"Реки и дороги Бен-Хедерина"

Тилли очень боялась, что они не успеют. Чем ближе они подходили к дому, тем резче и беспокойнее она торопила Кейтилин, оглядывалась по сторонам, всматривалась в окна: а вдруг Кальях Варе уже проснулась? Девочка, правда, слышала от матери, что, когда хэг сердятся, то погода сходит с ума: дует резкий злой ветер, валящий столетние деревья, начинает идти снег, появляются страшные феи ветра… Но ничего подобного не происходило, однако на душе от этого легче не становилось. Но всё-таки они успели прежде, чем проснулась Кальях Варе. Кейтилин ахнула, когда увидела вычищенный до блеска дом хэг, и Тилли замахнулась на неё, призывая вести себя тише. Правда, её и саму поразила необыкновенная чистота казавшейся до того свалкой избы: похоже, из благодарности мурианка собрала сородичей со всего света и заставила их работать. По полу можно ходить, не опасаясь наступить на что-нибудь гадкое и мерзкое! Трубы и посуда приобрели первоначальный цвет! А печка! Тилли и не думала, что она была украшена узором… Правда, что это за узор — искривлённые лица, кости, какие-то злые птицы… Лучше и не вглядываться, а то ещё высмотришь что-нибудь страшное. Ведь умеют же феи создавать такие узоры, которые предсказывают судьбу или смерть… Не успели девочки выдохнуть, как в углу загорелись бесцветные глаза Кальях Варе. Хотя нет, загораются глаза у кошек и некоторых злых фей и животных, эти же глаза… Тилли и Кейтилин не могли различить в темноте силуэт Кальях Варе (или хотя бы её лица), но они отчётливо видели её глаза — белёсые, словно покрытые пеной из-за болезни. Жуткие. — Ага, — проскрипел голос хэг. Она появилась перед девочками, судя по звуку, проползла на собственных волосах. — Так-так-так. И чего это троу отпустили тебя обратно, златовласая ты красавица? Тилли нервно посмотрела на подругу. Кейтилин растерялась, однако она продолжала твёрдо стоять перед страшной феей, как будто бы не испугавшись её вопроса и внезапного появления. — Я отпросилась, — спокойно ответила она. — Король не хотел меня отпускать, но я сказала, что хочу проститься с подругой, и пообещала, что после этой ночи я пойду вместе с ним. Кальях Варе сделала глубокий вдох, от которого её ноздри раздвинулись так широко, словно они могли занять весь нос целиком. Фигура хэг медленно вытянулась наверх, и Тилли подумала, что, наверное, эта фея не такая уж и низкорослая, просто она так сильно сутулится… Или она всё-таки перемещается на своих чудовищно длинных волосах? Голова, а вслед за нею и шея, и плечи и всё остальное тело Кальях Варе обогнули ровно стоящую Кейтилин. Нос хэг непрестанно дёргался, принюхиваясь и шмыгая, и Тилли испугалась, что сейчас ведьма вообще высморкается об Кейтилин. Похоже, этого боялась и сама Кейтилин — вот какая стоит, красная как рак. Кстати, чего она покраснела-то? Их же так рассекретят! — От тебя пахнет троу, — прошипела хэг, дёргая узкими и длинными ноздрями. — Но я слышу, что ты мне врёшь. — Да не врёт она, — вмешалась Тилли. Кальях Варе резко, по-вороньему, повернула к ней голову. — Вон, она мне цацки свои отдала, которые у троу забрала. Тилли протянула золотой браслет и пару монет, зажатых в руке. Глаза Кальях Варе расширились, и Тилли только сейчас поняла, в какую же, чёрт возьми, опасную ситуацию они сейчас попали. Ох, вот только бы Кальях Варе поверила ей… — Дай сюда! — Кальях Варе вырвала украшения из рук Тилли. Девочка прикусила губу: кажется, хэг её оцарапала своими длинными когтищами. Кальях Варе внимательно оглядела подарки троу, лежащие у неё в руках, обнюхала их, попробовала на зубок — так, как делают оценщики и ростовщики. Она, кажется, поняла, что это настоящее золото, но всё ещё выглядела очень подозрительной. — Откуда вы это взяли, дрянные девчонки? — Я же Вам уже сказала, — спокойно произнесла Кейтилин. Краска с её лица немного схлынула, и Тилли сжала кулаки, чтобы это хоть немного им помогло убедить старую фею. — Мне их дал король троу. А я отдала их Тилли, потому что не хочу уходить от неё совсем без подарков. — Спасибо тебе большое, — нарочито ласково ответила Тилли, и