Голоса вокруг нее даже не запнулись, продолжая неистово препираться между собой. - ИЗВИНИТЕ? – в этот раз она попробовала еще громче, и теперь эффект был незамедлительным. Тишина окутала их словно одеялом, когда они, оставив Курта в покое, повернулись к ней, округлив глаза и вопросительно приподняв брови. Она переминалась с ноги на ногу, нервничая под их неустанными взглядами, но держа голову прямо, также как и глаза, устремленные на них. - Кто вы? – спросила женщина, которую Мэй знала, как Дома Дану Андерсон, заслоняя собой остальных людей в комнате. Она старалась не струсить. - Меня зовут Мэй. Я – босс Курта, - сказала она, когда указала пальцем в сторону дрожащего мальчика, который, казалось, был слишком не в себе, что признать ее присутствие на данный момент. Если быть абсолютно честной, он здорово пугал ее. - Это его имя? Курт? – внезапно раздался хриплый голос позади нее, и она повернулась, чтобы увидеть молодого Дома Блейна, который стоял с растрепанными волосами, развязанным галстуком и блестящими от страха и нервов глазами. Он уж точно был далек от идеальной картинки журнальных обложек, хотя и не менее красив, рассеянно подумала она. Она смотрела на доведенного до отчаяния Дома перед собой, феромоны которого практически вытекали из каждой его поры, в то время, как у него не было над ними совершенно никакого контроля, обдумывая свой ответ в течение нескольких секунд, прежде чем осторожно пояснить. - Да. Курт Хаммел. Мы пришли, чтобы доставить цветы, и он забыл свой жилет, а я вернулась, чтобы проверить его, когда он задержался слишком надолго. Что происходит? Он что-нибудь натворил? – спросила она, притворяясь, что не слышала, как люди шептались о заявлении прав, но в глубине души надеясь, что она ослышалась. - Блейн заявил на него права, - сказала Дана, сдерживая усталый вздох. - Что? – спросила Мэй, находящаяся в данный момент в шоке, от того, что слухи оказались правдой. - Мой сын заявил права на молодого человека по имени Курт. И, кажется, он не воспринял все это положительно, - спокойно объяснила Дана и взглянула на скрючившуюся фигурку, любуясь вкусом своего сына, несмотря на все проблемы, которые он только что вызвал. Мальчик был совершенно потрясающий; почти ангельский. - Он не сказал ни слова после того, как это произошло. Он просто сидел там и дрожал, вздрагивая от каждого человека, который подходил слишком близко, - дополнил ее Джаред, в остальной части этой истории, и Мэй кивнула, зная, каким закрытым может быть Курт, хотя сейчас обстоятельства были гораздо более экстремальными, чем те, свидетелем которых она когда-либо была. Она знала, что в такие моменты существовал только один человек, которому он мог позволить приблизиться к себе. - Вы звонили его отцу? – спросила она, и они устремили на нее обнадеженные взгляды. - Мы довольно долго не могли его успокоить, чтобы он был в состоянии дать нам какую-нибудь информацию. У вас она есть? – спросила Дана, и Мэй кивнула. - Конечно. - Тогда давайте вызовем сюда его папу. Надеюсь, он сможет его успокоить.