"Реки и дороги Бен-Хедерина"

      В этот момент Тилли было по-настоящему страшно. Страх немного заглушался резкой, пульсирующей болью, но даже она не могла полностью подавить отчаяние от безвыходной ситуации и чувство надвигающейся катастрофы. Прямо перед ней стоял разъярённый скалящийся дуэргар с окровавленной бородой и раной на лице (Тилли не могла вспомнить, когда нанесла её, но всё равно испытывала лёгкое удовлетворение от своей расторопности). Позади — два гвитлеона, здоровенные омерзительные женщины с синей и зелёной кожей, грязными растрёпанными волосами, свисающими до пояса, в рваной одежде на крепких неженственных телах и с оружием в руках. Одна из них крепко держала вырывающегося и яростно рычащего тарраска: наверное, она бы даже смогла его разорвать, но этот дракон оказался крепким орешком и не желал сдаваться просто так.       В общем, куда не кинь, всюду клин; и Тилли не имела ни малейшего представления, как же ей удастся сейчас спастись. Если вообще удастся.       — Девочки. — Вероятно, дуэргар пытался звучать ласково, хотя на самом деле его шипение больше было похоже на шипение разъярённой змеи. — Разве ваша мама не учила вас, что нельзя отнимать чужую добычу?       «Мама? — на мгновение задумалась Тилли, а затем страшная догадка осенила её. — Проклятье, так это те же самые гвитлеоны из избушки! Как же я их по голосу сразу-то не узнала!».       Вероятно, гвитлеоны были смущены вопросом дуэргара. Возникла неловкая пауза, во время которой трясущаяся от страха и невыносимой боли Тилли попыталась прикинуть, в какую сторону ей бежать, если вдруг произойдёт чудо и её противники сцепятся между собой. Бесполезно: путей для отступления не было. Можно, конечно, прыгнуть прямо в стены одного из шатров и попытаться его снести, но она со своей раной просто не сможет до них добежать. И даже если один из путей для отступления освободится (дуэргар ли прыгнет на гвитлеонов, или гвитлеоны сделают шаг вперёд и раздавят дуэргара), то у Тилли просто не будет времени и сил отбежать далеко. А ещё и тарраск, будь он неладен…       — Прости, дедуль, — наконец заговорила одна из гвитлеонов, и Тилли содрогнулась: какие же неприятные голоса у этих фей! Она ещё тогда это заметила, когда они прятались с Кейтилин в коробе, но теперь, когда они находятся совсем рядом, их голоса звучат совсем чудовищно. Как мужчины, которые пытаются передразнивать маленьких девочек. — Из-за этой твари умерла наша мама, и теперь мы не можем оставить её в живых. Это вопрос чести, сам понимаешь.       Она сделала шаг вперёд, и гигантская нога гвитлеона опустилась рядом с Тилли, едва не задев её. Девочка шумно вздохнула, представив, что бы было, если бы фея решила наступить на неё…       Гвитлеон наклонилась к Тилли, чтобы схватить её, но прямо перед её рукой с гигантской ладонью блеснула тёмная алебарда дуэргара: волшебным образом он оказался рядом и теперь стоял над девочкой и раздражённо скалил гнилые зубы. Тилли прижалась к земле, стараясь не шевелиться и, поскольку изо рта гвитлеона отвратительно воняло, ещё и не дышать. Но это получалось у неё с трудом. Ох, а как от дуэргара-то кровью пасёт…       — Если хотите смерти этой убогой, то просто дайте мне её убить, — прошипел дуэргар, и Тилли с ужасом смотрела на своё отражение в лезвии алебарды. — Не мешайте чужой охоте, девочки. Это не ваше дело, и эти крошки уж точно не по вашим зубам.       — Это чего это не по нашим? — оскалилась гвитлеон. Похоже, она была оскорблена речами дуэргара. — Дедушка, не тебе судить, что по нашим зубам, а что нет.       — Тем более, смотри-ка, ты даже руку ей не откусил, — насмешливо произнесла вторая гвитлеон. — Может, челюсть себе на ярмарке купишь, а?       