Путь (временно заморожен, см.прим.)

– Д...Дей, что ты делаешь? – только и смогла выдавить остолбеневшая Саюри, у которой, казалось, даже глаз задергался. – А? Здорово, что хозяин гостиницы согласился за доплату поселить в номере третьего человека, да? Даже футон предоставил! – Цукури был необычайно воодушевлен и не отрывался от своего занятия, а его голос звучал непривычно для последнего времени: беззаботно и весело. – Я понимаю, но...номер большой, тут полно места, – девушка неловко затыкала пальцем в свободное пространство комнаты. Дей же с завидным упорством буквально «запихивал» разложенный футон в узкое пространство меж двух кроватей. – Да ну, тут в самый раз! – Ты бы снял себе отдельный номер, – глухо донёсся из приоткрытой ванны повседневно холодный голос Учихи. Казалось, его мало волнует сложившаяся ситуация, а сказал он это так, для виду. – Ага. И оставить вас тут наедине, м? Разбежался! – изрядно запыхавшись, Шиноби, наконец, справившись с тяжелой задачей, с усталым вздохом упал на матрас. – Ну, вот, вполне себе удобно. «И как мы до такого докатились? Нет, мне определенно нельзя было отпускать этих двоих разговаривать наедине. Так и знала, что ничем хорошим это не кончится!» Никакие доводы и уговоры о том, что бежать, да ещё и с ним, Саюри не собирается, на Дейдару не действовали, словно вся эта информация залетала в одно ухо, а из другого вылетала. На каждый убедительный аргумент он толкал свой, что-то вроде «я так решил, значит так и будет». И вся эта нелепица явно продлилась бы ещё очень долго, если бы не решил вмешаться сам Итачи. – С чего ты взял, что можешь говорить такое при мне? Я, вообще-то, сопровождаю ее и слежу, чтобы она, как раз, не сбежала. Решил стать предателем даже среди отступников? – Ты? Следишь? – после его слов Цукури как-то нервно засмеялся и незамедлительно встал со своего места, следуя к входной двери. – Поговорим лучше наедине, Учиха, о том, как ты следишь. Не ссы, бить не буду. И всё, с того самого мгновения, как двое нукенинов покинули номер, совершенно не обращая на нее никакого внимания, Саюри буквально распирало от желания узнать, о чем же они говорили, особенно, потому что, когда они соизволили вернуться, каким-то неясным образом было решено, что Дей тоже отправится в страну Гор. Но, судя по всему, об их с Итачи маленьком секрете он не знал, и от этого становилось интереснее вдвойне, что же ему такого наплёл брюнет. Вот только разузнать об этом побольше никак не получалось: подрывник не отлучался ни на секунду, а, соответственно, и поговорить не представлялось никакой возможности. И, вот, дело уже близилось к вечеру, но Итачи за весь день так и не попытался урвать момент, чтобы объяснить происходящее, а вот сам Цукури, по необъяснимым причинам, после их разговора заметно приподнялся в духе, и от этого уже становилось не по себе. – Спать ложиться еще рановато, – как-то задумчиво протянул Дейдара, но тут же оживился. – Пошли, купим что-нибудь перекусить, пока русалочка в ванне плещется, – бесцеремонно подхватив переводчицу под локоть и потащив к выходу, он запоздало почувствовал, как та со всей силы вцепилась ногтями в его руку, а затем и резко высвободилась, оттолкнув блондина. – Что ты делаешь? – в зеленых глазах явно читалось непонимание и жгучий интерес. – Зачем тебе всё это? – О чем это ты, м? – с искренним удивлением выдал нукенин, глупо почесывая затылок. – Не прикидывайся идиотом, ты понял, о чем я. – Нет, правда, м, – как-то заговорщицки ухмыльнувшись, Дей чуть склонил голову и посмотрел таким взглядом, от которого всё тело сковала волна мурашек. – Зачем мне помогать тебе бежать? Зачем стремиться провести с тобой как можно больше времени? Зачем мне мешать этому идиоту круглосуточно околачиваться вокруг тебя? О чем именно ты спрашиваешь, м? А то я не совсем понимаю. Са-ю-ри. Его голос звучал низко, бархатисто, вкрадчиво, а слова – самоуверенно и смешливо, и Саюри, почему-то густо покрасневшей до кончиков ушей и не нашедшейся с ответом, казалось, будто этого парня и вовсе подменили. Слышать из его уст свое имя, произнесенное в такой манере, прямой, наглой, и, даже, интимной, и вовсе казалось чем-то по-настоящему сверхъестественным. – Не воспринимай меня как идиота и простака. Не надо, – она даже не смогла пошевелиться, когда Цукури одним движением легонько потрепал ее по голове, вновь очаровательно улыбнувшись, как ни в чем не бывало. – Я скоро вернусь. Едва входная дверь захлопнулась за Деем, как тут же открылась другая, на пороге которой, облокотившись о косяк, показался Учиха, и у него буквально на лице было написано, что он всё слышал: брови были недовольно сведены к переносице, а тяжелый взгляд направлен куда-то в сторону окна. – Похоже, что ты действительно ему нравишься, – видимо, решив вновь поиграть в пофигиста года, он придал своему голосу очевидно фальшивый безразличный тон, и это немало вывело Саюри из себя, заставив мгновенно вспыхнуть: – Что? Разве у нас есть время говорить о такой ерунде?! – Ты считаешь чувства других ерундой? – Учиха неспешно перевел на нее взгляд, прямой и пронзительный. – Тогда, как насчет твоих чувств? Подобное несвойственное откровенное заявление не прошло бесследно, заставляя на