Жизнь — обман с чарующей тоскою, Оттого так и сильна она, Что своею грубою рукою Роковые пишет письмена. Я всегда, когда глаза закрою, Говорю: Лишь сердце потревожь, Жизнь — обман, но и она порою Украшает радостями ложь. («Жизнь — обман с чарующей тоскою», Сергей Есенин)
30 мая 1431 года. Руан На площади Старого Рынка собралась толпа из праздных зевак и тех, кто точно знал, что увидит сегодня. Гомон ни на минуту не стихал, каждый норовил обронить слово, цена которому — грошовая монета, а смысла — ни на грамм. Меж тем она без страха, с поразительной решимостью поднималась на эшафот в длинном платье и маленькой шапочке. — Куда ты ведешь меня? — Это совсем близко. Видите, во-о-он то дерево? — она указала на него прежде, чем оно предстало их взору. — Правда, красивое? Очень похоже на лилию. Франция с изумлением уставился на чудо природы, в то время как Жанетт требовательно, но почтительно, потянула его за руку. — Каждое воскресенье здесь собираются деревенские юноши и девушки, которые танцуют вокруг него и умываются из соседнего источника, — поведала она с непонятным восхищением и скрытым страхом, следя за движением зеленеющей листвы, — его зовут деревом фей. Хотя, признаться, я никогда не видела этих существ. — Может оно и к лучшему? — Франция улыбнулся ей. — Когда-то давно я знал девочку, которая видела фей, но это никоим образом не сыграло положительную роль в нашей судьбе. Сердце дрогнуло и предательски сжалось от боли. Он не хотел и не мог быть здесь, но никаких душевных сил ему бы не хватило, чтобы повернуться спиной к той, кто так легко решилась на смерть ради него. — Ты всего лишь девчонка, что ты поставишь против английской армии? — Вы тоже больше похожи на избалованного мальчишку, нежели на страну, но я верю вам и в вас, и вы не должны во мне сомневаться, — это был удивительный голос — то по-детски кроткий, то громовой и оглушительный, — англичане не имеют права владеть Францией. Клянусь вам, что сделаю все, что в моих силах, только встаньте с земли, отряхнитесь и докажите, что никто на свете не властен над вами. Я посланница Бога и заявляю вам — Он на нашей стороне. «Еретичка, вероотступница, идолопоклонница» — темные буквы на бумажной мирте. Грязная печать на безупречной чистой душе. Франция с силой сжал зубы, чтобы не зарычать от бешенства и бессилия, но она, время от времени, кидала в его сторону такой взгляд, что он невольно замирал, поражаясь своим мыслям. У него не было права поступать недостойно перед ней. Она этого не хотела. — Епископ, я умираю из-за вас. Я вызываю вас на Божий суд! — крикнула она, и голос ее перекрыл гул сотен, а может и тысяч людей. Затем тише и осторожнее, шевеля потрескавшимися сухими губами, Жанна попросила крест, но палач смог протянуть ей только две скрещенные хворостинки. Франция невольно закрыл глаза, когда пламя обуяло ее, но ясно слышал, как несколько раз она громко произнесла имя того, кого любила не меньше, чем его — имя Господа. Франции не приходилось вслушиваться, чтобы понять, что вокруг него, громко или тихо, люди плачут от жалости. Но собственное горе казалось таким нестерпимо оглушительным, что ноги подкашивались, и самому очень хотелось плакать — слезы не шли. Только перед глазами яркими болезненными пятнами возникали образы очаровательной девушки с мужской осанкой, голубыми глазами, немного поддернутыми влагой, в которых светились ум и неописуемые чувства, маленькими руками, умело сжимающими секиру, чьим острием не был убит ни один воин. Франция никогда так остро не сознавал своей любви к Жанне, как в тот момент, когда заставил себя приподнять веки, и незрячими глазами смотреть туда, где всего пару минут назад стояла она. Ее непоколебимая вера вселяла в него надежду, заставляя выкарабкиваться со дна и воевать по-настоящему. Почему она исчезла? Как Бог мог позволить подобное? Что он будет делать без нее? Без своей дорогой девочки, к которой он испытывал самые необыкновенные чувства в своей жизни — подлинные, высокие, девственные, преображенные, как