Всё произошло слишком быстро: Тилли не успела опомниться, как перед её глазами сверкнула серебряная молния, и на неё фонтаном полилась ярко-красная кровь. Раздался ужасный, громогласный крик, Тилли зажмурилась и попыталась прикрыть лицо рукой — без толку, кровь продолжала литься прямо ей на лицо, забиваться в нос, рот и даже уши. Другой жуткий крик, вернее, возглас: «Розаночка!!!» едва не оставил девочку совсем без слуха — по крайней мере, некоторое время она лежала на земле оглушённая, не осознающая, что сейчас происходит. Прямо над ней происходило какое-то действие, рядом топали гигантские ноги, земля тряслась, на неё что-то падало сверху, не тяжёлое, не крупное, но всё равно ощутимое… Земля? Одежда? Ой, да какая разница, всё равно Тилли не смогла бы это увидеть даже при всём желании.       Вероятно, на этом бы и закончилась трагическая история Тилли, если бы в этот момент кто-то не подхватил её и не потащил за собой. Хотя потащил ли? Тилли чувствовала, как её волокут по земле, но при этом неизвестный похититель двигался быстро и как будто бы скачками, и порой у девочки возникало ощущение не то полёта, не то стремительного падения, какое бывает в особенно тревожном сне.       Однако глаз девочка всё ещё не разжимала: Тилли не была уверена, что не лежит сейчас на земле, прямо под ногами дерущихся за её шкуру людоедов. Мало ли, что ей в предсмертном бреду показаться может…       — Эй! — Её посадили и начали трясти за плечи. — Эй, ну, открой глаза, глупая! Всё в порядке, слышишь?       Тилли медленно и нервно покачала головой (а, вернее, потрясла ею: девочку била крупная дрожь, лишавшая её движений всякой плавности). Одной рукой она сжимала плечо, вероятно, оставляя на нём крупные синяки, а другую прижала к груди. Пальцы на ней почти не шевелились, боль с резкой сменилась на монотонную и отупляющую, и Тилли не сомневалась, что ещё чуть-чуть и она потеряет сознание из-за неё. А потом, может быть, и умрёт. Скорее всего, умрёт, если только не найдётся какой-нибудь доброхот, который захочет её вылечить — за свою цену, разумеется.       Но лучше пусть умрёт: тогда всё это закончится наконец.       — Ух, насилу ноги унесли, — продолжал неизвестный спаситель. Тилли узнала его голос: это был тот странный многоглазый паренёк, бендит эр-мамай. Что ему надо вообще, почему он продолжает её преследовать? — Вот что, ты меня избила, и это ты зря, очень зря. Я знаю одну фею, которая может тебе помочь с твоей рукой. И твоя подруга ещё знаю… В общем, посиди тут пока, ладно? Никуда не иди, я мигом. Я помогу тебе, мне нужно тебе помочь. У тебя красивые глаза. Просто сиди, ладно?       «Что этот придурок несёт», — с раздражением подумала Тилли сквозь боль. Однако придурок наконец закончил свою беспорядочную речь (кстати, в этот раз он не кривлялся и не растягивал слова, как при первой встрече: неужто решил не притворяться перед ней?), отпустил Тилли и, судя по всему, исчез, как будто провалился под землю. Во всяком случае, Тилли не слышала ни топанья голых пяток по земле, ни шуршания крыльев или стенок шатров, ни волшебного звона, треска или шуршания, которые порой сопровождают колдовские исчезновения.       Она не сразу решилась открыть глаза; по правде говоря, у неё это просто не получалось — боль от раны на руке была такой сильной, что терпеть её можно было только крепко-накрепко зажмурившись. Когда Тилли наконец разлепила веки, по щекам её заструились слёзы. Кожу защипало, и Тилли часто заморгала, привыкая к этому ощущению и к темноте вокруг себя.       