Чёрный ангел.

Словно сбросив с плеч тяжёлый плащ, вытканный из ответственности и высокомерия, она спокойно шла по людным улицам столицы, улыбаясь своим мыслям. Как и всегда, Бреха отказалась от сопровождения, желая хоть немного отдохнуть от пригляда и надзора охраны. Конечно, с её стороны это был почти авантюрный поступок: едва минуло то время, когда трон под ней ощутимо пошатнулся, а она решилась вновь нарушить спокойствие своего дворца. Лишь узкий круг подчинённых знал, где её можно будет найти в этот день. Бреха свернула к маленькой чайной, где любила проводить короткие полчаса из своего свободного дня, посвящённого своеобразной инспекции общества простого населения. Вполне уверенная, что никто не обратит на неё пристального внимания, она заказала себе набуанского чаю высшего качества, зная, что её заказ будет исполнен в краткие сроки и никакого обмана: поставки хозяину чайной она сама и наладила, тайным соглашением, конечно. — Приятного чаепития, мадам! — служанка ловко поставила перед клиенткой чашечку, сахарницу да бесплатные пышки, которые подавали здесь к каждому заказу. Бреха улыбнулась, наблюдая, как лёгкий парок поднимался над чашкой, позволив себе на миг вспомнить утренние чаепития дома, на Набу. И тут же сморщилась как от боли, так как перед глазами промелькнули лица близких. Навестить бы их… Но люди Вейдера приказ владыки исполняли со всем рвением. Ей сегодня и уйти-то удалось лишь благодаря помощи да знанию потайного выхода из дворца. Будет чудом, если её отсутствие не станет замечено. А это значит, что придётся сократить время пребывания в городе до обеда. Бреха тяжело вздохнула. Поездка на Корусант сказалась на ней не лучшим образом. Напротив неё кто-то занял место, прошуршав по обивке дивана плащевой тканью. Женщина отстранёно поздоровалась с соседом, с головой уйдя в планирование своего похода, учитывая сократившееся время пребывания и тихо закипая, что приходится комкать обычно расписанный маршрут. Хрипловатые нотки в мужском голосе показались Брехе смутно знакомыми и она улыбнулась своим мыслям, покачав головой. Но она оцепенела, стоило ей поднять взгляд на соседа напротив. Готовая сказать ему вежливое «приятного чаепития» госпожа королева застыла с неприличным выражением ужаса на вмиг побелевшем лице.  — Чай здесь и в самом деле великолепный, — как ни в чём не бывало произнёс милорд Вейдер, дёрнув уголком рта в неприметной усмешке.  — А…  — Сделайте усилие и не рухните здесь в обморок. Что-что, а вот этого Бреха явно делать не собиралась! В груди (это в какой же раз!) разгоралась искра бешенства на манеру лорда вмешиваться в её дела самым бессовестным образом.  — А разве не вредно вам… — сколько себя женщина помнила, в редких случаях она не могла подобрать нужных слов, так что пришлось жестом указать на облик ситха, сегодня одетого в блеклый серый плащ, капюшон благоразумно был накинут на голову, да, если глаза Бреху не обманывали, в пазухи носа были вставлены специальные фильтры.  — Ну раз слуги не смогли мне внятно объяснить, где же носит их госпожу… Королева невольно дёрнулась на месте, втянув шумно воздух, явно собираясь вспылить, но Вейдер шутливо приложил к губам палец в чёрной перчатке, потягивая чай, а синие в полутени глаза насмешливо наблюдали за дамой.  — Живы они, наказаны, но живы. Не делайте из меня монстра, — тихо велел он, опасно сверкнув глазами.  — Я обязана…  — Вроде вы взрослый человек, а ведёте неразумно себя и глупо. Охрану хоть взяли? Вот не знал он: то ли над ним издевалась Великая, то ли он судьбе чем-то сильно досадил в своих прошлых жизнях, но Бреха Органа была его истинным испытанием. Даже все орденские проверки, даже поддевки Кеноби в бытность Энакина падаваном не шли ни в какое сравнение с проверкой нервов Вейдера. Судя по надменному выражению личика мадам Брехи эта дама про охрану и не вспомнила. Ситх держал улыбку на губах, сам нарочно опустив взгляд в золотисто-коричневую жидкость в своей чашке, раз за разом отгоняя настойчивое желание встряхнуть эту женщину как следует. Желание было даже не просто настойчивым, оно стало назойливым, аж руки зачесались.  — Ладно. Бреха невольно вжалась в спинку дивана, уставившись на мужчину опасливо: короткое его «ладно» прозвучало в её голове как «прибить, что ли, что бы не мучиться?»  — Я могу вам всё…  — Куда мы направимся? Нет, ну скажите на милость, что ей делать с данным индивидом? По выражению лица казалось, что он её сейчас, если не придушит, то как следует встряхнёт. И в следующий момент он вполне ровным голосом интересуется, куда они пойдут. ОНИ!!!  — Вам не стоит утруждать…  — Это моей жене не следует гулять по городу в гордом одиночестве. Мало ли… Мы вроде торопимся? Лорд уже стоял и настойчиво ожидал, что его собеседница покинет занимаемый столик. Чуть натянуто улыбнувшись, Бреха вложила свою ладонь в руку лорда, смиряясь с неизбежным. Как не старалась Бреха в дальнейшем отрешиться от спутника, он явно это пресекал, то втягивая в спор, то делая меткое замечание приглушённым голосом то по одному поводу, то по другому. Сама того не заметив, женщина расслабилась и начала получать удовольствие от этой рабочей прогулки. Они заглянули в пару приютов под видом спонсоров, посетили пару общественных больниц, разговорив нескольких сухоньких старушек, греющихся на солнышке на скамеечках. Как оказалось, такта у Вейдера оказалось побольше, чем у виднейших аристократов, с которыми бывало схлёстывала судьба Бреху. Он не фыркал пренебрежительно на в чём-то наивные рассуждения старушек, внимательно выслушивал рассуждения пристроившегося к обсуждению старушек бывшего военного, ветерана Войн Клонов, задавал толково наводящие вопросы про произошедшие перемены в правительстве Альдераана. Бреха поражалась такому повороту событий. И когда именно лорд задал вопрос: а где же самое людное место в столице, королева не задумываясь ответила, что общественный рынок. Спохватилась поздно: Вейдер с внезапным ажиотажем подозвал таксиста и не скупясь оплатил путь до рынка.  — Мадам, вы азартны? Вопрос озадачил Антиллес, но она постаралась ответить честно.  — Все политики в какой-то мере азартные игроки… Лорд досадливо отмахнулся:  — Я говорю не о политике, а о вас. Вы любите ставить ставки? В мысли ворвалось воспоминание о гонках на болидах и она тряхнула головой, прогоняя этот момент.  — Слишком не люблю проигрывать. И то воодушевление, с которым потёр руки Вейдер, заставило её насторожиться. Как оказалось, быть азартным в обществе лорда Вейдера чревато дальнейшей головной болью. Бреха молчаливо изумлялась, как быстро мог разговорить незнакомых ему людей ситх. И при этом Бреха не видела ни единого привычного ей жеста убеждения от мужчины, хотя в бытность сенатором и имея в ближнем окружении знакомых джедаев, не единожды была свидетелем, как располагали к себе владеющие Силой. По всему выходило, что лорд владел просто даром убеждения. Женщина растерянно последовала за ним вдоль прилавков с обилием фруктов и овощей, производимых в отдалённых районах планеты.  — Мы можем опоздать… Нет, она честно желала вернуться во дворец.  — Мадам, у нас так и не было медового месяца, вроде так называют время, когда молодые, — Бреха сморщилась: издевается, что ли? Но Вейдер вёл речь как ни в чём не бывало: — проводят вместе. А так как мы люди занятые, думаю, многие правильно нас поймут. «Ну да, конечно поймут! Королева Альдераана и лорд Вейдер бредут в поисках приключений на свою… эээ…голову». Впихнутая в кабину воздушного такси, она даже не посмела возмутиться столь бесцеремонной манере обращения со своей особой. Но при озвучивании места, куда они направлялись, её красноречие дало сбой.  — Куда?!  — Дорогая, я решил, что там самое привлекательное развлечение, какое только можно выбрать! Бреха смерила ухмыляющегося лорда взглядом. И тут же, едва стоило ей открыть рот, чтобы процедить кое-что нелицеприятное в адрес некоторых, как рука мужчины уверенно поправила выбившийся из причёски женщины локон, нарочно задержавшись на её щеке.  — Какие сочные губы… — тихо прошелестело в ставшим душным воздухе кабины, заставив Бреху вжаться в спинку сидения. И вовсе не от испуга, отнюдь. Как спрятать свои желания от присутствующего здесь форсъюзера? Так что она сочла за лучшее сделать скучающее выражение на лице и проявить минимум заинтересованности. Хорошо, что она уставилась в окно, а то бы сорвалась, увидев на губах лорда удовлетворительную усмешку, которая из-за шрамов могла показаться злорадной. Увидев, куда привёз её лорд, Бреха едва не запротестовала: будто в прошлое окунулась. Трибун не было, их заменяли огромные экраны, которые подробно показывали с портативных камер, установленных прямо на гоночных болидах, всю «прелесть» скоростных трасс.  — Кажется, я совершенно не расположена к такому азарту, — сдавленно донеслось до лорда, весьма увлечённому разглядыванием таблоида первенства.  — Бросьте! Ничего особенного. Гонки точно такие же, что устраивают богатые мальчики и девочки в сильном подпитии на городских трассах. Только здесь сами гонщики ставят на кон своё мастерство и жизнь, а богатые леди и господа — в преимуществе своём — стараются ставить на кон чужую жизнь и здоровье. Бреха проглотила резонный ответ, что сказанное лордом утрированная клевета — и тут же вспомнила, как на днях к ней подошёл дальний родственник Бейла, умолял её вмешаться и шепнуть одному упёртому стажу порядка, что его девочка просто не углядела, куда направляет свой дорогой спидер. Так что протест завис в воздухе. Вейдер внезапно обернулся к ней и, глядя ей прямо в глаза, проговорил:  — Давайте заключим пари.  — Пари?  — Ну да, пари. Вы выбираете болид в следующем пробеге.Если он победит, то вы выполните моё условие. Если проиграет — ставите условие вы. Женщина ничего не могла с собой поделать: воображение заработало, но совершенно не в ту сторону, пришлось помотать головой, чтобы привести мысли в то русло, которое позволит ей выиграть. И тут же интуиция настороженно подала сигнал, что вроде как что-то здесь не так…  — Боитесь? Раздеваться прилюдно я вас заставлять не стану: возраст не тот. Бреха едва не притопнула ногой, прищурившись в ледяную синь глаз лорда, хранившего на губах тень усмешки.  — Итак, вы согласны?  — Один пробег и один болид?  — На ваш выбор. Ох, стоило бы ей вспомнить с кем она имеет дело!.. И обратить внимание на предельно ровный тон лорда. Но Бреха интуиции не вняла, обратив взор на табло с предыдущими результатами пробегов. И, выбрав самый заурядный и непрезентабельного вида, замызганный серо-голубой с потёртой картинкой на капоте болид, с уверенным видом ткнула в него.  — Этот.  — Уверены? — он явно сомневался в её разумности, — Может передумаете? У него есть возможность выиграть.  — Именно сегодня? Да он в последних рядах плетётся в рейтинге! И, чтобы вы не думали, я умею ставить ставки. Лорд смерил её взглядом, чему-то кивнул, развернулся, но внезапно обернулся обратно.  — А на попятный мадам не пойдёт?  — Этот! — рявкнула мадам, уперев в синь глаз сверкнувший взор. Вейдер ухмыльнулся, поправил капюшон.  — Что ж, пойду поставлю на проигрыш этого драндулета. После выигрыш можно будет отдать в медцентр, для жертв бешенных гонщиков из богатых.Кажется, в медцентре вашего имени как раз обитает такой пациент. С этой репликой, прозвучавшей как выстрел, лорд покинул общество правительницы, онемевшей от внезапного прозрения, что доскональность и желание быть в курсе всех дел лорда приносит ей сюрприз за сюрпризом. Неужели он в военных делах такую же дотошность проявляет? Спаси тогда Сила его врагов! Диктор воодущевлённо начал говорить о новом пробеге, в котором будет учавствовать болид, выбранный Брехой, а лорда до сих пор не было. «Он там решил все ставки собрать, что ли? Да где он?» Женщина не совсем точно ориентировалась в подобной толчее, так что решила дождаться спутника именно здесь, где был лучший обзор, да и не факт, что она найдёт нужную ей особу. Пусть лучше он её находит: ситх он или нет?  — Среди пилотов болидов произошла внезапная замена. Пилот «Татуина», — сердце Брехи внезапно сжало в ледяном кулаке, она уставилась на табло, где красовался выбранный ЕЮ транспорт. Диктор про её проблемы не знал, так что столь же радостно продолжил: — заменен на другого. Удачи в полёте! «Нет, нет, нет! Он же не мо…» Мысль умерла незаконченной, ибо на экране появилось смазанное изображение хмурого лица в обрамлении капюшона из серой ткани. Душа Брехи ухнула в пропасть, она с трудом сглотнула, на возмущение даже сил не осталось. На ум ну вот никак не шло ни единой оптимистической мысли, сплошь мрачные и фатальные. Если Вейдер вот здесь погибнет, то с Императором ей даже аргументов искать не придётся… Этот гад (то ли имелся в виду Император, то ли сам лорд) решил вот так развлечься? Чем интересно он думал? Кто? Кто думал?! Бреха застыла на месте, увидев, как рванули с места болиды на умопомрачительных скоростях. И почти сразу же зажмурилась, когда несколько из них, взяв слишком резкий поворот, не вписались в него, врезавшись в стену искусственного каньона. Стремительная сопроводительная речь диктора слышалась Брехой словно издалека, она даже дышать словно через раз стала:  — Первая четверть круга — лидер «Чёрный фелинкс», вторым идёт «Скариф»… Пятым — «Татуин». И смельчак норовит вырваться в четвёрку! «Брось… Пожалуйста, брось… Слышишь? Я согласна на всё… Согласна на все условия. Проклятье!!! Ох! Да что…» Бреха подалась всем телом вперёд, едва не задохнувшись от ужаса, когда болид серо-голубого окраса рванул на обгон в самом узком месте, где даже лидеры скидывали скорость, опасаясь размазаться о стенки каньона. В ушах зашумело, перед глазами полыхнуло и женщина рванула застёжку плаща, ей отчаянно не хватало воздуха. Кровь набатом отбивала похоронный марш, виски покрылись капельками пота. Вейдер ощущал небывалый душевный подъём, когда вылез из неудобной кабины болида. Устремившихся к нему репортёров, на взгляд со стороны, словно что-то приостановило и они, потеряв профессиональный интерес к пилоту, сгрудились возле менеджера, который кисло давал объяснения, поглядывая в сторону потянувшегося всем телом везунчика. Этот гад сегодня сорвал банк, а руководитель уже глотку сорвал на ор, что разорён. Лорд же, конечно, проблемами других озабочен не был, направившись на поиски своей спутницы. Найдя её бледную, без кровинки в лице, присевшую на замызганную скамейку неподалёку от того месте, где он её покинул. Внутреннее чутьё велело сейчас ближе не подходить: в карих глазах правительницы, устремлённых на него, плавилось что-то такое… Они прямо-таки светились, полыхая в его сторону негодованием, яростью, пережитым страхом. Вейдер молчал и смотрел, Бреха смотрела и боролась с накатившим бессилием и усталостью. Давно ей не доводилось переживать подобной встряски. Скидывать подобное напряжение она играючи не могла. Преодолевая желание закрыть глаза и позволить себе отключиться (да, слабость, да — непозволительная, а и плевать она хотела на условности!), женщина горько усмехнулась:  — Вы выиграли. И какие условия, милорд?  — Об этом мы поговорим во дворце завтра. Вы неважно выглядите. Он был предельно осторожен с ней, совершенно не понимая, что творится за этими глазами. И отшатнулся назад, когда его проявленное внимание к ней обрело не тот эффект, на какой он рассчитывал. Бреху от его сухой фразы оставила вся аппатия, она вскочила на ноги и стиснула кулаки, с перекошенным лицом процедила:  — Вы!.. Какого ситха вы думали, когда сами сели в эту колымагу? Вы хоть задались вопросом, что будет, если вы там погибнете?! Да вы…  — Если честно, то не думал. Просто знал: вот здесь я точно не погибну. Бреха растерявшись всплеснула по плебейски руками в полном поражении.  — Вы невозможный человек! Она лишь сейчас поняла, что по её щеке скатилась первая слезинка, досадливо оттёрла её, покачав головой. Её подбородок осторожно заставили приподняться и светлые глаза пытливо заглянули в застланные тёмные очи:  — Вы переживали за меня или себя, леди? «И что тебе сказать на этот вопрос? Что вот сейчас ощутила всю ту «прелесть» переживаний, что когда-то пережила Шми, дав разрешение своему сыну на гонку, чтоб нам помог? Что я могу сказать?» Смятение в карих глазах правительницы привёл лорда в недоумение. Его спонтанная выходка имела не тот результат.  — Надо возвращаться.  — Согласна. Что подумали слуги и охрана, когда перед дворцом сел непрезентабельного вида спидер и из него вышли лорд Вейдер в блёклом плаще с женой, имевшей вид несколько встрёпанный и усталый, никогда не стало достоянием гласности.

***

Секторе Чоммель, столица планеты Чандрилла. Хрупкого телосложения паренёк крался вдоль запакощенной улицы, полной старой рухляди и отбросов, настороженно косясь по сторонам. Потрёпанная куртка на два размера больше болталась на плечах, надёжно скрывая спрятанный за ремнём виброклинок. Мальчишка едва уловимо ухмыльнулся и тут же вытянулся в струнку, заслышав тяжёлые шаги ровесников, метнувшись прочь. Затаившись, он весь превратился в слух. Но беда миновала: сверстники чем-то были возбуждены и спешно покинули проулок, позволив Люку продолжить его путь. Кто-то сочтёт, что такие прятки — это странно, вот только в несильно длинной жизни мальчишки такие прятки продолжительность этой жизни увеличивали. Среди отщепенцев правил закон: или ты силён, или ты уворачиваться горазд. Хрупкое телосложение позволяло Люку втискиваться в такие норки, что его противники только руками разводили: ну тень парень, коль в такие норы может влезть. Но осторожность проявлял всё же каждый раз, как встречался с соперниками. Вспоминать, каким образом он оказался на захолустных улицах столицы планеты Чандрилла, Люку не желалось. Сны настигали его всегда: яркие, насыщенные желанием бежать, спасаться. Люк не любил сны. Изредка всё же вспоминалось и туманное: тёплое одеяло, запах свежего хлеба, нежное покачивание. Парень замер, сведя брови, когда память выдала картинку о бесконечном пространстве песка и гнёте жары. Только в помещении бывало относительно прохладно. Это его сенсорная память не вовремя просыпалась, напоминая, что бывали в его жизни и лучшие времена. Люк подавил вздох и вновь продолжил путь. Его шаг был равномерным, быстрым и почти бесшумным. Такой способ передвижения Люк усвоил, частенько прячась от преследователей, когда ему, юркому и худенькому, получалось урвать у «кормушки» для бедноты кусок пищи побольше. И удирать: иначе изобьют до полусмерти, если старшие поймают. В районе, где обитал Люк, правила банда. Только