Мир сходит с ума
А что насчет тебя, что насчет тебя?
Думаешь, что все в порядке,
Но я так не считаю
Чем дольше ты живешь, тем больше в твоей жизни пустоты. Пустота там, где когда-то была теплая улыбка, там, где когда-то был печальный взгляд, там, где когда-то были чувства. Глубокие переживания вытесняются бытовухой: поесть, поспать, не умереть на работе, не скучать вечерами. Намджун всегда боялся этого, боялся, что однажды проснется и поймет, что нет больше внутри ничего, что в душе появилась пустота. Он, как одержимый, старался сохранить самое важное, подольше подержать это в себе, глубже прочувствовать и выразить в картине, чтобы всегда было напоминание. В погоне за острыми ощущениями он не брезговал ни чем: групповухи, наркотики, голодовка… Все, что могло бы хоть как-то отличаться от обыденности. Все это сводило с ума его менеджера, и позволяло телефонной книге пополняться номерами, которые вряд ли будут набраны еще раз. Но самым невероятным ощущением для мужчины было и остается ожидание открытия выставки. Как люди примут его работы? Что они скажут, что почувствуют? Что напишут критики, будут ли его благодарить или наоборот оскорблять? Перед каждой выставкой, сколь много бы их ни было, он не спит, нервничает, ходит кругами по комнате, огрызается на весь мир, ищет философский смысл бытия, скуривая пачку сигарет или опустошая бутылку горячительного. От волнения у него даже руки дрожат. Обычно. Обычно – это слово, которое делает вещи серыми. Серые вещи дарят монотонное беспокойство и громкую, звенящую тишину. Обычно было до Сеула. Обычно и Сеул – параллельные прямые. Сеул – это похоже на безумие. Город, в который либо влюбляешься с первого вдоха его теплого влажного воздуха, либо ненавидишь до конца жизни, но без него все равно уже никак. Сеул – это навсегда в крови. Уничтожающие раковые клетки, которые заставляют тебя возвращаться, если уехал, постоянно думать о нем, если нет возможности вернуться. Это дьявольский город, он жаден до нового и лицемерен к своему. Он завлекает, затягивает, дарит возможности и подарки, подкупая, заставляя любить себя. Тех же, кто его уже полюбил, забывает, скидывает в огромный сундук и навсегда теряет интерес, наигравшись. В сундуке же Сеул можно только ненавидеть. К таким полярностям, приехавший Намджун был совсем не готов. Это стало так похоже на безумие. Все эти теплые дни, капающая на кожу холодная вода с неба, все эти девушки в странных модных полуюбках, полуштанах, все эти накрашенные, хорошо выглядящие парни, все эти добродушные улыбки и громкое «Добро пожаловать» при входе в любой магазин. Привыкший жить в мире, где каждый сам за себя, Намджун очень тяжело переживает такие перемены. Ему не хватает ругани, матов на родном английском, ему не хватает звуков полицейской сирены и разбитого стекла, и этого запаха, запаха прогнившего города. В том, что Сеул прогнил, Ким не сомневается, но, как любой умелый охотник, он скрывает это качественным мейкапом. Намджуна словно обволакивает розовым пледом чужой заботы, незнакомыми людьми и светлыми улыбками. За два с половиной дня в его жизни случилось столько доброты, что ей хочется блевать. И это кажется неестественным. Слишком приторным, слишком радужным, такому не хочется доверять, однако этот приносит новое вдохновение. Такое странное, необузданное, жаждущее крови и криков, словно дикое животное, прыгнуло на него видение посреди ночи, и держать его внутри не было никаких сил. Так что Ким заперся в мастерской, закурил новую пачку сигарет и принялся за работу. Мастер выбрал