тут же Кейтилин обожгла её жгучим сердитым взглядом: как неискренне, неестественно звучали её слова! Да и сама Тилли пожалела, что вообще раскрыла рот. Кальях Варе, вероятно, хотела им что-то сказать, но в следующее мгновение произошло то, от чего у девочек враз похолодели сердца. Сложно было сказать, что вообще случилось, так как на первый взгляд не произошло никаких изменений. Просто… просто мир вокруг стал темнее, лишившись даже того унылого осеннего цвета, который делает всё окружающее печальным в своём ожидании зимы. Эта темнота не была похожа на ночную, скорее на то, как видят живой мир мертвецы — как будто бы в вечной предзимней стуже. На душе стало тоскливо и страшно, а звуки… за окном всегда так страшно задувал ветер или же он начался только сейчас? Кальях Варе замерла на месте, затем резким, спонтанным движением перебралась к окну, чертыхнулась и выпалила: — Проклятье, уже наступило время! Как долго я спала! Ладно, ничего, осталось совсем немного… Кейтилин вопросительно взглянула на ставшую бесцветной Тилли. Она молча спрашивала её: «Тилли, что происходит?». Да чтоб она знала. Хотя на самом деле Тилли догадывалась… но предпочитала об этом не думать. Не сейчас. Пусть лучше старая карга что-нибудь скажет, чтобы было понятно, правильны ли тиллины догадки или же всё не так плохо. — А ну что застыли! — рявкнула фея. Она юркнула к печке, успела зажечь огонь, который тут же вспыхнула бесцветным пламенем и закрыла затворку. — Работы для вас, что ли, мало? Тащите всю еду из погреба, гости есть хотят! Да только смотрите: коли кусочек, коли семечко малое пропадёт — вас в качестве блюда подам! — Хорошо-хорошо, хозяйка, — торопливо заговорила Тилли, толкая плечом растерявшуюся Кейтилин. — Ничего у тебя не пропадёт, слово даю! Всё-таки она была права, и всё действительно очень плохо. Хотя и не настолько, чтобы нельзя было никак выжить. В чистом вымытом домике погреб нашёлся почти сразу; и вот девочки вдвоём подняли тяжёлый люк, спустились вниз по очищенной от паутины лестнице (даже тут мурианы убрались, какие молодцы!), и при виде убранства погреба одновременно ахнули — Тилли от отвращения, Кейтилин от восхищения. Глазам Тилли предстала отвратительнейшая картина: куча разных трупов — птичьих, животных, людских, каких-то гадов и букашек, разной степени разложения (некоторые, к ужасу девочки, производили впечатление свежих). Отдельно лежали внутренности и кости, куски туш — словом, убранство это более подходило для домика гвитлеонов, чем для избушки фейской колдуньи. Однако также Тилли видела роскошные блюда — свежие, горячие, как будто только что из печки вынутые. Каких только явств тут не было! И пироги, и жаркое, и туша на вертеле, всякие крупы, сладкое, свежие овощи, фрукты! Даже пирожные! Под них, кстати, были заколдованы чьи-то глазные яблоки. — Не вздумай это есть, — сквозь зубы бросила Тилли судорожно облизывающей губы Кейтилин. — И разговаривать ни с кем не пробуй. Вообще рот по возможности не открывай, так будет безопаснее. Кейтилин не стала спрашивать, почему, а просто кивнула. Это немного успокоило Тилли: значит, всё-таки златовласка учится на своих ошибках. Это хорошо. Может быть, в беду не попадёт… Ох, да о чём она говорит, они сами уже в беде по самую маковку. Девочки покорно поднимали ужасающие кушанья наверх, стараясь ничего не уронить и не рассыпать. Кейтилин стояла внизу и передавала очередное тяжёлое блюдо Тилли, та вместе с ним поднималась по лестнице, доносила до непонятно откуда взявшегося стола на десять гостей и ставила, не глядя, куда. Кальях Варе тем временем крутилась у котла, что-то бросая в него и бормоча; пару раз она подползала к столу, хватала с него немытыми руками часть какого-нибудь тела и бросала в котёл. Тилли не сразу это поняла, но котёл находился отдельно от печки, пусть и рядом с ней; он висел в воздухе и даже крутился, хотя девочке было сложно представить, чтобы такая здоровенная дура могла двигаться самостоятельно. Разве что катиться с горки… А вокруг становилось всё темнее и страннее. Вот уже девочки двигались медленнее, как во