самые сильные и наглые проходили отбор, Люк ни под один стандарт не подходил, но вот в соседнем районе была группа, которая лучше защищала круг младших. Туда-то ребёнок и пробирался, надеясь на лучшую жизнь. Он настолько задумался, уйдя в мерную маршировку, что внезапный низкий рык заставил его резко остановиться и вовремя отступить, инстинктивно хватаясь за рукоять ножа. Тело напряглось в преддверии схватки. И Люк тут же расслабил мышцы: самка городской волчицы просто предупреждала, что он подошёл слишком близко к её логову. В груде тряпья барахтались серо-чёрные щенки, тычась носами в пустую материнскую грудь. Люк замер, вглядываясь в усталые и настороженные янтарные глаза волчицы. Стараясь не делать никаких резких движений, мальчишка отодвинулся подальше от своеобразного логова, шаг за шагом продвигаясь вперёд — и всё это под пристальным взором янтарных, холодных к логике глаз самки. Ею двигал инстинкт сохранения, а он был столь же понятен Люку. «Не тронь меня — и я не брошусь на тебя». Он уже отошёл на достаточное расстояние, когда сзади раздался пронзительный вой, заставивший его замереть. Внутри всё заледенело от обречённости этого воя. Словно безмолвный призыв, мольба. Рука сама стиснула рукоять клинка, и Люк, досадливо мотнув лохматой головой, развернулся, бросившись бегом обратно. Визг, рычание и почти понятные вопли боли, вызова… Люк перемахнул с разбега кучу хлама, перекатился через плечо и привстал на колено, держа на отлёте обнажённый клинок — и почти нос к носу очутился со сворой дворовых шавок, которые нападали скопом на одинокую волчицу, стоявшую поперёк груды тряпья. Возле её лап уже валялось двое задавленных щенков: видимо, пока мать отвлеклась, шавки сумели схватить эту пару. Но далеко эту пищу они не утащили: кровавые разводы на оскаленной морде волка заставили Люка симпатизировать матери. Весь этот осмотр места боя занял пару секунд. Свора ринулась в наступление, исступлённая скулежом щенков, которые, лишившись тепла, звали свою мать. Волчица что-то глухо проворчала, Люк моргнул, словно воочию услышав приказ замолкнуть, и едва не поплатился за утраченное внимание, когда на него синхронно прыгнули двое поджарых кобелей, оскаливая пасти. Ныряя вперёд, парень извернулся в этом броске и, выставив оружие, пырнул ножом брюхо нависшей собаки. Зубы лязгнули совсем рядом с увернувшимся Люком. Мальчишка инстинктивно совершил отмашку за спину, вскользь угодив по морде подобравшегося из-за спины кобеля. С пораженческим взвизгом та отпрянула. У Люка был ровно миг на беглый взгляд вокруг. И уже сам не понимая, что делает, он рванулся вслед крепкой собаке, утаскивающей последнего щенка волчицы. Вопль ярости сорвался с искривлённых губ юноши, когда он, сомкнув на рукояти пальцы обеих рук, всем весом рухнул сверху вниз на улепётывающую шавку. Клинок вонзился в позвоночник, в мгновение перерезав спинной мозг, отчего ноги шавки подкосились и оба противника рухнули в грязь. Волчица поднялась на подрагивающие лапы, подчиняясь материнскому инстинкту, который толкал её к уцелевшему щенку, скулившему возле трупа противной шавки. Дурно пахнувший человек стоял на коленях, не обращая внимания на побоище. От него сейчас пахло кровью, шерстью, воняло грязью. Но это уже были почти родные запахи. Волчица на всякий случай оскалила клыки, чтобы показать, что готова к последней схватке за уцелевшего ребёнка. И, встретив взгляд человека, тут же замерла на полушаге. Светлые глаза сияли свирепым огнём, вокруг него аура дрожала и играла всеми оттенками лилового и зелёного, с проблесками утихающих сполохов алого цвета. На загривке сразу же вздыбилась шерсть. Она приготовилась умереть. Кровь набатом билась в