большой, уже загрунтованный, холст, достал свои кисточки и нагло приватизировал масляные краски хозяина квартиры. Почему-то писать захотелось именно в масляной технике. Цвета подбирать пришлось не долго - стандартный набор для его постапокалиптических работ. А привиделась именно такая. Он не слышал ничего и ничего не чувствовал, его словно захватили, он стал одержим, даже толком не видя, что рисует, но прекрасно понимая, что что-то жестокое, важное. Важное для города или для самого себя? Подарил ли ему вдохновение такой необычный Сеул или что-то мистическое в нем?Есть уши, но не слышишь
Есть глаза, но не видишь
Эта рыбка живет у всех нас в сердце
Зовут её эгоизм, эгоизм
- Может, ты уже впустишь меня? – утром за тринадцать часов до выставки в дверь стучится Зико. – Тебе нужно пожрать и поспать. И клянусь, если ты рисуешь нечто настолько же жуткое, как и та картина, которую ты привез с собой, я тебя сам сожру! Ну, Намджун! Голос Чихо достаточно серьезный, и в угрозу можно было бы поверить, если бы не четкая уверенность, что У не сможет раскрыть концепт его главных работ публике. - Моя выставка слишком дорого стоит, чтобы ты меня убивал, - так что Ким не отвлекается от работы. За ночь он почти закончил картину. На холсте теперь темное серо-черное небо, затянутое тучами, под ним разломанная некогда золотая клетка. Сейчас золото очень сильно почернело, и только местами еще осталось чистым. Клетка размером больше человека, видимо, в ней держали кого-то очень страшного, наверное, какого-нибудь монстра. Дно клетки в крови, тонкие струйки которой просачиваются и стекают на кирпичи разрушенного здания. Разрушил ли его монстр при побеге? Ким не уверен, но единственное, что напоминает о былом величие этого строения – нетронутая стена с высоким готическим окном, украшенным витражом на библейскую тему, а именно «Изгнание Люцифера». Художник потратил несколько часов на поиски подходящего изображения, в итоге остановился на достаточно известной картине – толпа ангелов с щитами и мечами стоят на пригорке, а главный из них воинственно выставил свой меч, наставив его на уходящего, гордо вскинув голову, прекрасного ангела, имя которому Люцифер. Кровь с клетки не принадлежит сбежавшему. Намджун уверен, что монстру, чтобы освободиться пришлось кого-то убить, а там, где кровь жертвы впитывается в землю, прорастают розы. - Мне так скучно! Я же все дела отменил ради тебя, ну хоть позавтракай со мной! – скребется Чихо. - Я почти закончил, - сдается Намджун. Ему осталось только несколько последних штрихов, а потому он все-таки пускает друга. – Смотри! Гордо восклицает он, вытирая кисточку о грязную тряпку. - На тебя что ли? Весь перемазался, - усмехается Чихо, входя. – Да уж, бодиарт – это не твое. Хреново текстуру накладываешь. - Да иди ты, - отмахивается мастер, нетерпеливо тыкая пальцем в холст. – Я назову ее мечтой. - Разрушенное здание и раскрытую клетку? У тебя очень странные ассоциации, скажу тебе честно. Хотя после того, что ты назвал притяжением, я даже задумываться над смыслом не хочу. Блондин улыбается. «Притяжение» - вторая из привезенных им картин. Он ее вообще под метом рисовал. Один знакомый предложил попробовать перед отъездом. «Притяжение» - черный фон на котором виднеется один единственный, но довольно большой ярко-красный круг с дыркой внутри. Краска настолько кислотная, что отвести взгляд от нее невозможно, однако, если все же получится, то под этим кругом можно разглядеть ужасную окровавленную пасть, распахнутую в зверином оскале. Первое впечатление всех, кто