Вокруг валялись балки, стропила, вёдра, куски камней, брёвна и даже строительные инструменты, большинство из которых не имели никаких железных деталей. Пахло пылью, известью и сухой древесиной: не очень приятно, но хотя бы терпимо. Тилли попыталась встать и тотчас же заскулила от боли: проклятая рука отозвалась резкой болью и, кажется, из раны снова пошла кровь. Если так пойдёт дальше, то она вряд ли доживёт до рассвета… Нужно было поскорее найти Кейтилин, пока не стало слишком поздно. Многоглазый придурок потребовал от Тилли не шевелиться, но чёрта с два она станет его сейчас слушать: в отличие от действительно добродушного фенодири, бендит эр-мамай были хитрыми и непредсказуемыми, и Тилли не хотела доверять тому, кто необоснованно добр к ней. Хватит, уже напоролась на доброту феи и потеряла Кейтилин, больше она такой ошибки не повторит. Вот только как встать-то сейчас? Тилли со стоном упала на колени и в темноте случайно оперлась здоровой рукой на маленький камушек. Боль была слабая, однако она сильно подкосила девочку, и та едва не рухнула лицом в пыльную землю. Тилли пришлось изрядно напрячься, чтобы удержать тело в том положении, в котором она сейчас находилась. Удалось. Теперь надо бы потихонечку, осторожно, вот так, подползаем к ведру, опираемся только на одну руку, пока хорошо, так… Вдруг раздался скрип, и Тилли едва не прилетело по носу от открывшейся двери. Она крепко схватилась за деревянное ведро: оно-то и помогло ей не упасть на землю. Раздался незнакомый мужской голос, высокий и мелодичный:       — Кто здесь?       Тилли нервно сглотнула: меньше всего на свете ей хотелось быть сейчас замеченной. В чём лживая Магга и была права, так это в том, что ярмарка — место небезопасное, и кто знает, какая мерзкая людоедская фея сейчас могла её обнаружить…       К её несчастью, зашедшая в амбар фея догадалась посмотреть за дверь, которая перекрывала ей часть складского пространства, и испуганные глаза девочки встретились с внимательным взглядом слегка светящихся в темноте зелёных глаз.       Эта фея выглядела почти как человек, за тем лишь исключением, что мочки ушей у него были чуть длиннее человеческих, а глаза умели сверкать в темноте. Тилли не могла разобрать ни цвета его волос, ни кожи, ни одежды, но она видела, что это весьма красивый юноша, ровесник её старшей сестры Жоанны (по крайней мере, на вид). У него во рту была короткая трубка с прямым мундштуком и круглой глубокой чашей. В отличие от трубки Томаса Рифмача, дым, шедший из неё, был ароматным, прозрачным и больше похожим на водяной пар; это создавало странное ощущение, и Тилли не могла не задастся вопросом, что же этот фея курит такое, от чего идёт этот странный дым.       — О, человеческое дитя, — с лёгким удивлением в голосе произнёс незнакомец. Тилли нервозно думала, как бы ей отползти назад и при этом не потревожить раненую руку. Проклятье, ей совсем некуда деваться из этого амбара… — Прячешься от Бурокрыса? Что ж, похвально: я не знаю детей, которым удавалось от него убежать. Ты первая.       Он наклонился к Тилли, рассматривая её внимательным немигающим взглядом, слегка лукавым и дружелюбным. Его глаза производили невероятное впечатление на измученную Тилли: вместо того, чтобы убегать, кричать или спасаться каким-нибудь ещё способом, она сидела на месте, не шелохнувшись и даже не мигая. Она никак не могла противиться волшебному взгляду незнакомой феи, хотя умом прекрасно понимала, что это ловушка и ей нужно срочно спасаться. Ну или хотя бы отвести взгляд в другую сторону.       «Прекрати, идиотка! — мысленно ругала она себя. — Как же ты не понимаешь, что это магия! У тебя же раньше так хорошо получалось противиться ей, почему сейчас ты сидишь, как полная дура, и ничего не делаешь?! Ещё слюни изо рта пусти, а то ведь недостаточно убогой выглядишь!».       Но, как Тилли ни старалась себя заставить, она не могла отвести глаз от веснушчатого лица юноши. Вероятно, нечто подобное чувствуют толстые кролики, когда смотрят в глаза водяному дракону и покорно следуют прямо в пасть к чудовищу: и вроде понимаешь, что нужно срочно спасаться, вести себя по-другому, убегать подальше, а — не получается. Всё равно продолжаешь покорно сидеть и ждать своей неминуемой смерти. Хотя смерти ли?       