Тем временем в трапезном зале Ривенделла…
За столом номер один…
— Давай, хоть кусочек попробуй, — уговаривал Дори своего брата Ори. — Я не люблю траву, — поморщившись, ответил тот и бросил лист салата обратно в тарелку. — Где мясо? — грубым голосом спросил Двалин, разведя руки в стороны. — А жаренная картошка есть? — с надеждой в голосе спросил Ори…В это время за соседним столом номер два…
— … Это Оркрист. «Рубящий гоблинов», знаменитый клинок, его ковали Высшие эльфы Запада — мой род, — говорил Владыка Элронд, осматривая меч. — Пусть он служит вам на славу, — напоследок произнес он и отдал меч Торину. — А это — сам Гламдринг, — продолжил Элронд, беря в руки меч Гэндальфа и на половину вынимая его из ножен. — «Сокрушитель» — меч короля Гондолина. Как они к вам попали? — Мы нашли их в пещере на Великом Восточном тракте, перед тем как попали в засаду орков, — как ни в чем не бывало ответил Гэндальф. Про меня он решил промолчать, ведь в этом и есть сущность волшебников: что-то, но не договорят. — А что это вы делали на Восточном тракте? — сощурившись, спросил эльф. — Прошу прощения, — извинился Торин и встал из-за стола, видимо, ему не хотелось больше участвовать в этом разговоре, что затеял Гэндальф.Вернемся к столу номер один…
— … Сыграй что-нибудь повеселее, а то сидим как на похоронах, — усмехнулся Нори. — Что-что? Кто-то умер? — не расслышал Оин. — Ну, ладно, парни, здесь есть лишь один выход, — произнес Бофур и, запрыгнув на расписной пьедестал, стал петь: Е-е-есть тра-а-актир, есть трактир, есть веселый трактир, Всю ночь до утра там пир! Тут его подхватили остальные гномы: Такое пиво варят там, Что лунный лик спустился сам Что б отведать этот эликсир. Конюха жил пьяный кот, На скрипке он играл. Изобразив в руках скрипку Бофур один пропел: Водил туда-сюда смычком, То завизжит, То вдруг — альтом. Все гномы начали смеяться и друг в друга кидаться едой. И снова струны драл. Кот… на скрипке играл, Весь трактир танцевал, Так громко, что стены тряслись! И пока слетал его быстрый смычок Трактирщик потряс: Лунный лик за плечо: Уже три часа, проснись! — допел Бофур и все гномы начали ржать (да-да именно ржать!) пуще прежнего и во все стороны разбрасываться едой. «Вообще никаких манер!», — подумала тогда я, все время наблюдавшая за этим циркам. — «У этих дикарей, что не движение, то акт вандализма!» Ой, надо было видеть в это время лица эльфов! Выражения их нельзя было описать словами, это было нечто среднее между удивлением и отвращением. Сами посудите: приходят, значит, незваные гости, жалуются, как тут готовят и что подают на стол, галдят, хамят, кидаются едой, поют свои странные и совершенно не музыкальные (по мнению эльфов) песни и ещё смеются над этим! Эльфы никогда не понимали, не понимают и не будут понимать гномов. Так же как и гномы эльфов. Разбрасывались гномы едой безжалостно, особенно хорошо это получалось у Кили (тогда я ещё не знала, как его зовут), как у самого молодого, да к тому же ещё и лучника, так что глаз у него хорошо наметан. Он с такой меткостью попал … в меня каким-то овощем, прямо в лицо. Интересно, а он знал вообще, куда кидал? Я даже не успела рассмотреть, что это был за овощ … и был ли это вообще овощ, может гриб какой-то? Да мне все равно: овощ — овощем, гриб — грибом, а бьется больно! Такой удар мне пришел прямо в глаз. Удар был достаточно сильный, поэтому, наверняка будет синяк. — Едрит твою налево! — громко выругалась я, хватаясь за глаз. Все сразу затихли и уставились на меня. Я же одним своим глазом уставилась на них. И тут меня как током шиндарахнуло: — Что? Опять вы?! — возмущенно ляпнула я. — Простите, мисс, но мы знакомы? — спросил тот самый мужик в телогрейке, который все время на меня зло смотрел, когда я была в теле динозавра. Блин. Блин. Блин-оладка! Ну, кто меня за язык тянул? И что же мне теперь ему отвечать? — Ответь, что у тебя просто нет мозгов и что ты сюда попала по ошибке, а их просто спутала со своими знакомыми, которых давно не видела . — эхом пронеслось у меня в голове. Я стала оглядываться по сторонам. Все