Слепленный тобой

Этой ночью Северусу опять не удалось спокойно отдохнуть. Ему снилось, как он двигался по узким коридорам, кажущимся таинственно знакомыми; и даже во сне он не переставал работать: кроме коридоров, ему снились котлы, ножи, прозрачные пиалы и связки сушёных листьев. После пробуждения вставать не хотелось. Головная боль отступила, но ей на смену пришла сковывающая слабость. Однако работа не ждала, и Снейп поднялся на ноги неожиданно легко — ему не впервой приходилось собирать себя воедино после трудного дня — или ночи. Встречи с Волдемортом никогда не обладали тонизирующим действием. Сквозь пелену, сотканную из тревожного настоящего и смутных будущих планов, пробился вчерашний день. Люпин приходил к нему, но не задержался надолго — как обычно. Несмотря на туман в голове, детали их недавнего разговора вспыли в памяти с неожиданной отчётливостью. Они наговорили друг другу много странных вещей: особенно старался Ремус, но и Северус по мере сил не оставался в долгу. А в конце концов… он заставил его уйти. Люпин едва ли надеялся на то, что Снейп предложит ему горячего чая и будет внимать каждому слову, преданно глядя в глаза. Но его несдержанность, обычно больше походившая на ядовитый укол, на этот раз вышла за рамки привычных грубых отповедей. Он ведь не собирался искать Люпина для продолжения тягостного разговора? Разум убеждал, что не собирался, а ноги вынесли его прочь из душных комнат, наполненных пряными запахами и бульканьем кипящей воды. Ему нужен был предлог, и предлогом точно не могло быть раскаяние. Да и не чувствовал он раскаяния — но почти готов был признать, что слишком рано оборвал попытку примирения, потому что недооценил её значимость для себя. Пересилив себя, он даже направился на самый оживлённый этаж; идти к Люпину напрямую было выше его сил. Нигде не заметив знакомой выцветшей мантии, Снейп почувствовал себя уязвлённым, как будто Ремус обязан был дежурить за ближайшим поворотом. Это было несправедливо, однако Северус никогда не питал иллюзий относительно собственной покладистости. Это прерогатива Люпина: быть добрым и понимающим. Северус осёкся в своих мыслях и понял, что раньше не раз руководствовался последним соображением. Ответственность за первый шаг всегда висела на Люпине, даже сейчас, когда Снейп не просил его, когда прятался в глубине Хогвартса в окружении котлов. Прятаться и скрываться было его излюбленным занятием с самых давних пор, и вмешательство Люпина в его жизнь немногое изменило — что бы себе не напридумывал сам Люпин. − Ты наконец-то осознал, что свежий воздух полезен для здоровья? Второй раз подряд Северус был застан врасплох. Он знал, что выглядел глупо в своей ошеломлённости, но ничего не мог с этим поделать. Люпин устало улыбнулся ему, как будто накануне не случилось ничего из ряда вон выходящего, и только морщинки под его глазами недвусмысленно намекали, что не только Северусу не удалось выспаться этой ночью. − Спешишь куда-то? Уму непостижимо, но, кажется, Люпин всё ещё цеплялся за него. − Разве мы вчера не закончили? Иногда Северус говорил не то, что думал, во имя особой цели, будь то попытка ввести в заблуждение или поддержание тщательно созданного образа. А иногда — без причины, подчиняясь глубоко въевшимся страхам. − Мне неловко говорить об этом сейчас, но вчера я забыл попросить тебя об одной услуге, − Ремус понизил голос. — Скоро полнолуние. Ты сам знаешь, какое зелье мне понадобится. − Я займусь этим. Тишина сгущалась; её можно было черпать ложкой и есть, не будь она такой горькой. − Я не могу… − Ремус напоминал канатоходца над пропастью. — Я не могу немного понаблюдать за твоей работой? В конце концов, мне столько раз помогало это зелье… Мне любопытно, как оно рождается под твоим надзором. − Я работаю один. − Понимаю. − Но, полагаю, ты и впрямь можешь поприсутствовать. Сегодня случилось чудо: Северус не проворонил очередной шанс, номер которого уже слишком трудно было вычислить. Очередной спуск в подземелья был куда быстрее и молчаливее