смог ее разглядеть, а именно Чихо и парочки Намджуновых друзей в Америке, было: «Блять, что ты принял?!» - и Ким очень этой реакцией гордится. Эта картина, по сути своей, клетка для нерадивых невинных людей, которые, как мотыльки, летят на свет, не замечая опасности, ослепленные. И когда они с Зико вешали картины, он специально выделил ей место в отдельном небольшом зале, чтобы посмотреть, скольких он поймает. - Знаешь, мне кажется немного странным, что в твоих работах все больше и больше концепции монстра, - неожиданно задумчиво изрекает Чихо, рассматривая новую картину все пристальней. – Чувак, у тебя проблемы? - Да нет, возможно, переезд так повлиял, я же вернулся на родину, в которой никогда не был. Мне все здесь чуждо, я тут всего два дня, а уже терпеть не могу некоторые вещи, которые для вас являются обыденностью. Ким снимает с себя рабочий халат и кивает другу на выход. - Я чувствую себя человеком, которого выпустили на свободу спустя двадцать или сорок лет заключения. И сладко и страшно. Америка кажется родиной, а не Корея. Зико понимающе кивает, ему и самому было тяжело возвращаться из Англии, после того как они закончили институт - словно бы вернулся в другой мир, где тебя никто не ждал – а потому он старается развеселить друга, переключая тему разговора на завтрак. - Учитывая, что ты, нахал, сожрал вчера с похмелья почти все, что приготовил мне мой парень, заметь, мне, я позаботился и заказал нам еду из кафешки. - Это было очень вкусно, я не смог остановиться, - пытается оправдаться Ким, впрочем, безуспешно. – Мне уже не терпится с ним познакомиться. Тот, кто умеет так вкусно готовить, наверняка, ангел. - Точно, Михаил, - смеется Зико, доставая из холодильника упакованную в пленку кимчи, редьку, рис с овощами и огромную тарелку с мясом в кисло-сладком соусе, потому что немного китайской кухни никому не повредит. Сразу же после завтрака Чихо утыкается в телефон, переписываясь с Джином, а Намджун уходит в ванную, где под теплыми струями воды думает о том, что, действительно, в последнее время в его жизни слишком много какого-то монстра. Сама концепция Monster проявляется не только в картинах. На нервной почве из-за усталости и тяжелого перелета ему снятся кошмары. Какой-то дикий, звериный страх в этих кошмарах. Все размыто и почему-то в огне. Он не видит себя в зеркале, не помнит своего имени, он бежит куда-то, от кого-то и единственное, о чем мечтает – свежий воздух свободы. Пусть и нет в этих кошмарах крови и трэша, они оставляют после себя неприятный осадок. Возможно, это надо просто перетерпеть, через пару дней все устаканется, когда он пообвыкнется на новом месте.Мы все становимся псами, скалимся и становимся псами
Аист борется с синичкой каждый день
- Эй, Зико, а у тебя есть покурить? – кричит Ким, выходя из ванной. Чихо обнаруживается в спальне, с кем-то разговаривая по телефону и очень громко матерясь. Намджун покорно ждет, рассматривая светлую большую комнату с маленькой прикроватной тумбочкой, большим шкафом в дальнем углу комнаты, широкой кроватью с кремовым простынями и балконом. - Да, в тумбочке пачка Джина, можешь взять, я все равно не разрешаю ему курить у меня, но ты можешь выйти на балкон, - мужчина немного зол, это видно по нервным движениям. На вопросительный взгляд друга он лишь отмахивается. – Эти дебилы, которые называются моими работниками, опять напортачили. Пустяки. - Ладно, тогда я на балкон, кстати, - он кивает в сторону картины, стоящей рядом с кроватью на треноге, - тебе невероятно повезло. Чихо ухмыляется. Он