"Реки и дороги Бен-Хедерина"

      Самым сложным в этой поездке оказалось бороться со сном. Усталость брала своё, и хотя ещё совсем недавно Тилли неплохо спала в повозке нокера, ей едва хватало силы воли, чтобы не отрубиться рядом с фенодири.       «Давай же, ну, — не то умоляла, не то ругала она себя. — Держись, тряпка! Уже совсем почти приехали!».       Осенняя мокрая хлябь в воздухе сменилась волшебной теплотой, лес вокруг из тёмного, мрачного и неуютного превратился в освещенный и загадочный, а кое-где на траве даже виднелись цветы. Подобные перемены Тилли заметила не сразу, лишь в какой-то момент осознала, что всё вокруг выглядит совсем не так, как раньше — и что теперь, кстати, спать хотелось куда сильнее. Фей становилось больше, или же их просто можно было теперь разглядеть, не вглядываясь напряжённо в темноту: они сидели в лесу, у леса, вдоль дороги, летели, кричали что-то вслед повозки, пытались на неё запрыгнуть, отбегали в сторону… Похоже, им не нравилась дорога, но они всё равно не пытались держаться от неё подальше. Хотя кого им бояться?       Но встречались и другие феи, те, которые больше походили на людей, однако всё ещё были слишком странными и волшебными. Они махали рукой фенодири, и Тилли заметила, что стараются держаться подальше от его повозки: никто не остановил его для вопросов или разговора. Это неудивительно, у фенодири странная и не очень хорошая слава. Тилли плохо об этом помнила, но, кажется, он раньше был умной и красивой феей, а потом связался с людьми и теперь вон ездит по дорогам как такой волшебный дурачок, выполняет приказания людей и лишь изредка — других фей.       Хорошо, что никто им не интересуется. Иначе кто знает, что могло бы случиться: ведь вряд ли бы Тилли смогла достойно соврать о том, кто же она такая и почему сидит в повозке феи.       — А вот мы и приехали, — торжественно объявил фенодири, когда повозка наконец спустилась по трапу резко вниз, прямиком на выезд из леса к гигантской поляне, залитой светом от костров.       Он мог бы этого и не говорить, Тилли всё видела сама. Удивительно, как за день голые строяки превратились в украшенные листьями, яркими тканными полотнами, масками, шкурами, гирляндами из цветов и черепами палатки и лавочки. Некоторые светились изнутри тёплым оранжевым, жёлтым, коричневым и иногда даже фиолетовым или красным светом, вокруг иных целыми стайками вились светлячки, маленькие огненные птички и пинкеты. Сколько тут было этих лавочек! Глаза разбегались во все стороны, не зная, на чем им сосредоточиться: на покрытом убогим тряпьём шатре, возле которого сидит старая мрачная хэг и помешивает мерзко выглядящее варево в котле? На странной треугольной палатке из кожи румяного рыжего лепрекона, стучащего молоточком по подошве одного из разбросанных вокруг сапогов? Или на небольшом помосте, на котором странно танцуют худые и изысканные гругаши, похожие чем-то на Вапити Стури, только с хвостами и козьими рогами?       И где ж ей, чёрт возьми, теперь искать палатку Рыжей Магги? Она ведь совершенно не помнит, как туда идти: это место выглядит совсем иначе, чем днём.       — Спасибо, добрый сосед, — задумчиво произнесла Тилли, спрыгивая на землю. Она беспокойно размышляла над тем, что же ей теперь делать, и не придётся ли спрашивать дороги у фей, что, конечно, было в её случае небезопасно. — Ох, как же вы мне помогли! Я теперь у вас в долгу, добрый сосед.       — Придёт время, я ещё попрошу тебя о помощи, дитя, — весело ответил фенодири. Его слова изрядно насторожили Тилли, уже сполна хлебнувшей фейских поручений, но у неё просто не было времени, чтобы испугаться как следует. — Пока иди к своим феям: нехорошо окажется, если тебя придётся ждать.       Он вытряхнул содержимое мешка Тилли в повозку и затем протянул его обратно девочке. На мгновение Тилли кольнуло сожаление, что она лишится всех тех вещей, которые бы помогли ей помочь выжить, но переживать было некогда; она с благодарностью поклонилась фенодири и приняла мешок. Рука, не ожидавшая тяжести, тут же опустилась вниз, и Тилли пришлось приложить усилия, чтобы не уронить ношу на землю.       «Железо! — тут же догадалась девочка и моментально повеселела. — Как же я не сообразила, что фенодири не возьмёт себе железа! Вот уж повезло так повезло!».       — Спасибо тебе, добрый сосед, — на сей раз абсолютно искренне и с теплотой в голосе произнесла она. — Правду говорят, что добротой твоей людей прокормить можно.       И с этими словами она закинула мешок за спину и быстро пошла в сторону ярмарки, едва уворачиваясь от пьющих и веселящихся фей в костюмах. Стоило фенодири разок моргнуть, как странную девочку уже не было видно в этаком столпотворении.       — Чудная какая, — недоумённо произнёс он, вытаскивая из повозки доски для прилавка. — Но вежливая, хорошо себя ведёт, — добавил он чуть потеплевшим голосом. — Может, это Медуница себе воспитанницу из людей взяла? Хорошо бы было, она себе давно детишек хотела, не к Бурокрысу же обращаться… Дааа, детишки — это хорошо, надо так, чтобы фей становилось больше. Надо бы…       Пока он это говорил, ввинчивая деревянные нагели в крышку будущего прилавка, из леса выкатился огненный шар, привлекший внимание фенодири. Он, впрочем, сразу узнал в нём брата Огонька — самого старого сприггана из тех, что живут сейчас в Гант-Дорвенском лесу. Это немного удивило фенодири, ведь спригганы избегали ярмарок и не любили собираться среди фей, общающихся с людьми; зато они никогда не пропускали Осенний праздник, который должен состояться через десять дней, и куда фенодири вход заказан. Почему — он и сам толком не помнил. Но раз нельзя, значит, нельзя, и деваться некуда: не спорить же с Паучьим Королём!       И всё-таки, какие же дела могли привести братца Огонька на Гайтерскую ярмарку?       — Здравствуй, братец! — поднял руку фенодири. Братец Огонёк повернулся в его сторону; фенодири не заметил сосредоточенного и недружелюбного взгляда сприггана и просто продолжил говорить: — Не знал, что ты решил прийти на Гайтерскую ярмарку. Посмотри, какая тут красота! Не лучше, чем ярмарка в Мидфай, но зато не так далеко. Давно же тебя не было видно, братец! И зачем ты пожаловал сюда? Мне представлялось, что род твой не любил толп и посторонних взглядов. Сам пришёл торговать или купить что-нибудь?       — Приветствую тебя, фенодири. — Огонёк никогда не называл его «братом», и это слегка задевало фенодири, однако в остальном спригган относился к нему по-доброму и не обижал. — Ты, вероятно, находишься в этом, — он искал нужное слово, и на лице его появилась брезгливость, — месте дольше, чем я. Скажи, не встречал ли здесь человеческих детей? Ты бы очень мне помог, если бы рассказал, что видел.       — О, разумеется, видел, — с готовностью подхватил фенодири: он всегда очень радовался, когда у него появлялась возможность кому-нибудь помочь добрым словом или советом. — Я тебе даже больше скажу: одного я даже подвозил на своей повозке! Уж не знаю, есть ли тут ещё дети, но она…       — Она! — вскричал Огонёк, и фенодири едва увернулся от подскочившего к нему сприггана; к его счастью, огонь не перекинулся на недоделанный прилавок и едва коснулся руки фенодири. — Так это была девчонка!       — Да, девчонка, — слегка удивлённо ответил фенодири: он не ожидал такой бурной реакции на свои слова. — Глазач, вероятно. Очень вежливая и…       — Куда она пошла?!       — Не кричи на меня, братец Огонёк. Это очень нехорошо — кричать на тех, кто хочет тебе помочь, — насупился фенодири, глядя на старого сприггана с обидой и осуждением. Однако тут же он посветлел, взгляд его стал лёгким и добродушным, а строгость голоса сменилась на дружелюбие. — Она сказала, что должна помочь каким-то феям в эту ночь, и затем, когда приехали, бросилась туда, — и фенодири махнул рукой в сторону ярмарки. — Может, ты что-то об этом знаешь, братец Огонёк.       