Слепленный тобой

Люпин оттащил его с силой, которую сложно было ожидать от человека с таким измождённым лицом. — Что на тебя нашло? — прошипел Северус, демонстрируя сразу два своих выдающихся таланта: источать яд и виртуозно цедить сквозь зубы. Но у Люпина на изготовке имелось и собственное оружие: рассеянная улыбка. Снейп давно должен был выработать иммунитет против таких улыбок, но в последнее время ему недоставало практики. — Просто подумал, что любые другие мои попытки привлечь твоё внимание не возымеют действия, — жизнерадостность Люпина была натужной, но Северус знал, что Ремус искренне старался казаться жизнерадостным, а это совсем не то же самое, что лицемерие. Но только зачем ему она, эта напускная весёлость, если от неё всё равно никакого проку? Пусть берёт пример с Северуса — он отлично обходился без неё. Или не отлично, но всё равно обходился. — Это не ответ на вопрос. — Он наконец-то обрёл твёрдую почву под ногами и шатнулся в сторону, подальше от случайных свидетелей их бестолкового разговора. Люпин даже не подумал отпустить его руку и только крепче цеплялся, как будто Снейп вот-вот собирался превратиться в летучую мышь и упорхнуть прочь. Северус не отказался бы от такой возможности сейчас. — И зачем же тебе привлекать моё внимание? Может быть, если он сумеет увернуться и обманным движением оставить в руках Люпина обрывок плаща? Но это было бы слишком глупо. Они давно уже не студенты. И даже в студенчестве Снейп поступил так только один раз. Люпину не стоило тогда признаваться в… По правде говоря, ему много чего не стоило делать. — Хотел узнать, что с тобой всё в порядке. И уже успел убедиться в обратном. — И зачем тебе узнавать, что со мной всё в порядке? — Северус самому себе напоминал испуганного попугая. Его другие лица куда-то потерялись, найти и примерить их было слишком большой роскошью. Люпин медленно ослабил свою хватку, убедившись, что Снейп вернул себе контроль над равновесием. — Боюсь, что на этот вопрос я не сумею ответить внятно, — сказал он, откидывая со лба прядь волос с наметившейся в ней проблесками ранней седины. Даже странно, что Северус до сих пор не проснулся с белой головой. Хотя он, скорее всего, не заметит, пока кто-то не укажет на это пальцем. — Боюсь, что до сих пор ты не ответил внятно ни на один вопрос. Люпин, кажется, пропустил шпильку мимо ушей. — Выглядишь бледнее обычного, что близко к невозможному. Так что я просто хочу проводить тебя до подземелий. В твоём нынешнем состоянии лучше не спускаться в одиночку по узким крутым лестницам. — Поверь, у меня обширная практика подъёма и спуска на нижние этажи, — огрызнулся Северус без особой надежды избавиться от назойливого компаньона. — Охотно верю. И всё же составлю тебе компанию. Артур Уизли недавно рассказывал о каких-то магловских устройствах, заменяющих лестницы… забыл, как они называются. Снейпу было наплевать. Он сосредоточился на том, чтобы не поскользнуться на ступеньках. Сломанная шея стала бы сейчас лишним препятствием к нормальной работе. — Ты вообще ложишься спать хоть иногда? — никак не желал замолкать Люпин. — Да. — Это было правдой. Снейп действительно ложился спать время от времени. Ремус ведь ничего не спрашивал ни о бессоннице, ни о кошмарах, ни о множестве смутных тяжёлых снов, после которых Северус просыпался совершенно разбитым. Некоторое время тишина вокруг них нарушалась только звуком шагов. Люпин продолжал упрямо тащиться следом. Кажется, за последние несколько минут они с Северусом сказали друг другу больше слов, чем со дня возвращения Люпина в Орден; больше со времён отъезда Люпина из Хогвартса, к которому Снейп приложил руку. Долгожданная месть казалась тогда блестящей, сейчас — почти утратила свою ценность. Какими только глупостями он не занимался до возвращения Волдеморта. Сейчас он понимал, почему Дамблдор позволил себе открыто выразить недовольство его поступком — большая редкость. Не понимал он только одного — почему Ремус вёл себя как ни в чём ни бывало, словно он не был расстроен своим изгнанием, словно не держал зла. Снейп знал, что Люпин патологически не умел носить маски. Значит, он действительно простил его — но как?  — Мы пришли. — Северус застыл перед долгожданными дверьми. — Как видишь, я справился бы и сам. — Я могу войти? — Люпин в очередной раз проигнорировал очевидный намёк. Северус глубоко вдохнул и посторонился, пропуская нежданного гостя. Пока Ремус с интересом осматривался, он опустился в одно из кресел, надеясь, что сел не слишком торопливо и что его усталость не бросилась в глаза. Хотя, по словам Люпина, это случилось уже давно. Странная тошнота крюком подцепила его за желудок. Наполнявший подземелья запах вдруг переменился, стал затхлым — в смысле, ещё более затхлым, чем обычно; а ещё неуловимо запахло мокрой шерстью, и почти незаметно — лилиями, которые Северус ненавидел. Борясь с головокружением, он опустил голову и зажал ладонью рот, являя собой довольно грустное зрелище, но Люпин был слишком занят изучением скромного интерьера. Или, вернее, деликатно изображал заинтересованность. — Здесь немногое изменилось, — как бы между прочим отметил Ремус. Северус едва успел выпрямиться, когда тот неожиданно повернулся в его сторону, но Люпин всё равно заметил. — С тобой всё в порядке? — озабоченно спросил он. — Всё чудесно, — пробормотал Снейп. Ещё не хватало, чтобы Люпин задержался под каким-нибудь предлогом вроде заботы о нуждающемся. — У меня всё под контролем. Люпин покачал головой. — Сомневаюсь, — вздохнул он и печально улыбнулся: — Тебе не стоило впускать меня. Холодок пробрался под измятую мантию Северуса. Странные происшествия, случившиеся с членами Ордена… Странные слова Люпина… Странный запах… Что это? Он отравлен? Но головокружение почти прошло. И всё же… можно было предположить, что шпион — если он действительно существовал — был очень тесно связан с Орденом. Люпин же не мог?.. Ведь не мог же?.. — Что ты имеешь в виду? — Снейп вскинул голову, стараясь не выдать своего преждевременного испуга — да, он боялся, но не за свою жизнь, разумеется, — за саму мысль о том, что Ремус мог оказаться предателем. Люпин спокойно встретил его взгляд, и облегчение наступило так же быстро, как родилось случайное обвинение. Страх ошибся дверью. Люпин был последним, кто заслуживал подозрений; Снейп уяснил это очень точно, но не мог выразить словами. Нелюдимость Северуса иногда связывали с его нежеланием понять чувства других, но правда таилась в том, что он ощущал больше, чем мог переварить, больше, с чем готов был иметь дело. — Я просто хочу сказать, что ты должен быть осторожнее. — Люпин уселся напротив. — В последнее время творится что-то неладное, и твоё положение, как ты успел заметить… гм… довольно щекотливо. Не позволяй никому наблюдать за твоей работой, если не хочешь стать козлом отпущения. Можно подумать, он уже не стал им — с очень давних пор, если не с самого рождения. — Не беспокойся. Посторонний не сможет сюда проникнуть. Вокруг моих комнат целый ворох охранных заклинаний. — Люпин не выглядел убеждённым. — Я снял их до того, как впустил тебя, — с нажимом добавил Снейп. Он был почти уверен в своих словах. Северус действительно не пренебрегал охранными заклинаниями — он мог быть кем угодно, но не дураком. Не только накладывать их, но и снимать стало для него привычкой из тех, над которыми не задумываешься. И то, что он не мог вспомнить, как снимал волшебный замок всего несколько минут назад, ровным счётом ничего не значило: гудящая голова и неожиданная близость Люпина не способствовали отличной памяти на детали. — Раз уж ты здесь, хочу спросить кое-что, — назревавший внутри Снейпа вопрос уже успел переспеть. — Что это ты вытворил во время собрания? Кто просил тебя вмешиваться? — Никто не просил, — пожал плечами Ремус. — Хорошего же ты обо мне мнения, если считаешь, что я всегда действую только по чужой указке. Я сам счёл нужным выступить, и если ты хочешь заставить меня оправдываться… Северус постарался пропустить мимо ушей рассуждения о чужой указке. Не стоило вспоминать былое. Они все изменились — в разной степени и в разную сторону, но всё же. — Я должен поверить, что ты так охотно влез в эту заварушку от нечего делать? Люпин поморщился. — Наверное, правильно сказать, что я чувствовал себя виноватым. — Ты? — Северус поднял бровь. — Ты точно не перепутал нас местами? — Брось, ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Дело не в каких-то распрях, случившихся пару лет назад. Я говорю о… более отдалённом прошлом. Снейп закатил глаза. С чего это вдруг Люпин вспомнил прошлое? Только этого сейчас не хватало — им обоим. — Мне кажется, мы не договорили в тот