прекрасно знает, что у него замечательный парень. Ким выходит на балкон, держа в руках пачку очень крепких «Мальборо». Такому ангельскому личику, как у Джина, положены тонкие ментоловые сигареты, а не это. Эти курят какие-нибудь пропитые и потертые жизнью рабочие со стройки, старики за пятьдесят, которые уже повидали всякого. Такие сигареты пробивают насморк, напрочь выжигают всю слизистую, забивают легкие едким дымом так сильно, что помимо воли вырывается надсадный, глубокий кашель. Такие сигареты – дефибриллятор, который заставляет еле живое тело работать. Если человек в двадцать пять курит такие, то что же произошло в его жизни? Неожиданно Ким представляет прекрасное ангельское личико с каской на голове. Как он стоит на горе окруженный далеким дымом бомб, одна нога у него на земле, высокий ботинок порван и заляпан кровью, вторая нога на побежденном в кулачном бою противнике. Он стоит, закинув автомат на плечо и курит, устало и печально уставившись в продымленное небо. Да, пожалуй, что-то в таком духе, не меньше. Не могут просто так нравиться такие тяжелые сигареты. Ким садится на стул и закуривает, чувствуя горький, очень крепкий, но такой необходимый вкус. Он неспешно курит, любуясь видом с балкона, когда что-то падает в комнате очень громко, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Блондин вздрагивает и рассыпает сигареты на пол. А Джин успел выкурить не так уж и много, пачка-то почти полная, вот только у одной из сигарет нет фильтра. Она закручена более небрежно, чем обычные, да и толще, чем все остальные. Намджун с интересом поднимает ее и рассматривает, а потом принюхивается… Травка? Неужели? Вот так ангелок! Мужчина воровато оглядывается, но друга не видно за шторкой. Рассказать ему? Эй, твой парень совсем не ангел. - Эй, Зико, а почему ты запрещаешь ему курить? - Потому что не люблю целоваться с пепельницей, - фыркает в ответ недовольный голос. - Да что ты такой злой сегодня? – Ким делает еще несколько затяжек и выбрасывает недокуренную сигарету с балкона. Он знает, что в Корее не принято мусорить, но почему-то… Почему-то ему хочется делать все вопреки. Зико же не отвечает, он сидит на кровати, скрестив ноги в широких рваных домашних джинсах и заляпанной краской старой футболке, не отрываясь от телефона. - Твой парень, - начинает было блондин, но запинается, поймав взгляд с портрета. На портрете у Сокджина очень красивые глаза - большие, глубокие, с озорным блеском и горячей нежностью. Вообще, этот портрет немного озадачил Намджуна, когда тот бросил первый короткий взгляд в его сторону. Сокджин просто красивый - даже не супер красавчик, но очень миловидный, с нежными чертами лица и очень доброй улыбкой, и не было бы ничего необычного в этом портрете, если бы не особый талант Чихо. Художников-портретистов видно сразу. Самые талантливые из них раскрывают душу человека и переносят на холст, но Зико… Зико уже достаточно хорошо зарабатывает, чтобы позволить себе рисовать для души. А для души – это редко на выставки, почти никогда на продажи, только для одного себя, потому что в доме У Чихо никто кроме него обычно не живет. Он рисует восприятием. Не показывает, кто такой Ким Сокджин на самом деле, не просто копирует его лицо, а пишет свое отношение. Глядя на портрет Джина, безошибочно можно определить, что художник просто по уши влюблен, и не хочет видеть ничего, кроме этих карих глаз. - Але, Намджун, ну только твоей недозагрузки мне тут не хватало! – Зико выводит его из плена чужих глаз. – Что там с Джином? - А… Да…Чокнутый мир
Сводит нас с ума
