Это мой последний день. Завтра меня уже не будет. Вместоменяпроснется… Монстр.
I want to breathe, I hate this night
I want to wake up, I hate this dream
I’m trapped inside of myself and I’m dead
День снова сменяется ночью. Привычный оборот земного шара вокруг солнца. Вместо яркого светила на небо снова высыпают звезды. Бесконечный круговорот на протяжении более двух тысяч лет. Кто-нибудь в силах его остановить? Прекратить бесконечный бег планеты за собственным хвостом, чтобы двадцать четыре часа светило солнце. Чтобы никто не хотел спать. Чимин бы продал душу за один такой день, если кому-нибудь нужна его израненная, измученная, проклятая душа. Бессонница – проклятие или благословение? Он бы сам проклял себя ради такого сокровища. Нормальные люди забираются в свой сон, как в убежище от дневных проблем, от забот, постят в соц.сети шутеечки про «подушка, отпусти меня» и «раньше я не любил спать, потому что ты как бы на семь часов выпадаешь из жизни. Теперь я люблю спать, потому что ты как бы на семь часов выпадаешь из жизни». Пак никогда не сможет их понять. Для него ночь – самое отвратительное время суток, поэтому каждый вечер, даже если днем он устал, как собака, Чимин начинает со слов: «Вот бы ночь никогда не наступала». Он знает, что слова эти не имеют никакой силы, он знает, что круговорот планеты не остановить, даже если Ким Тэхен включит все свое обаяние. Даже если Бог умрет. Сегодня Пак забирается в кровать, совершенно ничего не чувствуя. Он все еще разбит после последнего пробуждения. Прошло всего-то двенадцать часов, а ему снова добровольно идти на казнь. Пахнет мазохистом, только Чимин не мазохист. «Спокойной ночи, ребята!» - улыбаясь, машет на прощание рыжеволосый. «Ночи, хен», - улыбается в ответ Чонгук. «Файтинг», - сочувственно кивает Тэхен. И сочувствие в его глазах - ножом по венам. Хочется побыть слабым, забитым, попросить взрослых помочь. Вот только никто не придет на помощь, эта битва, как битва любого ребенка, не предусматривает вмешательство высших сил. Высшие силы… Чимин не верит ни в Бога, ни в Дьявола. Пятнадцать лет страданий спустя, он может уверенно сказать, что ни один даже самый жестокий Бог не смог бы устоять перед его молитвами. Но раз он до сих пор сражается в своей голове, значит, никого Там нет. Но ведь для детей некой «высшей» силой всегда являлись родители. Почему же они не приходят к нему? Тетя Сон очень часто пела ему колыбельные, когда он просыпался в слезах и панике. Она была очень хорошей женщиной, заботилась о нем, как о родном сыне, рассказывала про его настоящую маму. По ее словам, Пак Синджи была невероятной красавицей. Зато тетя почти не говорила про отца. Бросила как-то: «Он много работал», - и не поддавалась на уговоры. Чимин не винил ее, ведь отец был ее старшим братом, наверное, она очень тяжело переживала его смерть. Сон отвела его к психиатру буквально через год после того, как начались кошмары, и настояла на том, чтобы маленькому мальчику, писающемуся в кровать от страха и неадекватно реагирующему на зеленый цвет, прописали успокоительные. Она стала первой, кому он рассказал про Монстра вопреки запрету черноглазого. Первой, кто принял его, первой, кто разделил эту боль. В восемнадцать лет, кремировав тетю Сон, маленький Чимин кремировал и свои надежды на высшую силу, оставшись совершенно одиноким. Да, рядом был Тэхен, но он ничуть не сильнее самого Чимина, как он поможет? Единственное, чем Тэхен мог помочь лучшему другу – тихонько напевать старинные колыбельные во время совсем уж диких ночей. Сейчас