Идол

Однажды в казематы попал довольно родовитый пленник кочевников. Шуму и помпы было много. Ведь именно летучий отряд князя изловил этого врага, совершив вылазку за стены. В ту пору враги не сильно досаждали набегами. Некоторые окрестные деревеньки даже торговали с иноземцами, старательно скрывая свои связи. Казна не получала положенной монеты от таких сделок, потому что все они заключались тайно. Князь-отец не был слишком удручен подобным положением дел. На его стол и в казну поступало достаточно средств, чтобы жить безбедно, поддерживать в порядке город и его укрепления и содержать достойную рать. По большому счету, торговля была «тайной за семью печатями». Активное перемещение товаров из рук в руки процветало до тех пор, пока шестнадцатилетний княжич не обнаружил такое своеволие чужеземцев в своих владениях, приобретая себе меч из особой стали. Легкий и тонкий клинок запросто разрубал массивные мечи ратников, при этом на нем не появлялось ни одной зазубрины. Собрав отряд из своих приспешников, княжич отправился в рейд, точно зная, что к нему на встречу прибудет такой же по статусу и положению родовитый отпрыск. Не подготовленные к битве торговцы не устояли. В город вернулись гордые своей победой в секретном рейде ратники. Гремя обозами с товарами по булыжной мостовой центральной площади, они торжественно конвоировали купцов и небольшой охранный отряд противника, вернее тех из него, кто остался в живых после короткой неравной битвы. Во главе шествия на вороном коне ехал княжич. Он невероятно гордился первой собственной победой, ему хотелось поклонения, хвалебных речей и воинских почестей, но купцы и городской люд с ужасом наблюдали картину его победного возвращения, глядя на богатые золоченые одежды плененных, выпачканные в крови. В тот день торговые палатки опустели, закрылись кузницы и мастерские. Люди поспешно убывали за стены, чтобы быть со своими семьями в лихую годину. Такое вероломство не могло остаться без внимания их бывших торговых партнеров. После разговора с отцом княжич едва сдерживал слезы. Не столько он сочувствовал тем, кто пострадал и еще пострадает от его выходки, сколько понимал собственное поражение. Он пометался из угла в угол в своей опочивальне, выпил кубок вина. Дрожащие в глазах слезы превращали багровое убранство его покоев в пожарище, которое сулил князь после неразумного поступка сына. Сквозь шторы со двора пробивался неровный свет от костров, разведенных собирающимся в поход войском. Звон доспехов и оружия прорывался вместе с отблесками огня, как предвестник горя и смертей. Опасаясь получить в народе нелестное прозвище, княжич рвался доказать свою доблесть. Но отец, тревожась за его жизнь, запретил сыну участвовать в новой битве. Пребывая в горестных раздумьях, он направился в подземелье. Кое-где в общей суматохе не успели заменить прогоревшие факелы, поэтому коридор был наполнен смрадом от дыма. Спускаясь по грубо отесанным ступеням, княжич представлял, что в эту минуту совершает переход из райской страны Ирий в подземное царство, напророченное всем, кто согрешил в земной жизни. Еще немного – и за очередным поворотом покажется огромная тень Одина, держащего на плечах земную твердь. Добравшись до двери камеры, княжич заглянул в решетчатое окошко и увидел гибкую фигуру юноши, подвешенного в оковах на стену. Тот был черен, как его одеяние. Даже беспомощное состояние не лишило пленника величественности, присущей отпрыску именитого и богатого рода. Княжич отбросил засов и решительно вошел в темницу. В ноздри ударил запах тления и человеческих испражнений. В свете коридорного факела он рассмотрел сырые камни стен, пучок гнилой соломы и кучу тряпья на ней. Пленника уже били: одежды на нем были исполосованы хлестким кнутом палача. Сквозь обвисшие клочья дорогих тканей виднелось смуглое тело с ровными полосами отметин кнута. – Пес лживый… – выплюнул ослабший юноша, разглядев посетителя. Княжич мельком глянул в его наполненные гневом темные раскосые глаза и подошел вплотную, впившись взглядом в полосы от кнута. Это не лошадиная шкура… Нежная аристократическая кожа кое-где пострадала от кнута гораздо сильнее. Кровь уже запеклась, даже потеки высохли, приобретя бурый цвет. Княжич, не торопясь, вытащил из-за голенища кнут. – А ты думал, что владеешь миром? – сощурив серые глаза, княжич медленно поднимал руку с плетью. – Ты