Незнакомец слегка усмехнулся и взял дрожащую, заворожённую Тилли за подбородок. Она не сопротивлялась ему, хотя душа девочки изо всех сил пыталась её остановить и приказывала ей дать по наглой роже улыбчивому негодяю. Он же тем временем провёл большим пальцем по окровавленной щеке Тилли и слегка коснулся уголка её губ. Внимательный и немигающий взгляд феи стал оценивающим; внутри его трубки на мгновение вспыхнуло жёлтое пламя.       — Ещё совсем юна, — произнёс он скорее задумчиво, чем разочарованно; будь Тилли в силах, непременно бы икнула и попыталась отдёрнуться от странного незнакомца. — Полагаю, ты работаешь на одной из человеческих фабрик? Бедная девочка. Тяжёлый труд всегда мешает юным девам становиться женщинами.       — А наглый взгляд и плохие манеры мешают фее прожить долгую и счастливую жизнь!       Неожиданное вмешательство вывело Тилли из состояния оцепенения. Она моргнула и тотчас же почувствовала боль, идущую от раненой руки (которую, кстати, не ощущала, пока находилась под властью волшебного взгляда). Девочка вновь могла слышать приглушенный шум голосов, смех и музыку, идущих откуда-то снаружи, неприятный запах пыли и древесины; предметы вокруг вновь стали твёрдыми и настоящими, а ощущение сна и зачарованности пропало без следа.       А вот юноша никуда не пропал. Он стоял на месте, как и мгновение назад, просто теперь всё внимание девочки не было приковано только к нему и его странному взгляду, ласковому и такому цепкому, как у охотящегося кота. Незнакомец обернулся, чтобы рассмотреть того, кто его остановил, однако он мог этого не делать: маленькая человеческая фигурка уже оказалась рядом с ними, и Тилли безошибочно узнала в ней коварного лепрекона, забравшего волосы Кейтилин в качестве платы за спасение.       Ох, час от часу не легче. Не хватало ещё от этого негодяя спасаться…       — Проваливай отсюда, ганконер, — решительно и сердито сказал лепрекон, доставая из многочисленных карманов своего драного старого пальтишки кожаный синий мешочек. — Эта малышка слишком юна для тебя и твоего колдовства. К тому же у меня к ней есть одна пустяковая просьба, и уж тебе ли не знать, как сильно дедушка Луран расстраивается, когда обижают его маленьких человеческих друзей.       «Друзей? — язвительно подумала Тилли; силы уже почти полностью покинули девочку, однако у неё всё ещё получалось отпускать злые шутки, пусть даже и мысленно. — Уж скорее говори должников!».       Хотя, на самом деле, Тилли была даже рада такому неожиданному спасению, к каким бы неприятным последствиям оно бы ни привело. Конечно, лепреконы к добру никогда не появляются, но после зубов дуэргара, страшных гвитлеонов, исполненных жгучей ненависти спригганов и коварных хюльдр идея быть вечным должником маленького рыжего человечка не казалась Тилли такой уж плохой: могло бы быть и хуже, в конце концов.       К тому же девочка слышала о ганконерах раньше; и хотя ей представлялось, что эти феи охотятся только на взрослых девушек (ну, хотя бы достигших возраста на выданье), ей становилось нехорошо от мысли, что она бы могла пасть жертвой ласкового любовника, как их называют в народе. Хотя что в них такого ласкового, решительно непонятно: людей они, кажется, не ели, и кровь у детей не выпивали, но разве доведение девиц до любовной тоски, печали и смерти не делает их жуткими и опасными чудовищами?       Ох, как хорошо, что лепрекон успел вовремя!       — Ты прав, дедушка Луран Хранильник, — почтительно ответил ганконер, и всё-таки Тилли не могла не заметить внимательного оценивающего взгляда, которым он пробежался по её лицу и фигуре. — Было бы непочтительно с моей стороны вредить тебе, хотя я, право слово, не планировал этого делать.       — Ещё бы ты хотел мне навредить, — хмыкнул лепрекон. Он встал между Тилли и ганконером и решительно отталкивал его от девочки. Выглядело это, наверное, очень смешно, и Тилли бы даже улыбнулась, будь она в состоянии и не так напугана. — Давай, давай, пошёл прочь, дружок. Там Вапити Стури взяла боуран и хвалится, что она со своей подружкой нынешней ночью околдовали целую шайку разбойников — ты же не оставишь это просто так? Тидди-Ман, между прочим, хвалит её игру и даже…       — Шайку разбойников, подумаешь тоже! — высокомерно фыркнул ганконер, хотя Тилли даже сквозь боль видела, как сильно он был раздосадован словами Лурана. — Невелика честь — соблазнить тех, кого и соблазнять-то не нужно! Нет ничего достойного в том, чтобы зачаровать мужчину: раздвинул ноги пошире — вот и всё колдовство! К тому же она совсем не знает, как нужно обращаться с боураном, просто скребётся по нему пальцами, как кошка под дверью. Ну ничего, я покажу добрым соседям, что такое настоящая музыка!       — Вот, правильно, иди-иди, — поддержал раздражённого собеседника Луран Хранильник, тщательно перебирая содержимое своего синего кожаного мешочка. Ганконер уже стоял возле самого выхода, когда он обернулся напоследок в сторону Тилли. Столкнувшись со взглядом феи, Тилли вновь испытала то странное чувство полной зачарованности и почти полной потери связи с настоящим миром; хотя на сей раз девочка понимала, где находится и что с ней происходит, она всё равно немного теряла голову от этих выразительных зелёных глаз.       Тилли было страшно представить, что же происходит со взрослыми девушками, когда они попадают под чары ганконера.       — Все юные девы когда-нибудь вырастают, — произнёс ганконер. — Ты тоже вырастешь, и тогда жди меня, о, девочка-глазач!       — Да иди ты к чёрту, — выдавила из себя наконец Тилли. Ганконер легко улыбнулся, затем проворно нырнул в дверь и был таков.       — А симпатичный парень, да? — хихикнул Луран Хранильник; в руке он держал несколько длинных золотых волос. — Будь аккуратнее, милая: ганконеры забывчивы, но их легко спутать с людьми, а колдовство их хоть и не столь могущественно, как у меня или спригганов, но зато действует даже на глазачей. Он ведь и тебе понравился, правда, малышка?       — Ничего он мне не понравился, — сквозь зубы прорычала Тилли. Её смутили слова лепрекона и рассердила его внимательность, а ещё вновь дала о себе знать боль в раненой руке. Причём так ощутимо, что девочка даже всхлипнула: проклятье, и что только делать с этой напастью!       — Ну же, не сердись на старого лепрекона. Поживёшь с моё, и тогда ты тоже разучишься говорить не загадками да обидными поддёвками. Впрочем, будет: тебе, я вижу, нужна помощь, и, к твоему счастью, я могу эту помощь тебе предоставить.       С этим словами лепрекон сжал золотые волосы в грязных узловатых пальцах с крупным деревянным кольцом и, что-то бормоча и пришёптывая себе под нос, бросил их на рану, затем три раза щёлкнул каблучками драных старинных туфелек с пряжкой и перепрыгнул через голову задом наперёд. То, что произошло дальше, Тилли не могла описать словами: она видела, как уроненные им волосы вспыхнули в темноте амбара и легли прямо на кровавую рану девочки. Тотчас же на этом месте начала вырастать кожа, как будто бы некий портной ткал её прямо по мясу золотыми нитками, и уже через пару мгновений от жуткой раны с торчащими из-под мяса костями не осталось и следа. Не поверив своим глазам, Тилли слегка пошевелила пальцами — и, о чудо, они двигались так же свободно, как и вчера. Правда, когда Тилли подняла вылеченную руку в воздух, у неё появились странные и ничем не объяснимые ощущения: как будто бы рука полностью лишилась своего веса и теперь её невозможно контролировать. Возможно, Тилли это просто чудится, ведь буквально мгновение назад она едва не умирала от боли… Однако это также может значить и то, что коварный лепрекон что-то намудрил со своим заклятием, намеренно или нет.       Надо бы проверить.       