сама любовь божья. Ее больше нет — Бонфуа! Как колдунья нашла его в этой толпе? Зачем пришла? Франция не двинулся с места, только медленно повернул голову в ее сторону. Ее глаза покраснели и опухли, но он упорно не верил в то, что это темное существо способно плакать, особенно по своей жертве. Англия была одета в простую одежду, поверх которой набросила коричневый пыльный от долгой дороги плащ. Францию передернуло от отвращения при взгляде на острое юное личико Англии. Разве был повод продавать душу? — Просто скажи мне, что она умерла, — негромко попросил Франция, силясь сделать голос ровным, а рукам не дать воли. — Кто? — немного ошарашено отозвалась Англия. — Разве ты не видел?.. — Англия. Моя Англия, — громче и увереннее произнес он. — Скажи мне, что она умерла, и я поверю. Признайся, что точно так же сожгла ее где-то и развеяла пепел над морем. Той милой девочки, которую я знал, больше нет. Я вижу перед собой только ведьму, которая, обвинив в колдовстве ангела, сожгла его по ложному обвинению. Англия стояла, как громом пораженная, хотя изо всех сил старалась этого не показывать. Она представить себе не могла, как можно объяснить Франции то, что она не ненавидела Жанну. Она просто очень хотела, чтобы та умерла. Что все ее существо металось от невыносимой ревности при одном только упоминании Орлеанской девы. Как объяснить, что она никогда не чувствовала себя такой разбитой и виноватой, и сама только и ждет момента, чтобы пойти покаяться и вдоволь выплакаться? — Ты не в себе, — вместо этого вымолвила Англия, пряча глаза, — я предлагаю тебе сдаться, чтобы уберечься от новых жертв и… — У нас не было выбора, — перебил ее Франция, уже не скрывая того, как сильно дрожат его губы, — мы следуем приказам, но почему ты так жестока? — Потому что у нас никогда не будет выбора, — отозвалась Англия с искаженным лицом, — ни сейчас, ни через год, ни через тысячу лет. Я знаю, что тебе нужно… — Я не сдамся. Никогда. Пока я помню Жанну, я буду верно хранить ее образ в своем сердце и исполнять клятву, данную ей, так что не рассчитывай на легкий исход войны, — мстительно пообещал Франция. — Сегодня ты должна была быть на ее месте. Для меня ты умерла, Англия. И не дав ей добавить ни слова, Франция развернулся и расправил плечи, которые так и норовили опуститься под гнетом чувства вины и осознанием потери. И уж конечно, никак не мог расслышать конца фразы, которую начала Англия: «…все, что тебе нужно — это я».* * *
1453 год Никаких делегаций и сопровождения — только они двое, огоньки свеч, бумага и чернильница, рядом с которой лежит длинное заостренное перо. Рука чуть заметно дрогнула, когда перо было занесено над договором — ровно настолько, чтобы черный бисерный шарик грозил испачкать документ, к заключению которого шли сто шестнадцать лет. За долю секунды до миниатюрной трагедии она решилась поставить подпись — размашисто, легко, словно это ничего не значит, хотя указательный и большой пальцы немели от того, как сильно она сжимала перо. Его губы кривила победоносная, но далеко не счастливая ухмылка. Сам он оставил свою подпись уже давно и вот уже добрых полчаса ждал, когда она соизволит повторить его жест, чтобы положить конец заварушке, которую сама же и начала. Вид ее, признаться, не внушал мыслей о скором реванше. Едва ли она выглядела лучше, чем в годы черной чумы, когда войну пришлось приостановить, чтобы пройти две жутчайшие стадии — гниения и очищения огнем. Такого и врагу не пожелаешь. Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, когда думала, что он на нее не смотрит. Уже не дети, еще не взрослые — война быстро вышибает из головы все прежние светлые идеалы, но на место них ставит нечто новое и куда более масштабное. Это всего лишь начало большого кровавого пути, по которому обязаны пройти все они. Никаких исключений, никаких поблажек — только дело и безбашенная решимость доказать, что ты не часть мира — ты целый мир.* * *
