***
У Тополя глаза выкатились из орбит, предварительно превратившись в пять копеек. Он смотрел на Водолику, словно это был волк, который поклонялся ему. Словно никогда раньше не знал, что кошки имеют свойство беременеть. — Водолика, ты с ума сошла?! Какая беременность, о чём ты вообще думаешь?! Обо мне-то уж точно нет! Залетела?! Теперь будут спрашивать ,– « кто отец? Ну кто отец, а? » Он тараторил, вообще не видя перед собой ничего. Казалось, тьма накрыла его с головой. Казалось, что вместо родного лагеря, вместо беременной кошки только тьма. Чёрная, страшная.. Заволакивающая в себя, такая непредсказуемая и манящая своим ласковым.. Молчанием. Боль. Резкая боль, растекшаяся по всему большому черепу сковала его мысли, разум.. Это была пощёчина униженной судьбой кошки. Это была пощёчина, в которую Водолика вложила все силы, всю ненависть, всю боль, всю обиду. До Тополя дошло. Он вдруг осознал, что натворил. Он вспомнил, какое большое количество кошек погубил своим желанием, безответственностью и беззаботностью. На себя он перенял боль будущей матери, и, тихо, еле слышно прошептал : « Прости ». Это было тихое, но искреннее « прости ». В него была вложена душа.. Грязная, но душа.. Тополь поднимает свои голубые глаза, в которых больше не видно космоса, вселенной, звёзд... Нет! Там видно лишь разочарование в себе, стыд и боль прошлых лет. Совесть. Она проснулась. Но морда Водолики осталась холодной, равнодушной. От одного только леденящего дугу взгляда становилось тошно, а ведь когда - то этот взгляд мог согреть душу даже в самую суровую зимнюю вьюгу.. — Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал со мной, идиот. Мне придется носить котят убийцы. Котят насильника. Котят пустоголового дурака, которого любила их мать. Я не смогу им в глаза смотреть, понимаешь?! Тополь! Ты хоть знаешь, что сломал мне жизнь?! Ты.. — Я никогда не хотел причинять кому - либо боль, до того момента..***
Было лето. Ярко - зелёная травка щекотала щеки серо - белого котёнка, который играл в траве, с хвостом большой красивой бежевой кошки. Она подняла когтистую лапу, и стала вылизывать пробелы между коготками. Когда лёгкие лапки коснулись её пушистого длинного хвоста, она зашипела, и поднятой лапой ударила Тополя по голове. Он упал, и лишь только вздымающиеся бока говорили о том, что он жив. Удар пришелся в висок, сильной лапой, оснащенной « выпущенными орлиными когтями ». — Ты жалок, сын, - приговаривает бежевая, и с отвращением смотрит в сторону жалкого лежащего тельца. — Почему я жив? - раздаётся голос из приоткрытого рта голубоглазого, — почему ты родила меня, если не любишь? — Я залетела от кота, и он меня обречил на твою cмерть. Ты должен был умереть при родах, однако Синица спасла тебя, подарив « вторую жизнь ». — Ты разве не ценишь её за это? Она спасла твоего сына, мам! — маленький Тополь склонил головку на бок, как глупая курица, которая не понимает, зачем люди ходят туда - сюда.