Это так, мы все свихнулись
Ладно, а теперь крикни
Спасите! Спасите
***
Что такое быть хорошим? Джин задает этот вопрос себе на протяжении всей своей жизни. Каждое утро просыпается и спрашивает: «Боже, я сегодня хорош?», - едкий сарказм растекается по пухлым губам, придавая им яркости. Хорош и хороший – две стороны жизни Ким Сокджина. Две его маски. Для Отца и коллег он хороший: заботливый, ответственный, внимательный и любящий. Для Зико и друзей он хорош: стильный, красивый, харизматичный, талантливый фотограф, который умеет выворачивать наизнанку этот город и людей в нем. Для младшего брата он слишком хороший – в самой негативной коннотации этого слова: слишком слушается Отца, слишком заботится о его детище, слишком шаблонно думает… Джин улыбается этой мысли и идет на кухню варить кофе. У всех есть маски, думает он. Еще Юнги как-то по пьяни декламировал что-то из Фрейда, кажется, про суть и причины ношения социальных масок. Не бывает людей с одной личиной, такие считаются умственно неполноценными. Чимин вот тоже носит маски. Он приветлив и мил с незнакомцами, но тех, кого он все-таки подпускает к себе, ждет глубокое разочарование. Под маской прекрасного рыжего солнца скрывается серое, разбитое существо, которое как Голум истерично охраняет свою «прелесть» - последние крупицы расшатанной психики. Джин слышал еще о Тэхене, но не встречал этого парня. Должно быть, этот Тэхен очень сильный человек, раз смог не только увидеть настоящее лицо Чимина и не сбежать, но и проникнуться им. Они же лучшие друзья с детства, даже в одном университете, хоть и на разных факультетах. И все же, что такое быть хорошим? Дарить людям добро и любовь? Но она не нужна им. Можешь сколько угодно благородствовать, помогать, а в итоге ты либо: «Не лезь со своей фигней», либо: «О, спасибо, пока» - но в любом варианте разбитый и раздавленный. Люди – твари неблагодарные, и тут, конечно, Джин полностью согласен со своим младшим братом. Вполне логично, что ты будешь недолюбливать тех, кто так откровенно посылает тебя ко всем чертям. Вполне логично, что однажды раздашь все свое добро и воспылаешь злостью. Почему отец не заметил этого? Почему просто позволил ему уйти, обозлившемуся на друзей-предателей и на ничего не понимающего родителя? Если бы тогда один истеричный подросток и один слишком упертый старикан поговорили – девяносто процентов проблем в жизни Ким Сокджина сейчас бы отсутствовали. Хороший ли он, этот Ким Сокджин? Он подкармливает бездомных котят, он помогает старушкам перейти через дорогу, он умеет слушать и старается не дерзить старшим. Хороший ли он? Наверное, отчасти да, но когда Джин берет в руки фотоаппарат, в нем что-то пробуждается. Через круглый объектив он выносит этому прекрасному миру приговор. Всем этим алчным, маленьким мерзким людишкам, которые расплодились тут без вмешательства Бога с его глобальными зачистками в духе великого потопа. Всем этим глупым потерянным детям, которые курят шмаль и шыряются в подъездах, которые пытаются учиться на отлично, не понимая, зачем это вообще делать. Всем этим старикам, мерзким, морщинистым, жадным и обозленным, которые каждый день участвуют в забеге со смертью, выживая вопреки, выживая по инерции, даже не помня уже, что такое жизнь. Успокоиться, снова стать милым и хорошим после такого помогают только сигареты, а иногда и сигареты не помогают, приходится прибегать к более тяжелым средствам.Похоже, что весь мир помешался
Словно всему настал конец
Почему, почему
Почему, почему
Почему, почему, почему, почему же
Боже мой!