Конец XV — начало XVI веков Анна приподнялась и растерянно осмотрелась, словно проснулась совсем не там, где засыпала. Волосы беспорядочно лезли в глаза, а кожу щекотал сквозняк, напоминающий о том, что она лежит на полу, не покрытая ничем, кроме простыни. Огарок свечи снесло, видимо, еще ночью и он закатился под кровать, покрывшись слоем пыли, которая липла к вспотевшим ладоням. Анна потянула за собой простыню, но порыв ветра дикой силы вырвал ее из рук. Нахмурив брови, Анна сделала несколько медленных шагов к двери, чтобы этот выродок успел ее окликнуть. Сотни коротких секунд кололи голову изнутри иголочками, заставляя болезненно морщиться и ждать. — Ты бываешь очень смешной в такие моменты, — его голос шелестел, как листва во время дождя. — В какие «такие»? — В моменты ожидания. Ты привыкла сначала ждать момента нападения, прежде чем действовать, а не пробовать предотвратить опасность. Возможно, ты еще ребенок. — А ты — никто, — чувствуя, как по коже кончиками пальцев вырисовывают узоры, сказала Анна, — ослаб настолько, что позволил мне играться с Литвой и Польшей, помог бороться с Тевтонским Орденом и упустил собственную целостность. Ты очень жалок. — Это с какой стороны посмотреть, — горячее дыхание опалило шею. — Благодаря мне ты все еще существуешь. И отрицать мое влияние так же бессмысленно, как говорить, что Константинополь не пал, а ты не станешь наследницей. Чувствуешь тонкие оттенки, девочка? Я сделал для тебя благо, а ты изо всех сил отвергаешь его. В их глазах я тебя уже опорочил. Губы Анны дрогнули — уголки поползли вниз, глаза стали отрешенными. — Я отстала, — прошептала она, — из-за тебя. Я заметила это, когда воевала с Литвой и Швецией. Они такие сильные и взрослые, а я дика и бесполезна. Мне нужно вернуть сестер… — Ты все равно будешь одинока, — оторвавшись от ее шеи, он поднялся к ее уху, — и никому не нужна. Я хотя бы любил тебя… — Так вот она какая — любовь? Жестокая, мерзкая и алчная? Похотливая и болезненная?! — в бешенстве воскликнула Анна, сжав кулаки. — Ты понятия не имеешь, что это такое. То, чувство, что ты испытывал было низким и неприятным, не заслуживающим уважения и ответа. — Но любить тебя по-другому невозможно, — без намека на насмешку прозвучал ответ, больше похожий на приговор, — вот увидишь. Страны по определению не созданы для того, чтобы любить, и ты не исключение. Более того — ты самый жестокий пример, доказывающий это. Все те, кто решились любить тебя, умирали: мать, отец… Анна резко развернулась, готовая выплеснуть на него все то, что копилось в ней в течение трех веков. То, что мешало не просто жить — дышать, существовать, чувствовать. То, что сломало ей жизнь. — …я, — раздался ответ в пустой комнате, от которого по спине побежали мурашки. Анна никогда не думала, что избавившись от Орды, будет так зависима от его образа, который раз за разом возникал перед ней тогда, когда она так отчаянно в нем нуждалась. Одиночество начинало сводить с ума, но, вступая в новый век, она уже подумывала от него отказаться. Смять бы все события последних лет и втоптать в снег в мнимой надежде очищения. Но приходилось оставлять этот вонючий огрызок в непрестанно ноющей голове, как напоминание об очередной совершенно глупости — не первой и далеко не последней.* * *
19 октября 1466 года Польша напоминала Пруссии кошку — своевольную, изменчивую, уже отбросившую дикую жизнь, но еще не приученную к дому. Вот и сейчас стреляя в него яркими зелеными глазами, которым разве что не хватало вертикальных зрачков, и, облизываясь, как сытая довольная питомица, она решилась поиграть. Но пробовать с ней играться не стоило — она умела показывать острые зубы. — Алка — какое убийственное по своей природе тщеславие, — прервал тишину Пруссия, не позволяя ей сделать первый ход. — Молчи, презренный, не тебе говорить о скромности, — обнажая белые зубы, отозвалась Польша, ласково поглаживая тонкую тетрадь, на которой уже стояли нотариальные знаки папского легата Рудольфа Рюдесхаймского, а также подписи публичных нотариусов Яна Эвих де Аттендорна и Станислава Франко Редковичского. — Сделай