он тоже делает это иногда, в те разы, когда успевает поймать Пака у раскрытого окна. Но все больше Чимин остается один, и победить в этой бесконечной войне он даже не надеется. Сегодня Чимин закрывает глаза, явственно ощущая, как к горлу подкатывает истерика. Снова. Снова пытки. Когда же это закончится?! Воспроизводя в голове собственное зеркало, он видит на нем надписи. Монстр, монстр, везде монстр. Его Монстр. Или это он сам уже давно стал своим Монстром? Прав ли Юнги, утверждая, что Пак сам себе экзекутор, осталось только понять за что такие муки, и решение проблемы найдется. Или все же это какая-то неведомая тварь, пробравшаяся в его сознание и застрявшая там? За что Чимин мог заточить его в себе? Это была великая жертва во имя спасения мира или большая глупость? Вчера Монстр уже начал с ним разговаривать. Может быть, удастся разговорить его и сегодня? «Если снова будет эта хуйня с шипами, я реально убью себя утром», - шепчет он в потолок. Я снова подхожу к двери, чувствуя, что с каждым шагом паника подкатывает к горлу. Я не хочу. Не хочу. Не хочу! Кто-нибудь, остановите меня! Монстр как обычно возле окна. - Привет, - ухмыляется он, обнажая острые клыки, которые немного длиннее, чем должны быть человеческие.У него в руках две пластинки. – Никак не могу выбрать, сегодня у тебя есть какие-нибудь пожелания по поводу музыки? - Твои предсмертные хрипы, - печально усмехаюсь в ответ. Сегодня мне не страшно. Просто организм настолько устал, что сейчас его накроет истерика. И мне все будет нипочем, потому что все будет по барабану. Ну же. Скорее. Подойди ко мне, мой палач, приласкай меня обманчивой нежностью тонких пальцев. Позволь своему низкому голосу пробраться в мои легкие, смешаться с кислородом, отравить кровь. Поцелуй меня издевательски осторожно, как ты иногда это делаешь, дразнясь. Порви последнюю нить адекватности этой ночью. Он, действительно, подходит, выбрав одну из пластинок. Веселая джазовая мелодия мне не знакома, видимо, что-то новенькое. Уже хоть какой-то плюс. – Это Джесс Стаси, «Мир в ожидании рассвета», отличная мелодия, не находишь? Что-то я не настроен на блюз сегодня. Эй, малыш, ты какой-то пришибленный. Что-нибудь случилось? - А встреча с тобой считается? – фыркаю я, не поднимая глаз. Он осторожно касается моей щеки большим пальцем и оглаживает ее, приподнимая мое лицо за подбородок, чтобы заглянуть в наполненные слезами глаза. Соло на рояле – ритмичное и звонкое - льется в уши. Я смотрю в Монстра молча, но пристально, пусть и пелена слез начинает застилать видимость. В его глазах для меня зажигаются звезды. Одна. Вторая. Третья. Настоящие звезды мне никогда не полюбить, потому что они загораются ночью. Четвертая. Пятая. Эти же звезды, которые светят всегда в каком-то бесконечном космосе, мне никогда не возненавидеть. К ритмичным клавишам добавляется шорох маракасов и осознание собственной конченности, наконец, добивает меня. Я кричу, плачу, катаюсь по полу, бессмысленно умоляя о пощаде и проклиная его одновременно. Такое со мной случается редко, но все же не впервые, так что Монстр просто наблюдает за этим, усевшись на кровать и подобрав под себя ноги, чтобы я не наехал на него. Когда же я успокаиваюсь и уже просто лежу, стараясь отдышаться, он обычно подходит и сразу начинает избивать меня, но сегодня, почему – то глупо хихикает. - Пока ты тут кричал, я вдруг задумался, - говорит он, с трудом подавляя смех. – Ты так кричишь о том, что ненавидишь меня. Но вот скажи, ты кого-нибудь хоть когда-нибудь любил? - Думаю, сложно любить