Бухая чайник на плитку, Ким с удивлением вспоминает, что оставленная им у Зико пачка сигарет как раз содержит в себе одно такое средство. Парень с шипением выплевывает из себя «Сука», и бросается к телефону, забыв даже чайник включить. «Доброе утро, малыш, как твои часы без меня?» - Но Чихо, как всегда, не по статусу соплив и спокоен, значит, не заметил. А как заметить, если он не курит? Успокоившись, Ким возвращается на кухню, щелкает пальцами, включает огонь и падает на стул, чтобы немного поболтать со своим парнем. Чихо рассказывает какие-то бытовые мелочи, без которых дни уже перестали быть нормальными, а потому парень с удовольствием читает и про клубы, и про похмелье, и про галерею, и про друга, сожравшего чужое угощение… Читает, рассматривая свою огромную светлую кухню, и думает о том, что переезд к Чихо не такая уж и плохая идея, если переделать его пародию на кухню. Ему льстит, что Намджуну нравится его стряпня, он с нетерпением ждет встречи с этим неугомонным художником, не только из-за постоянных рассказов Зико, но и… «Я угостил Намджуна твоими сигаретами, ок?» «Да», - черт, черт, черт! Ким снова матерится, извиняется в потолок, как же это плохо, плохо, плохо! Весь остаток дня он не находит себе места. Курит нервно на балконе одну за одной, расхаживает из стороны в сторону, то хватается за фотоаппарат, чтобы успокоиться, то снова матерится и едва удерживается, чтобы не расхерачить любимый инструмент. Его отпускает только ближе к вечеру, когда Чихо пишет, что с нетерпением ждет встречи на выставке. В контексте последнего события отсутствие смайликов или хотя бы знаков препинания, не совсем понятно, зачем его там ждут. Однако, Джин заставляет себя успокоиться. В конце концов, все мы от чего-то зависим, почему бы и не стать зависимым от травки? Потому что стал зависим от людей? Несколько сотен лет назад? В галерею он приезжает почти к самому открытию, так что Зико не успевает с ним поговорить. Впрочем, Джин и сам достаточно быстро забывает обо всем, утягиваемый в необычный мир чужих картин. Стиль Намджуна кардинально отличается от Зико, и хоть они и учились вместе, такое ощущение, что в разных мирах. Кисть ложилась на холст короткими, но уверенными мазками, тени накладывались как попало, что придавало работам гротескную ирреальность. Вот вроде бы и ваза с фикусом династии Минь, но вот под ней ее же тень, которой судя по падению лучей света, там быть не должно, и сразу представляются какие-то темные миры, невидимые монстры, тянущие руки не пойми откуда, не пойми за кем… То есть, Джин-то очень хорошо понимает, за кем, а сам Намджун? Парень неспешно прогуливается по залу, рассматривая картины, вырванные из чужих снов, пока его не окликают. - Эй! Джин, вот ты где! – радостный Чимин подбегает к нему и крепко обнимает. – Выставка супер, мы пока только первый зал посмотрели, это нечто! Ким подавляет ехидную усмешку, дойдя до третьего зала, он резко изменит свое мнение. Чимин к выставке готовился – это сразу видно. Он в длинной черной рубашке, расстегнутой на две верхние пуговицы и черных же кожаных штанах, в ушах торчат сережки–крестики на длинных цепочках, волосы аккуратно уложены, глаза жирно подведены черным. - Очень рад, - Сокджин кивает подошедшему Юнги, который, он не сомневается, на этой выставке только ради Чимина. Вслед за Юнги подтягивается какой-то черноволосый парень в невероятно сексуальной полупрозрачной белой рубашке и черных укороченных штанах, а вслед за парнем… - О, Сокджин, - Тэхен кривится, брезгливо передергивая пальчиками. – И ты тут. Ну что ж, и тебе привет. - Я надеялся, что ты сдох, - Джин натягивает самую доброжелательную улыбку, краем глаза замечая, направляющегося к ним Зико. – Как же тесен земной мир. Встреча с младшим братом стала, пожалуй, самым невероятным событием за всю долгую жизнь парня в Сеуле. Впрочем, сейчас Тэ увидит, какой шикарный у него парень и тут же заткнется. Если конечно, Тэхен, который… Судя по перекосившемуся лицу Чихо, именно тот Тэхен. Су-ка. Ким набирает в грудь побольше воздуха и выдыхает, заставляя себя успокоиться.Да, парень, ты свихнулся