лицо подовольнее — молоко в кувшинах киснет. Смешно же вы мужчины выражаете покорность. Хотя, — она окинула его чуть презрительным взглядом, — куда тебе до мужчины. Расти еще и расти. Даже Лит, ей-богу, в плечах шире тебя будет, а он таким рохлей и размазней был, когда я его нашла. — Что-то не вижу я твоего Литву. Уже решился и убежал от тебя куда подальше? — Никуда он от меня не денется, — медовым голосом пропела Польша, поднимаясь со своего места и плавными движениями приблизилась к Пруссии. — И ты, мой дорогой… как же тебя теперь звать? Все время забываю… ах, точно! Пруссия! Будешь вынужден меня слушаться. — Ни за что! Да чтобы я пресмыкался перед такой сукой!.. — прошипел Пруссия, когда небольшая рука хорошенько прошлась по его щеке, намеренно оставив кровавые полосы от ногтей. Настоящая кошка. — Шустрые вы все, когда воевать надо, а как принимать поражение — гляньте-ка, не хочу и не буду! — издевательски произнесла Польша, грубо схватив за короткие волосы Пруссию. — Помнится, ты таким умным был, что, нагрянув к моей родственнице, на лед в латах полез, м? И сейчас шайку обалдуев набрал! Бывшего викинга, у которого вместо мозгов хмель, зависимого мальчишку и какую-то германскую собачонку! Идиот! — почти сталкиваясь с ним нос к носу, заявила она. — Я еще с тобой наиграться успею, манерам поучу… Пруссия оскалился, с удовлетворением разглядывая свои алые глаза, отражающиеся в зеленом омуте Польши. — Молись, полячка, это единственное, что ты умеешь, — охрипшим голосом посоветовал Пруссия, перехватывая руки Польши, и вместо того, чтобы оттолкнуть, притягивая еще ближе. Теряясь и плохо соображая, что делать, Пруссия пошел по самому простому пути — пути чувств и инстинктов, и едва ли был удивлен, что Польша не только отвечает на поцелуи, но даже игриво подначивает его, прикусывая губы и чуть отстраняясь, чтобы с самодовольной усмешкой видеть пелену желания, затмевающую, даже самый трезвый рассудок. Сегодня он готов был играть по ее правилам. Но ровно до тех пор, пока в руках его нет меча, грозящего светловолосой голове Польши, а сзади нет ревнивого Литвы с кинжалом наперевес.* * *
27 апреля 2011 года Хуже нежданных гостей были, разве что, нежданные вызовы посреди ночи, когда впервые за неделю удалось уснуть, не прибегая к исконно русским ста граммам или новомодным снотворным, которые не оправдывали свою цену. Не радовало и то, что для нее не потрудились вызвать служебную машину, а предложили доехать на такси, уверяя, что в пробку она не попадет, мигалки не понадобятся и доедет быстрее. Смешные отговорки смешных людей, которые сами и не подумали вылезать из теплых кроватей и разбираться с какими-то государственными делами, которые, оказывается, по ночам их не касаются. Россия, ворча и сетуя, вызвала машину с вредной заинтересованностью уставившись на счетчик. Ей прекрасно было известно, что ездить с частниками было выгоднее по средствам, но рискованнее по вопросам безопасности. Сколько уже жертв среди населения появилось только за этот год? Нет, так оставлять дело было нельзя, стоит внести поправки в закон, регулирующий данный вопрос и убрать нелегалов подальше… Хотя, отдавая бумажку, номиналом в тысячу рублей и дожидаясь сдачи, Россия понимала, что это вызовет далеко не теплый отклик населения. C'est la vie — как говорил один небезызвестный француз, пожимая плечами, когда его люди, состоящие в профсоюзах, в очередной раз устраивали забастовки. Русские были смирнее, но гораздо недовольнее. Дневное тепло, наконец атаковавшее европейскую часть страны, немного перекинулось и на ночь. По крайней мере, Россия стучала зубами скорее от раздражения, нежели от холода. Зайдя в обыкновенное здание, чьи стены кое-где были изрисованы граффити, она почти сразу скинула тонкую курточку с плеч. В лифте, по обыкновению нажав кнопку, отправляющую пассажиров в подвал, Россия порылась в сумочке в поисках ключа. Вставив его в едва заметный разъем на панели, и с легкостью повернув по часовой стрелке, Россия почувствовала