кого-то, когда в тебе только страх и боль, - огрызаюсь, все еще глубоко дыша. Этот вопрос выбивает меня из колеи. Причем тут любовь? - Ну как же, - Монстр только радуется. – Если ты никого не любил, как ты можешь понимать, что ненавидишь меня? Если ты никогда не ел соли, вкус сахара тебе не распознать. Как можно ненавидеть кого-то, не любив хоть единожды? Может быть, ты любишь меня на самом деле, а? Вдруг это любовь такая? Он поднимается и подходит ко мне, рывком ставит на ноги, дернув за руку. Я смотрю в пол. Мне нечего ему ответить. Я точно знаю, что ненавижу, потому что любовь – доброе и светлое чувство, а никак не черное, тянущее желание разорвать кого-то на части. Но, похоже, у него свои взгляды на это. Веселенькая мелодия заканчивается, вместо нее начинается тихий рояльный перелив. Медленная и очень печальная музыка обволакивает меня, дополняясь неспешным ритмом барабана и бас-гитары. - Мой маленький Чимин, - он дергает меня за волосы, заставляя поднять на него глаза. – Позволь тебе кое-что объяснить. Любовь – это когда ни вдохнуть, ни выдохнуть, это когда и смотреть больно, но не смотреть никак, это когда без него – смерть, но и с ним тоже. Любовь - это когда ты хочешь раствориться в ком-то и не быть больше собой. Одержимость, которая выедает внутри тебя все, оставляя только тягучую пустоту и боль по утрам, если этот человек не рядом с тобой. Чуешь? Он притягивает меня к себе, заставляя положить голову к себе на плечо, чтобы удобней было шептать. Мне начинает нравиться эта мелодия, я стараюсь чувствовать только музыку, потому что его слова меня бесят. - Ты чуешь, Чимини? Не это ли ты называешь ненавистью, той, что испытываешь ко мне? Любовь и ненависть так похожи, что различить их сможет только тот, кто уже попробовал, - его снова пробивает мерзкий смех. – Разве это не забавно? Ты так сильно ненавидишь меня, но я могу сказать, что любишь, ты ведь сам ты не понимаешь разницы! Он смеется до слез. - Ты же знаешь, что я чувствую. Скажешь, это любовь? – спрашиваю я, ощущая, как его руки ползут под футболку. Сегодня сил сопротивляться нет, даже агрессии не остается, только желание скорее проснуться. Слабенькое такое, едва-едва теплящееся. Мне уже почти даже не страшно. - О нет, я тебе ничего не скажу. Ты сам решишь. - А что чувствуешь ко мне ты? Это твоя любовь? - Не совсем верно, - снова смеется он, впиваясь своими острыми ногтями мне в спину, заставляя вскрикнуть, дернуться и прогнуться. – Мои чувства к тебе за гранью человеческого понимания. Потому что я не человек. Но однажды ты поймешь, что я чувствую к тебе. Примешь меня, станешь единым со мной. Тогда ненависть покажется тебе глупостью. - Я буду молиться Люциферу, - выдыхаю сквозь боль. – Чтобы этого никогда не случилось. - Глупый мальчишка! – злобно рычит он, резко отталкивая меня. – Люцифер! Иисус! Бог или Сатана. Вы, люди, такие приземленные. Выбираете между черным и белым. Это так скучно. Он подходит ко мне и с силой ударяет кулаком по лицу. Однако,упасть не дает. Ударяет снова уже по другой щеке. Кожа горит, в голове гудит от боли. Терпеть не могу, когда бьют по лицу. Терпеть не могу, но молчу. Любое избиение лучше, чем изнасилование. Пусть хоть кишки выдирает и на вилку наматывает. Только не трахает, потому что его извращенные желания уже успели сломать меня. А я все же совсем чуть-чуть боюсь умирать. Вдруг тогда этот отель станет моей вечностью? - Твой глупый Люцифер призвал меня в ваш мир! – яростно кричит он, пиная меня ботинком по колену. Скулю сквозь зубы, нога подкашивается, но