"Реки и дороги Бен-Хедерина"

      — Ага, — произнесла Тилли. — Значит, я всё-таки пришла.       Она не сразу поверила, что этот уютный и аккуратно выглядящий домик — именно то место, куда Тилли и должна была прийти. Девочка не встретила за всё время ни одного человека, ни одного случайного (или, что вероятнее, неслучайного) прохожего: проехала пара обозов мимоходом, но и то они были фейскими и спешили на ярмарку. А эта Рыжая Магга конкретно говорила про людей…       Ну и что Тилли теперь делать?       Этот дом определённо принадлежал фее, той, которая немного понимает в колдовстве: даже в человеческом виде он казался удивительно привлекательным — пожалуй, слишком привлекательным для непонятной хибары посреди леса. Но в зачарованном-то облике вообще красота! Изнутри как будто бы идёт свет, окутывая рыжие и мокрые осенние деревья тёплыми лучами, вся крыша покрыта травой, толстым, как ковёр, мхом, рогозом и даже цветами — цветами! В такое-то время года! Окна круглые, а в них — настоящее стекло, не слюда или бумага. Наверное, там тепло внутри… Ой, какие золотистые огоньки от них летят! Да, это маленькие пинкеты, крошечные светящиеся феи, похожие на горящие ярким светом звёздочки или искорки. Тилли даже могла увидеть их маленькие, часто машущие крылышки, издающие едва слышный мелодичный звон. А вот лица, конечно, она бы ни за что не различила, да и никто бы не различил, настолько они были крохотными.       И внутри дома были слышны голоса и смех. Мужской смех.       «Ох, какое счастье, хоть самой не придётся никого к ним приводить», — с облегчением подумала Тилли. Она сделала медленный вдох, долго думала о том, как же нужно правильно топать, обеими ногами или же одной, решила, что, наверное, лучше одной, так хоть не запутаешься, постучала ногой по земле три раза и громко воскликнула:       — С приветом от Рыжей Магги!       Смех не смолк, и на мгновение Тилли испугалась, что она, вероятно, выбрала не ту ногу и надо было всё-таки топать левой, однако красивая и неестественно яркая для этих мест деревянная дверь открылась, и теперь девочка могла успокоиться: её услышали.       Она сразу поняла, что это Бонни Пегий Хвост — из-за пушистых коровьих ушей, отчётливо видневшихся в её заколдованном образе. Возможно, под длинной юбкой прятались также толстые копыта и хвост с кисточкой, но этого, конечно, не разглядеть.       Бонни оказалась очень красивой женщиной, совсем не такой, как Магга. Почти открытые полные белоснежные плечи были покрыты родинками и веснушками, на них чёрными спиральками падали плохо собранные на голове кудри, уже почти развалившие всю прическу, а на девочку весело глядели огромные и ласковые карие глаза с пушистыми ресницами. Платье, которое на иных женщинах смотрелось бы строгим и закрытым, на ней приобретало непонятную Тилли пикантность и, скорее, подчёркивало всё то, что обычно женщины скрывают под слоями одежды. Кроме хвоста, конечно, его под этой юбкой было не разглядеть.       Почему-то Тилли почувствовала себя ужасно взволнованной и растерянной.       — Ох ты надо же, какая милая девочка! — воскликнула Бонни, и голос её, грудной и идущий как будто бы из самого живота, ещё больше смутил Тилли. — Вапити, да брось их, несчастных, посмотри, кто к нам пришёл от Магги!       За спиной Бонни Пегий Хвост появилась другая женщина, высокая и тощая, в закрытом сером платье с зелёными рукавами. Она как раз выглядела не настолько очевидно привлекательной, как Бонни, но что-то было в её высокомерно поджатых губах, резких и в то же время аккуратных движениях, изгибе тонких бровей, длинных ногах и даже резко очерченном профиле, который, как считала Тилли, вообще ни у одной женщины не может считаться красивым. Что-то… слишком взрослое, пахнущее как те женщины, которых Тилли не раз встречала в своей жизни. Не весёлые девчушки-хохотушки, развлекающиеся с мужчинами на улицах и пивных, а нечто совершенно другое — более грязное, запретное и неправильное.       И притягательное, конечно. Когда взгляд не хочется отводить, даже если знаешь, что женщина эта — та ещё шлюха и может отдаться за остатки сливок на стенках ведра.       Это сильно смущало Тилли, раздражало и заставляло нервничать. Она не знала, куда деть свои глаза, потому что так откровенно разглядывать людей… фей… ну, это неловко как-то. И что ей тут делать, ведь она так никого и не привела к ним?       — Миленькая, — согласилась фея с зелёными рукавами, и Тилли поразилась тому, какой низкий и бархатный голос был у этой женщины. — Но, Бонни, дорогая, разве она не слишком взрослая? Непохоже, чтобы эта девочка была ребёнком.       — Мне двенадцать, — угрюмо проворчала Тилли, не понимая, о чём говорят эти взрослые и такие порочные феи. Поскорее бы от этого отделаться и вернуться обратно, за Кейтилин. — И у меня ещё даже первой крови не было.       — Вот видишь! — радостно воскликнула Бонни и с невероятной для её фигуры резвостью подбежала к Тилли. Она порывисто и очень крепко обняла её, и Тилли едва не задохнулась, уткнувшись носом в горячую, пахнущую молоком и недюжим здоровьем, кожу. — Ох, милая, как же я рада, что ты появилась! Ну пойдём, пойдём в дом, ты такая худая, какое несчастье! Бедная крошка, ты, должно быть, давно не ела?       — Если она от Магги, то её должны были закормить до отвала, — сухо отметила худая фея, смерив Тилли оценивающим взглядом ярко-зелёных глаз. — Но, может быть, юная дева хотела бы отдохнуть?       — Не, не надо, — запротестовала Тилли, но Бонни, не слушая её возражений, потащила девочку за собой. Теперь Тилли могла видеть пробивающийся сквозь юбку контур коровьего хвоста; самое интересное, что он не был скрыт отводом глаз и, по идее, любой человек, даже не обладающий волшебным зрением глазачей, мог его заметить. Неужели она не могла заколдовать и его тоже?       «И как же мне от них вырваться-то», — напряжённо думала девочка, но, пока она размышляла о своём побеге, Бонни втащила её в дом, а худая фея закрыла за ними дверь на засов.       Внутри было очень жарко, так жарко, что даже озябшая Тилли моментально вспотела от духоты. Пылал яркий камин, танцевали огоньки в фонариках, висевших достаточно низко от потолка, но не настолько, чтобы их можно было бы сбить головой и уронить пламя на пол. Вообще потолки были слишком высокими для обычных домов, Тилли таких нигде не видела. У них-то дома все сплошь низкие, и фонариков нигде не висит, освещают-то по старинке. Хотя у них и дома в районе не каменные…       Внутри сидели мужчины, много мужчин. Человек семь, никак не меньше. Худая фея резко вышла к ним, держа в руках кувшин и по-особенному виляя бёдрами, и её тут же встретили радостные крики и возгласы. В этом не было ничего особенного, но эти мужчины не понравились Тилли сразу: какие-то преступники, с мерзким смехом, отталкивающими липкими улыбками, развязными манерами и руками, которые совершенно точно не знали ни мотыги, ни плуга, ни хоть какого-нибудь труда. Зато ножи лежали в них идеально, прям как будто бы эти люди такими и родились — с оружием в зубах, руках и карманах.       Однако сама мысль, что этих людей могут съесть, почему-то вызывала у Тилли дикий ужас и слабость в ногах, хотя уж кто-кто, а она всегда ненавидела разбойников.       Они, кажется, не заметили её появления. Бонни с непревзойдённой грациозностью усадила Тилли куда-то в угол, на тюки с одеждой, укутала её в тоненькое шерстяное покрывало и спросила:       — Детка, милая, давай я тебя покормлю! От тебя ещё слишком сильно пахнет человеком. Может быть, ты хочешь мяса? Оно скоро будет готово, просто посмотри на этих бездельников и придурков. Пока же я могу тебе дать только мёд. Ох, милая, как милая Вапити его варит! Давай я тебе его принесу, попробуешь!       И, не дождавшись ответа девочки, Бонни убежала в сторону приоткрытой двери, попутно обмениваясь шутками с весёлыми гостями и получая звонкие шлепки.       А Тилли тем временем неожиданно всё для себя поняла. Она смотрела на проворную и полную фигуру сестры Рыжей Магги, и девочку озарило:       «Они не хотят меня отпускать»       «Они ни за что меня не отпустят»       «Рыжая Магга меня обманула»       «Они хотят сделать из меня фею»       Всё складывалось… ну, вернее, не всё: Тилли всё ещё не понимала, зачем Магга дала ей это страшное задание (хотела проверить, насколько Тилли потеряла свою человечность?) и почему ленточка так странно вела себя в лесу, но это было и неважно, на самом деле. Важно было следующее: она в большой опасности, эти люди в большой опасности, Кейтилин вообще в смертельной опасности, и надо срочно что-нибудь придумать, чтобы вырваться из рук этих распутниц. Зачем им вообще нужна Тилли!       «Не все феи умеют рожать детей, Тилли, — вспомнила девочка слова мамы. Она наощупь плела корзину, кривую и косую, которую потом Жоанне пришлось переплетать, и монотонно рассказывала слушавшей дочке о нравах этих страшных существ. — Некоторые умеют, но даже они порой похищают детей — из веселья или любопытства, из любви к конкретному ребёнку. Но многие феи не могут рожать детей. Поэтому им нужно забирать наших: просто чтобы пополнить свой волшебный род».       