небольшую тряску — кабина на мгновение замерла, чтобы потом свободно двинуться ниже изначального пункта остановки. Россия с облегчением вздохнула, когда двери разъехались перед ней — ей всегда было не по себе в замкнутом пространстве, хотя она с этим справлялась. Перед ней предстал уже знакомый пустой и хорошо освещенный коридор. Похоже, что многие предпочли ночевку дома работе. Неодобрительно покачивая головой, Россия прошла к самому близкому кабинету, где помимо света, была видна жизнь, если судить по хихиканью и шелесту бумаг. Стучась и одновременно открывая дверь, Россия с улыбкой застала молодую женщину, сидящую за столом, и мужчину в военной форме, который ее в чем-то горячо и строго убеждал. — Здравствуйте, Анна Ивановна! — женщина приподнялась и любезно кивнула. — Все-таки вызвали вас? Какая незадача! — Да, Ириш, похоже, что на страну должна работать страна, — хмыкнула Россия, поражаясь благодушию, прозвучавшему в собственном голосе. Обратив внимание на вытянувшегося по стойке смирно мужчину, добавила: — Вольно! Не ожидала, что ты сегодня работаешь… — Так и я не ожидала! — сверкая темными глазами отозвалась Ира. — Я забыла, что Маришка замуж выходит на следующей неделе, так что решила отработать в эти выходные. Даже жалко немного, что пришлось отложить отдых. Тысячу лет не высыпалась… Россия участливо повздыхала. Ее всегда забавляла эта девочка — слишком яркая и дерзкая, наигранно простая и открытая. Пожалуй, Ира была красивее, чем следовало бы. И слишком много болтала, чего не допускала ее должность. Какое-то время Россия недоумевала, за какие заслуги ее взяли, и не постаралась ли здесь чья-то лапа с влиянием. Обошлось — Ира мастерски варила кофе и умела непринужденно улыбаться, а еще часто работала в ночные смены, умудряясь при этом выглядеть, как модель с обложки журнала. Не стоило недооценивать эти важные качества — они могли пригодиться в любой организации, каким бы уровнем секретности она не обладала. И маленькая важная заметка на полях личного дела Иры, гласящая «шпион международного класса», конечно, тоже сыграла не последнюю роль. Наверное, ей здесь было безумно скучно, раз она уже начала развлекать себя мужской компании. — Ладно, не стрекочи, — мягко перебила ее Россия, слегка улыбаясь. — Соединишь меня с ним через минут пять, хорошо? — Окей! — смешно жмурясь, пообещала Ира, двигая телефон ближе к себе. — А вы пока пройдите в кабинет, Анна Ивановна, чтобы не заставлять его ждать. Слышали бы вы его голос — недовольный! Можно подумать, что вы тут днюете и ночуете в ожидание его звонка. Россия последовала совету и зашла в соседний хорошо обставленный кабинет, в котором от чего-то вспоминались старые конторы с казенной желтой мебелью, жесткими стульями и надутыми чиновниками… хотя, чиновники не изменились. Главное, за что Россия любила этот приевшийся за годы кабинет — это за стол — всегда, вне зависимости от времени, большой и удобный, пахнущий деревом. Здесь же высился компьютер последней модели — за новинками правительство следило особенно ревностно. Но сейчас Россию больше всего интересовал ярко-красный телефон, на котором не было ни кнопок, ни «вертушки», чья задача была принимать особые вызовы и соединять только по очень важным вопросам. — Соединить! — крикнула Россия, прежде чем поднять трубку и, услышав тяжелое дыхание на другом конце, сглотнув, произнести. — Здравствуй. — Наконец-то! Где тебя только носит? Ради нескольких фраз мне пришлось ждать часы, а тут не безопасно! — тут же накинулся на нее Ливия. — Успокойся, в чем дело? — с тревогой слушая приглушенные взрывы, спросила Россия. — Раньше не могла. — Ты… ты должна мне помочь, — захрипели в трубку. — Германия примкнул к своим еще в начале месяца, надолго его не хватило. Франция в открытую заявляет о расширение рамок резолюции… — Мой милый Франсис, — больше для себя, чем для него пробормотала Россия, — никто никогда не лицемерил так честно. — Италия тоже уже готовит ВВС, я знаю, — продолжал Ливия, недовольно пыхтя, — они