Keep my heart captive, set me free

Блейн проснулся на рассвете, не в силах больше уснуть, пока, наконец, не решил встать и собственноручно приготовить завтрак для своей семьи. По субботам у них были пижамные дни, и Блейн, отыскав пару штанов и простую белую майку, привел себя в порядок в ванной и просто накинул халат поверх своего наряда перед тем как выйти из комнаты. Пересекая коридор, он должен был в буквальном смысле бороться с собственным телом, останавливая себя от того, чтобы заглянуть в комнату Курта и только разочек взглянуть на его ангельское лицо. Он казался таким мучительно одиноким и далеким, словно находился в нескольких часах езды от него. Он знал, что может напугать Курта и вместо этого довольствовался прикосновениями мягких кончиков пальцев к двери спальни, притворяясь, что ласкает нежную кожу своего саба. Удовлетворив ничтожную часть своей жажды, он спустился по лестнице на кухню и засуетился, поджаривая хлеб и взбалтывая яйца. Он никогда не был особенно хорош в приготовлении пищи, но делать завтрак он всегда любил, чувствуя, что это успокаивает нервы. - Нервничаешь? – раздался тихий голос позади него, и он подпрыгнул, напуганный внезапным прерыванием его внутренних метаний. Он обернулся, чтобы увидеть свою мать, одетую в розово-черную пижаму с сочетающимися по цвету тапочками и розовой лентой в волосах. Она остановилась рядом с ним и указала на плиту. – Ты готовишь только когда нервничаешь. Он смотрел на нее, и в его глазах отразилась боль. Внутренняя борьба проявлялась в нервных постукиваниях пальцев, опустившихся уголках губ и глубокой складке между бровями. - Мама… - выдохнул он, подавляя рыдание, надолго удерживая ее взгляд, отчего ее сердце разрывалось, видя его таким маленьким и уязвимым. – Неужели я так сильно напортачил? Те мысли и чувства, которые крутились у него в голове, вновь и вновь возвращались к обеспокоенному лицу его матери, заставляя его сомневаться и задаваться вопросами. Это было такое чуждое ему чувство, что он не совсем понимал, как с ним справиться. Когда он пытался его выразить, то ощущал, что оно практически лишает его мужества. Она видела тихую мольбу о помощи в его глазах и о том, чтобы убедить его, что он имел полное право сделать то, что он сделал, если он ощущал, что это было правильным решением. Она доверяла своему ребенку больше чем кому-либо в этом мире, может быть, за исключением мужа и старшего сына. И она всю свою жизнь старалась получить от него такое же доверие для того, чтобы он всегда был с ней честен. - Милый, я не буду врать. Ты наломал дров? Да, ты это сделал. Будет ли трудно бороться с прессой и злыми языками? Да. Но считаю ли я, что ты сделал неправильный выбор? Нет…совсем нет. Он ошеломляющий, и это именно то, что тебе нужно, - сказала она, принимая восхитительную улыбку, которая расцвела на лице Блейна после ее слов, но к ее удивлению, она быстро сменилась на серьезный, хмурый взгляд. - Он меня ненавидит! – капризно заявил он, выливая яйца в сковородку так злобно, словно они каким-то образом были ответственны за все страдания в его жизни. - Он не ненавидит тебя, Блейн. Он боится и он запутался. Но он изменит свое мнение с твоей помощью. Ну и, конечно, моей и папиной. Она нежно ему улыбнулась, когда он вздохнул и поблагодарил ее, а затем поцеловала его в щеку и подошла к столу, чтобы помочь его накрыть. - Кстати о папе, где он? – спросил он, донеся яичницу до стола и оставляя ее там. - Он пошел немного побеседовать с Куртом, прежде чем проводит его к завтраку, - спокойно сообщила она, и Блейн почувствовал прилив тревоги, захлестнувший его изнутри. - Что? Почему? - Потому что он знает, что он чувствует. Знает, каково это, когда на тебя заявили права и оторвали от всего, что ты знал. Он может предложить ему какую-то перспективу. А теперь