Однако хюльдры, коей и были Бонни с Маггой, рождаются из душ потерявших своих малышей коров, это Тилли точно помнила. Или из утопленниц, телят, пущенных на мясо до года, погибших из-за несчастной любви… Зачем им нужно похищать ребёнка?       Ох, да какая разница. Сейчас важно спастись самой, а затем побежать за Кейтилин, если с ней ничего не случилось. Хоть бы с ней ничего не случилось.       Гости были заняты общением друг с другом и с худой феей, которая изящно сидела на коленях у, по-видимому, главного из них и легонько хлопала его по рукам, если он опускал их выше или ниже талии. Это помогло Тилли незаметно проскользнуть в сторону кухни. По дороге она споткнулась об заснувшего между стеной и корзиной с яблоками мужчину: его ноги торчали на проходе, а сам он был мертвецки пьян и спал в неестественной, как и подобает пьяному, позе. Морщась от отвращения и неприятного запаха, идущего от тела, Тилли сняла покрывало и накинула его на спящего: она слышала в сказках, что такое порой помогает, если ещё при этом спрячешь несчастного как следует. К сожалению, она не могла двигать его тело и оставаться при этом незамеченной, но теперь этого мужчину хотя бы не видно.       «Ну и воняет же от него, а».       Оказавшись на кухне, Тилли увидела, как Бонни суетится, хватаясь то за одно, то за другое, то начиная раскладывать посуду по местам, то подбегая к котлу с восхитительно пахнущим медовым варевом. Наверное, там был не только мёд, а ещё орехи и… ммм… что-то удивительно вкусное, но неизвестное обонянию Тилли. Она вообще не разбиралась во всех этих травах-приправах, да и с чего бы ей в них разбираться?       Но пахнет сногсшибательно.       — Бонни, — заговорила она, и хюльдра едва не подпрыгнула от удивления.       — Как ты меня напугала! — шутливо произнесла фея. — Ты чего не сидишь, почему песен милой Вапити не слушаешь? Наскучило тебе, да?       — Бонни, милая Бонни, — продолжала говорить Тилли, не обращая внимания на вопрос феи: было нелегко придумать свою речь, но, наконец, слова связались воедино, и теперь важно было не отвлечься и не забыть их к чёртовой бабушке.       — Давай я тут сама всё сделаю, а ты пойдёшь к гостям? А?       Бонни с удивлением посмотрела на девочку. Коровьи ушки феи едва не стали торчком, как у собаки, а хвост под юбкой ощутимо зашевелился.       — Ну не знаю, — произнесла фея с неуверенностью. — Ох, милая, да разве можно на тебя всю работу бросать! Ничего, я справлюсь. Ты иди, отдохни… Ох, я совсем забыла про мёд!       — Я сама его выпью, — перебила говорливую хюльдру Тилли. — Вдвоём вы справитесь куда быстрее, зачем тебе утруждать себя? У меня аж сердце рвёт, когда я тебя вижу за работой; иди же, я помогу тебе здесь.       Грубая лесть сработала на Бонни блестяще: она посмотрела на Тилли блестящими благодарными глазами ухоженной коровы. Тилли раньше не заметила, насколько же её глаза отличаются от глаз Магги: у той они жёлтые, острые, пронзительные, не человеческие, но похожи на них, а у этой — мягкие, туманные, такие карие, что почти чёрные… Да и на корову она смахивала куда больше, пусть даже у неё не было пятнышек на руках.       Бонни снова крепко прижала девочку к себе, и Тилли было очень неловко утыкаться носом прямо в полную грудь феи.       — Ох, моё сокровище, — растроганно произнесла Бонни. — Магга большая молодец, что подарила нам такую дочь! Хорошо, милая, помоги мне тут, я буду тебе очень благодарна. Мы с Вапити быстро обернёмся, много времени у нас это дело не займёт. Только не забудь выпить мёду, хорошо?       — Ладно, — приглушённо ответила Тилли, и тут же почувствовала, как по её волосами проходит длинный коровий язык, чуть задевая кожу на шее. Раньше Тилли казалось, что, должно быть, это ужасно приятно, когда тебя облизывает корова, однако теперь она мысленно мечтала провалиться под землю, только чтобы эти мерзкие, мокрые, липкие лобызания прекратились прямо сейчас. Чтобы она не проводила своим языком… ааа, только не уши! Хорошо, она не видела сейчас Бонни, иначе бы Тилли моментально стошнило! Как же мерзко, как же мерзко, ааа, он ещё такой шершавый, совсем не мягкий, ааа…       Но вот Бонни резко отодвинула окосевшую от её нежностей девочку, звонко чмокнула её в щёку и тут же выпорхнула за дверь — прямо к шумевшим нетрезвым гостям. Тилли ещё некоторое время стояла столбом, не понимая в полной степени, что сейчас вообще произошло, а затем её лицо скривилось, и девочка с тихим, но резким «Фу-у-у!» начала лихорадочно смахивать с головы остатки слюны.       