The moment I noticed myself I had to leave I had to find out All day all night
Гроза ночью – это очень важное событие для всех мистических существ. Гроза – чистая энергия, придающая силы тем, кто так ее жаждет. Демоны страшны в такие ночи, и нет тех, кто сможет отказать им, ангелы божественно прекрасны, и праведный свет их очищает. В последние сто лет такие ночи для Джина стали сущим наказанием. Люцифер творил, что ему в голову взбредет, а ангелу потом ходи – разгребай. В такие ночи он предпочитал сидеть где-то под крышей в одиночку, курить, читать, распивать коньяк. Ему нравится горький вкус и терпкий аромат этого напитка. Коньяк – что-то благородное, золотой цвет его окрашивал темную ночь солнцем, его огонь разжигал тоненький костерок в сердце Сокджина, у которого ютились остатки любви к человечеству, боль за брата и преданность Отцу. А когда коньяк заканчивался, ангел засыпал, и снилось ему изгнание Люцифера из Рая. Его собственный огненный меч, сошедшийся с мечом брата, этот взгляд полный презрения и отчаяния. Снились ледники девятого круга, где он самолично заковывал Люцифера в цепи и зашивал его рот толстой ниткой. Его руки дрожали, глаза блестели льдинками слез, а губы шептали только одно: «Это приказ»… Это был приказ. Но почему же он тогда не смог ослушаться? Послужило ли пленение брата толчком к его решению покинуть небеса? Надо ли ему было возненавидеть людей, чтобы простить брата или простить их, чтобы понять брата? Он до сих пор не знает. Чихо заваливается только в начале десятого. Настроение у него не к черту. Встречи с первым падшим ангелом всегда сказываются на нем не в лучшую сторону. - Я пересекся с Тэхеном, - говорит Чихо, падая головой на колени своему парню. - И? – Джин старается произнести это без нервной истерики в голосе, не поднимая глаз от книги, которую читал, усевшись на диван. - Предложил ему стать моей моделью, он согласился. Договорились на завтра, - спокойно, даже немного холодно отвечает тот. – И знаешь, он хотел пойти со мной в галерею. Но у меня и так дел полно. Мелкий ублюдок может думать все, что хочет, но это исключительно ради нашего проекта. Я даже сказал, что заплачу ему в конце. Свою душу. - Понятно, - тихо кивает Ким, зарываясь рукой в волосы мужчины. – Я рад, что у тебя получилось с ним договориться. Хочешь, чтобы я присутствовал? И он, конечно, понимает, что ответ будет отрицательным. Дьявола всегда хочется забрать себе, заманить в сети, привязать и владеть. Но У Чихо, это человек, в какой-то миллиардный раз удивляет разочарованного в жизни ангела: - Шутишь? Я не хочу с ним остаться наедине! Вдруг он на меня набросится, - смеется Чихо, вырывая книгу из рук и притягивая ангела к себе. – Мне нужна твоя поддержка там, мой ангел. И вот, есть же у этого человека какое-то внутренне чутье, какое-то девятое чувство, десятое предчувствие. Он точно видит, кто они на самом деле: и Джин, и Тэхен, и Намджун… Но как-то умудряется ужиться с ними, приручает каждого по-своему. Ангела – верностью; Дьявола – грешностью; жалкие остатки человеческой души – поддержкой. Он умудряется быть везде и со всеми. Если и верить в людей, то лучше уж ангел будет верить в У Чихо. - Я скучал, - шепчет Чихо в любимые губы. Руки у него грубые: хватают, дергают нетерпеливо, рвут податливую ткань. Ноги у него сильные: сжимают крепко, что не вырваться. Губы у него горячие и шершавые: ранят и тут же исцеляют обожженную кожу. Джин тоже скучал. По тому жару, который просыпается у него внутри, когда рядом Чихо. По сладкому томительному внизу живота. Джин не знает, может ли ангел любить человека, но он совершенно точно может быть влюблен. А конкретно Ким Сокджин влюблен в глаза своего парня. Потому что его слепые человеческие глаза видят только одно – Сокджина: нагую кожу, закушенную губу, капельки пота на шее, вздымающуюся грудь в красных пятнах, дрожащие в томительном предвкушении ноги. Глухие человеческие уши слышат только ангела: его короткие всхлипы, томные стоны, рваное, сбившееся дыхание. Если ангелы и могут любить, то Джин любит Чихо, отдающего себя целиком, и не важно, работе или любви. Помогать богу или дьяволу – блондин выжмет себя до капли. Те редкие грозовые ночи, которые Джин проводит с Чихо, он позволяет себе сиять. И ангельский свет его затягивает все те глубокие раны, которые оставили на сердце когти многочисленных монстров, очищает от всех тех мелких грешков, которые человек совершил просто по незнанию. В такие редкие ночи он делает человека совершенным, приближая его к себе, к небу, к Отцу. Коньяк в такие ночи становится маслом, которое, попав в костер, взрывается, заставляя сердце загореться. И огонь этот свят. - Что бы я делал без тебя? - шепчет он хриплым голосом, когда Чихо устраивается рядом с ним на узком диване, просто потому что уже глупо куда-то там двигаться. - Дрочил бы и плакал, - пожимает плечами беззаботный художник. – Или просто плакал. Ким ничего не отвечает, а что тут сказать.***
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.