вчерашнего, и охранные заклинания поджидали их, как верные стражи. Северус не мог выбросить из головы неожиданную просьбу Люпина. Он надеялся, что новый предлог Ремуса действительно был только предлогом. Не он ли сам убеждал Северуса не подпускать никого близко к своим тайнам? Люпин не мог быть шпионом. Это самое невозможное событие в их безумном мире. − Это долгий и скучный процесс, − предупредил Северус, доставая с верхней полки связку тонких корешков папоротника и принимаясь растирать их в порошок. — К тому же, он занимает больше одного дня. Люпин не ответил, только уселся в ещё помнящее его тепло кресло. Он наблюдал за Северусом неотрывно, но его внимательность не была настораживающей. Снейп мог бы сказать, что тот любовался отточенными движениями мастера, если бы мог представить, что им можно было любоваться. Одна мысль о подобном вызвала у него отвращение, смешанное с тягучей тёплой тоской, и едва не заставила опрокинуть ступку. — Я думал о том, что ты наговорил вчера, — даже тягостный разговор по душам был легче невыносимого безмолвия, — и теперь могу сказать точно. Можешь оставить свои мысли о том, что ты слепил меня таким, какой я был ещё недавно. Дело… вовсе не в тебе. Это была моя ошибка. Мне унизительно думать о себе, как о Пожирателе Смерти, но ещё унизительнее считать, что кто-то другой за ручку отвёл меня принимать Метку. Хорошо, что ступка была крепкой, иначе она бы давно уже раскрошилась или треснула пополам. — Я не хочу сказать, что не держу обиды, но ты определённо не склонил меня к тёмной стороне… больше, чем я уже был склонён. Проблема была во мне. Я… просто сделал неправильный выбор. Я был жалок задолго до того, как мы… попытались… изобразить склеить из нас какой-то идиотский дуэт. — Я не думаю, что ты хоть когда-то был жалок, — очень мягко сказал Люпин. — И что наш дуэт был таким уж идиотским — честнее будет сказать, что никакого дуэта вовсе не было. Но то, что ты сказал, всё равно очень важно для меня. — Не вставая, он весь подался вперёд, усаживаясь на самый краешек. — Я тоже много размышлял этой ночью. И мне тоже есть, что добавить. Ты застал меня врасплох — и я, может быть, и впрямь не до конца осознавал подоплёку своих действий. Но… сейчас я могу точно сказать, что я уверен в тебе. Уверен, что не ты стоишь за этими странными происшествиями. Северус медленно выдохнул и удивился — с чего ему было задерживать дыхание? — Спасибо, — слово сорвалось быстрее, чем он успел его задержать. Обычно Снейп успешно справлялся с этим непростым заданием. Сколько невысказанных благодарностей так и не слетело с его губ? — Но будь готов, что остальные члены Ордена сочтут тебя сумасшедшим. — Остальные члены Ордена не знают тебя с давних пор. Северус поперхнулся, и его кашель получил имя — Сириус Блэк. — Сириуса жизнь сильно потрепала, — примирительно сказал Люпин, и Снейп кашлянул снова. — Да-да, понимаю, у вас с ним более древние разногласия. Знаешь, что иногда приходит мне в голову… Те, кто знают тебя поверхностно, обычно не спешат загореться пламенной любовью. Те, кто волею судьбы сталкиваются чаще — вроде Сириуса и Джеймса, — ненавидят ещё сильнее. Ну, а те, кто умудрился сблизиться ещё больше… Он не договорил о том, что именно испытывают последние. И не уточнил, кто входил в эту редкую группу, но, очевидно, имел в виду себя. И, вероятно, Дамблдора. Двое из ныне живущих — весьма скромный набор, но и он вдруг показался Северусу невероятно обширным. — Прости, но мне проще всего иметь дело с двумя первыми категориями, — ворчливо заявил он. — Неужели? — поднял брови Люпин. — Проще… или привычнее? — Разве это не одно и то же? — Подобная непонятливость тебе не к лицу. Северус не знал, прав ли был Люпин, — он не умел смотреть на себя со стороны. Но об одном Ремус не мог догадаться точно — о том, как часто искусственная непонятливость спасала Северуса: от каверзных вопросов Волдеморта, от куда более каверзных вопросов авроров, так и не смирившихся с его присутствием в Ордене; но самыми пытливыми были