Монстр крепко держит меня. – Из-за него мы тут с тобой, глупый Чимин! Он ударяет открытой ладонью по носу. Меня оглушает. В ушах начинает гудеть, перед глазами все плывет, я все-таки падаю, он не удерживает меня, позволяя свернуться калачиком на полу, я стараюсь не блевануть от бесконечной карусели перед глазами. Кажется, он пинает меня по спине. Почти не чувствую ничего, только вижу крутящуюся перед глазами кровать и, как сквозь вату слышу тягучую печальную мелодию. Если она сейчас не кончится, я точно блевану. Стоит мне об этом подумать, как к горлу подступает тошнота, и меня выворачивает. Мне так плохо, что, похоже, сейчас умру, захлебнувшись рвотой, потому что руки не хотят меня поднимать. Не самая худшая смерть, видели и похуже. Однако, Монстр перестает меня бить, поднимает на четвереньки и заботливо поддерживает голову, пока из меня вытекает непонятная субстанция: кровь, что-то желтое и горькое, кусочки съеденного риса. Разве я ел рис? Монстр все еще зол, он грубо вытирает мне рот салфеткой и за шкирку подтаскивает к входной двери. - Что ты там видишь?! – он прикладывает меня лбом об дверь, но тут же понимает, что с такими звездочками перед глазами я вряд ли что-то увижу. – Посмотри в глазок. Что там?! Говорить тяжело, язык вяжет, во рту отвратительный привкус, но я вцепляюсь руками в дверь и отвечаю. - Длинный коридор, множество дверей, красный ковер, вазы с цветами… - видимо, ему достаточно, потому что он отрывает меня от двери и смотрит в глазок сам. - Когда туда смотрю я, там только каменная стена, - спокойно и… Мне сейчас показалось? Печально? Комментирует он. – Ваш Бог – весельчак, раз придумал вас, но ваш дьявол – еще больший. Потому что он придумал желание. Нет ничего страшнее, чем жаждать чего-то и не получать этого. Когда я смотрю туда, я думаю о том, что потерял, а еще я думаю о том, что оттуда придешь ты. И однажды эта дверь не закроется, а выпустит меня, чтобы я мог отомстить. - Много хочешь, - у меня опухает лицо и язык заплетается. - Я никогда не позволю тебе выйти наружу, если ты собираешься причинять боль. Пусть лучше буду страдать я один. Собственная бравада кажется мне глупой, но веселой. Чувствовать себя героем-защитником лучше, чем просто чей-то сломанной игрушкой. Неудачным экспериментом. - Ты так уже говорил, - соглашается Монстр, снова подходя ко мне. – В детстве, когда называл меня по имени. Сейчас ты зовешь меня монстром, напрочь забыв имя. Не могу сказать, что мне не все равно, но, когда ты произносил его, ненавидеть тебя было проще. - То ты любишь, - неожиданно меня прорывает, – то ненавидишь, то твои чувства где-то за гранью, и знаешь, что?! – на самом деле мне очень страшно, но он и так достаточно меня попинал, я не хочу больше, а потому, собрав все силы, толкаю его в ответ. – Пошел ты нахрен, определись сначала, а потом уже учи меня! От неожиданности он оступается и падает. Мне смешно, но даже улыбаться больно. Кажется, смешно даже граммофону, потому что музыка резко замолкает – игла соскочила с пластинки. - Сука, - рычит он, подскакивая, и прикладывает меня головой о стену. – Как только я получу свободу, я найду тебя в каждом гребанном мире и уничтожу тебя, глупый мальчишка! Когда он прикладывает меня о стенку второй раз, я чувствую, как течет по затылку кровь, перед глазами все темнеет, в нос ударяет запах дыма. Кажется, сегодня отель снова горит. Проснувшись, Пак снова ощущает насквозь мокрую простынь,его слегка потряхивает после сна. Однако, вместо того чтобы пойти в душ, он едва ли не подрывается с кровати и подбегает к зеркалу, чтобы написать такую важную сейчас фразу: «I mustn’t let him out». А потом тут же вторую: «Is he so real?»Listen to my heartbeat