подбираются все ближе, действуют все разрушительнее. Недалек тот час, когда они задумаются о наземной атаке, а если это произойдет, то настоящей войны не миновать… Брагинская, эта линия защищенная? — Ты еще спрашиваешь? Конечно да! — фыркнула Россия. — Это ужасно, но что я могу сделать? — Поговори с Джонсом, убеди Китай выступать погромче, собери экстренное заседание совбез ООН, хоть что-нибудь! Я прошу тебя, как единственную адекватную нейтральную сторону… больше мне помощи ждать не от кого. Надеюсь, до встречи! Повесив трубку, Россия присела на краешек стола. Надуманные и откровенно глупые причины, которые называл Америка, чтобы приехать к ней, — типа предложения совместного контроля безопасности АЭС с участием делегаций с двух сторон, к которым они просто обязаны присоединиться, — имеют смысл, когда надо встретиться по срочному делу.* * *
1492 год — Вставай, о, прекрасная сеньорита! Сейчас не время предаваться сну и праздным делам! — воодушевленно объявил Испания, размахивая рукой, в которой была зажата бутылка вина. — Ты стал очень шумным мальчишкой, с тех пор, как Гранада стала твоей частью, Антонио! — строго вперив в него голубые глаза, сказала Португалия, пытаясь заплести косу. — Не кричи, чертенок, и объясни, чему радуешься. — Пошли вниз! Почти все уже собрались, и мы ждем только тебя, соня! — Испания повел ее вниз по лестнице, крепко схватив за руку. — Прости, что все так неожиданно, но я хочу поделиться с вами радостью! — Ты Кьяру предупредил? — Она должна быть уже внизу, — отмахнулся Испания. — Ах, Исабель, видела бы ты ее мордашку, когда я ее разбудил! Она самое очаровательное существо на земле… — Которое сейчас настойчиво приветствует Франция? — Португалия отняла руку у брата. Подойдя к Франции, она отстранила от него маленькую итальянку и подставила ладонь для поцелуя. — Здравствуй, Франсис… Мери… — она огляделась, — Гилберт, Хенрик, Бервальд, Астрид, Синдри, Айно, Элизабет, Родерих, А… — Аличе, — перебил ее ошарашенно и счастливо Испания. Он сделал несколько шагов к младшей Италии, которую привели Австрия и Венгрия, когда путь ему преградил Франция, пожелавший раньше всех поприветствовать «любимую сестренку» и кинувший на него угрожающий взгляд. Италия застенчиво улыбалась и совсем смущенно пожала руку старшей сестры, на лице которой отразилась боль напополам с ревностью. А затем подошла к совсем уж расстроившемуся Испании и позволила тому поцеловать себя в лоб. — Не подбивай клинья еще и ко второй Италии, — прошипел Франция на ухо Испании, когда они встали рядом, — они обе будут моими! — Это мы еще увидим, — нагло осклабился Испания без страха глядя на брата, который был уже и выше, и сильнее, но все еще не отошел от Столетней войны, — и только попробуй приблизиться к Кьяре, я тебя мигом поставлю на место! Пока проходила церемония приветствия, у всех успел поостыть интерес к поводу, собравшему их сегодня не как врагов или делителей новых земель. — Кхм, — вежливо, но с намеком откашлялся Австрия. — Испания, прошу тебя, начинай… — Да, скорее, не то у аристократишки музыкальный инструмент отстоится! — гаркнул Пруссия и захохотал, пока его не утихомирила Венгрия. Испания осмотрелся и, поставив бутылку вина на пол, вышел в середину зала с таким видом, будто ему удалось только что окончательно объединить два королевства и стать цельной империей. Португалия, стоявшая рядом с Англией, закатила глаза и что-то быстро зашептала той на ухо, кивая поочередно то на Испанию, то на Францию. Англия скупо передернула плечами, но, кажется, безмолвно согласилась. Было заметно, что они с Францией демонстративно игнорировали друг друга. — Не знаю, слышали ли вы об этом или нет, — торжественно начал Испания, едва удерживаясь от того, чтобы не начать танцевать, — но совсем недавно мой человек открыл новую землю! Воцарившееся молчание было сравнимо скорее с опустевшим полем боя, нежели с затишьем перед бурей. — Боюсь, — вперед вышла Норвегия, как всегда с непроницаемым лицом, — что твой человек несколько