XVI
12 августа 2016 г. в 14:39
— Балтус! Ну разве можно быть таким букой?
Глаза взглянули удивленно — темные, глубокие.
— Клара?
Улыбнулась — на щеках ямочки.
И в спину сверлит другой взгляд — серый.
Забавно.
— Думаешь, я не заметила, что ты весь обед с постным видом просидел?
Улыбка в завитых усах мелькнула.
Выпрямился.
Статный, высокий.
— А я не заметил, что мы с вами снова перешли на «ты», как в старые добрые времена, Клара.
Покосилась украдкой.
Черный атлас шуршит у огня. Рядом — тонкое бледное личико. Ресницы дрожат.
А в завитых усах улыбка.
— Или вы вспоминаете о нашей детской дружбе лишь тогда, когда вашей досточтимой тетушки нет поблизости?
Хихикнула.
— Как вы, вероятно, заметили, моя досточтимая тетушка весьма щепетильна по части правил хорошего тона.
— В отличие от вас, дорогая Клара.
Щеки так и полыхнули.
Сами.
— Уж не хотите ли вы сказать, манеер Де Йонг, что я дурно воспитана?!
— Как можно, Клара! Разве у меня достало бы дерзости подвергать сомнению те мудрые наставления, которые вам с ранних лет давала мефрау Ван Дер Вейде! Я лишь предполагаю, — улыбка, — что вы не всегда им следовали.
Башмачок стукнул о доски пола.
Сам.
— А вот это уже мое дело — следовать им или нет!
— Вас всегда отличала редкая самостоятельность.
Он это что, нарочно?!
Нахмурилась.
— Право же, не пойму, что за радость быть таким занудой!
— Мне казалось, милая Клара, занудные кавалеры вам по душе.
— Что? С чего вы…
Взгляд темных, глубоких глаз скользнул куда-то. За спину.
Повернулась.
Тонкий, сероватый дымок вьется из разинутой львиной пасти.
И грива совсем такая, львиная.
Медно-рыжая, густая.
Спадает волнами на белый накрахмаленный воротник.
Золотом горит от огня в очаге.
И борода горит.
Лицо спокойное, равнодушное даже.
Но что-то как будто в нем…
— Вы сами все прекрасно знаете, Клара.
Вот наглец!
— И не стоит делать вид, будто вам это не по душе.
— Ах, так?!
Плечами дернула.
Резко.
Тонкий шелк испуганно хрустнул.
— Что ж, коль скоро вы уже все решили за меня, манеер Де Йонг, не смею вас разочаровывать!
* * *
Тонкий шелк так и переливается.
Небесно-голубой.
Под цвет глаз.
Косы тугие, золотистые, синей лентой перевиты.
И щеки ямочками играют.
— Манеер Ван Берг!
Голос колокольчиком прозвенел.
Крошечные башмачки по доскам пола простучали легко и смело.
— Клара, неужели вам угодно вернуться к нашей утренней беседе о рынке и ценах?
В медной бороде усмешка.
А серые глаза глядят пристально.
Прямо в нежное румяное личико.
— Разумеется, манеер! Что может быть увлекательнее?
Колокольчик.
И ямочки.
Тонкий шелк в свете очага переливается.
До чего же она юная, хорошенькая…
— Вы скучаете, Катрина?
Вздрогнула невольно.
И покосилась, ища черный атлас.
Невольно.
— Осмелюсь предположить, что вас рынок и цены не слишком занимают?
Голос над ухом почти.
Мягкий, бархатный.
Как взгляд темных глаз.
Вдох.
— Что вы, манеер Де Йонг! Мне вовсе не скучно.
Смешок над ухом мягкий. Бархатный.
— Бесспорно, ваш гость умеет развлечь общество.
Не повернулась.
Вдох.
— Манеер Ван Берг благородный человек, для нас честь принимать его у себя.
— В таком случае, вероятно, вы будете скучать завтра, когда он покинет вас ради деловой поездки в Алкмар.
Пальцы вдруг вспомнили.
Ладонь большая, тяжелая.
Горячая.
Губы вспомнили…
Вдох.
— Я была уверена, манеер Де Йонг, что за наше долгое знакомство вы успели меня достаточно узнать. И помните, что я никогда не скучаю.
— Так ли, Катрина?
Голос над ухом.
Так близко.
Вдох.
— У вас нет причин сомневаться, манеер Де Йонг.
Пальцы вспомнили.
Губы вспомнили.
Тряхнула головой, отгоняя.
Вдох.
— Я от души надеюсь, Катрина, что это так.
— Ах, ну до чего забавная история, манеер Ван Берг!
Смех колокольчиком разлетелся.
Звонко.
Слишком звонко.
Вдох.