Гадость, гадость, гадость, гадость. Вот сейчас бы с разбегу в речку нырнуть и смыть с себя всю эту дрянь, чтобы ни капли не оставалось. Нет, коровы даже, наверное, мило облизываются, но это-то не корова: это фея, которая решила сделать Тилли своей дочерью… Как же мерзко-то, чёрт возьми!       За дверью раздалась музыка и чарующие, мелодичные женские голоса. Эту песню Тилли знала: её играл каждый дурак, уверенный, что он-то на самом деле великий музыкант, а на самом деле паршивый бард, только и умеющий, что играть «Зелёные рукава». Но у Бонни с этой феей, конечно, получалось значительно лучше; хорошо, что Тилли находится за дверью, а то и она бы подпала под очарование этой музыки и забыла обо всём на свете, в том числе и о самой себе…       Так, работа. Она же обещала.       Хотя что делать, Тилли совершенно не представляла: она никогда не готовила мёд в котле. У них и мёда-то никогда не было, в котле они только мясо и готовили… И каши ещё, разные. Но не мёд. А этот ещё и особенный какой-то! Что ей делать?       Тилли не имела никакого представления об этом. Поэтому единственное, что ей оставалось, это взять длинную деревянную ложку и начать ею помешивать варево в левую сторону: девочка слышала, что феи почему-то никогда не размешивают зелья и еду в правую сторону, как это делают все нормальные люди. Только влево. Почему так? Ну, это же феи, у них всё устроено по-странному…       Вот и смолкли мужские голоса за дверью, однако музыка продолжалась. Возможно, все эти люди уснули. А может быть, зачарованные красотой симпатичных подружек, встали перед ними, покорные, как рабы, и только и ждут их приказаний. Если потребуются, то хоть в огонь, хоть в котёл, хоть в печь бросятся, ничего их не остановят. Ну, а что с них будет-то, с заколдованных?       Ох, страшно всё это. А, главное, и поделать ничего нельзя. Стой у себя на кухне, притворяйся, что выпила этот вкусный и горячий мёд с волшебными травами, и делай вид, что тебя это не касается…       «Нет. Тебя это касается».       Тилли сжала кулаки и медленно вздохнула над душной и сладкой медовой жижей. Затем она вытащила плошку из котла, положила её, не обратив внимания, куда, а затем осторожно подошла к двери, приоткрыла её и выглянула в комнату.       Конечно, все эти люди спали заколдованным сном — вповалку, на полу, на столе, на лавке, на собственном друге, с вываливающейся изо рта сосиской (Тилли знать не хотела, из кого были эти сосиски, ведь хюльдры не едят мясо домашних животных), выливающимся пивом, сидром, слюной, уткнувшись лицом в руки, столешницу, ещё куда-то… А над этим всем стояла худая фея в платье с зелёными рукавами, играла на гитаре, но уже не пела — Тилли подгадала момент, когда она замолчит. Теперь она видела, что у этой худосочной красавицы были не только тонкие ноги и руки, но также запутавшиеся среди прядей волос длинные ростки неведомых растений, едва заметный цветочный узор на платье, а также зелёные ногти на руках, которые Тилли первоначально не заметила. Над одним из спящих застыла Бонни Пегий Хвост с неправдоподобно гигантским открытым ртом, в котором виднелись мелкие острые зубы.       Раз! Челюсть клацнула, во все стороны брызнули капли крови, а Тилли хлопала глазами и смотрела на тело, на котором только что была голова.       Только что.       Голова.       — О, милая, — Бонни широко заулыбалась, и зубы приняли вид человеческих. — Ты выпила наш мёд, как мы просили?       — Да, — глухо ответила Тилли, продолжая смотреть на тело несчастного. Нет, не так, слишком неестественно. Так не разговаривает человек, ставший феей. И не пялится на остаток шеи. — Сделала пару глоточков, милые мои, чтобы и вам осталось!       — А чего только пару? — расстроилась Бонни, но тут худая фея перебила её:       — Полно, дорогая, не нападай на бедную девочку с дороги. Ты ещё успеешь её откормить за зиму: представь только, каким аппетитным телёночком она станет после нашего улова!       — А может, она станет такой же стройной, как Вапити Стури? — захихикала Бонни, прислоняясь спиной к худосочной подруге. Как Тилли ни старалась, но она так и не смогла вспомнить никого, кого звали бы также: имя Вапити Стури было ей незнакомо. — А, как прекрасно ты поёшь! Я бы и сама сошла с ума, если б только не жила с тобой, благородная Вапити Стури!       Худая фея одобрительно усмехнулась, однако голову Тилли словно озарило. Ей неожиданно пришла в голову идея — и провалиться бы ей под землю, если она не сработает!       — Ах, милые феи, — заговорила она, и теперь девочке не нужно было напрягаться и выдавливать из себя этот противный ласковый голос: он получался сам собой, как отрепетированный. — Вы так хорошо играете! Разве вы не пойдёте сегодня на Гайтерскую ярмарку? Магга расстроится, если вы туда не придёте. Она очень хотела, чтобы Бонни Пегий Хвост и её подруга Вапити Стури заглянули к ней в лавку. А ведь там будут и танцы, и музыка, и многое чего ещё!       Тилли так говорила и видела, как глаза восторженной Бонни загораются. Вапити же, напротив, выглядела всё такой же отстранённой и высокомерной, ничего в ней не выдавало хоть какую-то заинтересованность в Гайтерской ярмарке. Однако Тилли не унывала: ей казалось, что самое главное заинтересовать Бонни, а там уже полдела сделано…       Ох, хоть бы ей это удалось!       — Мы не думали сегодня идти на ярмарку, — спокойно произнесла Вапити Стури, и Тилли прикусила губу: проклятая мымра, как же ты раздражаешь-то! — Мне не нравятся ни Львиный Зев, ни Ротонда Глиноликая, ни Бурокрыс, ни кто там ещё будет. К тому же музыка ганконеров безвкусна, не могу выносить их самодовольства. Гордятся собой как придворные музыканты, а на деле их игра не лучше, чем у новорождённого козлёнка. Ужасно!       — О, Вапити, — заговорила Бонни, и настроение Тилли поднялось: ох, хоть бы, хоть бы!.. — Но я так хочу! Да и Магга нас пригласила, будет некрасиво отказывать ей. Тем более после такого славного ребёночка!       Вапити Стури взглянула на хюльдру. Тонкие губы её слегка поползли вверх, и фея снисходительно произнесла:       — Ладно, думаю, сегодня можно и отдохнуть. Но сначала надо сделать так, чтобы наш ужин не разбежался в разные стороны, как проснётся. Бонни, дорогая, дай мне коробочку от брата Огонька: там должно остаться ещё немного порошка.       Хюльдра издала радостный визг и подпрыгнула на месте. Тут же в её руках неведомым образом оказалась маленькая коробочка, похожая на те, в которых хранят спички, только зелёного цвета и не из картона, а как будто бы из бересты. Вапити Стури с необыкновенным изяществом забрала коробочку у подруги, открыла и затем резкими движениями стала выбрасывать из неё как будто бы хлопья пыли, приговаривая: «Туда-сюда, святая вода».       А дальше произошло то, отчего Тилли даже икнула (хотя она всё ещё находилась под впечатлением от смерти того несчастного бедолаги): пыль, приземляясь на спящих людей, тотчас же превращала их в крупных свиней. У них вырастали пятачки, пропадали волосы, уши вставали торчком, руки становились короче, а ладони сворачивались в трубочку и превращались в пятачки… Через некоторое время вся комната была покрыта гигантскими спящими свиными тушами, одна другой больше. И никто, даже самый бдительный человек, не заподозрил бы в этих жирных хряках заколдованных людей.       А Тилли видела их, и ей от этого становилось нехорошо. Очень нехорошо.       Она едва сдерживала тошноту и напряженно размышляла, как бы ей помочь этим беднягам расколдоваться. Очевидно, ни одна фея не будет помогать ей в этом… но, проклятье, неужели поблизости нет никакой ведьмы, никакого колдуна?! Даже у них в городе такой есть! Правда, он никого не расколдовывал, в основном предсказывал судьбу и коров портил, но наверняка он бы и колдовство снять смог! Проклятье, а ей ведь некогда всем этим заниматься…       Вдруг взгляд Тилли упал на шерстяное покрывало на полу, и девочке стало немного спокойно. Ну хотя бы одного защитить смогла, и то хлеб. Осталось растолкать этого пьяницу и выставить вон из страшного домика, вместе с заколдованными товарищами. Конечно, вряд ли он продержится со стадом хряков в лесу без потерь… но, чёрт возьми, даже она каким-то чудом смогла прожить до этого дня, а она ведь не взрослый мужчина!       Так что справится. Но сначала надо выпроводить этих дамочек.       — Я постерегу их, пока вы не придёте, — произнесла Тилли нарочито ласковым голосом. — Нечего мне делать там, на ярмарке.       — Это уж точно, — улыбнулась Вапити Стури, и её улыбка была не теплее ноябрьского льда на лужах. — Но будь аккуратна, никому не открывай, не трогай синюю дверь на кухне, а ещё не выпускай их гулять, даже если будут сильно проситься. Ты ещё пока слишком юная фея и сама не справишься с ними, если они разбегутся.       — Вот, держи, — Бонни положила коробочку в руки напряжённо улыбавшейся Тилли и крепко сжала их. — Мы тебе оставляем эту пыльцу. Брось одну горсточку, что легче гусеничных шагов, в огонь под котлом и скажи «Туда-сюда, святая вода»: тогда он потухнет, и тебе не придётся тушить его самой. Сделай это, когда на поверхности мёда появится золотая плёнка, ладно? Только не забудь!       — Ладно, — с готовностью закивала Тилли, внимательно, почти не мигая, глядя на Бонни. Любой человек непременно заподозрил что-то неладное в этой неестественной услужливости, но хюльдра лишь крепко прижала Тилли к себе, чмокнула её в макушку, а затем повернулась к своей подруге и нетерпеливо произнесла:       — Ну идём же, милая! Ярмарка уже совсем скоро начнётся!       — Погоди, не торопись, — спокойно возразила Вапити Стури и эффектно взмахнула руками, опустив голову вниз. В то же мгновение перед ней возникли зелёная льняная сумка и две маски, одну из которых она протянула Бонни, а вторую, маленькую, изящную, из зелёной ткани с кружевами по краям, надела на себя. Лицо её моментально приобрело загадочный и немного зловещий вид — но безусловно волшебный и завораживающий. Тилли впервые задумалась о том, что, несмотря на свою худобу, Вапити Стури должна быть ужасно популярной у мужчин — как человеческих, так и фей.       — Вот теперь можно и идти, — царственно произнесла Вапити Стури, пока Тилли разглядывала её, а Бонни завязывала на лице белую маску с лукаво улыбающимися оранжевыми губами и коровьими пятнышками. — Не забудь наш наказ, дитя!       — Не забуду, не забуду, — активно закивала головой девочка. Бонни ещё раз прижала девочку к себе, потрепала по голове, назвала её «сокровищем» и «прекрасной доченькой» и затем побежала вслед за уже вышедшей за дверь Вапити Стури. Когда дверь за ними закрылась, Тилли быстро подбежала к окну и уставилась на улицу, ожидая, когда же две держащие друг друга под руку женские фигуру скроются за поворотом.       Долго ждать не пришлось.       Позади раздалось хрюканье. Тилли резко обернулась: свиньи начали просыпаться, и пока в их облике ещё ничего не напоминало о том, что они ещё сегодня днём были людьми. Одни взбирались на стол и шевелили пятаками, принюхиваясь к брошенной еде (уже превратившейся в горелый мусор), другие с недовольным визгом скатывались на пол и с трудом поднимали жирные туши на лапы, третьи ходили вокруг обезглавленного трупа (Тилли забыла, что он тут всё ещё лежит, и тошнота вновь вернулась к ней)… А четвёртый с недоверием поглядывал на Тилли и начал угрожающе, хотя и несколько боязливо, рычать: вероятно, думал, что она опасна.       — Эй, — произнесла девочка. — Эй, вы слышите меня?       Ответом ей было равнодушное хрюканье. Никто из этих заколдованных людей уже не понимал человеческую речь.       — Ладно, — сказала Тилли. — Хорошо, сейчас я вас спасу, придурки.       Она, отпихивая ленивых свиней, решительно прошла к тому углу, в котором под фейским одеялом всё ещё лежал человек. Схватив со стола пустую деревянную миску, Тилли со всей силы треснула ею по тому месту, в котором предположительно должна была находиться голова спящего, и громко произнесла:       — А ну вставай немедленно, засоня!       Человек резко дёрнулся и едва не сшиб Тилли с ног. В процессе он запутался в одеяле и никак не мог из него выбраться; тогда Тилли, сдержанно ругнувшись сквозь зубы, резко дёрнула одеяло на себя, и перед ней появилось неприятно пахнущее заспанное лицо ещё молодого (хотя и сильно заросшего) мужчины. Его жёлто-карие глаза с маленькими зрачками уставились прямо на неё, и их обладатель явно не понимал, что сейчас происходит.       А Тилли некогда было объяснять. И пока он неуверенно пробормотал: «Что за?..», она схватила его за одежду, прожигая в ней дырки, резко тряхнула несчастного и быстро заговорила:       — Твоих друзей феи превратили в свиней, а ты всё проспал! У твоего друга откусили голову, и, если ты не поторопишься и не расколдуешь их…       — Ты совсем с ума сошла, ненормальная!       Тилли не заметила, как её пальцы коснулись кожи разбойника, и тот резким ударом сбил девочку с ног. В ушах у Тилли зазвенело: прежде её никогда не били мужчины, и она не знала, насколько сильно они могут драться. Пока она приходила в себя и пыталась как-то собрать воедино то, что видит перед собой, разбойник встал на ноги и заорал от ужаса. Ещё Тилли не успела оправиться от удара, как её резко схватили за плечи и приставили к горлу нож.       — Где мои люди? — Его голос был исполнен холодной ненависти, и, глядя в яростные глаза мужчины, Тилли понимала, что этот, пожалуй, и зарезать её может. — Что произошло с… что произошло с Кривозубым?       — Я ж тебе сказала, дурило, — прошипела Тилли: внутреннее чутьё подсказывало девочке, что надо бы вести себя с этим парнем аккуратнее и не хамить ему, но она была настолько рассерженной и усталой, что не собиралась следить за своими словами. — Клянусь, это сделали феи!       — Феи, говоришь? Я сейчас вскрою тебе горло, ведьмино отродье, и тогда посмотрим, какие феи…       — Тарам-пан-пан! Тарам-пан-пан!       Какой невежливый, грубый мужлан!       Это прозвучало из ниоткуда, и Тилли сначала не поняла, что произошло: просто над ними раздался шум крыльев, мужчина неожиданно вскрикнул — и вот мгновение спустя Тилли растерянно стоит на месте, хлопая глазами и мелко дрожа, нож упал прямо на пол, а перед ней появилась пятнистая свинья с обгрызенным ухом — куда более скромных размеров, чем её (или, вернее, его) собратья. В воздухе висели частицы волшебной пыли, а на стол, рядом с открытой шкатулкой, приземлилась та самая фея-птичка, которую Тилли спасла по пути к Бонни Пегий Хвост. Лицо её выглядело сердитым и торжествующим одновременно; она заговорила:       — Вот так всегда, бедняжка Молли!       Пора бы нам с тобой запомнить:       Коль скоро ты кого спасёшь,       Без благодарности уйдёшь…       — Спасибо тебе, — ошарашенно произнесла Тилли, глядя на свинью перед собой. Она боялась пошевелиться и даже дышать: а вдруг пыль приземлится и на неё тоже, и Тилли превратится в свинью? — Как ты умудрилась сюда попасть-то, чудо в перьях?       — Я чудо в перьях?! — гневно воскликнула птичка. — Вот те раз!       Грубей не слышала я фраз!       Там в закутке была дыра,       Вот так попала я сюда!       — Что вы со мной сделали?! — неожиданно заверещала свинья, и Тилли со страху вскричала и ударила животное ногой. Боровы вокруг недоумённо захрюкали, но свинья, в которую превратился едва не убивший Тилли разбойник, вела себя совсем иначе, чем они: она угрожающе подняла голову и уставилась на девочку своими человеческими жёлто-карими глазами. — Ах ты ведьмина шлюха, грязная фейская… Клянусь, ты ещё за это поплатишься, ублюдочный выродок гнилой мамаши!       — А ну заткнись немедленно! — яростно закричала Тилли. Она быстро подняла с пола нож и сжала его в руках: конечно, она не собиралась никого резать или убивать, но сейчас девочку так сильно трясло от злости, что она была готова напугать этого разбойника любым способом. — Я ведь хотела тебе помочь, придурок! Я спасла тебя, мразь ты неблагодарная! Пока ты дрых в углу, как пьяная скотина, я заставила фей уйти и спасла всех твоих друзей, урод безответственный! Да чтоб тебя черти драли, вот чтобы я после этого хоть раз кому-то помогла!.. Никому это не надо, получается только хуже и хуже!       Под таким напором свинья сделала несколько шагов назад. Тилли уже не замечала ненависти или гнева в её глазах: она разговаривала сама с собой, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Как же ей хотелось выговориться! Как же ей хотелось накричать, избить, сделать кому-нибудь больно! Последние дни ей было тяжело, слишком тяжело выносить всё это в одиночку. Конечно, Кейтилин переживала вместе с ней те же самые печали — но к Кейтилин не приходил по ночам Паучий Король, Кейтилин не должна была спасать семью и город, Кейтилин не приходилось выполнять ужасные просьбы фей, Кейтилин не видела, как людям откусывают головы или как из них выпивают все соки… Да что вообще Кейтилин могла знать! А, главное, ей ничего из этого не расскажешь, потому что Тилли не хочет, потому что Тилли знает, что после этого начнётся, и эта проклятая жалость и прочие «утютю» сейчас ей будут только поперёк глотки.       А тут это ублюдочная свинья. Да какой прок в спасении людей, если после этого они в тебя тычут ножом и грозятся убить? Пускай тогда подыхает в этом проклятом домике, и друзей своих с собой забирает! Пожалела, называется, шайку бандитов — по крайней мере, Бонни Пегий Хвост и эта её подруга были к ней ужасно добры! Что это за мир-то такой, в котором феи ведут себя благороднее, чем люди!       Постепенно красная пелена спадала с глаз. Тилли стояла на месте и тяжело дышала: крик измотал её куда сильнее, чем несколько часов похода и кошмарный вечер в домике хюльдры и неизвестной феи. Голова всё ещё болела от удара, в ушах звенело, а руки, плечи, вся кожа и всё тело дрожали от напряжения и злости.       Наверное, она в этот момент выглядела очень жутко, ещё и с ножом в руке. По крайней мере, разбойник, превратившийся в свинью, уже не смотрел на неё со злобой: ненависть оставалась, но к ней примешивалась робость и… брезгливость, наверное? Страх? В общем, непонятное чувство, которое, вероятно, мешало ему напасть на Тилли и отомстить за своё превращение.       