опоздал. Викинги уже открывали эту землю. — Астрид права! — поддакнул Дания. — Эх, было это дело в веке десятом… Прочие Скандинавы закивали, выражая свое полное согласие и одновременно поражаясь неучтивостью южанина. — Но это другое! — возмущенно возразил Испания, чуть ли не топая от нетерпения. — Тогда его там не было! — Кого «его»? — нахмурился Франция, чуть отворачиваясь, словно стыдясь брата. — Мальчика! — вне себя крикнул Испания. — И он один из нас! Понимаете? Новая земля — новая страна! У нас появился младший братишка и его нашли мои люди! Значит, мы не одни и есть смысл искать подобных нам там, — он неопределенно махнул рукой в сторону. Эта новость, похоже, поразила собравшихся куда больше. — Идиот, чего ты радуешься? — дрожащим от негодования голосом, произнесла Англия. — Это потенциальный соперник! — Он еще ребенок, — возразил Испания, недовольный ее реакцией. — О, не пытайся переубедить ее Антонио, — фыркнул Франция, изящно вздернув бровь, — эти чертовы англичане только и способны на то, чтобы видеть во всех врагов, даже в самых невинных существах. — Молчали бы, месье, — оскорблено и злобно шикнула Англия. — Сами-то только и знаете, что развращать женщин и брать все, что плохо лежит, — недвусмысленно кивая в сторону сжавшихся Италий, добавила она. — Даже не начинайте! — вскинул руки Испания в примирительном жесте. — Я хотел, чтобы мы отпраздновали это событие, а не грызлись, как кошки с собаками. Это открытие, ибо в наших рядах давно не было пополнений, и, казалось бы, что нет тех, кого мы не знаем, а этот мальчик полностью опровергает наши представления о мире. Знаете, — он наклонился за все той же пресловутой бутылкой вина, которую ему подарил Франция, с которым он сейчас на грани войны, — мне жаль, что я не в состоянии собрать в этом зале все страны. Но вы — самое близкое и знакомое, что у меня есть. Давайте поднимем бокалы, прежде чем поднимем мечи, давайте улыбнемся друг другу перед тем, как скалиться, давайте вспомним, что все мы братья и сестры, и что нас значительно меньше, чем людей, — голос Испании окреп, когда он заметил, что внимание собравшихся усилилось. — Где-то очень далеко живет маленький одинокий мальчик, который нуждается в защите и заботе, и когда-нибудь один из нас преодолеет это расстояние и докажет, что достоин занять место его опекуна. Выпьем же, queridos amigos , за здоровье и процветание новой земли! Примечания: 1) Жанна д’Арк была сожжена в Руане 30 мая 1431 года. Большинство приведенных фактов действительно имели место быть, и взяты из биографий или исторических книг. В 1430 году Жанна была захвачена бургундцами и передана англичанам. 2) В 1453 году капитуляция английского гарнизона в Бордо положила конец Столетней войне. 3) В итоге войны Англия лишилась всех своих владений на континенте, кроме Кале, который оставался в составе Англии до 1558 года. Сумасшествие английского короля ввергло страну в полосу анархии и междоусобиц, в которой центральными действующими лицами выступили враждующие дома Ланкастеров и Йорков. В связи с развернувшейся гражданской войной Англия не имела сил и средств для возвращения потерянных, как оказалось, навсегда, территорий на континенте. Вдобавок ко всему казна была опустошена военными расходами. 4) 1410 год — битва при Грюнвальде объединенных сил русских, литовцев, чехов и поляков с Тевтонским орденом, победа над ним. 5) 1430 год — начался распад Золотой Орды: образовалось Крымское ханство, независимое от великого хана. 6) 1455 год — безрезультатный поход отрядов Золотой Орды на Москву. 7) 1461 год — еще один безрезультатный поход отрядов Золотой Орды на Москву 8) 1470 год — Киев превращен в воеводство великого князя Литовского. 9) 1473 — Иван III заключил союз с крымским ханом Менги-Гиреем для совместной борьбы против Большой Орды. 10) 1492 год — Иван III начал первую войну с Литвой (1492–1494 гг), воспользовавшись смертью Казимира IV. При поддержке крымского хана Менгли-Гирея захватывает часть владений Александра, великого князя Литовского.