молча смотрели на меня, наверняка ждали моего ответа. Я же молчала, как партизан на допросе, надеясь, что про меня все забудут. И тут снова этот голос: — Ну, что же ты молчишь? С окружающей природой тебе все равно слиться не получится, ты не хамелеон. Так что, подай голос, а то ещё подумают, что ты немая . — ехидно пронеслось в моем мозгу. — Эй, кто ты? — как можно тише спросила я, так чтоб меня не услышали. — Что-то я не припоминаю, чтобы у тебя были провалы в памяти — уже забыла меня, — с упреком произнес голос. — А ведь я не так давно к тебе являлась. — Тогда где ты? — тоже тихо спросила я, вертя головой в разные стороны. — Не туда смотришь, обернись. Я обернулась и увидела там девушку, которая представилась моей совестью. Я-то думала, что мне показалось и что у меня глюки… по ходу, мне не показалось — это я поняла после того, как несколько раз ударила себя по щеке. Ну вот, теперь ещё и щека за компанию с глазом болит. — Совесть? Ты что ли? — шикнула я. — Надо же, все-таки узнала, — скрестив руки на груди произнесла та. — Не прошло и сто лет. — Чего тебе опять от меня надо? — я осмотрела всех присутствующих. Все собравшиеся в зале пялились на меня, как на умалишенную, которая разговаривает с пустотой. Похоже, кроме меня моего собеседника никто не видит. — Мне от тебя ничего не надо, — помотала головой совесть и быстро перевела тему: — Так ты будешь отвечать на поставленный вопрос, или как? Твоего ответа уже ждут минут семь.— Она глянула на мужика в телогрейке, не сводившего с меня внимательных карих глаз. «А какой был вопрос?» — хотела спросить я, но не стала, а лишь сделала несчастные и замученные глаза и обвела всех взглядом. — Мисс, с вами все в порядке? — поинтересовался вышеупомянутый, я страдальчески покачала головой: — Нет, не в порядке, — соврала я, хотя на самом деле чувствовала себя хорошо. — У меня болит голова… и глаз… и щека… и сердце… и печенка… и все то, что не должно болеть. — как можно убедительнее говорила я, но, судя по его скептичному взгляду, он не очень поверил. Тогда я, как самая настоящая актриса в кино, решила упасть в обморок. Получилось у меня больно… зато реалистично. Сто пудов вы спросите: «Зачем я это сделала?», так я вам отвечу, зачем: да затем, чтобы как-нибудь выкрутиться с допроса, который назревал, ведь наверняка, если бы я ответила на вопрос, что поставил мне «Мистер Шубейка», эта «Шубейка» бы задала мне ещё один вопрос, а за ним ещё один, и ещё один, и ещё, и ещё, и ещё… Это я поняла по его взгляду маньяка, так что обморок здесь был единственным выходом. Слегка приоткрыв веки, чтобы этого никто не заметил, я разглядела над собой три фигуры. Первая фигура была высокого роста и с посохом в руке, вторая была чуть выше, а третья фигура — мужик в шубе — его я узнала сразу. Они стояли надо мной и «мило» беседовали: — Что это ещё за оборванка? — недовольно произнес Шуба. Оборванка? Обидно между прочем! Подумаешь, волосы растрепаны и одежда немного порвана, так зачем оборванкой-то сразу обзываться? — Торин, девочка измучена, ей требуется помощь, — сказала фигура с посохом. — Не волнуйся, Гэндальф, мои лекари о ней позаботятся, — сказала фигура номер два, что до этого молчала. Тут меня кто-то поднял с пола и куда-то понес. Я от неожиданности резко закрыла глаза. Этот кто-то нес меня по коридором, после поднимался по лестнице, после спускался, потом опять поднимался и так далее… В конце послышался звук открывавшиеся двери. Этот кто-то вошел в комнату и положил меня на что-то мягкое, а после развернулся и ушел. За дверью послышались отдалявшиеся шаги. Как только шаги перестали быть слышны, я подскочила, как селедка на сковородке, и стала вертеть головой. Вокруг меня находились пару кроватей, а рядом с кроватями стояли тумбочки, на которых расположились какие-то (судя по цвету) лекарства. Громко вздохнув, я опрокинулась на подушку и вслух сказала: — Ух, пронесло. Теперь понятно, за что актрисам такие большие гонорары платят! — Я уставилась в потолок — надо бы подремать немного, а то как-то подустала я, утро выдалась тяжелое.