It calls you whenever it wants to
Because within this pitch black darkness
You are shining so brightly
В душе, свернувшись клубочком под струями горячей воды, он словно бы пытается исцелить невидимые раны от сегодняшнего избиения, хотя, если признаться честно, сегодня его даже не особо сильно и били. Может, потому что Монстр понял, что Чимин готов умереть? Решил немного сбавить ход? Вообще, все события последних дней кажутся не просто странными, а какими-то слегка чересчур – он увидел некоего человека, очень похожего на Монстра, но решил, что ему показалось, в тот же день Монстр начал активно разговаривать с ним и открывать какие-то подробности из прошлого Чимина, теперь же он угрожает выбраться на свободу и отравить Паку жизнь во всех возможных мирах. Интересно, а миров вообще много? Но этот человек… Чимин старается о нем не думать, но все еще не может точно определиться – ему показалось или нет? Была ли это игра больного сознания, которое увидело похожего человека и додумало, или же это был он? Но как он смог выбраться? И почему не признается в этом? Или выбралась какая-то часть его… На миллионы вопросов нет ни одного однозначного ответа, что опускает его настроение еще на градус ниже. Перед университетом поговорить с домочадцами нормально не получается. Его очень сильно напугала последняя фраза Монстра, так что на «Доброе утро» от Чонгука он только кивает, а на выползшего чуть позже сонного Тэхена даже не обращает внимания, скрываясь в своей комнате, чтобы переодеться. Чимин становится перед зеркалом, напяливая черную рубашку и узкие синие джинсы, снова на пальцах куча колец, снова тонна тональника, чтобы скрыть мешки под глазами, снова браслеты и веселенькие фенечки, сладковатый аромат туалетной воды и черная подводка, которой Пак старательно вырисовывает стрелки, чтобы скрыть покрасневшие глаза. Неожиданно он вскрикивает, подводка падает на пол и растекается. Чимин смотрит на себя в зеркало, а вместо его темно-карих глаз на него смотрят в ответ глаза Монстра. Демонические глаза цвета гуталина, и вены вокруг моментально вспухают черным. На губах у черноглазого Чимина в отражении – коварная ухмылка. - Чимин? – в комнату залетает Тэхен. – Бро, с тобой все нормально? Он кладет руку рыжему на плечо, и видение тут же исчезает. А сам Чимин падает на колени и прячет лицо в ладошки. - Я схожу с ума, - шепчет он, чувствуя, как по щекам снова начинают капать слезы, уже настоящие, обжигающие и горячие. – Я видел его в зеркале… Себя в зеркале… Тэхен, мне так страшно… Спаси меня, Тэхен!Give me your hand save me save me
I need your love before I fall, fall
Give me your hand save me save me
I need your love before I fall, fall
Give me your hand save me save me
Give me your hand save me save me
Saveme, saveme
Он плачет беззвучно, однако эти слезы отнимают еще больше сил, чем ночная истерика. Тэхен понимающе кивает и крепко его обнимает. Чимин утыкается в чужую грудь, словно там можно найти спасение от всего мира. Слезы все еще текут по щекам, а его самого пробивает дрожь. Заглянувшего было Чона посылают за горячим чаем и таблетками на кухню. - Ну-ну, - утешающе шепчет Тэхен, поглаживая друга по голове. – Ты так сильно испугался? Что ты увидел там в зеркале? Пак, продолжая всхлипывать, поднимает глаза на Кима. Подводка потекла и размазалась, и, похоже, безнадежно испортила новую футболку Тэхена, как все же хорошо, что он не особо этим заморачивается. Пак выглядит напуганным и потерянным. Большие глаза, полные слез, отчаянно ищут поддержки в чужом спокойном и теплом взгляде. За это Чимин любит Тэхена больше всего – парень умеет успокаивать. Рядом с ним спокойно и уютно, как рядом с тетей Сон. Рядом с Тэхеном начинаешь верить, что не один. И даже если целый мир отвернется от тебя, Тэхен будет рядом. Против всего мира. Только с тобой.I knewthatyoursalvation