Гулять ночью под дождем не только опасно для здоровья обуви, но и очень глупо. Никого не встретишь, никуда не завернешь. Только знай себе перепрыгивай через лужи или, если ботинки уже достаточно мокрые, шлепай по невидимым лужам, дави отражение фонарей. Но именно это и нужно сегодня Чимину. Он выбрался на прогулку, как только ливень перешел в обычный сильный дождь. Бездумно блуждая по городу без зонта, он старался ответить на мучавший его вопрос: «Да или нет», - что ему сказать Монстру, когда они встретятся вновь. С одной стороны – ответы на все его вопросы, с другой… А не известно, что с другой. Роковая ошибка, собственное безумие или же освобождение. И не у кого спросить совета, потому что Юнги едва ли разделяет опасения друга, Тэхен слишком занят своим новым парнем, а всем остальным… А больше и нет никого. Поэтому, дойдя до какого-то небольшого скверика, в центре которого стоит высокое дерево, ноги его подкашиваются, роняя уставшее тело коленями на грубый асфальт. Если долго-долго смотреть на дождливое небо и не моргать, дождь проберется через глаза в организм и зальет, потушит обжигающие сердце сомнения. Превратит в дым горящие угли паники. Пак Чимин верит в это, а потому не опускает голову, хоть и шея ужасно затекла. Капли скатываются по щекам, падают за воротник куртки, холодят кожу. Колени упираются в асфальт и кровоточат, расцарапавшись об острые камни даже сквозь плотные джинсы. Рыжий уже почти не чувствует собственное тело, сидя в одной позе, раскинув руки и беззвучно шепча: «Господи, услышь меня в этот час! К Тебе прибегаю, и Тебя молю, услышь меня, грешного и недостойного раба Твоего. Не оставь меня, Господи, приди ко мне и утешь мою печаль. О помощи молю Тебя, всемогущего и милосердного Господа нашего и Пастыря. Не оставь меня во тьме, не допусти падения и пропасти, освети путь мой и пошли спасение и Свет Свой тому, о ком прошу Тебя…».Across the desert and the sea This wide, wide world I wandered Baby I
Он повторят эти слова уже в десятый, если не пятидесятый раз. Простые слова единственной молитвы, которую он знает с детства – тетя часто молилась о спасении его души. Язык уже заплетается, он не понимает, что говорит, просто повторяет как мантру, надеясь на… Что? На чудо? На спасение? Скорее на ответ. Кажется, если повторять молитву достаточно долго, на него снизойдет озарение как же поступить. Ему кажется, что слова он произносит уже совсем бесшумно, потому что губы онемели, но кто-то все же его слышит и прерывает: - Ради Девы Марии и Животворящего Креста, прости грехи наши и не оставь нас без Твоего заступления. Аминь, - заканчивает за него грубый мужской голос. Тот самый голос, терзающий его кошмары, заставляющий все тело покрываться мурашками, а сердце пропускать удары. Парень не оборачивается, но опускает руки и голову. Теперь он смотрит прямо в темноту дерева. - Что привело вас сюда в такую погоду, господин художник? – осипшим голосом осведомляется он. «Шлеп-шлеп», - приближаются шаги со спины. Мужчина приседает на корточки. Краем глаза Чимин улавливает блестящие капли дождя на кожаном плаще, отражающие свет единственного фонаре в нескольких метрах от них. Он очень старается не смотреть на лицо. Умом понимает, что это не Монстр, что Ким Намджун настоящий человек, и вряд ли он решит вот так не за что причинить ему вред. Но сердце истерически бьется в груди раненой птицей. - Молишься о спасении? – рыжий ожидает услышать насмешку в голосе и презрительное: «Все равно тебе ничего не поможет», но голос его Монстра наяву неожиданно серьезный. Ни издевательства, ни презрения. От удивления Пак даже не находит, что ответить, но Ким заканчивает за него. – Попроси и за меня, пожалуйста. Дрогнувший голос мужчины совсем выбивает Чимина из колеи. Ну Монстр точно не попросил бы этого! Парень