Факт того, что ты нормален в ненормальном мире уже ненормален
Земля и небо и все вокруг
Черт подери, да
В сети или нет
Черт подери, да
- Я все-таки поймал тебя, - Зико обнимает Джина за талию одной рукой, второй протягивает бокал с шампанским. – Общаешься с друзьями? Он словно бы только сейчас замечает Тэхена, отводя взгляд от своего парня. На самом деле не заметить его невозможно. Потому что на нем темно-фиолетовый костюм в белую вертикальную полоску, а на шее черный шарф, завязанный бантиком, который очень эстетично одним концом прячется в глубокий вырез пиджака, под которым, судя по всему ничего нет. Любовь брата к экстравагантным костюмам не изменилась. Его глаза, в отличие от Чиминовых, подведены очень тонко, почти незаметно, зато на губах яркий блеск цвета спелой вишни, а еще эти чертовы духи, которые Джин так и не смог принять: сладкий, очень громкий запах той же вишни. На длинных пальцах у парня широкие кольца с фиолетовыми и черными камнями, и зная вкусы Тэ, можно смело утверждать, что они настоящие. Джин рассматривает его и просто кипит от злости. Зачем он пришел, если знал, кто владелец галереи? Позлорадствовать? И как вообще могло оказаться, что друг Чимина, бывший Зико и его младший брат – один чертов Ким Тэхен!? - Чихо, - тянет почти дружелюбно Тэ. – Какая встреча. - Очень неприятная, - коротко кивает мужчина, а Джин чувствует, как сильнее сжимается рука у него на талии. - Как дела? – не унимается мелкий ублюдок. Юнги прыскает в кулак, тут же получая локтем в плечо от незнакомого паренька. Чимин стоит, откровенно улыбаясь и, похоже, искренне наслаждается. - Лучше, чем ты предполагал, - пожимает плечами Чихо, стараясь на него не смотреть. - Ну-ну, я вижу, - он многозначно окидывает взглядом Джина, который, не ожидая подвоха, не стал выряжаться, надев обычный черно-белый костюм и галстук. - Тэхен, - не выдерживает Сокджин, - ты пришел на картины посмотреть или себя выставлять? Выглядишь так, словно бы тебя Намджун одевал. Памятуя рассказы Зико о вкусовых предпочтениях в одежде друга, он выдает первую попавшуюся шутку. Шутка только для Чихо, но по тому, как он заходится смехом, Джин понимает, что попал. Младший Ким обижается, брезгливо морщится снова, словно бы пообщался с тараканами и уходит, бросив, что пойдет искать своего парня. - Повержен, но не побежден, - констатирует Юнги, и снова получает локтем. – Бля, Чонгук, какого черта?! Еще раз и… Он получает снова, и названный Чонгуком тут же бросается бежать. - Это нормально, - Чимин провожает друзей равнодушным взглядом. – Очень приятно познакомиться, господин Чихо, я Чимин. Чихо кивает, тоже улыбаясь. Ему уже полегче, хотя встреча с бывшим, несомненно, очень сильно кольнула по самолюбию. - Я очень много слышал о вашей галерее, - неожиданно продолжает Пак, - Вы выставляете исключительные работы, и сегодняшняя выставка тому подтверждение. Мы пока успели осмотреть только первый зал, но уже очень впечатлены… Он принимается что-то воодушевленно загонять, а Джин мягко выпутывается из чужих объятий и едва ли не бегом направляется к балкону. Солнце уже село за горизонт, несмотря на довольно раннее время, небо темное и тяжелое. Ким закрывает за собой стеклянную дверь и закуривает. Что могло быть хуже? Ким Тэхен… Да мало ли блин Ким Тэхенов в Корее? Почему из всех именно он? В Тэхене его бесит все. Начиная от внешнего вида, заканчивая тем, какая он на самом деле тварь, и самое обидное, что теперь шансы на то, что Зико забудет своего бывшего быстро, катятся к дьяволу. К Тэхену, как не парадоксально. Неужели их вкусы настолько изменились, что стали похожи? Почему они выбрали одного и того же человека? Погрузившись в невеселые мысли, он даже не обращает внимания на открывшуюся дверь. - Тебе тоже интересно, да? – низкий