Вечный август

      Морозный воздух пахнет снегом.       Свежо, остро.       Жемчужинами капли блестят — на лисьем мехе, на светлых волосах.       На длинных ресницах.       — Тетушка!       Голос, как колокольчик, звенит.       — Тетушка, поглядите, кого я… Ой…       Еще сильней румянец вспыхнул. Словно спелое яблоко. Залил щеки, уши и шею — тонкую, как лепесток. Потерялся в мехе.       — Ой…       Солнечный луч скользнул по черному атласу. И сломался.       — Клара! Ах ты негодная… Эм… Манеер Ван Берг, моя племянница Клара.       Глаза голубые. Яркие. Совсем как у тетки.       И взглянули так же.       Прямо.       В упор.       — Клара!..       Хихикнула — на румяных щеках ямочки.       Присела в реверансе.       И отвернулась.       — Тетушка, вы не поверите! — колокольчик звенит. — Мы с Хенни возвращались с рынка и возле Монетной башни* встретили…       — Клара!       — Что?!       — Веди себя…       Ямочки пропали, губки надулись.       — Простите, мефрау Ван Дер Вейде, это моя вина.       Простучали сапоги, оставляя грязные следы на досках пола.       Выступила из дверного проема на солнечный свет фигура.       Высокий — можно, не наклоняясь, в лицо заглянуть. Статный, спина прямая. Худой только слишком. Пальцы тонкие, как у девицы.       Кафтан из добротного сукна. Не дешево стоит. Воротник кружевной, щегольский.       В одной руке трость, в другой шляпа.       Волосы длинные, до плеч спадают.       Усы завиты.       — Я действительно встретил Клару возле монетного двора и на правах соседа предложил проводить ее домой. Если я позволил себе излишнюю вольность, покорнейше прошу меня извинить.       — Что за глупости, Балтус! Будто мы чужие! Тетушка рада тебя видеть, и сестрица тоже! Верно, Ринеке?       Бледные щеки вспыхнули ярче, чем от мороза.       Синева задрожала, спряталась за густыми ресницами.       — Клара, ради всего святого… Будьте снисходительны к моей племяннице, манеер Ван Берг, она еще совсем ребенок.       Хмыкнул в бороду.       — Конечно, мефрау.       — И позвольте вам представить манеера Де Йонга. Его семейство много лет жило по соседству с нами в деревне…       — Де Йонг?       Стукнули сапоги по доскам пола.       Поклонился — не слишком низко.       — Вы в родстве с Балтазаром Де Йонгом?       — Я его сын.       — Вот как. В таком случае примите мое искреннее почтение. Я знал вашего отца, выдающийся знаток законов.       Улыбка мелькнула в завитых усах.       — Надеюсь, однажды подобное скажут и обо мне.       — Так вы пошли по его стопам?       — Я помощник поверенного. Но через пару лет намерен открыть собственную практику.       — Манеер Де Йонг помогал моему покойному мужу при составлении завещания. Наша семья многим ему обязана.       — Я всего лишь выполнял свой долг.       — И справились с этим превосходно.       Улыбка мелькнула.       — Благодарю.       — Наш гость, манеер Ван Берг из Харлема.       Улыбка.       — Для меня честь познакомиться с вами, манеер. Я наслышан о том, сколь успешно вы ведете дела.       Ладонью пригладил бороду.       — С Божьей помощью.       — Полагаю, вы не слишком пострадали от резкого падения цен в ноябре.       Вот наглец!       Молоко на губах не обсохло…       — Я занимаюсь не только тюльпанами, манеер Де Йонг. Мой основной доход — торговля тканями.       — О, разумеется, ведь это ваше семейное дело.       Наглец.       — Именно. Как бы то ни было, ноябрьское падение было вполне предсказуемой реакцией на известие о битве при Виттштоке**. Подобные события неизбежно влияют на поведение рынка.       — Могу себе представить.       — В данном случае потеря выгодной клиентуры в западногерманских княжествах привела к тому, что возросло предложение редких тюльпанов здесь, у нас. И, как вам, должно быть, известно, уже к середине ноября цены превысили октябрьский максимум, а в декабре выросли вдвое.       — И продолжают расти?       — Совершенно верно.       — И столь резкий, неоправданный взлет не внушает вам опасений? Я хочу сказать… В торговых делах я полный невежда…       Заметно.       — …однако я невольно задаюсь вопросом: разве цены могут повышаться до бесконечности? Не приведет ли это к обвалу еще более мощному, чем тот, который вы — то есть, торговцы тюльпанами — пережили три месяца тому назад?       — Цены на любой товар повышаются и понижаются, манеер Де Йонг, это естественный процесс. Что же касается обвала — он не грозит тем, кто располагает реальными луковицами и знает их подлинную цену. Будь я мельником, забросившим свой труд ради быстрой наживы, промышляй я «торговлей воздухом»*** в каком-нибудь грязном кабаке среди пьяных бездельников, — мне следовало бы насторожиться. Но деловой человек знает, когда выходить из игры.       Скользнул солнечный луч по черному атласу.       Сверкнул в ярких голубых глазах.       — Манеер Ван Берг! Манеер Де Йонг! Право же, вы меня пугаете. Хотя мы живем на ренту****, наш сад по-прежнему полон прекрасных тюльпанов, и я, говоря по совести, надеялась на некоторый доход…       — Вам ничто не помешает получить его, мефрау. В особенности если займетесь продажей прямо сейчас.       — Если бы я могла рассчитывать на помощь такого опытного дельца, как вы, манеер Ван Берг, я бы вовсе ни о чем не тревожилась.       — Почту за честь быть вам полезен.       Вздрогнул даже.       Звук — неожиданно-громкий. Словно…       — Клара!       Ладошкой прикрыла рот.       Хихикнула — ямочки на румяных щеках.       Как спелое яблоко…       — Простите, тетушка! Такие разговоры усыпят кого угодно.       — Клара… Ох…       Хмыкнул в бороду.       — Ваша племянница права, мефрау. Будет лучше, если мы с вами обсудим торговые дела в более подходящих обстоятельствах. К тому же, мне пора ехать.       — Я провожу вас, манеер.       Надо же!       Впервые голос ее услышал.       Спокойный, мягкий.       Из-под ресниц глаза синевой.       — Благодарю вас, Катрина.       Шелк прошуршал рядом.       Дохнул тонким цветочным запахом.       И теплом.