сне, хотя они и старались ускориться до прибытия гостей; вот уже домик хэг казался не просто бесцветным, а как будто даже чёрно-белым — вернее, не чёрно-белым, а как если бы контуры предметов и изображений выглядели значительно чётче, выделяясь на светлом фоне. Это напоминало рисунок или состояние перед обмороком; Тилли не могла сразу найти определение происходящему, но когда нашла, очень была довольна собой. Рисунок, да. Только очень жизнеподобный рисунок, неотличимый от настоящего. Но с такими же жирными чёткими линиями, очерчивающими руки, посуду, еду и даже лёгкую изморось на окнах. И только Кальях Варе оставалась тёмным бесформенным пятном, беспорядочно передвигавшимся то туда, то сюда. — Чего вы там копаетесь, клуши! — сердито закричала она на Тилли, ставящую очередной поднос на стол. — Вы ещё долго там будете возиться?! — Да всё в порядке, хозяюшка, уже всё почти, — почти спокойно ответила Тилли: ей было не привыкать к оскорблениям, но она сильно волновалась перед тем, что должно было случиться. Мама рассказывала ей сказку про слуг дочерей Кайлех. Это была только сказка, не рассказ о том, как себя надо вести при встрече с ними (такие истории, конечно, Тилли слышала намного чаще, ведь это бы помогло ей в дальнейшем выжить), однако все понимали, что они существуют на самом деле. Наклави, дух ночи, страшный всадник, сросшийся с лошадью — без кожи, без глаз и без сострадания к встреченному; гластин, дух воды, обычно соблазнитель девушек, утаскивающий их в воду — как келпи, только в получеловеческом, полу-лошадином виде; и кернунн — когда-то сильное божество, а теперь дух зверей и растений, обычно спящий или сидящий неподвижно где-то в центре всех лесов. Два раза в год одна сестра передаёт другой управление этими слугами; говорят, что дочерей Кайлех так много, что ни одна из них не управляла этими слугами более одного раза. — Но я в это не верю, — говорила мама, и у Тилли пробегал по спине холодок от её голоса. — Не так уж много у старухи Кайлех дочерей. Одна отвечает за град, другая за снег, третья за морозы… Как много их может быть? Это же не пикси. Скорее всего, Кальях Варе ждёт своих слуг. Ох, ну и попали же они с Кейтилин! Хотя, конечно, вряд ли эти чудовища сделают что-нибудь в присутствии своей хозяйки… но мало ли что там в голову этой чокнутой придёт. А если она решит покарать за обман? Остаётся надеяться, что Килох Вайре сдержит слово и придёт как можно скорее. Наконец последнее блюдо поставлено на стол. Тилли протянула было руку выбиравшейся из подвала Кейтилин, но вовремя убрала и виноватым колючим взглядом взглянула на подругу. Выползая наверх, Кейтилин улыбнулась — совсем не натужно, легко и естественно. Думает, что всё будет в порядке? Глупая, не улыбаться надо, а плакать и прятаться куда подальше. Хотелось бы Тилли оставаться такой же спокойной, как Кейтилин. Но она-то знает, что будет дальше, какое уж после этого спокойствие-то? — Приехали! — ликующе воскликнула Кальях Варе. — Пошевеливайтесь живее, неповоротливые кобылы, они приехали! Это Тилли и Кейтилин заметили сами: за несколько мгновений мир вспыхнул кроваво-красным цветом, перешедшим в ослепительно-белую вспышку, а затем наступила глубокая чёрная ночь, разбавленная только лишь огнём из-под котла Кальях Варе. Кейтилин судорожно вцепилась в Тилли; да и сама Тилли ужасно испугалась произошедшего — в первый момент ей даже почудилось, что наступило светопреставление. И, проклятье, куда они должны пошевеливаться? Что им делать-то?! — Здравствуйте, здравствуйте, дорогие гости! Проходите, не стойте на пороге, всё уже давным-давно готово! Из-за волшебного костра темнота становилась ещё гуще, и Тилли не могла распознать фигуры пришедших в гости к Кальях Варе существ. Наверное, это было к лучшему: из маминых рассказов она знала, что нукелави лишён кожи и глаз, что гластин в истинном облике покрыт чешуёй, а в рогах кернунна запутались птицы и животные… Но уши девочек отчётливо слышали топот копыт; даже не топот, никто из гостей не гарцевал, скорее медленное такое «Цок… цок… цок…». Тилли на всякий случай склонила голову