сядь и ешь, - она строго посмотрела на сына, и он, надувшись на ее команду, сел и положил еду в свою тарелку, все время поглядывая на дверь, словно пытаясь заставить ее быстрее привести Курта. - Ты звонил Куперу? – спросила она, когда молчание, на ее взгляд, чересчур затянулось, и Блейн слегка кивнул. - Да, я звонил ему вчера вечером перед сном. Он сказал, что всегда знал, что я падок на внимание, словно шлюха *, и что это его вообще не удивляет. А потом он повесил трубку. Я не знаю, где ты ошиблась в его воспитании, - он попытался шуткой поднять настроение им обоим, и его мама игриво шлепнула его по руке в качестве благодарности и предупреждения «перестань так говорить о своем брате». Наконец, спустя десять мучительных минут, вошел его отец и Курт, который осторожно проследовал за ним и мягко прошептал «Доброе утро», прежде чем сесть за стол. Если он и был смущен, напуган или взволнован, то никак не показывал этого, взяв крошечный кусочек тоста с маслом и начав его жевать, опустив при этом глаза, сгорбив плечи и глядя прямо перед собой, пытаясь казаться спокойным и собранным, пока остальные в молчании ели. Блейн почти застонал, когда его мать встала и ласково посмотрела на отца, используя свой голос Дома, чтобы пригласить его сопровождать ее на встречу акционеров. Блейн недоверчиво посмотрел на нее. У нее не было совещания. Она даже не являлась держателем акций. Она действительно выглядела смехотворно. Но он знал, почему она так поступила, и не мог немного не улыбнуться в ее сторону, когда она послала ему ободряющий кивок и подмигнула, прежде чем принять руку Джареда и выйти из комнаты. Джаред мягко покачал головой, последовав за ней, подхватывая одной рукой утреннюю газету, а другой кусочек тоста. Блейн повернулся к Курту, который впал практически в кататонию в ту же минуту, когда их оставили наедине друг с другом, и в миллионный раз ему захотелось закричать от боли. Он заявил права на саба более двенадцати часов назад, и до сих пор он по настоящему не держал его в объятьях, спал так далеко от него, словно находился на другой планете, и эти потусторонние глаза взглянули на него из-за стола всего лишь жалкие три раза, неизменно устремляясь прочь, и он сходил от этого с ума. Он желал, чтобы Курт был ближе к нему: у него на коленях, в его руках, свернувшись вокруг него, голый, счастливый и расслабленный, но прямо сейчас молодой человек перед ним не собирался делать ничего подобного, и Блейн чувствовал себя таким потерянным. Он утопал в бассейне нерешительности, которую ему не доводилось испытывать никогда раньше. Он - уверенный в себе Дом, он всегда таким был, но во власти Курта было полностью уничтожить его одним только взглядом. Он опустил свой тост обратно на тарелку, чувствуя, что от нервозности у него пропал аппетит, и занял себя тем, чтобы как следует рассмотреть убитого горем саба, сидящего перед ним, когда он увидел тот же страх и усталость в каждом движении, которое он совершал. На его тарелке лежал маленький кусочек тоста с крупицей масла на нем, а сам он потягивал полчашки чая с тех самых пор, как сел за стол. Подумав, что он не мог вспомнить, ел ли Курт что-нибудь еще, он нахмурился, потому что мальчик пропустил ужин вчера вечером, и, зная, что он не прикоснулся к еде, которую он ему принес, а также, насколько ему было известно, саб ничего не ел в отеле во время всего этого хаоса. Блейн наблюдал за тем, как он ковыряется в своем завтраке дрожащими пальцами, плотно сжав губы. Его тонкая фигурка согнулась, как будто он ожидал нападения, и это заставило кровь Блейна закипеть. Он сжал пальцы на краю стола, на долю секунды почувствовав страх, потому что он никогда не ощущал такой жажды кого-то защищать и никогда так настойчиво не хотел перевернуть мир ради единственной улыбки. И Курт, который пробуждал