голос Тэхена раздается за спиной. Джин даже не оборачивается, просто кивает, затягиваясь еще раз. – Из всех людей этого прогнившего мира мы выбрали одного. Оба. - Может, потому что он особенный? – Ким чуть пододвигается, позволяя младшему брату пристроиться рядом и облокотиться на перила. - Может, потому что ты привык все время подбирать за мной мусор? - Не ожидал, что почти столетие спустя мы встретимся именно при таких обстоятельствах, Люцифер, - честно признает Джин, выдыхая витиеватый дым тонкой струйкой. – Не третья мировая, не падение метеорита, не даже эпидемия чумы… А, блять, один парень на двоих. Ему так обидно, что даже смешно. - Ты всегда был вторым, Михаил, - пожимает плечами Люцифер, и тень его радостно помахивает оборванными крыльями. – Рожденный первым, всегда был на втором месте. Даже с небес ушел вторым. Вот только падал ты слишком быстро. Сначала просто безразличие к убийствам, потом выпивка и сразу же травка, ты кстати, куришь еще? Старший молча протягивает сигарету, которая, при ближайшем рассмотрении, оказывается самокруткой. Тэхен с удовольствием затягивается и выдувает дым, очень напоминающий ангела. Ангел несколько секунд кружит по воздуху, а потом его крылья опадают и он превращается в обычного человека. - Это твоя участь, старший брат, - ухмыляется младший. – Сначала просто падаешь, а потом становишься человеком. Как это отвратительно. Хотя, что это я. Тебе, наверное, все еще нравится род человеческий, как и приказывал нам наш Отец. - Шутишь, да? – кривится Михаил и ловит согласный кивок чужой головы. – Ты был прав. Люди беспощадные и алчные создания, которые ни чем не лучше озверевших морских свинок. Только, если за убийство четвероногих мне ничего не будет, за посягательство на людей отец меня никогда не простит. - А ты еще дорожишь его прощением? Ты, позволивший сбросить на Хиросиму бомбу? Ты, одобривший подрыв атомного реактора в Чернобыле? - По крайней мере, я не заточал самого опасного демона всех реальностей в одном маленьком мальчике, - фыркает Джин. – И не обязан теперь находиться рядом с ним, чтобы не позволить вырваться. - О, ты про Чимина… - сладко тянет Тэ, почти мечтательно. – Нет, я не заточал его в Чимине. Я призвал его в Намджуна, кто ж знал, что у этого слюнтяя проснется совесть за несколько секунд до убийства невинного дитя, и он бросится его спасать? - И спасет свою душу вместе с ним, ага, - усмехается Джин, вспоминая, как в тот день вылетели из горящего отеля сразу две души. Одна темная, проклятая, другая светлая. - Да, в итоге тело семнадцатилетнего Намджуна стало клеткой для самого старого создания вселенной. Вот он и мстит бедному Чимину, из-за которого это произошло, но по факту, парень просто оказался не в том месте, не в то время, сыном не того человека. Если честно, я не понимаю, почему Чимин из раза в раз приходит в ту реальность, где мы с тобой оставили то тело. Почему он каждый раз с ним сталкивается. Но это интересно. - Видимо, у него осталось что-то, какой-то ключ, который он неосознанно использует каждый раз. Если бы бедняга знал, что все это не сон, что все это не просто в его голове, наверное, он свихнулся бы немного раньше. Михаил печально вздыхает, передергивая крыльями. - Если бы он знал, кто это сделал, - Люцифер поднимает голову и смотрит в небо, - он бы уже давно позволил демону завладеть своим телом и нахрен бы нас всех уничтожил. Это не круто, брат. - Сам виноват, - усмехается Джин. Ему страшно, каждый раз когда он видит Чимина, но тот факт, что Люцифер не постеснялся жить с ним, каждый день балансируя на тонкой струне Чиминовой психике, его забавляет. – Желаю не спалиться раньше времени. Он докуривает и тушит бычок в ладони. - Пойдем, пока… - его перебивает отчаянный вопль Чимина. – Пока вот этого не случилось.Куда он катится?
Мир сходит с ума
И хотя иду по пути этого безумного мира,
Разве я не прав?
Я все еще хочу жить долго
Хочу найти ее, свою веру