Keep my heart captive, set me free

Блейн вышел из-за кулис, резко взмахнув занавеской, как раз, чтобы увидеть Курта, машущего рукой своим родителям, и Дом никогда не чувствовал себя более благодарным, чем в этот момент, что это произошло так кстати. С руками, трясущимися от грозы, разразившейся внутри него, и папкой, угрожавшей просто-напросто развалиться под едва сдерживаемым весом, он подошел к своему сабу, который обернулся на звук шагов. Улыбка на лице Курта мгновенно угасла при виде гнева и разочарования, о которых, как он знал, ясно свидетельствовали непроницаемые черты лица и папка в его руках. Голубые глаза заблестели от страха и узнавания, и визуальное подтверждение его догадок приводило в бешенство. - Сэр… - начал Курт тонким и настороженным голосом. Было ясно, что он полностью отдавал себе отчет в том, что вот-вот должно было произойти, но впервые после того, как он увидел его на Смотринах, Блейн не чувствовал себя поверженным наповал из-за этих грустных голубых глаз и пухлой, дрожащей нижней губы. Он чувствовал себя безумцем от страха и беспокойства, эмоции скручивали внутренности Дома узлом, когда его разум штурмовали мысли о том, что же еще Курт держал в секрете, а все остальные ощущения просто уступили место этой удушающей панике. - Не надо мне «сэров», Курт. Что это такое? – сказал Блейн, поднося папку прямо к его лицу, и тон его голоса заставил саба задрожать. - Это…это моя папка… - неубедительно попытался он, но Дом сердито посмеялся над этим увиливанием. - Я это вижу. А еще я случайно ее уронил и увидел, что ты скрываешь внутри. Это твой способ «справиться с ситуацией», Курт? – помахал он папкой, и саб заметно вздрогнул от напоминания об их разговоре, когда все это началось. - Я был…я… - он покачал головой, пытаясь развеять туман, который не давал ему составить предложение. - Забавно. Потому что сокрытие проблем на дне папки, по-моему, совсем не походит на их разрешение, - огрызнулся Блейн. – Почему ты не рассказал мне? Почему, Курт? Обвинение причиняло боль. Почти что физическую, заставлявшую его сердце биться о грудную клетку, что затрудняло дыхание. Нет. Нет. У него были причины, ему просто нужно было их озвучить. Блейну просто надо было выслушать. - Я…я хотел сделать это сам… не беспокоить тебя… - попытался объяснить саб, но голос Блейна повысился, а ярость в его глазах заставила Курта отступить на несколько шагов, чувствуя себя сейчас очень маленьким и юным. Иногда с Блейном легко было об этом забыть, потому что большую часть времени он вел себя столь беззаботно и по-детски, но между ними существовала разница в четыре года, и это никогда не было столь очевидно, как в этом самый момент. Он не боялся Блейна. Не в том смысле, что страшился испытать боль. Но взгляд его глаз был страшен сам по себе, а сила, выплескиваемая им тяжелыми волнами, заставляла саба захотеть стать на колени, обнажить свою шею и умолять о прощении. Эта реакция разожгла его собственное гневное пламя от того, что физиология заставляла его преклоняться, чтобы успокоить Блейна на биологическом уровне, независимо от ситуации. Он знал, что Дом никогда намеренно не использовал эту силу против него, но прямо сейчас гнев ощущался как единственный щит, когда саб чувствовал себя таким открытым, выставляя себя на показ. Блейн молча наблюдал за внутренней борьбой Курта, пытаясь найти нить спокойствия. Ему казалось, что он горит. - О чем еще ты мне не рассказывал, Курт? О чем еще ты солгал? – процедил Блейн после того, как сделал глубокий вдох. - Я не лгал! – закричал Курт ему в ответ, дрожащим и слабым голосом, руками обнимая свое туловище в защитном жесте. Он не лгал. Он этого не делал. - Удерживать это в секрете, когда ты говорил мне, что расскажешь, если ситуация выйдет из-под контроля - это лгать мне. Говорить, что с тобой все в порядке каждый раз, когда я спрашивал, хотя тебе было известно, что это не так – это лгать! – громко сказал Блейн, находящийся на грани того, чтобы сорваться и заорать. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так терял контроль. Курт открыл рот, но из него не выходило ни слова, поскольку тяжесть, исходящая от Блейна, просачивалась ему под кожу. - Что еще он сделал? – потребовал Блейн, подходя ближе. Он едва мог дышать. Черные пятна начали застилать ему обзор. - Он издевался над тобой какое-то время. Отправлял эти заметки. Преследовал тебя…он ударил тебя? За каждым вопросом следовал шаг к нему, сокращающий пространство, которое саб установил между ними. - Что?! Нет, - задохнулся саб. - Курт, - прорычал его Дом. Он с трудом сглотнул, снова почувствовав на своей руке призрачные пальцы и жесткое столкновение с книжной полкой позади себя. - Он толкнул меня. Вот и все. Я не пострадал, - поспешно сказал он. Блейн выругался. - Иисус, Курт! Что случилось с твоим доверием ко мне, а? Что произошло с обещанием, что ты придешь ко мне, если все выйдет из-под контроля? Вина нарастала, кирпичик за кирпичиком складываясь в замок, выстроенный на фундаменте его проступков, который заставлял его оправдания выглядеть в сравнении с ним словно жалкие развалины. Он отрицательно замотал головой. Нет. Нет. Нет. - У меня все было под контро… - Это! – вытащил он смятые заметки и журналы и с отвращением швырнул их между ними на пол, а вслед за ними последовала и вся папка. - Это не определение понятия «под контролем». Ни на какой планете, Курт. Блядь! Он ударил ногой по беспорядку на полу, и Курт почувствовал горячие жала слез, наворачивающихся на глаза. Саб с болезненным чувством в своих внутренностях осознал, что это сотворил он. Он довел такого счастливого, доброго, щедрого Дома до этой разгневанной оболочки человека. - Блейн, дорогой, все в порядке? – заглянула в дверь Дана, врываясь в напряженную атмосферу, но Дом поднял руку, чтобы ее остановить. - Не сейчас, мам. Вы с папой можете идти. Я возьму Курта в свою машину, - вымученно ответил он, и Дана поняла, что ей не нужно соваться в это дело, поэтому она подарила Курту ободряющий кивок, оказывая поддержку, и выскользнула за дверь. - Надевай свое пальто, мы едем домой, - скомандовал Блейн, когда Дана очутилась вне пределов слышимости, и Курт подскочил от приказа, натянул пальто, шмыгая носом, чтобы сдержать слезы, и поплелся вслед за Блейном в тишине, которая, казалось, навалилась на его плечи весом в тонну, когда они очутились внутри, пристегнули ремни и отъехали от стоянки. Поездка в машине прошла в полной и подавляющей тишине, очень сильно напоминая Курту о том, как он чувствовал себя в первый раз очутившись в автомобиле с Блейном. Опустошенный, напуганный, безутешный. Конечно же, теперь это происходило совершенно по другим причинам, но все же спектр эмоций, раздирающих его изнутри, был такой же мрачный и обрывочный. Сбоку от него кипел от злости Блейн, и феромоны, скатывающиеся с его кожи, угрожали задушить саба своей мощью в этом ограниченном пространстве. Он с распростертыми объятиями встретил свежий воздух, когда они, наконец, вернулись домой, но Курт знал, что его облегчение будет непродолжительным, когда Блейн захлопнул за ними двери, провел его вверх по лестнице, прошел мимо их спальни и вошел в кабинет. - Садись, - приказал он, и Курт согнулся в кожаном кресле, как подкошенный. Это было мучительно, он чувствовал, что единственное касание разбило бы его вдребезги от того, как напряженно он сидел. - Я говорил тебе, что если ты снова солжешь мне, Курт, то наказание будет хуже, - сказал Блейн тем же ненавистным, спокойным голосом. Без интонаций. Просто команда. Он швырнул на стол блокнот и ручку, и Курт вздрогнул, проигнорировав тяжелый стук сердца в своем горле. - Сто строк. Без остановки. Без разговоров. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Начинай сейчас же, - сказал он, подталкивая к нему ручку и разворачиваясь ко второму креслу в комнате, чтобы расположиться в нем и подождать. - Блейн… - начал Курт, но он знал, что это бесполезно. - Сто десять строк, - прервал его Блейн. - Но… - снова повторил он по причинам, которые и сам не знал. Он просто хотел, чтобы это холодное, суровое существо исчезло и снова заменилось на его любимого Дома; теплого, уютного и защищающего. - Сто двадцать, Курт, не делай это сложнее для себя, - в ответ отрезал Блейн, и Курт в течение мгновения смотрел на него. У саба вновь выступили слезы, когда он захотел, чтобы эти глаза засияли и их окружили морщинки, выступающие от смеха, но сейчас его Блейн ушел, и саб знал, что он в этом виноват. Возможно, самой трудной вещью было проглотить всю ситуацию в целом. Он на мгновение пытливым взглядом посмотрел в лицо собственного Дома, отчаянно разыскивая что-нибудь знакомое в этом отрешенном, осунувшемся профиле, но ничего не находил. Блейн сидел в углу на кресле, его взгляд был закрытым и далеким, лицо суровым, а руки перелистывали страницы случайной книги, но Курт знал, что он на самом деле ее не читал. - Я не слышу, чтобы ты писал, Курт. Еще десять строк и приступай сейчас же, - раздался ледяной и резкий голос из пропасти, которая их разделяла, и Курт вздрогнул, а его пальцы инстинктивно плотно обхватили металлическую ручку, когда он нажал ей на бумагу и в первый раз написал строчку. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Он не лгал. Он просто утаил определенную информацию, потому что хотел быть сильным ради самого себя. В этом не было ничего плохого. Он не желал быть перепуганным маленьким мальчиком, который рыдал, доведя себя до панической атаки, когда на него заявили права. Который впал в помешательство, когда его Дом отошел больше, чем на пять минут. Он не хотел быть сабом, который цеплялся за своего Дома, чтобы тот защитил его от всего на этой Земле. Он не хотел соответствовать всем тем мерзким вещам, которые говорили о нем люди. Самым главным богатством, которым Курт когда-либо владел в Лайме, была его личность, и саб чувствовал, что люди постоянно пытаются ее исказить. Строить предположения. Он был «золотоискателем». Он был мусором из Лаймы. Он был девственником - ханжой, шлюхой, мошенником. Список продолжался, и ему просто хотелось доказать, что они неправы. Он так привык в одиночку стоять за себя. Отступать назад за собственные стены, чтобы обезопасить себя, когда на него нападали. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Он прижал ручку к бумаге, заскрежетав зубами. И кто такой был Блейн, чтобы так рассердиться на него, когда он был тем, кто говорил, что ему нравится его необузданность? Что он восхищался его силой и тем фактом, что саб отказывался просто махнуть на все рукой и прокладывал путь дальше? Он был таким лицемерным! Но такие мысли не звучали правдиво и заставляли Курта чувствовать себя еще хуже, потому что они были столь нарочито злобными. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Он уставился на последние слова этого предложения, и наконец-то по-настоящему прочитал их, а не просто автоматический исполнял отданный приказ. Саб понял точку зрения Блейна. Конечно, Дом мог помочь ему, если бы он находился в реальной опасности, но он был уверен, что эта история с Брэдом была тем, с чем он справится сам. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Строчки продолжали следовать одна за другой, усиливая каждое слово и отпечатываясь на сабе, словно клеймо. Отрицание было переменчивым товарищем. Он лгал. Это понимание врезалось в него, словно удар по голове, заставив ее закружиться. Возможно, это было пренебрежением, утаиванием вместо откровенной лжи ему в лицо, но Блейн был прав. Он знал, что делал, когда скрывал этот журнал бог знает по какой причине. Он знал, что делал, не упомянув ни одного случая, когда Брэд переступил черту. Он говорил, что расскажет Блейну, если все выйдет из-под контроля и…ладно…слова превратились в очень даже реальные синяки на его коже, и, конечно же, это походило на то, что ситуация стала неуправляемой. Так что, может быть, он и не нуждался в защите Блейна все время, но саб пообещал, что расскажет, а сам нарушил это обещание… Так что, возможно…возможно…он заслужил этот холодный взгляд и резкие слова. Слезы, наконец, пролились, горячо и быстро спускаясь по его щекам, и Курт закусил губы, чтобы не издавать ни звука и продолжил писать. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Его руку начало сводить спазмом, когда он заполнял бумагу строчкой за строчкой, одними и теми же словами, которые медленно начали проникать…в его сознание, в его кожу, в его сердце… Синяк на его плече начал ныть исключительно потому, что он подумал о нем, и до саба медленно начало доходить, что, прежде всего, он не должен был его получать. Ему не следовало доходить до того, чтобы оказываться на грани слез снова и снова. Ему не нужно было вынуждать себя усомниться в любви человека, который напряженно сидел в углу, столь сильно обиженный и преданный его действиями. По мере того, как он концентрировался, Курт по-прежнему мог ощущать в воздухе отголоски его феромонов… собственнических, защитных, заботливых. Блейн хотел для него только самого лучшего. Это все, что он когда-либо желал, и Курт все это попрал. Принял это как должное. Ему не должно было быть больно. Он не должен был бояться. И он бы не испытывал ничего из этих вещей, если бы не нарушил свое обещание Блейну. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Строчки просверливали его разум, словно предостережение, пугая и прожигая кожу, и Курт чувствовал, как его глаза переполняются слезами. Крошечные капельки падали на бумагу и смазывали строки, которые ему удалось закончить, и саб опускал рукав своей рубашки, чтобы промокнуть их, прежде чем он должен был начать все с начала. Он продолжал так, словно все больше и больше раскаивался с каждым дрожащим нажатием чернил, будучи несчастным из-за вины, поскольку все это произошло из-за него. Он теперь был не один, саб был частью партнерства, но он просто отсек Блейна, одним махом разрушив свой контракт и все доверие просто потому, что был упрям и ослеплен своей неуверенностью, которая даже сейчас все еще очень его пугала. Он даже не знал, как начать извиняться. Сто тридцать строк. Он дважды их пересчитал, чтобы убедиться, что не совершил еще одну ошибку, но было очень тяжело сосредоточиться из-за слез, и Курт продолжал сбиваться со счета снова, снова и снова, заставляя себя удостовериться, что он сделал все так, как сказал Блейн. Сабмиссив в нем, который на данный момент контролировал его инстинкты и усиливал оголенные эмоции, требовал от него совершенства. Он хотел сделать все хорошо. Он так хотел, так сильно хотел на этот раз сделать все хорошо. Снова сделать Блейна счастливым. Боже, неудивительно, что Блейн не любил его, когда он терпел неудачу во всем, за что ни брался. Он не был хорошим сабом и не был хорошим человеком, Курт просто хотел извиниться и пообещать, что будет справляться лучше. Он опустил ручку на стол, сопротивляясь желанию вытянуть пальцы и снять с них напряжение. Он не заслуживал того облегчения, которое принесло бы это действие, поэтому он держал их согнутыми, ноющими и сжатыми в кулак. Курт случайно глянул вверх и обнаружил, что Блейн пристально смотрит на книгу, лежащую на коленях, а отрешенный взгляд на его лице говорил сабу, что Дом пребывал своим разумом где-то в другом месте, и он очень сильно надеялся, что Блейн не пытался размышлять о путях, чтобы оставить его. Приняв решение, что для него это уже слишком. Паника сводила его с ума. Пожалуйста, не уходи. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Саб встал так тихо, как только мог, преодолевая короткое расстояние между ними. По его щекам скользили слезы, когда он приблизился к своему Дому. Он добрался до него всего за несколько секунд, но для него каждая из них ощущалась длиною в год, когда Курт протянул руку, чтобы коснуться его. В мгновение ока он прижал руку обратно к своей груди, потряс головой и сморгнул влагу. Разрешит ли он снова к себе прикоснуться? Простит ли он? Будет ли он когда-нибудь прощен, получит ли вновь от Блейна объятие и поцелуй? Его внутренний саб заставил Курта захныкать от этой мысли. Он почувствовал, как тело пронзила дрожь, и на волне этой покорности, которая плескалась внутри него, колени Курта подломились, и он упал перед Домом на пол, склонив голову и глядя на него. - Сэр… - задыхаясь, промолвил он, и тотчас же огромная книга была закрыта, а взгляд этих янтарных глаз очутился на нем, и он снова был теплым… снова заботливым…руки обхватили его мокрые щеки… его запах обернулся вокруг саба, как если бы он был этого достоин. Он снова был здесь. - Мой красивый мальчик, не плачь. Я никогда не хочу видеть, как ты плачешь, - прозвучал издалека голос Блейна, но саб почувствовал, как он защекотал его кожу и вздрогнул, невольно подползая ближе, желая и нуждаясь в этом. - Сэр, мне жаль…я…я совершил ошибку и мне очень жаль, - задохнулся от рыданий саб и следующим, что он осознал было то, что его обнимают за талию, поднимая с пола на колени Дома, где он инстинктивно свернулся калачиком, изголодавшись по Блейну, который предоставлял ему безопасность и расположение. - Я знаю, что так и есть, - прошептал Блейн, множество раз целуя его в висок. – Я знаю, прекрасный. - Я не хотел лгать, клянусь, - саб умолял, чтобы он понял, сжимая воротник его рубашки и зарываясь лицом под подбородок Блейна, отчаянно пробираясь к успокаивающему местечку под ним. – Пожалуйста. Блейн погладил его по волосам. - Тсс, - успокаивал его Дом. – Детка, тебе больше не нужно извиняться. Ты понял, что ты сделал, правда же? Почему я тебя наказал? Курт отчаянно кивнул со слезами, которые смачивали его кожу. - Я нарушил наш контракт и наше соглашение, - прошептал он. – Я солгал тебе и причинил себе боль, сэр. Я действительно не хотел. Прости… - Эй, эй, - снова успокоил его Дом, прижимая ближе и удерживая крепче. – Вот поэтому и последовало наказание, прекрасный. Теперь все кончено. Мы двигаемся дальше, - сказал Блейн, но Курт все еще чувствовал себя несчастным. Волны очищения не было. В его застрявшем в шипах разуме не находилось покоя. - Мы…двигаемся дальше в-вместе? – шепотом озвучил он свои страхи, почувствовав, как Блейн подпрыгнул от его вопроса. - Курт…прекрасный, боже ты мой…конечно, мы двигаемся вместе. Детка, ты – мой. Всегда мой. Скажи, что ты это знаешь? – пробормотал Дом ему в волосы с отчаянием и болью. Он ненавидел, что они возвращались к этой теме, когда зашли уже так далеко. - Я…я просто…он сказал, что ты не…они все говорят… - начал он, но не смог этого произнести. Не желая признаваться в глупой слабости позволять другим людям диктовать, как ему действовать. Признаваться, что он бессознательно или сознательно искал такого рода проверок. Как он мог сказать, что Брэд и все эти анонимные авторы заставили его поверить, что его не желал и не любил его собственный Дом, когда все внутри саба кричало о правде, которую он боялся принять? - Что он сказал? – спросил Блейн, видя и вычленяя суть проблемы. Брэд был инициатором всего этого. Брэд – тот самый «он», за которым последовали все эти «они». Курт смотрел вниз на его колени, зная, что ему нужно ответить, а его пальцы напряглись и взволнованно потянулись к рубашке Блейна. - Он сказал, что ты устанешь от меня и ф-факт в том, что я не…хм…дотягиваю. Сказал, что на самом деле ты не х-хочешь меня, - он снова икнул, теперь, наконец, успокоившись, когда очутился в руках Дома, но еще не совсем достигнув цели, почувствовав, что Блейн напрягается все больше и больше по мере того, как он продолжал. Он поднял глаза из-за вздоха, исходящего от