Спригган тихо зашипел, как угли, на которых попали капли воды. Огонь по всему его телу приобрёл необыкновенный красновато-оранжевый оттенок, и фенодири испуганно дёрнулся, на мгновение испугавшись, что братец Огонёк может его обжечь. Однако братец Огонёк не стал ругаться на фенодири или продолжать разговор с ним: он просто развернулся и направился в сторону ярмарки, не прощаясь и даже не благодаря фенодири за помощь.       Это было очень странно. Раньше он не вёл себя так неуживчиво и сварливо, неужели у братца Огонька что-то произошло?       — Братец Огонёк!       Старый спригган повернул голову к кричащему вслед фенодири, и тот слегка вздрогнул: то ли его напряг сверкающий недружелюбный взгляд братца Огонька, то ли он просто не привык видеть спригганов в профиль и не представлял, насколько они могут быть некрасивыми. В лицо оно как-то привычнее и не так страшно…       — Я дал ей маску. Девчонка совсем не знает наших обычаев, и потому хотела пойти на ярмарку с открытым лицом. Так что будь внимательнее.       — Я бы нашёл её, даже если бы она отстригла волосы и лишилась рук и ног, — мрачно заметил братец Огонёк. — Но хорошо, что ты об этом сказал, фенодири, это может мне помочь.       — Может, тебе тоже дать маску, братец Огонёк? Конечно, я понимаю, это не очень тебе поможет, но…       Закончить фразу фенодири не успел — или, вернее, решил так не делать. Пламя по всему телу братца Огонька приобрело насыщенный оранжевый цвет, больше похожий на летние цветы, растущие на бескрайних полях возле Одиноких гор. Вероятно, братцу Огоньку очень хотелось напасть на фенодири или выдать ему гневную отповедь, но каким-то образом старый спригган смог держать себя в руках и ограничился лишь сдержанными (хотя и очень обидными) ругательствами, после которых он, не дожидаясь ответа от фенодири, направился в сторону ярмарки, распугивая проходящих мимо фей.       — Это было невежливо, — с обиженной дрожью в голосе заметил фенодири. — Очень, очень невежливо. Я же ему помочь хотел…       Он слегка всхлипнул и вернулся к своему делу, покачивая головой и горестно размышляя о том, какая же муха могла укусить братца Огонька, чтобы он вёл себя так непочтительно. Почему он отказался от маски, он что, не знает о правиле ярмарки? Или, может быть, он настолько не уважает фенодири, что не желает принимать из его рук никаких вещей?       И зачем ему нужна эта девочка?       ***       Тилли очень боялась, что её появление привлечёт внимание среди фей, однако, о чудо, никто не останавливал её и не спрашивал, за каким таким делом на ярмарку фей пожаловало человеческое дитя. Возможно, всё дело было в маске, однако Тилли сомневалась в этом: ни одна из увиденных ею масок не скрывала прячущуюся за ней фею. Создавалось впечатление, что маски использовались не для того, чтобы личности их хозяев оставались в тайне, а просто так. Непонятно, зачем.       Но эта мысль не сильно беспокоила Тилли: достаточно того, что её никто не трогал.       Она прошла мимо костра, рядом с которым стоял гигантский угрюмый кинг-троу и жарил над ним комья земли в форме рыб, птиц и младенцев; чуть не наступила на ковёр из чёрных и белых клеточек, на котором, скрестив ноги, сидела коварно улыбающаяся Мэг Молох, перед которой лежала деревянная доска с какими-то фигурками; чуть не упала от ужаса на землю, когда бука, у которого вместо головы зияла кровоточащая уродливая рана, молча протянул ей едва ли не под нос резные деревянные куколки на нитках…       И всё ещё никак не могла вспомнить дороги до шатра Рыжей Магги.       «Неужели за один день они смогли построить такую большую ярмарку?!» — с отчаянием подумала девочка, озираясь по сторонам. Это место казалось необъятным, и чем глубже Тилли пробиралась сквозь палатки, шатры, прилавки и большие вертепы, тем сложнее ей было ориентироваться. Конечно, у неё впереди ещё целая ночь, но…       Нет. Нет у неё времени. Кто знает, что эти твари решатся сделать с Кейтилин. Нельзя терять ни…       — Бу!       