вопросы, адресованные им самому себе. — Ты хороший человек, — осторожно сказал Люпин, но эта осторожность произрастала не из неуверенности. Ремус подкрадывался к Северусу, держа в руках нежданный подарок из добрых слов, боясь спугнуть своего нелюдимого собеседника. — Даже если ты считаешь, что не заслуживаешь этого звания. Прости, но не тебе решать, — слабо улыбнулся он. — На эту должность должны назначать другие, не ты сам. — И у тебя, конечно же, есть такая привилегия? — У кого же ещё? Северус нахмурился и с удвоенной силой взялся за измельчение ингредиентов. — Что с тобой? Потрясён моей наглостью? — Думаю о том, как изменится твоё мнение, после того как я признаюсь в ненависти к Ордену. Люпин всплеснул руками. — Можно подумать, я о ней не догадываюсь! — От неожиданности Снейп уронил что-то — сам не заметил, что, — и Люпин продолжил тише: — Может быть, я не имею права так говорить, но, похоже, у тебя есть основания… недолюбливать отдельных членов Ордена. — Я тоже так думал и долго упивался ненавистью с чувством собственной правоты, — Северус слушал себя со стороны с не меньшим интересом, чем Ремус; он не мог поверить, что делился этим секретом, что переводил смутные раздражение и боль на человеческий язык. — И да, я действительно недолюбливаю, — неподходящее слово заставило его насмешливо фыркнуть, — почти всех из Ордена, но раньше мне казалось, что я всё равно разделяю их цели. Что я ничего не имею против Ордена как средства борьбы с Волдемортом, как создание Дамблдора. Но сейчас… я не уверен даже в этом. Снейп надеялся, что Люпин выскажется, попросит уточнить, что именно он имел в виду, сокрушённо вздохнёт или попробует неуклюже подбодрить, но тот сосредоточенно молчал. — Иногда мне кажется, что я стараюсь зря. Что всё это бессмысленно… моя борьба и странные игры, в которые я ввязался. Что, может быть… мой первый выбор не был так уж плох. Выбор, в котором так долго винил себя Люпин. Северус ожидал, что Ремус не сдержит своего гнева. Но тот, похоже, вовсе не рассердился. — В тебе говорит уязвлённая гордость, — уверенно отозвался он. — Каждый имеет право на поддержку. Снейп подавил вздох. Он не просил от других расшаркиваний и поклонов; даже простая благодарность вызывала у него смесь раздражения с неприятным стеснением — подобно тем, что упорно вызывал у него Люпин. Раньше ему даже казалось, что всеобщая ненависть не вызывала у него никаких ответных чувств. Но, как выяснилось… Как выяснилось, даже он не мог смириться с незаслуженным осуждением. Он покосился на свои руки. Миска была перевёрнута, корни папоротника, истолчённые в мельчайшую пыль, высыпались на пол, испачкали рукава его мантии. — Кажется, я тебе мешаю. — Люпин порывисто поднялся. — Не буду больше прерывать твоё уединение. Подозреваю, что это зелье не из простых. Снейп вовсе не одёрнул себя, чтобы вспомнить причину, по которой Ремус снова спустился в подземелья. Очевидно, он вовсе не собирался следить за его работой; как и ожидалось, предлог оказался предлогом, первым шагом на пути к сложному разговору, который они удивительным образом преодолели. Северус никогда бы раньше не подумал, что способен к таким разговорам. Грызущая изнутри тревога немного сдала свои позиции после визита Люпина, но не отступила окончательно. Пожалуй, стоило вернуться к более действенному способу борьбы с пустотой, чем словесные партии с возрождённым призраком прошлого. Северус продолжил работать. Вернее, начал заново, потому что умудрился рассыпать и разлить, всё, что подвернулось под его дрожавшие от напряжения руки. Он собирался готовить новое зелье очень внимательно, взвешивать каждый ингредиент с точностью до крупинки и класть его в котёл во время, рассчитанное до доли секунды. В этот раз он должен был пресечь все эксцессы, потому что это то немногое, чем он мог отблагодарить Ремуса. Потому что слишком короток был список вещей, которые он умел делать хорошо. Потому что — ему хотелось верить — Ремус был один из немногих, кто сумел бы оценить его молчаливые старания.