все-таки поворачивается, рассматривая силуэт чужого профиля. Свет фонаря не позволяет рассмотреть все, поэтому можно легко вообразить, что рядом с ним его Монстр. Семнадцать лет, худое лицо, вздувшиеся вены вокруг глаз, острые клыки в оскале. Но можно и представить того, взрослого, Немонстра. Ким Намджуна. Тридцать два года, белые волосы, ямочки на щеках при милейшей улыбке. Такая улыбка не причинит ни вреда, ни боли. Такая улыбка не превратиться в оскал. - Господин Намджун, - Пак слегка наклоняет голову, - вас что-то… - Напугало до уверования в Бога? - мужчина осторожно, словно боится резким движением напугать парня, поворачивается в его сторону. И даже при таком плохом освещение Чимин видит стекающие по щекам… капли дождя? - Я уже давно не верю, так что, боюсь, моя молитва вам не поможет, - он поджимает губы. – Не думаю, что я и себе-то могу помочь. - Тогда, - Намджун осторожно улыбается, - может, мы попробуем помочь друг другу хотя бы согреться. Зачем страдать о не спасенной душе под дождем? Кофе? Чимин ищет в этих глазах опасность, но находит только отчаяние. И страх одиночества. Наверное, поэтому он не может отказать сейчас, потому что точно такой же страх он видит в собственных глазах каждый день на протяжении вот уже почти шестнадцати лет. - Я бы не отказался от чего-то покрепче, - рыжий поднимается с колен, но тут же едва не падает. Ноги затекли, колени кровоточат, и невероятно больно. Намджун реагирует мгновенно: хватает его за талию, прижимает к себе, чтобы удержать. - Ты в порядке? – спрашивает мужчина, смотря на парня сверху вниз. - А вы выше, - выдыхает Пак, не поднимая взгляда. – Чем в моих снах. - Надеюсь, настоящий я окажется куда приятнее, чем в твоих снах. Потому что то, что я видел… - он запинается на полуслове. – Впрочем, пойдем. Нам, действительно, нужно что-то крепче кофе, иначе заболеем. Они покидают сквер молча, Намджун поддерживает парня за талию, Чимин не возражает, хоть и чужие руки на спине, пусть и на куртке, вызывают дискомфорт. Потому что он знает, что эти руки могут сделать. Слишком хорошо помнит, как они ломали его, рвали на части, били, душили, резали… Нет. Это были совсем другие руки. Руки Монстра, не человека.***
I could make it better I could hold you tighter On that long road Oh you're the light
У Намджуна заходится сердце. Аритмия. Чимин в его руках такой потерянный, такой хрупкий, что может сломаться от любого неосторожного прикосновения, а у Кима не то, чтобы хорошая реакция. Например, сервиз династии Линь он бы себе не доверил. Чимина бы тоже. Но. Это рыжее чудо в его неловких руках. И чужое сердце гулко отдается пульсом в собственной голове. И страшно и трепетно. Он ведь не соврал, ему хочется, чтобы это создание с самой прекрасной улыбкой, которую ему когда-либо приходилось видеть, улыбалось и ему. Он видел фотографии Джина, мельком, конечно, но этого хватило, чтобы сердце ухнуло и замерло, чтобы все те истории про Монстра стали правдой, чтобы собственная крыша помахала ручкой. Как он может обидеть такое сокровище? Не может. Это не он. Кто угодно, но не он. - Я… кхм… Не знаю ни одного приличного заведения в округе. А ты?- осторожно спрашивает он севшим голосом, пропуская через себя чужые вдохи и выдохи. Он держит Чимина, опасаясь, что тот убежит, передумав, или исчезнет, оказавшись причудливым предутренним миражом – смысловой галлюцинацией. - Я же тут живу недалеко, - Пак все-таки поднимает голову, чтобы посмотреть на него, и слегка улыбается. Ту-дум. Ухает куда-то в живот сердце. - Здесь есть отличный бар, где подают ирландский эль. Я так-то не очень пью, но их вишневый эль купил меня с первого глотка. - Звучит замечательно! – невпопад восклицает Ким, неосознанно крепче сжимая руку на чужой талии. Ему кажется, что даже если сейчас начнется землетрясение, он