Луран Хранильник словно предсказал поведение Тилли и ловко отклонился от неуклюже протянутой к нему грязной ладони. Вообще-то девочка была уверена, что двигалась быстро, однако же лепрекон с такой лёгкостью увернулся от её нападения, что Тилли усомнилась в своей способности атаковать стремительно и неожиданно. Чёрт возьми, а ведь от этого будет зависеть её жизнь в ближайшее время…       — Эгегей, какая ты хитрая девочка! — с невероятным удовольствием произнёс Луран Хранильник. — Но лепрекона так просто не поймать, в особенности дедушку Лурана. Не было пока ни одного человека, кому довелось бы схватить меня и узнать, где я храню свой горшочек с золотом. Потому меня и прозвали — Луран Хранильник! Но довольно обо мне, вижу, что с твоей рукой всё в порядке. Это хорошо, ведь ты могла легко умереть от такой раны. Не бойся, если чувствуешь её слабость или излишнюю лёгкость: это скоро пройдёт, просто ты уже привыкла чувствовать невыносимую боль. Такое у всех бывает, а особенно — у тяжелораненых, дорогая моя.       — Боюсь представить, какую плату ты за это попросишь, — мрачно произнесла Тилли, рассматривая целую и здоровую руку. Даже узор на пальчиках сохранился, ну надо же. Хотя дуэргар ей вроде пальцы и не грыз…       — Ты бы предпочла, чтобы я вернул тебе рану на место? — лукаво спросил лепрекон, и Тилли крепко стиснула зубы: подлец, знает, на чём её подловить! Хотя она и попросит, если он вдруг потребует что-нибудь совсем невозможное, вроде глаз матери или жизни Жоанны. — Не беспокойся об этом, я попрошу не платы: меня полностью устраивает та, которую вы с твоей подружкой даёте мне. Видишь, как пригодились её золотые волосы! О, нет, ты больше ничего не можешь мне дать; я всего лишь продлю срок вашей платы.       — На сколько? — спросила встревоженная Тилли. Луран Хранильник искоса и как будто бы кокетливо посмотрел на неё, сверкнул глазами и с неуместной загадочностью произнёс:       — Ещё раз на четыре года, три месяца и две недели. Не волнуйся, маленькая Тилли, Луран Хранильник не бесчестен: он не берёт больше, чем вы сможете дать. Да и как бы у меня это получилось, интересно знать! Ни один сборщик налогов не так глуп, чтобы требовать клад с сокровищами от бедняка: это попросту лишено здравого смысла.       Тилли раздражало, как витиевато разговаривает лепрекон. Но ещё больше её раздражало в этот момент то, что она не понимала, когда же он оставит несчастную Кейтилин в покое. Она и так уже будет взрослой, а если добавить ещё четыре года… это что, она старухой уже совсем будет, что ли? Проклятье, и на какую муку Тилли обрекла свою подругу!       — Только сейчас ты у неё волосы не заберёшь, — мрачно произнесла девочка, бессильно стараясь посчитать, сколько же лет исполнится Кейтилин, когда лепрекон оставит в покое её чудесные золотые волосы. — Она у Желтобородого Твида и Рыжей Магги, и я сейчас шла, чтобы её спасти. Так что, добрый сосед…       — О, да неужели!       И с этими словами лепрекон театрально протянул маленькую деревянную шкатулку с неразборчивым узором на крышке. Она не выглядела волшебной или особенной, однако от одного лишь её вида у Тилли по всему телу пошли мурашки: девочка почти слышала, как из самого нутра шкатулки доносятся плач и крики, почти видела, как она трясётся, как вокруг неё, подобно зловонному дыму от фабричной трубы, клубится золотистая и странная магия, не похожая на ту, которую используют феи — более грубая, более топорная, более зримая.       Это была необыкновенная шкатулка, необыкновенная и страшная. И самое страшное в ней было то, что Тилли, кажется, знала, кто находится внутри её.       — Не бойся, человеческое дитя, возьми её, — услужливо произнёс Луран Хранильник. Его глаза хитрые глаза сверкали, подобно блуждающим огням на болотах. — Я выкрал твою подругу, когда Желтобородый Твид вышел из своего шатра. Он неплохой колдун, однако это колдовство не его: он всего лишь использовал магию, украденную у одной старой ведьмы. Он собиратель волшебства, а не тот, кто умеет его создавать; это не так уж плохо, но, к его несчастью, я за всю свою жизнь собрал значительно больше…       — Открой шкатулку, — негромко приказала Тилли. Она почти наверняка знала, что она увидит, но не хотела абсолютно убедиться в этом и не допустить обмана со стороны старого и коварного Лурана. — Докажи, что это она… что это Кейтилин.       