Блейна, вылезая из своего безопасного маленького уголка, чтобы встретиться с янтарным взглядом. Блейн держал его жестко и яростно, когда снова и снова прокручивал эти слова в своей голове, пытаясь найти способ успокоить своего саба, показывая свою абсолютную готовность убить это маленькое дерьмо. Он забивал Курту голову глупыми идеями, заставляя того сомневаться в себе и в том, чего они вместе добились, он сделал его неуверенным, запуганным и сомневающимся во всем том, что должно было быть для него очевидным. Но…где-то в глубине души Блейн знал, что это была его вина. У Курта было место для сомнений. В нем было пространство, которое он не смог заполнить словами, тяжело и безмолвно повисшими между ними, и вместо его собственных слов это пространство заполнили более зловещие речи. - Ты верил в то, что он тебе говорил? – печально спросил он, и Курт покраснел и попытался обсудить ситуацию, чтобы ее разрешить. - Нет, сэр…нет…я… я знаю, что ты не такой, и что ты испытываешь ко мне чувства и хочешь держать меня в безопасности, и я всем сердцем в это верю…просто… - рассуждал Курт, сходя с ума и сожалея, что он заставил Блейна грустить. - Просто что, прекрасный? – мягко спросил Блейн с расширившимися глазами, когда Курт возобновил свое разглагольствование, словно он вовсе не прекращал говорить. Его слова торопливо неслись и крутились вокруг друг друга; быстрые, взрывные и отчаянные в поисках выхода, когда представилась такая возможность. - Иногда…иногда слова воспринимались слишком близко к сердцу, - тихо сказал саб, отводя взгляд, чтобы смотреть на подбородок Блейна. – Ты – Андерсон. Могучий, желанный, великолепный…а я…я прямая противоположность этому, люди видят это, и их слова причиняют мне боль. Они заставляют меня задаваться вопросами и, сэр… в глубине души, я знаю, что ты мой, а я – твой, и что ты не заинтересован в том, чтобы уйти от меня, и может быть, когда-нибудь ты, возможно, даже начнешь меня любить, но… - Я уже это делаю! – сказал Блейн, прерывая его неистовую бессвязную речь, и Курт захлопнул рот, его глаза вылезли из орбит от шока, а сердце замедлило ход вплоть до остановки. Он почувствовал, как мир встал на свою ось и облетел солнце. - Что? – пробормотал Курт, и Блейн взял его ладонь в свою руку, зная, что ему не представится более совершенного момента, чем этот, чтобы сказать то, что он хотел произнести. Да, это могло было быть романтичнее. Да, это могло быть лучше. Но это никогда не было более важным. Блейн собрался и посмотрел на своего саба, который сидел и глазел, словно очаровательная, взволнованная, маленькая золотая рыбка. - Я люблю тебя. Я полюбил тебя с того самого момента, как увидел, - искренне сказал Дом, вкладывая в эти слова все свое сердце и моля бога, чтобы это показать, но тишина, упавшая на них продолжалась в течение минут, которые тикали…громко и мучительно-медленно, пока Блейн ждал реакции. Любой реакции, кроме шока. - Т-ты…эм…ты л-любишь меня? – наконец, пробормотал Курт, с широко распахнутыми и обнадеженными глазами, и Блейну хотелось треснуть себя по горлу за то, что не сказал ему раньше. - Да, прекрасный. Я полюбил тебя с того мига, как впервые посмотрел на тебя, и буду любить до самого последнего взгляда, - страстно сказал он, осторожно обхватывая его скулы и наблюдая за тем, как его кожа порозовела и потеплела. Глаза саба засияли, а его улыбка, эта красивая-красивая улыбка растянула совершенные губы. - Сэр… - выдохнул он, с трясущимися руками, когда изумленно прижал к своим губам дрожащие пальцы. – Сэр, я…я тоже тебя люблю. Блейн не мог удержаться, чтобы не утонуть в безумном, преисполненном нужды поцелуе, чувствуя, как будто весь их потенциал раскрылся в этой совершенной встрече губ. Им еще со многим предстояло разобраться, но Блейн ощущал, что в этот момент они были непобедимы. Он встал, когда их губы были все еще соединены друг с другом, относя Курта в их спальню.