пришел на мои земли, как хозяин. Чего ты ждал? Моего кнута? Первый удар пришелся по груди пленника. На тонкой полоске тут же выступила кровь, ее запах ударил в ноздри княжича, перекрывая тюремный смрад. Он снова занес кнут для удара. – Да ты болен, властитель северной земли? – сдержав стон, проговорил сквозь зубы пленник. – Я знаю причину твоей болезни и могу тебе помочь, если ты захочешь. Акцент, с которым говорил юноша, завораживал княжича. Рука с плетью замерла в замахе, мучитель почувствовал, как неприятный холодок пробежался по спине. Откуда незнакомец мог знать о его пристрастиях? Слова пленника впились в голову тонкими иглами, разрывая сознание головной болью и стыдом. Эта боль начала мучить его с тех самых пор, когда он понял, что не такой, как все. Ратники, подчиненные ему, давно бахвалились победами над девицами, без умолка трещали о благодати, что дарят женщины. А их предводитель, суровый и жестокий, едва ли мог заставить себя с интересом смотреть на девиц, в то же время без конца мог любоваться конюхом, когда тот, сняв рубаху, плескал на себя воду из ведра. Княжич сторонился своих товарищей по оружию, а однажды даже пытался утащить грудастую Богдану на сеновал. Но после нелепой возни он не почувствовал ничего, хоть малость похожего на чувство, которое охватывало его при невинном прикосновении к конюху. На секунду ему показалось, что в глазах пленника блеснул холодный огонек, как бывает у змей, когда они завораживают свою жертву. – Что ты об этом знаешь? – спросил княжич, опуская плеть. – Знаю гораздо больше твоего, – произнес пленный, пошевелив затекшей кистью. – Ты можешь считать это карой, а можешь понять, что это блаженство… Княжич сунул плеть за голенище и отвернулся от пленника, пытаясь справиться с волнением. За его спиной снова раздался голос с этим смягчающим слова акцентом: – Ты же хранишь в памяти воспоминания, которые считаешь постыдными? Кто он? Один из твоих ратников, прислуга? Да неважно кто. Он никогда тебя не поймет. У него есть семья? Он уходит, оставляя тебя с этой болью внизу? Ты зол на него, но когда он возвращается, ты готов отворить перед ним княжескую казну только за одно братское похлопывание по плечу или случайное объятие? А еще ты шепчешь его имя, когда во сне вдруг внезапно накатывает удовольствие? А теперь скажи мне, кто пояснит тебе лучше, чем тот, кто прошел через все это сам? Княжич рывком выхватил кнут и наотмашь ударил, рассекая лицо пленника. Кнут располосовал его скулу и едва не достал до губ. – Не смей! – заорал княжич, сотрясаясь от гнева и бессилия перед своим собеседником. Пленный только болезненно поморщился и опустил глаза, повисая на кандалах. Факел в коридоре догорал, потому ведро с водой княжич отыскал не сразу. Он неловко окатил бессознательное тело в кандалах, и пленник вскинул голову, словно пробудившись. – Ну и живи в неведении, – выдохнул он. – У тебя был шанс понять, что с тобой… После этих слов он прикрыл глаза и больше не шевелился. Княжич вышел в коридор и заменил прогоревший факел, вернулся в камеру, чтобы еще раз посмотреть в коварные глаза врага и уйти. Но уйти он не смог… Сотни раз потом проклинал себя за то, что волок обессилевшее тело по коридорам подземелья в свою опочивальню, за то, что омывал тело врага мягкой тканью, разглядывая его, измученного и нагого, без стеснения, разрешал врагу прикасаться к себе, даруя ласку и наслаждение… Уже под утро пленник прошептал сморенному усладой княжичу: – Скажи, кто он, тот, о ком мы говорили. Я буду твоим лучшим врагом, со временем ты это поймешь. – Казнят тебя сегодня… – сонно пробормотал княжич, отворачиваясь. – И мне будет легче от понимания, что никто не знает моего греха. А Он – это мой конюх, Велеслав. Все равно тебя уже никто не услышит. Казнь, как она была запланирована, не состоялась. Вместо родовитого пленника казнили двух караульных, что дежурили в ту ночь. Приговор князь вынес за то, что служивые пили брагу с отбывающими наказание ратниками, вследствие чего и упустили пленника. Тот сбежал, невероятным способом освободившись от оков и открыв запор с внешней стороны. Никто не стал увязывать эти события с тем, что в следующую ночь на небольшую деревушку на окраине налетели новые враги князя, вырезали многих жителей и среди них – жену конюха Велеслава. Дочь его малолетняя пропала. Молва шла о том, что попала она в рабство к султану.