его не отпустит. Что-то очень важное в этом мальчишке рядом. Что-то очень глубокое в его голосе. Когда Ким только выбрался на улицу, он решил, что дойдет до ближайшей станции, чтобы узнать расписание поездов до Пусана, но ноги почему-то упорно тащили его мимо остановок, мимо щитов с информацией и карт. Он и сам не понимал, куда идет и зачем. Только билось в голове слабое «ты нужен». Кому нужен? Где нужен? Ответ нашелся, только когда он увидел спину сидящего на коленях парня. Даже в темноте профессиональный взгляд выхватил ключевые черты силуэта. Собственная шизофрения, столкнувшись с чужой, как-то сразу обрадовалась и начала говорить за хозяина. Он даже не сразу осознал, что сидит рядом с парнем и просит помолиться за него о прощении. Они идут молча, говорить не о чем. Пока. Как только будут опрокинуты первые бокалы, как только алкоголь подарит блеск глазам, тогда он сможет позволить себе выговориться. Расскажет про зеркала, про странного вкуса шампанское, про сон и про истерику, которая вот уже плещется на кончике языка, чувствуешь? В баре неожиданно пусто. Наверное, потому что будний день. Стены отделаны темным деревом и украшены какими-то деревянными картинами, по стенам горят желтые круглые светильники, а уютные диванчики огорожены с трех сторон невысокими стенками, чтобы создать атмосферу уединения. - Намджун-хен, - вкрадчивый голос касается ушей, стоит бармену принять заказ: вишневый эль и бутылка самого лучшего виски, что есть в наличии. – Извините за вопрос… - Давай на ты, - прерывает его художник, - терпеть не могу все эти условности. Он уже успел скинуть свой кожаный плащ, оказавшись в черной майке без рукавов, обнажая золотую цепочку на шее с пентаграммой и татуировку на правом плече. - Что привело вас… тебя в такую погоду в тот сквер? - Чимин тоже снимает куртку, оставаясь в какой-то безликой футболке невнятного в полумраке цвета. Ким подмечает светлую кожу, наверняка бархатную на ощупь… Татуировок у него нет, только шрам на запястье виде шестерки. И что вот ему на это ответить? - Я просто шел не глядя, - ляпает первое попавшиеся художник. – И я очень рад, что встретил тебя, потому что телефон умер еще где-то по дороге, а сам я бы никогда не нашел дорогу домой. - Ты живешь далеко от сюда? - М, недалеко от Итхэвона, - Ким он неопределенно пожимает плечами, так как понятия не имеет, где они сейчас. - Прилично, - кивает Пак, постукивая пальцами по столу. Аккуратными такими пухленькими пальчиками. Блондин мысленно залепляет себе затрещину. Не смей! Даже думать не смей. Во-первых, тебе очевидно ничего не светит, а во-вторых, у вас сколько разница в возрасте, вот-вот. Но когда официант приносит заказ, и рыжий едва ли не с рычанием сгребает пару виноградин, которые Ким попросил в качестве закуски к виски, и обнимает одну из них своими полными губами, все его убеждения катятся в тартарары. Да какой там, слюни не пустить бы прямо на стол, и то ладно. Чтобы хоть как-то себя успокоить, он наливает в бокал на два пальца и опустошает, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Только ударивший в нос резкий запах напоминает о составе напитка. - А что на счет тебя? – поморщившись, осведомляется старший. – Как ты там оказался? - Говорю же, - пожимает плечами тот, - живу рядом, вышел воздухом подышать. Я спал практически тринадцать часов за все это время, так что решил размяться. Он делает глоток своего эля и довольно жмурится, напоминая при этом лисенка. Милый рыжий лисенок. Которого пронырливая охотничья собака загоняет вглубь леса. - Ну а теперь, - добавляет младший, нагло сгребая еще несколько виноградин, - если с прелюдиями покончено, рассказывайте, что такого могло произойти у взрослого, состоявшегося мужчины, что приходится молиться о спасении души.Uninvited Unwelcome The only one who recognized me This eternal night with no end in sight It's you who gifted me the morning Can I now hold that hand? Oh oh I can make it right