Is a part of my life and the only helping hand that will embrase my pain
The best of me, you’re the only thing I have
Please raise your voice so that I can laugh again
Playon
Когда же рыжеволосого все же удается успокоить, Тэхен заботливо отпаивает его горячим сладким чаем, и усаживается вместе с ним на кровать, чтобы продолжить обнимать. Чимин не сопротивляется совсем. Он старается крепче держать чашку в трясущихся руках и не смотреть в огромное зеркало, которое теперь пугает хуже наступающих сумерек. - Этого никогда раньше не происходило, - выдает он наконец. Чонгук тоже сидит рядом, только на полу. Он принес чай и не пожелал уходить, нацепив на лицо максимально испуганное выражение лица. В конце концов, однажды он бы все равно узнал, он же планирует прожить целый месяц вместе с ними. – Раньше Монстр приходил только во снах. А сегодня… Сейчас я красился… И вдруг передо мной появились эти глаза. Полностью черные, как у демонов в сериалах, эти глаза невозможно не узнать, они могут принадлежать только Монстру, а потом я понял, что это не он, а я стою в отражении. То есть тело мое, а глаза его. И даже паутинка черных вен вокруг глаз такая же. Он во мне. Это самая жестокая шутка, которую он только мог сыграть со мной. Не насытился кровью за ночь, решил отыграться, так, что ли?! – его снова начинает трясти, и Чонгук поспешно забирает кружку. Чимин видит, что парню не по себе от этих рассказов, однако он же сам напросился. - Хочешь, я предупрежу, что ты болеешь? – предлагает Тэ. – А ты отдохни дома, никуда не бегай, вон, с Чонгуком в приставку поиграй. Когда ты последний раз занимался чем-то веселым? Тебе надо развеяться, а то, походу, вместе с тяжелыми ночами и учебой, у тебя начались галлюцинации. Это просто переутомление. Я тебе как будущий врач заявляю! Таблетки ты уже принял, они скоро подействуют и тебе станет полегче. Тэхен бравирует своей будущей профессией очень редко, только в очень серьезных случаях, а это значит, что у Чимина, действительно, большие проблемы. - Юнги, - добавляет Пак, - я позову Юнги, надо ему все рассказать. Тэхен кивает и бежит собираться в универ. Он и так уже порядком опаздывает.***
Чонгук с каким-то сладостным предвкушением ждет встречи с Юнги. Во-первых, наглый хен должен отхватить за свое поведение вчера, во-вторых… Парень не может себе объяснить почему, но ему очень хочется поговорить с ним, увидеть его. Понравился? Чон утешает себя тем, что это все до первого траха. Стоит ему подчинить строптивого гнома, как весь интерес к нему пропадет. Но прежде надо все-таки вызвать к себе интерес. Пак попросил друга захватить что-нибудь к чаю для Чонгука. Сам Чонгук предпочел бы что-нибудь выпить, но, видимо, его мнение спрашивают в последнюю очередь. Юнги приезжает довольно быстро. Он передает Чимину какие-то конспекты, а в Чона буквально кидает пакет с разномастным печенюшками, шоколадками, сэндвичами и прочей фигней, впрочем, к радости самого Чонгука, там обнаруживаются и три бутылки соджу разных вкусов. - Одна мне, - безапелляционно заявляет младший, на что Мин только пожимает плечами. - На