висках, Люк раздул ноздри, впитывая влажный, густой воздух. И ощущая не кожей, чем-то более глубоким, невидимым и необъяснимым чувством, как оставляла жизнь поверженных шавок. На мгновение, такое краткое, он смог увидеть эту картину, но напряжение стычки сходило на нет, и это видение покрывалось маревом, туманилось. Горячая кровь противника стала липкой грязью, налипшей на руки, Люк задрожал. Краем глаза он уловил силуэт ещё одного животного и обернулся, встретившись глазами с янтарными очами волчицы. Пару мгновений длился молчаливый поединок воль, пока к Люку возвращалось ощущение времени и места. Слух вернулся толчком, будто вынули беруши. Пронзительный, тоскливый и жалобный скулёж забившегося под сломанный стул щенка заставил юношу встрепенуться. Он покинул облизывавшую уцелевшее сокровище мать, затолкав подальше тоску по своей несбыточной мечте. Ему предстояло немалый путь совершить, чтобы достичь границы районов. Она умирала. Таща в зубах своего щенка, она собирала все силы, чтобы нагнать человека со светлыми глазами. Щенок умрёт один, без неё. Кровь по каплям выходила из её ран, подтачивая остатки сил. Силуэт человека неизменно оставался впереди, и нагнать его уже не было никаких возможностей. И тогда волчица выпустила пискнувшего малыша, вскинув голову в призыве. Высокий вибрирующий вой вторично пронзил воздух узкой улочки. И вновь Люка практически на пустом месте заставил застопориться заунывный, плачущий вой, дрожью отозвавшись в позвоночнике, прокатившись от макушки лохматой головы до кончиков пальцев на ногах. Юноша обернулся, успевая увидеть, как волчица покачнулась и медленно рухнула в грязь улицы. Оскальзываясь на мостовой, он рванулся вперёд, сам не понимая, что творит. Он шёл на зов, призыв о помощи. И не мог отказать, как бы ни хотелось. Его тянуло вперёд, словно на аркане. Ноги подкосились — и Люк рухнул возле тяжело дышавшей волчицы. Янтарные глаза животного тускло светились. Встретившись с глазами Люка, она перевела взор на свернувшегося неподалёку тревожного щенка. И вновь перевела взгляд на мальчика. Люк потряс головой, посчитав, что точно ему мерещилось что-то не то. И тогда самка подползла к щенку, тоскливо глянув на мальчика, словно пытаясь выразить своё нежелание оставлять спасённого. Ладонь ребёнка замерла над свернувшимся малышом, но опаска была: а вдруг?.. Худенькое тельце дрожало от сырости и неопределённости, шёрстка волчонка была шелковистой, густой. Мальчик провёл пальцами по маленькому щенку. И тут же почувствовал, как обмякла под его второй рукой грудина умирающей. В душе Люка что-то дрогнуло — и он ласково провёл по свалявшейся, грязной шерсти. Словно и до него донеслось понимание, что он стал сиротой, волчонок подполз к остывающему телу своей матери, ткнувшись холодным носом в родительскую шерсть, тихо-тихо скуля. Темнота была страшнейшим врагом бездомных. В темноте выходили на охоту хищники похуже своры собак. Надо было отыскать укромный уголок. Ухватив такого же сироту, как и он сам, за шкирку, Люк запихнул тёплый комок за пазуху, запахнув полу куртки. Щенок для порядка заворчал, пытаясь обустроиться в этой ловушке, отчего шагавший юноша улыбнулся. Ощущение, что теперь он не один, не покидало его, и это было самое счастливое мгновение за долгие годы. Канализационная труба была столь узка, что будь парень чуть покрепче телосложением — и ему ни за что не пролезть, Люк молча полз, стараясь не уронить свою ношу. Неудобство такого манёвра компенсировалось чувством тепла, что дарил маленький комочек. Свернув за угол, Люк наткнулся на ненадёжную решётку и, недолго думая, расшатал крепеж, а после поставил её обратно, отгородившись от незваных гостей. На ощупь он обнаружил сухой