Намджун качает головой, опустошает еще один бокал, закусывает, осматривается по сторонам. Что он может сказать? С чего начать? «У нас одинаковые глюки?» или «Твой монстр заразен», «мне кажется у меня шизофрения»? - Не знаю с чего начать, - говорит он честно. – Давай по очереди? Пак размышляет мгновение, потом кивает согласно. - Наверное, начать стоит с того, что я ничего не помню до своих семнадцати лет. - Я тоже не помню свои первые шесть лет, - честно отвечает младший. – Помню только свечи на седьмой день рождения. - Значит пожар… - начинает было художник, но тут же осекается. Он же не должен этого знать. - Все нормально, я понимаю, что Юнги или Джин скорее всего тебе все рассказали, - Чимин делает еще один глоток. – Чтобы избежать скандала. И да, я не помню пожара или то, что было до него. А ты тоже там был? - Нет, - резко отрезает мужчина, но тут же сконфужено добавляет, - то есть, я, скажем так, очнулся, не помня себя, в Лондоне. - О, даже так… далеко. Ну да, вряд ли ты был там. - Но с другой стороны, почему ты видишь меня в своих кошмарах в униформе отеля? И, если я правильно понимаю, мне там семнадцать? -Да. Семнадцать, белые волосы, клыки чуть заострены, глаза черные со вздувшимися вокруг них венами. Жуткое зрелище. - Да уж, я чуть в штаны не наделал, когда увидел это чудо у себя в зеркале, - Ким опустошает еще одну порцию. - Что? – Чимин хмурится недоуменно. – В каком зеркале? - Ну я брился сегодня утром, а еще вчера вечером мне показалось, что я его видел… То есть... Давай по порядку. И он рассказывает мальчику о том, что видел сразу после того, как Пака увезли, что видел утром и, самое главное, сон. Сон про отель. Чимин слушает очень внимательно, не двигаясь, даже, кажется, не моргая. Когда он заканчивает, они молчат какое-то время, пришибленные тяжестью чужих историй. Намджуна все еще лихорадит этот слишком реалистичный сон, а Чимин, наверное, пытается смириться с тем, что его Монстр больше не его личная тайна. - Как думаешь, - говорит рыжий, когда блондин дрожащими руками тянется к виски, как утопающий к спасательному кругу. – Шизофрения бывает заразной? Намджун давится выпивкой. - Что?! – откашливаясь, хрипит он.- Как жестоко, я все-таки надеялся, что не все так плохо. - Боюсь, - вздыхает рыжий, - что хуже быть просто не может. И он рассказывает свою историю, начиная с самого детства и заканчивая последними событиями. К концу художника уже откровенно подташнивает. Столько садизма в этих снах, столько жестокости, но самое главное, столько безысходности. Он бы не смог пережить ничего подобного, прыгнул бы или застрелился. Ужасная жизнь, не жизнь, даже, существование. - Только жалеть меня не надо, - фыркает Пак, заметив выражение лица собеседника. – Я болен, а не беспомощен. - Болен? Но доктора же не смогли поставить точный диагноз. - Да, но разве здоровому человеку будет сниться подобное? – парень допивает свой стакан эля. Все это так странно и запутанно, у старшего начинает болеть голова, сознание отказывается переваривать столько бессмысленной информации. - Я надеялся, что твоя история хоть что-то прояснит, но все только усложнилось. - Думаю, я сейчас усложню все еще немного, - Ким снимает телефон с зарядки, спасибо розеткам в стенах, что-то там находит и протягивает Чимину, - ты что-то из этого узнаешь? Пак пролистывает фотографии работ художника, и брови его ползут все выше и выше. Закончив, он поднимает испуганные глаза на Намджуна. - Это - отель. Все в точности как в моих снах. А эта, - он указывает на последнюю, которую Ким закончил сегодня утром, - это то, что со мной случилось совсем недавно. - Эту я закончил сегодня утром. Написал вдохновившись