Вечный август

      Воздух — теплый, почти горячий.       Пахнет смолой и торфом.       Немного — из кухни — вепрятиной.       И совсем чуть-чуть духами.       Знакомо…       — Манеер Де Йонг! Какая приятная неожиданность!       В сети морщин запуталась улыбка.       Словно бабочка в паутине.       Вежливая, приветливая.       Знакомая.       А глаза в упор глядят.       Голубые, острые.       Совсем как у Клары.       — Прошу простить, мефрау Ван Дер Вейде, что уже второй раз за неделю я врываюсь к вам без приглашения…       — Ну что вы, манеер! Вы ведь знаете: в нашем доме вам всегда рады.       — Благодарю. Мне лестно это слышать.       — Прошу вас… Хилде, живо принеси вина!       За спиной засуетилось.       — И скажи Кларе, пусть спустится к нам.       Улыбнулся — как можно беспечней.       — Право, мефрау Ван Дер Вейде, мне уже неловко, я причиняю столько беспокойства.       — Что вы, манеер! Входите же, не стойте на пороге!       Шагнул в тепло и привычный запах.       Ну надо же!       А вот и харлемский гость.       В кресле развалился — будто дома у себя.       Ноги поближе к очагу — блестят огнем пряжки на башмаках.       Блестят медью волосы.       Серебром — чуть-чуть совсем.       На висках.       Лицо спокойное, холеное.       И весь он…       Холеный, спокойный.       Не то чтобы толстый, просто крупный. Плечи широченные, руки большие — перстни сверкают.       Хотя пузо-то через кушак…       — Манеер Ван Берг, мое почтение.       Усмешка в рыжей бороде мелькнула и пропала.       — Манеер Де Йонг.       Кивнул слегка.       Что ж.       Спасибо и на этом.       Повернулся.       Огонь золотом вспыхивает — тугая коса на затылке уложена. Просто. Скромно.       Ресницы длинные дрожат.       И игла в пальчиках дрожит чуть-чуть.       Надо же!       Ни дать ни взять, семейная сцена!       — Добрый вечер, Катрина.       Ресницы дрожат.       — Рад видеть вас в добром здравии. Ибо, должен признаться, причина моего внезапного визита — вы.       Глаза синевой.       На миг всего.       И снова задрожали ресницы.       Игла в пальчиках замерла.       — Я был сегодня в книжной лавке, и мне случайно попалась вот эта книга. Зная, как вы искусны в рукоделии, я взял на себя смелость привезти ее вам в качестве небольшого подарка.       Пальчики вцепились в пяльцы.       — Если, конечно, досточтимая мефрау Ван Дер Вейде не станет возражать.       За спиной прошуршал черный атлас.       — Узоры для вышивания? Как любезно с вашей стороны, манеер Де Йонг! Вы всегда так внимательны к нам.       — Пустяки, мефрау.       — Катрина, что же ты? Поблагодари манеера Де Йонга.       Синевой глаза — на миг.       — Я от всего сердца признательна вам… манеер. И постараюсь, чтобы мое скромное умение оказалось достойно такого подарка.       — Вам это удастся без труда, Катрина.       За спиной черный атлас.       — Конечно, дитя мое, с твоим прилежанием ты быстро освоишь даже самые причудливые узоры. Вы знаете, манеер Ван Берг, ведь этот цветок Катрина вышивает по собственному рисунку.       — Semper Augustus, — голос низкий, грудной.       Спокойный.       Как вся его большая, холеная фигура.       Покосился — бледное личико вдруг вспыхнуло.       Ярко — как алая нитка у нее в руках.       И с чего вдруг?..       — Ваша тетушка права, у вас истинный талант, Катрина.       Личико — еще ярче.       Ресницы дрожат.       — Уверена, что Катрина с удовольствием подарит вам вышивку, когда закончит.       Пальчики стиснули пяльцы.       — Не так ли, дитя мое?       — Я… я почту за честь…       Усмешка мелькнула в рыжей бороде.       И пропала.       — Вы очень любезны, Катрина.       А глаз так и не подняла.       Семейная сцена?       Проклятье, неужто вправду?.. * * *       — Госпожа! Госпожа!       Лейка вздрогнула в пальцах, стукнулась о край горшка.       — Ох…       — Госпожа!       — В чем дело, Хилде?       — Госпожа, хозяйка велела, чтоб вы спустились…       — Вот еще!       Лейка булькнула.       — Я занята.       — Там гость… то есть… минейр Де Йонг приехал…       — Эка невидаль!       — Но…       — Вот пусть он тетке любезности и рассыпает! Тоже мне кавалер нашелся!       — Госпожа, хозяйка браниться станет…       — Подумаешь!       — Госпожа…       — Побранится — и успокоится. У нее всегда так. Будто сама не знаешь!       — Госпожа, хозяйка велела…       — Да что ты заладила: хозяйка, хозяйка! Можно подумать, они там скучают без меня! Уж, поди, нашли что обсудить с занудой старым! Эти, как их там… рынок и цены…       Потупилась.       Пальцы фартук теребят.       — А ты чего это сникла, Хилде?       — Я… я ничего, госпожа…       — А ну брось!       — Я вовсе…       — Если ты что знаешь про этого толстяка из Харлема — выкладывай живо! Негоже от хозяев правду скрывать.       — Я… честное слово, ничего, госпожа. Минейр Ван Берг очень… очень щедрый…       — Неужели?       — Дал мне пять гульденов…       — Это за что же?       — Я… воротник ему накрахмалила да башмаки вычистила.       — Хм. И впрямь.       — Госпожа… вы бы все ж таки спустились… А то хозяйка…       Башмачок стукнул по доскам пола.       — Да не пойду я никуда! Ты что, оглохла?       — Госпожа…       — Не хватало мне еще…       Взгляд в зеркало упал.       Щеки горят.       Из косы золотистые пряди выбились.       — А впрочем…       Лейка стукнула о стол.       В зеркале щеки ямочками заиграли.       — Достань-ка мне из сундука бархатное платье.       Кинулась проворно — крышка скрипнула.       Заструились тяжелые синие складки.       — Да не это! Красное с золотой нитью.       — Госпожа…       — Чего застыла?       — Но, госпожа, как же… Хозяйка говорит, оно праздничное… на Рождество только да на…       — Я сама знаю, куда и что надевать! Получше твоего!       — Но хозяйка говорит…       — А мне наплевать, что там говорит твоя хозяйка! Либо надену красное, либо не спущусь вообще. И как знай тогда объясняйся с хозяйкой!       Хрустнуло полотно воротника.       Пальцы потянули шнурок, другой.       — Не стой как пень! Помоги мне переодеться!       — Госпожа…       — Живо!