в нервном и почтительном жесте. Кейтилин спохватилась и последовала примеру подруги. — Садитесь за стол, хорошие, дорогие! Вы небось с дороги устали, проголодались… Смелите мою пшеницу, да поскорее! «Главное не поднимать головы, — напряжённо думала Тилли. — Надо не поднимать головы…». Цоконье копыт сменилось глухими звуками передвигаемой посуды и мерзкого, противного чавканья. Вдвойне мерзкого от того, что Тилли прекрасно помнила, что в той бочке лежало вместо пшеницы — и, честно говоря, ей и сейчас сложно было удерживать рвотные позывы, а уж видеть, как уродливые хари трескают за обе щеки человеческие ногти… Бр-р-р! Трапеза тянулась медленно. У Тилли заболела шея, пару раз Кейтилин неудачно задевала подругу локтём, но все обходилось: ожогов не оставалось, только платье слегка подпалилось в этих местах. Чавканье не прекращалось ни на секунду: порой казалось, что гости уже и посуду начали есть — иначе чем объяснить эти странные трещащие звуки?.. Но главное, что это просто продолжалось долго, слишком долго. Под конец Тилли была даже готова упасть от усталости, и лишь голос Кальях Варе вернул её к жизни: — А теперь, верные мои слуги, сердечные други, выжмите масло из этих врунишек, что говорили, будто бы они шли к королю троу! Сердце Тилли ёкнуло вниз. Прежде, чем она успела сообразить, что происходит и в какой опасности они сейчас находятся, Кейтилин прокричала: — Вы не посмеете! Мы вас не обманули! И пинком ноги опрокинула летавший над землёй котёл. Огонь вспыхнул с невероятной силой; раздались чудовищные, нечеловеческие крики, причиняющие почти физическую боль ушам. Тилли даже не смогла их закрыть, настолько сильно выбили её из колеи эти звуки: как будто бы одновременно взвыли души мёртвых, заорали лесные твари и вода пробилась сквозь стену мощным потоком. Сквозь боли и слёзы Тилли повернулась к Кейтилин: та почти повалилась на пол от раздирающих душу (и, судя по ощущениям, тело) криков. Не понимая, что делает, Тилли схватила Кейтилин и дёрнула вверх, крича (или, напротив, беззвучно сипя) ей прямо в лицо: — Бежим, прямо сейчас! Им повезло. Тилли плохо запомнила момент спасения: вроде они бежали… Кальях Варе тянула руки, из которых вырывалось тёмное пламя… На полу валялись и извивались три страшных лошади — красная, белая и чёрная… Из-под красной вдруг высунулась рука с остатками мяса, полностью лишённая кожи и пытается схватить девчонок за ноги… Весь пол в какой-то вязкой зелёной жиже… Что же было потом? Грозный крик: «Ах, значит вот как ты встречаешь приход зимы, сестрица!» — и появляется свет, от которого кони начинают кричать ещё страшней… Тилли кидается к этому свету, кубарем катится по земле — и вот она тут. Вместе с грязной от головы до пят Кейтилин. Кажется, было что-то ещё, по крайней мере Тилли казалось, будто она видела, как здоровенный камень с синими глазами сносит полстены… Нет, всё, точно, вспоминать это нельзя. — Где мы? — беззвучно спросила Кейтилин, но даже слабо шевелящиеся губы девочки причиняли ушам Тилли мучительную боль: для неё слова Кейтилин звучали криком — тем самым, от которого они только сейчас лихорадочно убегали. Где они? Да чёрт его знает. Дождь и крупные снежные градины бьют прямо в лицо, ветер — не воет, но иногда бьёт сильными перехлёстами прямо в лицо. Тьма не кромешная, видно лес вокруг, камни… А дороги не видно — видно, сошли, когда бежали. Но всё равно ужасно темно — и дождь, да прям в рожу! — Не знаю, — так же беззвучно ответила Тилли. — Бежим дальше, вдруг ещё нагонят… сволочи. Откуда-то изнутри, где ещё оставалось тепло, не пробитое дождём и снегом, билась хрупкая тёплая уверенность, будто бы она знала, куда идти. Вернее, не знала… ощущала. Тилли почти бежала впереди, продираясь сквозь лысый кустарник, завалы деревьев, сталкиваясь лицом к лицу с холодным колючим ветром; где-то позади быстро перебирала ножками Кейтилин, едва нагоняя подругу. А Тилли — Тилли в самом деле чувствовала в себе перемены: откуда-то взялась сила и энергия, которых не было ещё в избушке Кальях Варе, нечто, похожее на звериное чутьё. Девочка лихо, как горная