стол накрывай, - командует он тут же, и следует в комнату Чимина. Будет выслушивать кошмары рыжеволосого и строчить про них страницу за страницей. Чем ему так интересны эти сны? Ну снится человеку что-то, ну да, кошмары, ну да, каждый день, ну да травма, психопатия, шизофрения, да как угодно это называйте, это же не повод игнорировать Чонгука! Черноволосый накрывает на стол, думая о том, что его больше всего бесит в Юнги? Что он так старательно его игнорирует? Его маленький рост и непомерное эго? Или что при виде него у Чона слегка руки трястись начинают? Потому что хочется прижать к стене и хорошенько отодрать, показывая, кто тут папочка? Наверное, все дело в споре. Это спортивный интерес. Чонгук впервые не уверен, что видит человека насквозь. То есть, вот они, очевидные вещи, на ладони лежат: доминантный тип личности, независимость, недоверие людям, скрытое желание все контролировать и подчинять своей воле. Не совсем, правда, понятно, садист или мазохист, потому что выслушивать подробности таких снов, как у Чимина, и при этом не свихнуться может только один из этих двух типов. Впрочем, чужие наклонности Чона интересуют в последнюю очередь. Потому что в его задачу входит донести до Юнги, что ему нравится то, о чем он никогда не задумывался раньше, заставить его полюбить это, а потом забрать. Он заключил очень опасный спор, поражение в котором ни к чему хорошему не приведет, с другой стороны, и победа тоже. Помириться с Отцом Тэхен не сможет, даже если рухнет солнце на землю. Точнее, когда оно рухнет, Отец обвинит в этом Кима, и они разругаются еще сильнее. Интересно, а в великом потопе он его тоже обвинял? Чон развлекает себя видео игрой и неспешным поеданием печенек, когда Юнги и Чимин, наконец, выползают из комнаты. Пак снова в слезах и опухший, Юнги сочувственно его приобнимает за талию, однако, глаза радостно светятся. Садист, заключает про себя Чонгук и мысленно фыркает. Это вносит в спор определенные сложности, потому что Чонгук такой же. Сильный, независимый, любящий доминировать и принуждать к действиям. Кто кого будет ломать? - Вы закончили? Давайте уже нормально поедим, а то Чимин так ничего с вечера и не ел. - Мне не хочется, - качает головой Пак, усаживаясь между Юнги и Чонгуком. Во избежание. - Но мелкий прав, тебе надо набраться сил, - упрекает его Мин, пододвигая тарелку с сэндвичами. - Сказал человек, чей рост не доходит до планки «не ниже» на аттракционах в Эверленде, - показывает язык Чон, улыбаясь. - Сам пошутил – сам посмеялся, да? – хладнокровно отвечает Мин, наливая другу стопку соджку. – Выпей, тебе должно стать легче. - Боюсь, что легче мне станет, только когда вы перегрызете друг другу глотки, а я умоюсь вашей кровью и свихнусь окончательно, - Пак невесело усмехается, залпом опустошая рюмку и тут же требуя еще. – Простите, ребят, я немного разучился шутить. - Слушай, хен, - неожиданно серьезно говорит Чон. – А разве нет никаких таблеток, ну, чтобы засыпать без сновидений, например? Разве снотворные не помогают? - Не все. Но и те, что помогают, не самая хорошая идея, ведь монстр отыграется во мне в следующий раз, - Чимин тянется за печенькой и улыбается, рассматривая забавную перекошенную мордочку собачки на ней. – Спасибо, Юнги, ты знаешь, какие я люблю. Мин кивает и неожиданно щелкает пальцами, словно что-то вспомнил. - Слушай, а эта малолетняя каланча не так уж и не права. Помнишь, когда у тебя был сложный экзамен, Джин дал тебе какое-то снотворное, после которого ты ничего не помнил? То есть, ты как бы был с Монстром, но