Вечный август

      Хруст!       Лезвие остро впивается в лед.       Хруст!       Нога скользит, расталкивая юбки, словно толпу зевак на площади.       Хруст!       В лицо бьет холодным ветром.       Хруст!       Снежинки кружатся и блестят.       Большие.       Белые.       На язык поймать — как еще вчера.       Как в детстве.       — Кларке! Догоняй!       Бледное личико горит румянцем.       Как в детстве.       Рассмеялась, поймала взгляд.       — Что, думаешь, ты быстрей меня, сестрица?       — А вот и поглядим!       Синева сверкнула из-под длинных ресниц. Заискрилась смехом.       И пропала.       — Ринеке! Ну постой!       — Догоняй!       Лезвие впивается в лед.       Хруст!       Нога скользит, расталкивает юбки.       Хруст!       В лицо холодным ветром.       Хруст!       — Ой…       Пальцы держат за плечо.       Длинные, тонкие.       Белые, как свежий снег.       На завитых усах капельки блестят.       И улыбка — блестит.       — Ну, что скажете, Клара? Вы по-прежнему высокого мнения о моем вкусе по части подарков?       Нос вздернула.       — Признаться, не такого уж высокого, манеер Де Йонг.       — Какая досада.       — Но вы можете попытаться чуть-чуть расположить меня к себе.       Темно-карие глаза прищурились, взглянули хитро.       — Неужели? И какого же подвига потребует прекрасная Клара от своего верного рыцаря?       Смешок удержала с трудом.       Нет уж!       Так просто ты от меня прощение не получишь!       Не девчонка какая…       — Может быть, мне предстоит сразиться с драконом? Достать жемчужину со дна моря?       — Дракона я, пожалуй, пощажу. Не приведи Бог встретиться с таким неуклюжим рыцарем, как вы.       — Неуклюжим?! Извольте объясниться!       — С удовольствием. Дело в том, манеер Де Йонг, что на льду вы держитесь прескверно, вам недостает легкости и изящества.       — Не может быть! Клара! Вы меня ранили в самое сердце!       Улыбка блестит.       — Я готов на все, чтобы доказать, как вы заблуждаетесь!       В лицо заглянула.       — На все?       — Конечно, в рамках хорошего тона.       Зануда!       Спину выпрямила.       — Надеюсь, прокатиться со мной не противоречит хорошему тону, манеер Де Йонг?       Улыбка.       — Нисколько, дорогая Клара.       — А о жемчужине, пожалуй, стоит подумать!       — Ваша практичность всегда приводила меня в восторг.       Смех разлетелся — сам.       Пальцы ухватили рукав кафтана.       Хруст!       Холодным ветром в лицо.       Хруст!       Нога расталкивает юбки и скользит, скользит…       Хруст!       Снежинки кружатся — большие, белые.       Хруст!       Кружится голова.       Хруст!       На усах капельки блестят.       Хруст!       Улыбка блестит.       Так близко.       Хруст!       Пальцам тепло.       Сквозь перчатку.       Сквозь рукав кафтана.       Закрыть бы глаза — и лететь…       — Ой!       Лезвие запнулось неловко.       Голову подняла — какой же высокий…       — В чем дело, Балтус?       Темные глаза глядят спокойно.       — Дорогая Клара, боюсь, что в рамках хорошего тона мы с вами можем сделать всего один круг.       — Это еще почему?       — Теперь вам надлежит вернуться к вашей тетушке, она и без того уже поглядывает на вас с беспокойством.       Брови нахмурились — сами.       — Что за вздор?!       — Ну вот, вы уже снова дуетесь.       — Я не дуюсь!       Рассмеялся.       Легко, беспечно.       Слишком.       — Клара! Ваше настроение переменчиво, как флюгер. Позволю себе заметить: если вы намерены стать невестой достойному человеку, вам следовало бы пересмотреть свое поведение.       — Что?!       Щеки вспыхнули.       — Да как вы смеете?!       Так и стоит — высокий, тонкий, прямой.       На усах капельки блестят.       И улыбка.       — Впрочем, в этом часть вашего обаяния и, возможно…       Башмачок взлетел и опустился.       Лезвие остро впилось в лед.       — Ну, знаете!       Хруст!       Юбки вьются вокруг колен. Мешают.       Хруст!       Мокрый снег лезет в рот.       Хруст!       Веки щиплет.       Хруст!