раз, — продолжил Ремус, очевидно, имея в виду случившееся в Визжащей Хижине и сразу после неё. — Я был зол, ты — ещё более раздражён, чем обычно. Ничего хорошего из этого не вышло. — Ближе к делу, — холодно попросил Снейп. Кажется, у него опять начиналась мигрень. Да, она определённо подступала всё ближе, захватывая затылок, отвоёвывая правый висок. — Хорошо, — Люпин замялся снова, но ненадолго. — Северус, мне кажется, что я приложил руку к твоему выбору. Первому выбору. Я чувствую… ответственность. Не могу выбросить из головы мысль, что я подтолкнул тебя к неправильной стороне однажды. Сначала Снейп не понял, что пытался втолковать ему Ремус. А потом всё вдруг стало кристально ясно, и эта ясность принесла за собой всплеск столь же кристально чистой ярости. — Хочешь сказать, Метка на моей руке — это твоя вина? — прошипел он. — Ты считаешь, что лично толкнул меня в объятия Волдеморта? Тебе не кажется, — каждое слово скребло внутри горла, как едкий дым, — тебе не кажется, что ты переоцениваешь свою значимость в моей жизни? Лицо Люпина за несколько секунд осунулось ещё сильнее. — Возможно, — медленно отозвался он. — Даже наверняка. Тебе… тебе, должно быть, виднее. Но я не могу изменить то, что чувствую. Ты не можешь отрицать, что я не всегда действовал так, как должен был. — О чём ты… — О наших студенческих годах! — не выдержал Люпин. — О вашей неприязни с Джеймсом и Сириусом! О том, как я не смог противостоять им и встал на их сторону, хотя они далеко не всегда этого заслуживали! Это… преследовало меня. Многие годы, если хочешь знать. Снейп не хотел, но не мог заставить себя не слушать, не ловить каждый звук откровения. — Выбор был слишком тяжёл для меня тогдашнего. Значит, Люпин вдруг спохватился в своём стремлении всё исправить? Что ж, он выбрал для этого самый неподходящий момент. Северус больше не стремился ни к поддержке Ремуса, ни к самому Ремусу. — Ты скажешь хоть что-нибудь? — Понятия не имею, что ты хочешь услышать. Люпин потёр лоб, как будто у него тоже начиналась мигрень. — Боюсь, то, что я хочу услышать, ты никогда не произнесешь. И всё же… просто запомни мои слова. Мне стыдно за свою непоследовательность. Я решил, что не могу разорваться, но в итоге случилось так, что я распался на части. То, как с тобой обходились мои друзья, ужасно, но мне кажется… что мои действия, вернее, их отсутствие, задели тебя куда больше. — Ты снова себе льстишь, — отрезал Северус. — И прекрати уже ныть. Конечно, в своём предположении Люпин был чертовски прав, но признаваться в этом было слишком больно. Как больно было осознавать то, что Люпину понадобилось столько лет, чтобы высказаться. — Итак, давай подведём итог. — Северус с трудом заставил себя не морщиться: боль становилась нешуточной. — Ты по какой-то неведомой причине до сих пор чувствуешь себя виноватым за то, что не подал мне руки когда-то, и сейчас из кожи вон лезешь, чтобы это исправить. И для начала ты решил очистить мой светлый образ от клеветы перед всем Орденом. Скажи только одно: ты правда от всего сердца убеждён, что я невиновен? Он заметил, как Люпин замешкался — всего на мгновение, но и его было достаточно. — В противном случае я не стал бы… — Ты не веришь мне до конца, — говорить становилось труднее. Нужно было заканчивать. — Ты просто пытаешься очистить свою совесть — и весьма идиотским способом. Я обойдусь без твоей помощи, благодарю покорно. А теперь уйди. — Я не… — Просто уходи. Дверь мягко закрылась за Ремусом, и Северус убедил себя, что не чувствует разочарования, что он вовсе не хотел услышать протест — очевидно, Люпин выдохся уже на первой попытке. Отвратительный запах лилий и тухлого мяса вернулся, и Снейпу пришлось зажать рот ладонью. Он поспешил к спрятанным в соседней комнате котлам, в которых неспешно булькали зелья — все уходившие на нужды авроров. От одного из них поднимался пар, которого не должно было быть — как если бы он положил раньше времени толчёные крылья стрекоз. Обострённое обоняние зельевара дало сигнал тревоги раньше, чем положение дел стало непоправимым. Люпин же мог попросту не заметить ничего из ряда вон выходящего. Северус убавил огонь под котлом и попытался вспомнить, мог ли впервые за долгое время ошибиться в рецепте. А главное — действительно ли накладывал сегодня утром охранные заклинания. Ничего не приходило в голову.