с утра все забылось. Может, я смогу выпросить у него одну для сегодняшнего дня? Ведь завтра выставка, на которую ты так хочешь пойти. Чимин задумывается на несколько секунд, прежде чем согласно кивнуть. - Боюсь, что если я и завтра буду не в состоянии встать на пары, профессор Мей меня растерзает, - смеется он, довольно откусывая собачки кусок уха. – О, это же с нутеллой, Боже, как вкусно-то! - Ладно, тогда я скатаюсь к Джину, - зеленоволосый поднимается со стула. – А потом вернусь и составлю тебе компанию. Ты бы видел, как профессор Квон сегодня орал. Его, бедного, аж перекосило от злости. - Профессор Квон? – Чимин удивленно хлопает глазами, жуя печеньку. Они с Чонгуком выходят в коридор, чтобы проводить гостя. – Разве он нам снова давал неожиданную контрольную по пройденному материалу? - Да нет, не на нас, - успокаивает его Юнги, уже из коридора. – Он поругался с Сынхеном. - Ааааа, ну они как всегда. А потом он, наверняка, еще и на вас отыгрался. - Да, всучил нам в домашнее задание четыре сочинения до конца месяца, - Мин закатывает глаза, завязывая шнурки. Чонгук с интересом рассматривает согнувшегося в такую удобную позу хена. Его футболка чуть задралась, открывая бледную кожу поясницы, на которой тонким наклонным почерком было что-то написано. Интересно, что? С такого расстояния не разглядеть, но вот появился еще один повод познакомиться поближе. - Чонгук, - Чимин осторожно касается плеча мальчика, - ты бы скатался с хеном, помог бы ему. - Ээээ, -удивленно тянет Чон, ловя не менее удивленный взгляд Юнги.- С чего бы? - Ты ведь не часто приезжаешь в Сеул, да? Вот и покатайся с ним на машинке, - Пак улыбается, - посмотри город, тем более Джин живет на другой стороне реки, там очень красиво. - Чимин, - почти стонет Юнги, умоляюще смотря на друга. – Но… - Соджу будет ждать вас в качестве вознаграждения, - смеется он. – Если, конечно, оба выживут. Ну или все достанется победителю. Вам стоит научиться не убивать друг друга взглядами, если хотите находиться рядом со мной. А теперь оставьте меня одного, пожалуйста. Они понимающе кивают и спускаются к машине. - Подожди, я покурю, - просит Чон, зная, что в машине курить нельзя. - Так, - Мин снимает машину с сигнализации и очень серьезно смотрит на Чона. – Во-первых, будешь продолжать меня называть гномом, укорочу тебе ноги, во-вторых, попробуешь закурить в машине – высажу, будешь пытаться переключить моих Muse – вылетишь в воду прямо на ходу. Скажу, что на мосту случился несчастный случай. - Ты так жесток! – притворно куксится парень. - Хоть говорить-то с тобой можно? За вопросы мне ничего никуда не засунешь? Сука. Думаешь, если старше, можешь ставить свои правила? - Если вопросы будут слишком надоедать, - зеленоволосый неожиданно ухмыляется. – Откушу язык. Он у тебя в принципе слишком длинный. Это ему сейчас показалось, или Мин к нему подкатил? Обалдевая от не интерпретируемого то ли намека, то ли реальной угрозы, Чонгук садится на переднее сидение рядом с хеном, пристегивает ремень, и, как только машина трогается с места, переключает заигравших Muse “Feeling good” на первую попавшуюся радио чистоту. И конечно же, незамедлительно огребает по рукам. - Сука! – не выдерживая, вскрикивает черноволосый. - Гавнюк, - не остается в долгу хен. Да уж, дорога предстоит длинная.Lord, send me an angel
Today the moon shines brighter on the blank spot in my memories
It swallowed me, this lunatic
Please save me tonight
Please save me tonight
Please save me tonight
Within this childish madness you will save me tonight