Connected

Лиам просыпается с затекшей из-за неудобного положения шеей, но в остальном ему вполне комфортно. Настолько, что даже не хочется двигаться, если бы только давление на мочевой пузырь не было таким сильным. Когда он открывает глаза, то понимает, почему ему было так удобно. Зейн все еще на спине, в том же положении, что и когда он засыпал, а вот сам Лиам практически лежит на нем, закинув одну ногу ему на бедро, в то время как рукой Малик неосознанно придерживает его за спину. Как он, заснув на спине, утром оказался уткнувшимся головой в сгиб шеи Зейна? Нет, не то. Как они вообще оказались в этой чертовой позе? Он помнит, как ворочался во сне и бормотал что-то про то, что больше любит спать на животе и все. Может, конечно, если приложить чуточку усилий он вспомнит ворчание потревоженного Зейна и его теплые руки, которыми тот нечаянно приподнял его рубашку вверх, пытаясь устроиться удобнее. Но все это вполне может быть и сном. Хотя сейчас это уже не важно. Важно то, что ему действительно нужно отлить, а для этого придется разбудить Зейна. Черт... Многолетний опыт с подобного рода вещами, как подъем Зейна, почему-то не вселяет в Лиама сейчас уверенности, что он так просто с этим справится. Правда, он знает, что Зейн достаточно адекватен, чтобы не причинить ему вред. (Наверное. Ведь обычно они для этого посылали Луи, это как клин клином вышибать). Так осторожно, как только может, Лиам привстает над Зейном, потому что с учетом того, как они сцеплены, это единственный вариант, и пытается разбудить его. – Зейн, – тихо и мягко, зовет Лиам. – Зейн, проснись. – Мгмм, – Зейн сильнее жмурит веки и мычит, чуть дергаясь и пытаясь сбросить Лиама с себя. – Мне нужно отлить, – нетерпеливо говорит Лиам. Так, словно он действительно уже не может терпеть. – Зейн, ну давай же, вставай. – Я тебе для этого не нужен, – ворчит Зейн, накрывая лицо ладонью. – Дай мне поспать. Лиам бы с радостью дал, если бы мог. Но сейчас не тот случай, поэтому он дергает наручник, напоминая Зейну об их проблеме. – Ну, вообще-то, очень даже нужен, помнишь? Наручники? И мы ими скованы? Зейн под ним стонет и, открывая глаза, поднимает руку вверх. – Я думал, что хрень с наручниками – это жуткий ночной кошмар, – признается он, прослеживая взглядом вниз по руке Лиама, вплоть до соединяющего их металла. – Тьфу. У меня есть ты в кровати с наручниками, но я не могу этим даже насладиться. Дерьмо какое-то. Лиам вспыхивает, слыша его слова и понимая весь подтекст, и делает вид, что зевает, смущенно прикрывая свободной рукой лицо. – В ванную, – добавляет он, спустя секунду. – Пора идти, Зейн. – Хорошо, хорошо. Вылезать из постели оказывается гораздо легче, чем залезать в нее, потому что в этот раз помощь им оказывает утренний свет, льющийся в окно. Есть короткий неловкий момент, когда Зейн сладко потягивается, встав, но никто из них не падает и не травмируется, что уже большой плюс. До тех пор, пока они не доходят до ванной, и Лиам понимает, что ему сейчас предстоит сделать. – Ну, – подгоняет его Зейн. – Ты вытащил меня из постели, поторопись, Лиам. Лиам смотрит на Зейна, потом на унитаз, а затем снова на Зейна. – Можем мы сначала включить воду? – О, мой бог! – стонет Зейн, но все равно потянувшись к крану, открывает его. Ему даже удается отвернуться немного, чтобы дать Лиаму чуть больше личного пространства, учитывая сложившие обстоятельства. Но в любом случае это самые неловкие минуты в его жизни. Которые слегка улучшаются (или ухудшаются, с какой стороны посмотреть), когда Зейн вскидывая брови, отодвигает его, занимая место у унитаза. – Будешь смотреть? – Прости, прости, – торопливо извиняется Лиам. Он отворачивается и для надежности закрывает глаза, не шевелясь, пока Зейн не перекрывает кран и не выводит его за руку из комнаты. Обычно, проснувшись, Лиам принял бы душ, чтобы быть готовым к тяжелому дню. А Зейн, как правило, вызвал бы кого-нибудь, чтобы заполучить себе чашку кофе и выкурил бы свою первую сигарету. И поскольку они не могут сделать то, чем обычно занимается по утрам Лиам (или могут, думает он, быстро отказываясь от мысли о душе вместе с Зейном, он не может, или все же...), то сегодняшний день им придется провести по расписанию Малика. Кто-то, колотящий в дверь, отвлекает только поднявшего трубку Зейна с намерением