каждую доминирующую черту сходящего с ума Блейна, просто сидел рядом. Это было невыносимо. - Разве ты не голоден? – он, наконец, нарушил молчание, и Курт вздрогнул, не ожидая никакого звука, кроме как от ножей, скребущих по тосту и стеклянных стаканов, звенящих о стол. Он посмотрел на свою тарелку, нахмурившись на вопрос, потому что там была еда. На ней лежал тост, намазанный маслом, которое сделало Курта очень счастливым, потому что он не так часто видел его в Лайме. В его чашке также был чай с сахаром, и когда он впервые попробовал его, то мог поклясться, что там был привкус корицы, и он почувствовал, что попал на пир. Его вкусовая палитра не знала, что делать с самой собой, и было подвигом не стонать над каждым глотком. Но вопрос Блейна не имел для него никакого смысла. - Я…я…почему? – выдохнул он, в замешательстве указывая на свою тарелку. При каждом взаимодействии с Блейном он чувствовал, что играет в игру, правил которой он не знал. - Ты только выпил полчашки чая и съел один кусочек тоста, так что я подумал, что ты не голоден, - пожал плечами Блейн, неловко давая объяснение. Курт мгновение смотрел на него, не представляя, что он имеет в виду и какова его точка зрения, пока не взглянул на то, как выглядела тарелка Блейна, с тремя кусками тоста, намазанными клубничным джемом, куском яичницы и несколькими ломтиками бекона. Рядом также стояла чашка кофе и высокий стакан апельсинового сока. Блейн думал, что его собственный завтрак был маленьким, и Курт еще раз убедился, что их миры действительно сильно различались и какие разные у них были представления о том, что такое «много». Он почувствовал, что румянец выступает на вершине его щек, и хотя он знал, что в его жизни в Лайме не было ничего зазорного, он все равно чувствовал стыд. Его родители были честными и трудолюбивыми людьми, они делали для своей семьи все, что только могли, не переступая грань «темной стороны», чтобы заработать больше денег и навлечь на себя проблемы. И, честно говоря, если цена всего этого заключалось в том, чтобы воспринимать сахар, как роскошь, то Курт был более чем готов заплатить эту цену. И Блейну нужно было это понять. - Ох…ну…гм…это…я так привык… этого достаточно, - сказал он и впервые уверенно встретился взглядом со своим Домом, как будто Блейн, ставя под сомнения его привычки, делал нападки на его жизнь, и он чувствовал необходимость ее защищать, даже если где-то в глубине души и знал, что Блейн задал ему вопрос вовсе не с такой целью. Однако, в глубине его сознания всегда жили они: страх и подозрение, что Блейн просто пытается так или иначе заставить его ошибиться. Доказать, что он не был достаточно хорош. - Ты уверен? На самом деле это не так уж много, - попробовал еще раз Блейн, не в состоянии поверить, что те несколько укусов, которые он сделал, являлись достаточными для завтрака мальчика стольких-то лет… боже, он даже не знал, сколько ему было лет! Им нужно было поговорить, и они должны сделать это без промедления. Курт еще раз посмотрел на свою тарелку, размышляя, как ответить своему Дому, не вызывая еще больше вопросов, на которые у него не было ответов. Разумом он понимал, что Блейн не был виноват в его бедности, но он не мог не чувствовать боль от горечи от того, как легко Блейн оставил половину еды на своей тарелке, в то время как люди в Лайме чувствовали себя на седьмом небе от счастья, если зарабатывали достаточно денег, чтобы купить несколько полосок бекона раз в несколько месяцев. - Это больше, чем я завтракаю дома, так что я в порядке, - объявил он, и должно быть, в его голосе слышалась твердость, потому что Блейн слабо кивнул, несмотря на то, что глубоко нахмурился и сжал губы в тонкую линию, чтобы остановить самого себя от дальнейшего развития темы. Если содержимое тарелки Курта было больше, чем он