лань, спрыгнула по камням по склону вниз; она оказалась на дне оврага. Она увидела поваленные деревья, два ствола из которых создавали некое подобие крыши, и, обрадовавшись своей находке, закричала: — Кейтилин! Кейтилин, иди сюда! — Я не дойду! — было ей ответом. — Тилли, здесь скользко, я не спущусь. Тилли в раздражении повернулась на источник крика. Кейтилин неуверенно стояла наверху, неловко переминаясь с ноги на ногу — не то от холода, не то от страха перед крутым скользким оврагом. «А ведь она и в самом деле может не спуститься». — Попробуй по камням, — крикнула Тилли, подходя ближе к подруге. — Вот тут. Я тебя ловлю, если что. — Успокоила ты меня, — раздражённо-саркастически раздался голос Кейтилин. Но, тем не менее, она осторожно хваталась за камни и старалась аккуратно ставить ноги. Когда она спустилась на середину оврага, стопа Кейтилин по ошибке опустилась на корень и соскользнула вниз; девочка с криком полетела вниз. Тилли бросилась к падающей Кейтилин, распахивая объятия, но это совершенно не помогло — Кейтилин рухнула на подругу, едва не сбив её с ног и уцепившись за плечи и грудь. — Ай, коза, ты чего делаешь! — сердито вскрикнула Тилли, не думая отталкнув Кейтилин и тут же дёрнувшись от ей слабого вскрика. — Ой, чёрт, прости… — Ничего, — сквозь слёзы ответила Кейтилин, отцепляясь от Тилли и взмахивая обожжёнными руками. — Поседею я так с тобой раньше срока! — На тебе не видно будет, — добродушно огрызнулась Тилли, оглядываясь по сторонам. — Наорали мы тут, конечно… Пошли сюда, здесь хоть укрыться можно. — А нас тут точно не найдут? — неуверенно спросила Кейтилин, критически оглядывая сваленные деревья. — В овраге… мне кажется, нас тут затопит! — Нас по дороге будут искать, — возразила Тилли. — Она же в столицу ведёт. Досидим до утра — вернёмся назад и продолжим путь. Кейтилин не стала напоминать, что Тилли не ответила ей на замечание про затопление. Под деревьями было мокро, в одном месте и вовсе находилась глубокая лужа. Тилли проверила её ногой — холодная, сволочь. Ох, сдохнут они тут, утром проснутся и разговаривать не смогут — все соплями затекут. Но с другой стороны, а что им сейчас делать? Под дождём, снегом, а ещё их, возможно, преследуют? Да точно преследуют, только теперь к ним всем ещё и Кальях Варе присоединится. Наверное. Внезапно навалилась смертельная усталость. Тело её вспомнило ощущение, когда Тилли в первый раз вышла на работу на фабрику: каждая частичка болит, каждый волосок, ноготочек… И чего там Кальях Варе от них надо было, что она сделать хотела? Ох, неважно, не сейчас, спать и только спать… — Тилли, только не говори, что ты сейчас прямо в эту лужу повалишься. «Да плевать», — хотелось ответить Тилли, но язык её едва ли мог шевелиться. Она упала на колени — и да, прямо в лужу, ту самую, ледяную. На плечо, мимо левого уха спадали тяжёлые капли; ай, к чёрту. Лучшего места они сейчас не найдут. — Ну Тилли!!! Ох, да что ж это такое… Давай хоть местами поменяемся! — Не надо, — буркнула Тилли, прежде чем она окончательно свалилась в тяжёлый, беспробудный сон. Кейтилин смотрела на подругу и качала головой. Конечно, Тилли невероятно устала, но надо же хоть немного думать и головой тоже! Она же так заболеет; впрочем, из-за дождя они и так обе страшно промокли, но спать в луже — это же совсем другое дело… Из-за ожогов пальцы девочки едва гнулись, однако ей удалось вытащить Тилли и посадить рядом с собой. Правда, для этого ей пришлось подвинуться, и прямо на то место, куда падали капли дождя, но — это же не так страшно, верно? А так они хотя бы в воде спать не будут… Ох, что ж напасти-то их преследуют постоянно. «Ничего, — думала Кейтилин, закрывая глаза и тоже погружаясь в сон, — главное, что мы выжили. В очередной раз — выжили». *** Погода, разбуженная склокой хэг зимних ветров Кайлех Варе и хэг ноябрьского дождя Килох Варе, бушевала; далеко, из самого сердца Гант-Дорвенского леса, обители Паучьего Короля, выезжали Сонмы Ансиили, криками своими пугая всё живое и неживое, что произрастало на земле древнего леса. Впервые за долгие годы у Них была цель.