Чьи-то холодные тонкие руки обхватили Тилли за нижнюю часть лица, полностью закрыв ей рот, и резко опрокинули назад. Почему-то основной удар об землю пришёлся на затылок, и пару мгновений Тилли даже не могла ничего видеть от боли; когда же мир вокруг начал наконец приобретать очертания, она разглядела над собой два горящих в темноте зелёных кошачьих глаза, вокруг которых составляли хоровод зрачки поменьше.       — Привет, — раздался насмешливый шёпот, который, однако, не смешивался с шумом толпы, а ощущался столь же чётко, как речь человека в хорошо построенном здании. — Как славно, что я тебя нашёл первым! Много кто идёт за тобой в эту ночь, и, если ты хочешь выжить, ты должна хорошенько прятаться. Я тебе в этом помогу.       Несмотря на сильный испуг, Тилли хватило мужества, чтобы резко поднять руки вверх и ухватить за уши того, кто напал на неё. Ей это удалось; незнакомец с жуткими глазами освободил девочку и схватился за её руки, чтобы ослабить хватку, но Тилли тотчас же стукнула его лбом, боднувшись, как баран, а затем оттолкнула его назад, подальше от себя.       — Братцы, Матушкино Благословение бьют! — раздался чей-то оживлённый голос, и Тилли с ужасом осознала, что вокруг них уже образовалась толпа из любопытствующих фей. Проклятье, она ведь так хотела быть незаметной! А тут этот придурок, чтоб ему пусто было!       Что же делать, что же делать?       Она рывком повернулась в сторону корчащейся на земле феи и тотчас же узнала в нём того жуткого паренька, который утром провожал их до Жёлтобородого Твида. Тилли задумалась над тем, что он мог бы вновь указать ей дорогу, но его внезапное нападение отбило у девочки всякое желание просить у него помощи.       Но всё ещё было неясно, что делать.       Кто-то из стоявших позади шутливо пнул бендит эр мамай — и вот уже рука Тилли вырывает горсть травы из земли, швыряет её прямо в лежащего на земле паренька (как его звали, Многоглазый, что ли?), а изо рта вырываются дурные, будоражащие толпу стишки, что-то вроде «стукни бендит эр мамай, больше пива наливай». Этого оказалось достаточно, чтобы началась свалка: феи поменьше кидались прямо на несчастного паренька, феи покрупнее смеялись и обсуждали происходящее, кто-то обронил оскорбительное замечание о матушке одного из фей и тут же получил по роже, за него вступился другой, потом третий… Несколько дерущихся повалили стоящий рядом прилавок, и в ту же секунду на них набросилась разъярённая рыжая полноватая женщина в шляпе, целиком покрытой пуговицами: она беспощадно колотила их дубинкой и грязно ругалась на порчу товара. Но её крики терялись среди возбужденных смеха толпы, звуков ударов, грязных оскорблений и битья посуды…       Несколько раз Тилли чуть не раздавили гигантские ноги каких-то существ, опознать которых она просто не успевала; иногда на неё кидались феи поменьше, несколько паков, смешные урхины и какие-то человечки в зелёных колпаках, но она решительно откидывала их и продолжала ползти, маневрируя между падающими и дерущимися феями, прилавками и просто сторонними наблюдателями в масках. Увидев пустое пространство между двумя деревянными будками, Тилли обрадовалась и, с силой оттолкнувшись руками от земли, отпрыгнула в ту сторону. Прыжок получился неловким и неаккуратным, но его оказалось вполне достаточно, чтобы Тилли наконец вырвалась из всей этой хаотичной кутерьмы и спряталась от постороннего внимания.       Вот теперь можно наконец вы…       — Привет.       Не успела Тилли моргнуть, как перед её носом возникло остро наточенное лезвие маленькой алебарды, так близко, что, если бы Тилли вдруг решила чихнуть или зевнуть, то непременно бы напоролась на неё. Это оружие держал в руках дуэргар — улыбающийся карлик в грубо обработанной одежде из звериных шкурок и грязной шляпе, от которой по длинным волосам дуэргара шли застывшие ручейки запекшейся крови.       — Смотри-ка, что мы с тобой здесь нашли, малыш, — произнёс дуэргар, и за спиной Тилли раздалось ворчание, в котором она с ужасом узнала голос преследовавшего их с Кейтилин дракончика. — Смотри-ка, ты её узнаёшь? Узнаё-ё-шь, это хорошо… Детей-глазачей очень мало, но мы же не хотим допускать ошибки, да, малыш? Я вот, например, не хочу…       — Что тебе от меня надо, недобрый сосед? — одними губами, не разжимая зубов, произнесла Тилли. — Тут полно добычи для тебя, иди своей дорогой!       — Своей дорогой? — насмешливо произнёс дуэргар, и Тилли с трудом удалось сдержать рвотный позыв при виде его гнилых, покрытых странными пятнами узких острых зубов. — Милая, это ярмарка, тут нет никаких дорог. И тебе ли указывать мне, врагу роду человеческого, того, кого называют Керрапом-Убийцей и Зверем-Буги, того, кого боится даже Яллери Браун, — тебе ли указывать мне, что делать?       Дуэргар стоял, не шелохнувшись, однако острие его маленькой алебарды находилось так близко от лица Тилли, что ему и не было нужды подходить к ней. Спиной девочка ощущала зловонное дыхание тарраска, и ей приходилось только умолять судьбу, чтобы оно не оказалось ядовитым и распространяющим чуму. Хотя чума — это последнее, чего ей следовало сейчас бояться, когда она находится в руках дуэргара…       Главное — не шевелиться.       — Тихо-тихо, малыш, — нараспев произнёс дуэргар, когда тарраск за спиной остолбеневшей от страха Тилли глухо заворчал. — Я знаю, ты хочешь съесть её… о-о-очень хочешь… Но разве ты не должен искать свою мамочку? Вот так, эта глазачка — не наша цель, а наше оружие, маленькой… Ты ведь тоже ищешь свою светловолосую подружку, не так ли?       Тилли нервно сглотнула, и её горло едва не коснулось блестящей кромки лезвия.       — Не советую тебе этого делать, — неожиданно грубо произнёс дуэргар. Голос его потерял дребезжащую мелодичность, став сердитым и раздражённым. — Ты ведь знаешь про зачарованное оружие дуэргара, глазач. Я с удовольствием проткнул бы тебя насквозь и пожарил твои кишки на сковородке, но я это делаю когтями и зубами, а не железом, которое отравляет сладкую плоть человека. Итак, ты знаешь, где твоя подружка?       — Спроси у твоих вонючих собратьев, Рыжей Магги и Желтобородого Твида, — с тихой злобой прошипела Тилли. — Авось они подскажут тебе, куда спрятали Кейтилин!       — О, так дитя изволит хамить мне? — наигранно удивился дуэргар. — Смелое, смелое дитя. Жаль только, что такое глупое и безрассудное. Ну ничего, твои глаза ещё помогут нам… перед твоей смертью!       Тилли хватило одного мгновения между тем, как дуэргар отбросил в сторону алебарду и накинется на неё, чтобы нагнуться и прикрыть лицо. Она почувствовала, как острые зубы феи вошли в левое запястье, насквозь пробивая плоть, и закричала от невыносимой боли, распространившейся по всей руке. Кровь брызнула во все стороны, к ужасу Тилли, и на неё тоже — на волосы, лицо, одежду. Она этого не видела, но ощущала, так же чётко, как прогрызающего её руку дуэргара, которого она даже не могла с себя сбить или спихнуть.       И тут произошло неожиданное.       Из-за боли и попытки спрятать лицо от дуэргара Тилли не почувствовала, как ленточка переползла с правой руки на левую; лишь услышала в какой-то момент вопль дуэргара и осознала, что по её левой руке что-то ползёт… что-то тоненькое и мягкое, как атласная ленточка.       Тилли не стала думать над тем, что это было: когда дуэргар перестал грызть ей руку и разжал челюсти, она одним рывком оттолкнулась от земли и попыталась отпрыгнуть назад, уползти, пусть даже и на локтях, корчась и содрогаясь от мучающей её боли…       Ей это не удалось: дракончик, сильно подросший за то время, что они с ним не видели, резко опрокинул её на землю передними лапами, и когда Тилли подумала о том, что это конец, кто-то большой и крупный схватил его за загривок и поднял верещащую тварь в воздух.       — О, кого я вижу! Сестрица, это же тот самый тарраск, что пытался нас слопать возле нашего же дома!       — Да, сестра, но я вижу кого-то получше, чем эта ящерица. Смотри, это человеческий ребёнок!       «Вот теперь я точно пропала», — с отчаянием подумала Тилли, едва не теряя сознание от невыносимой боли.       Дуэргар с кровоточащим от укуса лицом озлобленно заскалился. Он не терпел, когда перехватывали его добычу.