имел у себя дома, то неудивительно, что он был настолько худым. Этого количества пищи было недостаточно для малыша, не говоря уже о взрослом человеке, и тут же Блейн поклялся себе, что сохранение здоровья Курта будет одной из первых его «задач», как его Дома, если их предстоящая беседа пройдет хорошо. И Блейн надеялся изо всех сил, что именно так и случится. Он нашел Курта до смешного привлекательным прямо сейчас, неважно, худым он был или нет. Но он мог только представить себе, как именно он сможет выглядеть в скором времени. Когда он превратится в пышущего здоровьем саба? Вероятно, он даже рядом не будет стоять с определением «потрясающий». Этот саб был ангелом, посланным на землю - у него не было в этом никаких сомнений. Он через силу вернул себя в настоящее. - Хорошо, только не стесняйся либо сказать мне, либо просто взять самому, если тебе чего-нибудь захочется, хорошо? Я хочу, чтобы тебе комфортно здесь жилось, - мягко заверил он. Курт смотрел на него после этого долгое мгновение, очаровательно наклонив голову и резко всматриваясь в черты Блейна, как будто выискивая причину, чтобы не доверять его словам. Конечно, это его укололо, но Блейн выстоял под пристальным вниманием, моля Бога, чтобы Курт нашел там что-нибудь, что могло бы его успокоить. Почему Блейн так упорно пытается выглядеть так, как будто он действительно о нем заботится? Так, чтобы их связь выглядела реальной, когда на самом деле она таковой не была? Он запутал его так сильно, что его разум устремился вдаль, и он на мгновение потерял контроль над собственным ртом, который заставил его сказать то, о чем он думал миллионы раз, и чего бы он никогда не сказал вслух, находясь в здравом уме. - Почему ты так добр? Как только эти слова сорвались с его губ, он хлопнул ладонью по рту, и его глаза расширились от ужаса, когда он посмотрел на Блейна. Его тело задрожало, и слезы снова угрожали политься из его глаз. - Мне… жаль…я не это имел в в-виду… Он отчаянно пытался исправить промах, паника в нем росла, заглушая слова в горле, но Блейн просто поднял руки вверх с отчаянием, ясно написанным на его лице. - Ты имел в виду именно это, - начал он, но тихий всхлип оборвал его. - Сэр, я не… Мне очень жаль, - выкрикнул он. Миллионы ужасающих сценариев проносились через его мозг, и Блейн медленно встал, чтобы не напугать его, и обошел вокруг длинного стола к тому месту, где он сидел, склонившись перед ним, с нежным предупреждением в глазах, снова снимая руку с его губ. - Просто Блейн. И тебе не нужно сожалеть. Я не буду лгать. Мне больно знать, что ты считаешь меня таким негодяем, но я тебя понимаю, - пробормотал он, вставая и протягивая руку Курту, хорошо зная, что, скорее всего, он снова ее отклонит и внутренне подбадривая себя. - Давай сядем в гостиной и поговорим. Я думаю, что нам нужно очень многое обсудить. Впервые он пронизал свое предложение всего лишь намеком на команду, слишком незначительным для разума Курта, чтобы суметь его уловить, но достаточный для его тела, чтобы с благодарностью его принять и капельку расслабиться, позволяя Курту поднять глаза и нерешительно соединить их руки. Мягкая кожа впервые мимолетно и легко, словно перышко, коснулась его руки. Узкие кончики пальцев сжали его ладонь, и Блейн вернул мягкое давление, сжав руку чуть более плотно, не в силах ничего с собой поделать от того, как стучало его сердце, когда он посмотрел вниз, на контраст оттенков их кожи. Курт охотно прикасался к нему, и это было опьяняюще. P.S. * attention whore – американское слэнговое выражение, «шлюха, жаждущая внимания». Обозначает человека (чаще девушку) который публикует фотки, информацию личного характера (иногда с сексуальным подтекстом, но совсем не обязательно) в сети для привлечения внимания к собственной персоне (ключевое слово здесь attention)