угол, куда и примостился со своей ношей, достаточно быстро заснув. Он вновь слышал вопли боли, резкий запах плазмы, звуки выстрелов, блеск клинков. И крики. — Уведи его! Быстро! Люк едва поспевал за торопившейся неясной фигурой мамы Беру, всё ещё недоумевая. Их толкали бегущие люди, какие-то алиены. В маленькое сердце подкрался страх, он укутывал Люка, душил, сдавливал сердце жестокой рукой. Своими ручонками малыш вцепился в подол платья Беру. Совсем рядом раздался вжикнувший разряд — и мама внезапно рухнула на колени, потянув за собой вскрикнувшего Люка. Он ещё успел увидеть, как краска покидала лицо молоденькой Беру. Голубые ласковые глаза мамы с выражением крайней вины уставились на малыша, из уголка глаза вытекла прозрачная капля слезы, оросив горячий песок Арконхеда. Протянутая ладонь коснулась мокрой щеки Люка и безвольно упала на песок. Голубые глаза Беру медленно закрылись. «Прости…» Утихающий шум борьбы отдалялся, но Люк всё так же сидел на коленях возле тела умершей женщины, изредка тормоша её, чтобы она открыла глаза и улыбнулась, сказала, что это была игра. — Эй! Не стрелять! Здесь выживший. Глухой голос сперва испугал Люка, мальчик вскинул округлившиеся глаза. Он устал, он хотел домой. Возле него на корточки опустилась какая-то странная фигура в блестящей одежде. После он снял свою голову, и Люку стало страшно. Как это — без головы? — Ребёнок! Руки опустили странную вторую голову на песок, и тогда Люк увидел перед собой черноволосого человека с пронзительными тёмными глазами. — Сила тебя бережёт точно, малыш, — улыбнулся этот сурового вида мужчина, переведя взгляд на распростёртое тело. И тут Люка скрутило ощущение непоправимой беды. И улыбавшееся лицо солдата разлетелось брызгами крови. Его рывком выдернуло из этого ужасного сна-воспоминания. Рядом во сне ворчал щенок, тихо взвизгнул и тоже открыл мутные глазёнки, сверкнувшие в отсвете начинавшейся зари янтарём. Пальцы Люка сами зарылись в шерсть, ища успокоение. Та схватка унесла жизни и Оуэна, и Беру. Он вторично остался круглым сиротой. Он смутно помнил, как в казарме его поили тёплым молоком, как с ним разговаривала ласковая женщина, держа его ледяные руки в своих горячих ладонях. А после его увезли, увезли в место, где не было тепла и участия, где никогда не ощущалось дома. Там было много разных детей, многих рас, много-много. На вопросы старших Люк не любил отвечать. Его жизнь быстро превратилась в борьбу. Лет с шести он вообще начал воспринимать это как само собой разумеющееся. Он не надеялся на снисхождение, тут старшие всегда устанавливали свои законы. И Люк научился выживать. Вскоре приют, где обитал маленький приёмыш, закрыли. А дети? Дети были в буквальном смысле отданы на милость судьбе, отпущенные на все четыре стороны. Люк сторонился больших групп, но в зимние времена было плохо настолько, насколько это могло быть. Порой приходилось голодать, но голод же вынуждал пренебрегать установившимися принципами — и тогда Люк откровенно воровал, забираясь через форточные окна или сквозь собачьи дверцы. Нужда заставила его быстро обучиться вскрывать замки, особенно у него получалось с электронными замками. Но он тщательно скрывал эти способности, иначе его быстро бы приставили к делу. Если была возможность урвать кусок без воровства, он им пользовался. Но это было редко. Люк помотал головой, откинув воспоминания. Он страстно мечтал удрать подальше с этой планеты. Волчонок тявкнул, полноценного рычания у него не выходило. Он явно желал покушать, впрочем, Люк и сам был бы не против. — Идём. Он привык мало разговаривать: одиночество быстро приучает к этому. Но теперь он был не одинок. Теперь — нет. И у него есть цель. У них есть цель.