Борьба за Республику.

Глава 10. Уилл ехал в междугороднем автобусе, пытаясь сосредоточиться на музыке в наушниках. Было 7 июля – Иванов день. Он направлялся из Лондона в Оксфорд, в Ботанический сад, к той самой заветной скамейке. Нельзя думать о Лире здесь, в автобусе, потому что нельзя плакать. У Уилла до сих пор слезы наворачивались при мысли о ней, хотя ему-то совсем стыдно было распускаться, после всего того, что они пережили… − Не кисни, мы же обещали Мери, что будем хорошо себя вести, − шепнула ему Кирджава, удобно устроившаяся на коленях. Мальчик с наслаждением запустил пальцы в ее шелковистую шерстку, так как рядом с ним никто не сидел, и можно было не опасаться повышенного внимания. − Я знаю, просто еще тяжело, мы едем туда уже 2-ой раз, а я все еще не смирился. Кирджава лишь сочувственно потерлась о его руки. Кому, как ни ей знать, насколько ему тяжело? Они приехали к Ботаническому саду за 10 минут до полудня. Уилл с каким-то мазохистским наслаждением углубился под прохладную сень деревьев и скоро вышел к мостику со скамейкой. Он помнил ее до мельчайших деталей. − Лира… Моя дорогая… Моя незабвенная… − мальчик провел рукой по подлокотнику и сел. Кирджава уютно устроилась рядом. Она не мешала своему человеку погружаться в воспоминания. «Лира! Зачем мы все это придумали? Почему не уговорили Ксафанию оставить нам второе окно? Или я все-таки должен был уйти с тобой и Паном! Это какая-то злая шутка, что после всего, что мы пережили, я должен ходить в обычную школу, сидеть на уроках, которые не дают ничего полезного, притворятся нормальным! Зачем? Ведь это ложь! Вечная ложь, что я ничем не отличаюсь от своих сверстников. Даже маме приходится лгать! Благодаря Мери, она выздоравливает, но я не могу быть счастлив. Какая злая ирония, моей самой заветной мечтой было, чтобы мама выздоровела, а теперь… Не знаю, чувствуешь ли ты тоже самое, но мне тебя безумно не хватает, как воздуха! Словно часть меня отрезана навсегда! Лира, мне кажется, что вся моя жизнь здесь, это какой-то бесталанный спектакль, вот только не знаю, кто режиссер? Вокруг как будто нет смысла! Раньше я знал, что должен найти отца, стремился к этому, а теперь он мертв… Сейчас больше всего на свете я хочу снова увидеть тебя, обнять, поцеловать, но знаю, что к этому нельзя стремится, таков был уговор! Остается только воображать себе новую встречу и страдать. Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы я забыл тебя? 10 лет? 20? 50? Вся жизнь? И еще эти сны! Тот страшный, снова повторился. Мне кажется, ты зовешь меня и просишь починить нож, а Мери говорит, что так быть не может, ведь ты лучше меня понимаешь, как это важно! Но может просто мне самому хочется верить, что ты передумала? Ведь я сам уже проклял себя за то, что согласился! Ты так близко, ведь ткань миров очень тонкая, и в тоже время недосягаемая!» Уилл постарался как можно точнее восстановить перед собой образ Лиры, ее золотые, львиные волосы, глаза, мягкие губы и нежные руки, ее запах, волну любви, которую она излучала… Она стояла перед ним, как живая, в своей клетчатой юбке и зеленой блузке, взятых в Читтагацце. И тут мальчику почудилось, словно она и правда материализовалась, будто на него снова веет теплым запахом ее волос, ее сладких губ… Уилл потянул к ней руки, и девочка шагнула к нему, еще шаг и они окажутся друг у друга в объятиях. − Лира, Лира, − вслух позвал он с разрывающей сердце тоской и открыл глаза, чтобы увидеть ее рядом. Но видение рассеялось как дым. Перед Уиллом зеленела пустая лужайке Ботанического сада. Из самого сердца мальчика вырвался тяжкий стон. − Прошел уже час, − мягко напомнила Кирджава, − Пора идти. − До встречи через год, − произнес Уилл одними губами, обращаясь к растаявшему видению. Он нехотя поднялся. Осознание того, что ему никогда больше не суждено обнять, поцеловать Лиру накатило с новой силой, на щеках заблестели слезы. − Я ненавижу законы мироздания, которые нас разлучили! – в сердцах выкрикнул Уилл облачному небу. Кирджава лишь сочувственно смотрела на своего человека.