вызвать кого-нибудь из обслуживания номеров, и они снова вдвоем идут на стук. – Окей, – начинает Луи, заваливаясь в номер без приглашения, – я навел кое-какие справки и заказал еще одну пару, но так как этот магазин находится где-то в другой стране, то доставка займет минимум три дня. – Три дня, – повторяет за ним Лиам. – Мы застряли с этой хренью на три дня. – Ты хоть понимаешь, что мы не можем принять даже гребаный душ? – возмущается Зейн. – Что я даже не могу сменить чертову рубашку, потому что нет никакого способа снять ее, ведь мы, блять, сцеплены за запястья. – Ой, какой ужас, – притворно сокрушается Луи, опуская взгляд на удерживающие его друзей рядом наручники. – Вы всегда можете, ну, знаешь, принять душ вместе. Лиам давится воздухом, и Зейн бережно похлопывает его по спине, твердо глядя на Луи. – Это не смешно, – напоминает ему Зейн. – Это пиздец! – Ты преувеличиваешь, – закатывает глаза Луи. – Тебе стоило бы воспользоваться этим. Вам обоим! – Воспользоваться этим? Чем ты нам предлагаешь воспользоваться? – огрызается на него Зейн. Лиам делает осторожный шаг назад, утягивая Зейна с собой так далеко, что если тот замахнется, то не достанет ни до чего... похожего на физиономию Луи. – Серьезно? – спрашивает у них обоих тот. – Если заковывание вас вдвоем в наручники не снимет окружающее вас идиотов сексуальное напряжение, то я тогда не знаю, что еще сможет это сделать. Становится так тихо, что Лиам уверен, он прекрасно слышит как бешено бьется в его груди сердце. – Что... какое сексуальное напряжение? Может быть, он понимает, что именно Луи имеет в виду, но разве это все не только в его голове? Он мог бы поклясться, что так и есть. Что он просто принимает свои чувства к Зейну и проецирует их на него, убеждая себя в чем-то большем: в том, как Зейн смотрит на него или как прикасается к нему. Но если Луи тоже это замечает, тогда, возможно, Лиам не бредит. Да? – Именно поэтому мы и сковали вас наручниками, – фыркает Луи, гордо приподнимая подбородок. – Вы оба – придурки, и пока вы не перестанете ими быть, я не расцеплю вас, даже если у меня будет ключ. Лиам усиленно старается не смотреть на Зейна, чтобы понять его чувства по поводу слов Луи о «сексуальном напряжении» между ними, но тот не делает ничего, просто пялится на Томлинсона и свободной рукой то взъерошивает, то приглаживает волосы, словно о чем-то думает (например, о том, чтобы врезать кому-нибудь, догадывается Лиам). Лиам не может выявить больше ничего, кроме раздражения и злости, отчетливо отражающихся на его лице и в глазах. Разве он не должен быть удивлен? Лиам ожидал, что он будет все отрицать или выглядеть шокированным подобным предположением, хотя бы. Но ничего этого нет. И как это понимать? О, боже. Он чувствует себя сейчас как одна из его старших сестер. Они обе частенько ложились поздно, шепчась в соседней с ним комнате о понравившихся им мальчишках, но Лиам, блять, не какая-то там девочка-подросток. Он не будет проводить часы за анализированием любых, даже самых незначительных жестов Зейна, и о том, значат ли они что-нибудь. – Что нам нужно сделать, чтобы доказать, что мы не идиоты? – осторожно спрашивает Зейн, голос которого звучит вкрадчиво, но раздраженно. – Это вы сможете сделать только вдвоем, – пожимает плечами Луи. – А я пока пойду, а то ты выглядишь так, словно все еще хочешь врезать мне. – Потому что это так и есть. Луи бросает на Лиама почти искренне извиняющийся взгляд, разворачивается и уходит. И как только за ним закрывается дверь, Зейн тащит Лиама к кровати. Он со вздохом опускается на нее, устраиваясь у изголовья и нервно дергает волосы, тяжело дыша. – Зейн. Зейн поднимает на него взгляд и натягивает на лицо вынужденную улыбку. Лиам прекрасно все понимает и знает о том, что Зейн чувствует это, то, что Пейн уверен в ее неискренности. – Прости, – бормочет Зейн. – Просто задумался. – О чем? – решает уточнить Лиам. Обычно он этого не делает. Зейн любит сам справляться с чем-либо и делиться информацией, только когда он сам готов к этому, а не когда его принуждают. Но сейчас они прикованы друг к другу. Возможно, это именно тот случай, когда задать вопрос нормально, даже если Зейн и не ответит. Сюрприза не происходит. Все, что говорит Зейн, это: – Ни о чем. Ничего важного. Давай... давай просто закажем завтрак.