твоей историей, - задумчиво отвечает мужчина. - Это все бред какой-то. Почему ты видишь то же, что и я? Значит, скорее всего, ты все-таки как-то связан с отелем? - Не знаю, надеюсь, что нет. Я читал, какие гадости там творили с персоналом. Чимин молчит, ему нечего сказать. - Я думаю поехать в Пусан, - через некоторое время говорит старший. – Может, хоть что-то вспомню. - Да уж, а мне нужно только отъехать ко сну, - фыркает Пак. – Слушай, а может я и тебя там увижу? - Думаешь, принять предложение Монстра? - Если Юнги прав, то самое страшное – это болезненные воспоминания о прошлом, но оно того стоит, не так ли. Плюс кошмары перестанут меня мучить. - А если не прав? - Ты что, веришь в мистику? В демонов и ангелов? - Я верю, - Ким наклоняется вперед, чтобы внимательнее заглянуть рыжему в глаза, - что ты напуган до чертиков. Чимин отводит взгляд и поджимает губы. Намджун, ты дебил, а ты сам не напуган? Ты же поэтому из квартиры ушел, чтобы собственная шизофрения не убила. - Я не знаю, что мне делать, - тихо говорит парень. – Да, мне очень страшно. Что, если целый мир рухнет из-за меня? И да, я не знаю во что верить, потому что … Потому что считаю себя сумасшедшим, это правда, но мое безумие еще никогда не проявлялось в реальности. Я никогда не видел отражений демонических глаз вместо своих, никогда не разговаривал с Монстром во снах до того, как встретился с тобой. Точнее, когда увидел тебя в самый первый раз в аэропорту. Я думал, что это галлюцинация. Мне не просто страшно, хен, я на грани. Ким сам на чертовой грани балансирует. Потому что хочется и помочь, успокоить, сказать, что не один… Но сильнее, конечно, желание поцеловать эти закушенные губы, зарыться руками в эти волосы… Намджун делает глубокий вздох, но не отстраняется, а берет Чимина за руку. Горячая ладошка прячется в его. - Чимин, - говорит он вкрадчиво. – Ты должен понимать, что это только твое решение. Ты имеешь полное право знать правду. Ты имеешь полное право быть счастливым. Ты никому ничего не должен. - Даже если он уничтожит целую вселенную? – голос у него неожиданно низкий, взгляд потерянный, затравленный. Боги, этот малыш, действительно, верит, что должен защищать целую вселенную? - Если так, - Ким улыбается. Его безумно умиляет этот ребенок. – То вселенная, которая заставила тебя так страдать, заслуживает это. Ты так не думаешь? Чимин неуклюже выпутывает свою руку из чужой. - Наверное, - неуверенно тянет он. - Как я и сказал, - Намджун возвращается к своему напитку, - ты никому ничем не обязан. Делай то, что тебе хочется. - Мне хочется узнать правду! - неожиданно громко заявляет собеседник и тут же прикрывает рот ладошкой. - Если узнаешь что-то обо мне, расскажи, пожалуйста, - Ким протягивает Чимину свой телефон с открытым номером. – Звони в любое время. Чимин кивает, лезет за своим в карман, перепечатывает, путаясь в числах и чертыхаясь. Кажется, он уже порядком вымотался за сегодня. - Я вызову тебе такси, - говорит художник, кивая на дверь. – Снова ливень пошел. Чимин щурится, вслушиваясь в гул за дверью. - Хен, а давай ты меня проводишь и уже там такси вызовешь? – и в словах его читается что-то куда большее, чем просто прогулка под дождем. - Не боишься? – по мимо воли вырывается у старшего вместо «боги, конечно». - Боюсь, но… - Пак улыбается и берет его за руку. – Кажется, мне нравится играть с огнем.A little taller than I was before With a voice a little more solid All of this to go back to you Now I'll spread wide a map called you My rehab
Намджун запомнит все, что будет потом в мельчайших деталях. И насквозь вымокшую одежду, и горячие поцелуи, когда руки блуждают по телу, а глаза не отпускают. И звонкий чиминов смех, и его хриплое дыхание. Жар нагих тел и сухость простыней. Тихое: «Я рад, что ты не он». И один сон на двоих.