А феечка на столе с восторгом слушала гневную речь Тилли, опершись серовато-голубым подбородком на локти и открыв от восхищения рот. На щеках проступил яркий румянец, а глаза заблестели, прямо как у девицы, увидевшей хорошенького жениха. Когда Тилли закончила и стояла, переводила дух, феечка взлетела в воздух и уселась на плечо девочки, начав ласково чирикать в ухо:       — Ах, смелое, отважное дитя!       Как жалко стало мне тебя!       Оставь ты этих негодяев,       Кто лжёт, ворует, убивает…       — Эй, ты! — неожиданно произнесла свинья, и феечка резко отдёрнулась назад, прячась за выбившимися из косички чёрными прядями Тилли. Разбойник с трудом перелез через борова, который решил лечь поспать прямо перед ним, и решительно взглянул на девочку. — Слушай, мелкая… я понятия не имею, что тут произошло, и кто виноват. Но могу сказать точно одно: если ты нас оставишь, если ты посмеешь нас тут бросить…       — То что тогда? — сердито спросила Тилли. Она наклонилась к свинье, глядя ей прямо в глаза. — Что ты сделаешь, лесной бандит? Убьёшь меня? Проклянёшь? Обкусаешь сверху донизу? Ты свинья, дружище, и мне не страшны твои угрозы.       — Вот-вот! Вот-вот! — закивала феечка. — Послушай её, обормот!       — Эй, девочка… — Морда у свиньи-разбойника была такой растерянной и озадаченной, что в другое время Тилли бы непременно над ним рассмеялась. Но не сейчас, не в одной комнате с обезглавленным трупом. — Ты ведь глазач, да? Ты видишь фей, всё такое? Я мог бы тебе помочь. Я Красный Дон, и я знаю много мест, где…       — Да нужна мне твоя помощь, болезный, — резко ответила Тилли: ей было смешно от одной лишь мысли, что такое дурацкое и бесполезное существо, как свинья, обещает ей свою поддержку. — Слушай, давай ты заткнёшься сейчас и дашь мне всё обдумать, ладно? Я не могу ничего придумать, пока ты несёшь мне на ухо всякую чепуху!       Очевидно, молчание далось свинье-разбойнику очень непросто; но он всё-таки сдержался и не стал требовать к себе почтительного отношения и просто сделал то, что от него просили.       А Тилли, на самом деле, думала не о том, помогать или не помогать этим людям. Её интересовало совсем другое.       — Птичка-птичка, ты знаешь каких-нибудь колдунов, которые живут неподалёку?       ***       — Где она?!       Магга испуганно прижималась к шкафу, пока Твид переворачивал, вытряхивал и опрокидывал вещи в поисках заветной шкатулки. Она была напугана не меньше своего мужа, ведь она точно знала, что Твид никогда, никогда бы не допустил ошибки в защитном заклинании. Он всегда был очень аккуратным в магии и… ох, проклятье, но кто, кто мог её украсть, какой могущественный волшебник смог преодолеть защитное колдовство?! И это прямо сейчас, когда вот-вот начнётся ярмарка!       — Я не знаю, не знаю… Магга, куда я мог её положить?       — Так, спокойно. — Она нервно сглотнула, но всё же подошла к лихорадочно перебиравшему вещи Желтобородому Твиду и взяла его за руки. — Нам нужно угомониться, сладкий, сейчас волнением дел не поправишь. Кто-то украл у нас товар, и сейчас нам нужно приложить все усилия, чтобы найти проклятого вора, пока не началась торговля.       — Но как, милая, как? Я не знаю такого заклинания, я не смогу его выследить так скоро! Потребуется время, чтобы я смог придумать какое-нибудь колдовство. Да и нельзя нам отлучаться от нашего товара!       — Твид, хороший мой, славный, только не переживай…       — Кхм. Тук-тук, дорогие, тук-тук.       Незнакомый голос заставил супругов напрячься, а липкий запах старой запекшейся крови вызывал неприятные мурашки даже у фей. Это был запах смерти и разложения, металла и кровавого, жестокого убийства, мучений и боли; это была не та кровь, которую пускают врачи у заболевших страдальцев, нет — это кровь невинных жертв, тех, кто точно умер не собственной смертью.       А ещё очень сильно разило драконьей шкурой.       Когда Магга и Твид повернулись в сторону голоса, они одновременно сжали руки друг друга. Увиденное сильно испугало супругов: на фоне спускавшейся темноты и загорающихся огней факелов, приподнимая полог шатра, стоял улыбающейся дуэргар в шляпе, пропитанной старой спекшейся кровью, а рядом с ним находился молодой тарраск с нелепейшей мордой и крупными, торчащими над нижней челюстью, зелёными клыками.       — Я слышал, вы кого-то потеряли, — проговорил дуэргар, сверкая тонкими и острыми зубами с пятнами, о происхождении которых Магга и Твид предпочитали не знать. — Кого-то о-о-очень важного… с короткими золотыми волосами, хах… Я бы мог помочь её найти, если, конечно, вы окажитесь добрыми соседями и отдадите мне эту девочку.       Тарраск глухо заворчал. Твид с Маггой обеспокоенно переглянулись: до этого момента они не понимали, в какой серьёзный переплёт они попали.