Луран Хранильник с небольшой задержкой улыбнулся. Вероятно, он не ждал такой просьбы от глупой напуганной девочки… но и не был ею обескуражен.       — Ты хочешь убедиться в этом? — с наигранным недоумением спросил он, даже не пытаясь скрыть своего веселья. — Хорошо, смотри же, Тилли из Гант-Дорвена, внимательно смотри!       И с этими словами лепрекон изящно открыл крышку шкатулки, придерживая её двумя пальцами. Тилли нервно выдохнула: ей казалось, она была готова к тому, что ей предстоит увидеть, и она не ожидала, что вид превращённой в розовый шип Кейтилин её так… заденет.       Нет, не то слово. Но ей было больно, очень больно.       — Кейтилин, — тихонько произнесла Тилли, неосознанно протягивая руку к шкатулке. Конечно, девочка понимала, что от её слёз или прикосновений заклятие не пропадёт; но Тилли раньше не приходилось видеть превращённых в какую-либо вещь людей, и у неё всё ещё не укладывалось в голове, как она может одновременно видеть и Кейтилин, и маленький розовый шип, сиротливо лежащий в шкатулке с глубокими стенками. Может быть, ей теперь удастся коснуться Кейтилин без последствий…       Нет, она не почувствовала человеческой кожи. В её пальцах оказался только лишь маленький розовый шип.       — Люди, люди, люди, люди, — покачал головой Луран Хранильник; в этот раз даже не издевательски или наигранно. — Твои глаза помогают тебе выживать, маленькая Тилли, но всё же не полагайся на них полностью. Иногда шип — это просто шип, и ты лишь создашь себе кучу проблем, если будешь видеть в нём что-то помимо его облика. Положи его на место, и я дам тебе эту шкатулку.       Тилли недоверчиво посмотрела на лепрекона.       — Какого чёрта ты это делаешь? — спросила она прямо. — Чего ты хочешь добиться, добрый сосед?       — Я всего лишь хочу забрать свою плату, только и всего, — беззаботно ответил Луран Хранильник, не заметив (или просто проигнорировав) грубость девочки. — Я же не могу забрать волосы у розового шипа, правильно?       — Я положу её себе в карман, — решительно сказала Тилли. Она сжала в кулак руку с заколдованной Кейтилин. — Спасибо, добрый сосед, за помощь, но я не возьму эту штуку.       — Как скажешь, — Луран Хранильник с громким хлопком закрыл шкатулку и одним движением запихнул её в нагрудный карман пальто. — Главное, не потеряй, пока будете идти к хэг Кальях Варе.       — К какой ещё хэг? — насторожилась Тилли. — Добрый сосед, что ты хочешь этим сказать?       — Ну, ты же не оставишь Кейтилин в таком состоянии? Тебе нужно снять с неё заклятие, а для этого тебе придётся обратиться к тому, кто владеет таким колдовством. Дети Миртовой феи тебе с этим не помогут, к фир-дарригам ты не обратишься, к спригганам — тоже не имеет смысла. Из всех детей Паучьего Короля только хэги способны снять с Кейтилин колдовство: они хорошо знают, как брать человеческий облик и как возвращать его людям. Я знаю, ты не хочешь принимать мою помощь, — добавил он, увидев, как меняется выражение лица Тилли, — но тебе придётся это сделать. Подумай хорошенько, Тилли из Гант-Дорвена: кто ещё сможет спасти твою Кейтилин?       Тилли молчала. Ей ужасно не нравилось происходящее, не нравилась навязчивая и обременяющая помощь Лурана Хранильника, она чувствовала себя виноватой, что обрекает Кейтилин ещё на четыре года страданий; и это всё потому, что Тилли полная дура — надо же быть такой невнимательной и пропустить самую настоящую угрозу для них! Теперь, по её милости, Кейтилин превращена в розовый шип, она принимает помощь от зловещего лепрекона, а ещё он предлагает обратиться к хэг, страшной карге, настоящей ведьме, только от рода фей!       А ещё Имбирь из-за неё умер. Проклятье, ну почему всё так происходит, почему б ей просто не сдохнуть?       — Никто в здравом уме не просит помощи у хэгов, добрый сосед, — хрипло произнесла Тилли.       — Никто в здравом уме не оказывается в мире фей, маленький глазач, — мудро заметил Луран Хранильник. Несмотря на свой небольшой рост, он как-то умудрялся смотреть на девочку сверху вниз, как взрослый человек. — Здравый ум — изобретение людей; оно не свойственно миру фей, и ты сейчас не в том положении, чтобы пользоваться этим несомненным оружием твоего рода. Ты ведь даже не представляешь, куда ты денешься, если откажешься от помощи старого лепрекона, ведь правда?       Да, это было правдой: Тилли не знала, куда ей идти дальше и у кого просить помощи. Тилли крепко сжала зубы: Луран Хранильник не оставлял ей выбора.       — Да, ты прав, добрый сосед, — ответила она подавленно и зло, хмуря брови и опуская взгляд на тёмную землю. — Мне действительно некуда идти и не у кого просить помощи.       Луран Хранильник улыбнулся, и было в этой улыбке нечто такое, что заставляло Тилли страдать ещё сильнее.       — Что же, тут ты безусловно права, Тилли из Гант-Дорвена, — довольно произнёс он. Лепрекон сделал шаг в сторону Тилли и, встав на цыпочки, заговорил вполголоса: — Тогда слушай меня внимательно, дитя: Кальях Варе в этот раз приехала на ярмарку самолично, и это — твоя большая удача. Однако тебе не стоит подходить к ней напрямую: ты знаешь, что хэги плохо относятся к людям, и она может решить съесть тебя. Но её можно обмануть, и это не так уж сложно сделать: мы, феи, намного наивнее, чем хотим казаться, и чем сильнее фея, тем она наивнее. Так, Кальях Варе любит животных, это поможет тебе. Я дам тебе шкуру овцы, покрытую рыбьей чешуёй: это лишь отдалённо похоже на то, как выглядят кроу мара, но запах собьёт её с толку. Ты залезешь к ней в повозку — ты легко найдёшь её, она черна, как зимняя ночь, и покрыта льдом, — и начнёшь блеять. Она подумает, что ты — телёнок кроу мара, обрадуется и довезёт тебя до дома…       — Ага, а потом сожрёт с костьми за обман, — мрачно перебила Тилли.       — Может быть, и так. Но, чтобы этого не произошло, маленькая Тилли завернёт в шкуру камень и сунет в рот старухе Кальях Варе; а потом, когда старуха подавится им, попросит прощения и предложит свои услуги — в обмен на колдовство, разумеется. Хэги неопрятны и никогда не отказываются от помощи по дому, особенно если её предлагает девочка.       — Это мне известно, — нахмурилась Тилли. — Но с какой стати она будет мне помогать? Зачем ей снимать колдовство с Кейтилин?       И вновь на лице Лурана Хранильника появилась улыбка, широкая, добродушная и крайне отталкивающая:       — Поверь мне, дитя, она не откажется.       Тилли хмыкнула: ей неприятно было об этом думать, но почему-то она нисколько не сомневалась в этом.       Ох, Кейтилин, Кейтилин, бедная Кейтилин. Во что они только вляпались.       — Она ведь не заберёт душу Кейтилин себе? — спросила Тилли недоверчиво. — Не съест её, не примет облик, не сделает своей слугой?       — Ты недоверчива, девочка, — с заметным напряжением в голосе произнёс лепрекон. — Разве я стал бы предлагать помощь той, кто может забрать мою добычу? Я не настолько глуп, Тилли из Гант-Дорвена, и я сам беспокоюсь о том, чтобы ни один волос твоей златокудрой подруги не прошёл мимо моего кармана. Безусловно, Кальях Варе выдвинет свои требования, но ты их не бойся: они не сделают хуже ни тебе, ни Кейтилин…       — Ладно, довольно, я согласна! — резко перебила Лурана Хранильника Тилли. На самом деле она не была согласна, и выкрикнула это просто для того, чтобы сделать хоть что-нибудь. Иначе она просто утонет в размышлениях и так ни к чему и не придёт, а Кейтилин нужно спасать прямо сейчас. Ох, наверняка она снова творит несусветную глупость и сто раз об этом пожалеет… — Давай свою шкуру, пока не передумала.