несколько мгновений буквально потерять дар речи. – Я…я совсем не это имела в виду! Вот же, – красная до кончиков волос, Саюри поспешила побыстрее разорвать такой неуютный зрительный контакт и шумно выдохнула. Слышать даже само слово «чувства» из уст Итачи было слишком волнительно. Да, даже после прошедшей ночи. – Расскажите мне, что происходит. Почему Дей собирается с нами и, при этом, до сих пор не в курсе всего? – Это его решение. Даже ничего не зная, он хочет находиться рядом с тобой. Я ничего не могу с этим сделать. «Черт, и почему он так спокойно говорит об этом? Я же призналась ему, неужели его совершенно не волнует, что Дей здесь из-за меня? То есть, ему нормально? Хотя…что я несу. Это, наверно, слишком эгоистично с моей стороны, желать, чтобы он беспокоился еще и об этом…в такой-то ситуации. От меня и так одни проблемы. Я просто дура.» – Не слишком ли это рискованно? – под ребрами продолжало колоть, но это все, что смогло вырваться из сдавленной жгучей обидой груди. – Сама как думаешь? – незаметно переменившиеся эмоции на его лице придали ситуации еще более напряженный окрас, а сам он, не теряя впустую больше ни секунды, приблизился, настойчиво и, как-то по-хозяйски, притянув ее за талию и заставляя смотреть точно в глаза. – Ты в порядке оттого, что он здесь? – А вы? – язык совсем не слушался, выдавая всё с потрохами, несмотря на твердое решение умолчать о своих бестолковых переживаниях, и Саюри была готова сама же сквозь землю провалиться от собственного вопроса, и, в то же время, где-то под ребрами затаилось тягучее напряженное ожидание. Повисла продолжительная пауза, и, отчего-то, разглядывая его лицо, сложно было понять, что же оно выражало – презрение, холодное безразличие, жгучую ярость или обиду – будто бы все эти эмоции перемешались и сплелись в одну, но, ведь даже по отдельности каждая из них не предвещала бы ничего хорошего, так, о чем же он думал, испытывая их все одновременно? – Похоже, что я в порядке? – едва слышный низкий хриплый шепот коснулся уха, и пальцы мгновенно сжались на ее талии еще сильнее, впиваясь в кожу под чуть задравшейся футболкой. В горле мгновенно пересохло, а сердце, ухнув куда-то в желудок, забилось, точно подстреленная птица. Это необъяснимое чувство эйфорическим теплом разливалось в груди, обволакивая все внутри и пульсируя одной, такой неправильной, но чертовски приятной мыслью: он ревнует. А неправильной, потому что, если ей этот маленький факт был отчего-то безумно приятен, то ему, и так втянувшемуся в рискованную авантюру по ее вине и решающему каждый день вагон и маленькую тележку проблем, связанных именно с этой самой авантюрой, скорее всего, это глупое чувство доставляло очередные неприятности. – Не бери в голову… – чуть отстранившись, Учиха прошелся затуманенным взглядом по приоткрытым губам, с которых так и не сорвалось ни одно слово, одновременно очерчивая их большим пальцем и чуть придавливая, и, почему-то, с силой стиснул челюсти, отчего желваки выразительно заиграли на его аккуратных скулах, и шумно выдохнул через нос. И было в этом жесте что-то, что мистическим образом гипнотизировало Саюри, не позволяя ни на секунду отвести взгляд. – …но ты права. Нам нужно избавиться от него, – спустя недолгую паузу задумчиво продолжил Учиха. – А под «избавиться» вы имеете в виду…? – Нет, я не собираюсь его убивать, – как-то странно прищурившись, Итачи резко отпустил ее и направился к окну, присаживаясь на край подоконника, и она непроизвольно подалась вперед за ним, но тут же себя остановила, неловко поджав губы. – Почему бы всё ему не рассказать? Он ведь хочет помочь, – собственный неуверенный бубнёж под нос раздражал, но голос, почему-то, совсем не слушался, не желая обретать так необходимую сейчас уверенность. Ощущение непроходящего напряжения всё еще не отпускало, и когда Учиха иронично ухмыльнулся чему-то своему, только возросло еще больше. – Как думаешь, на что способен обиженный мужчина? Едва слова сорвались с его губ, еще не успев обрести смысл в ее голове, входная дверь шумно распахнулась, и в номер, с двумя полными пакетами еды в руках, ввалился объект их обсуждений, но стоило лишь в поле зрения попасть Итачи и его пристальному взгляду, прикованному к Саюри, как голубые глаза тут же сверкнули раздражением, а светлые брови сердито свелись к переносице. В очередной же многозначительной ухмылочке брюнета буквально читалось: «о чём я и говорил». – Саюри, давай перекусим и будем ложиться спать. Завтра же рано вставать, да? – скинув пакеты рядом с низким столиком и усаживаясь прямо на пол, покрытый ковром, Дей принялся копошиться в покупках, то и дело выуживая новые и новые контейнеры со вкусностями. – Д…да, – едва не давясь воздухом от пристального взгляда черных глаз, что продолжали с завидным упорством высверливать в ней дыру вкупе с напором блондина, только и смогла выжать Саюри, неуютно заправляя за ухо прядь волос и хаотично прокручивая в голове, что здесь явно происходит какая-то жесть, и не нужно было бы быть телепатом, чтобы это понять. От нервов есть ей совершенно не хотелось, но еще больше – злить Дейдару и провоцировать очередной конфликт, так что, в пару шагов на ватных ногах преодолев расстояние до столика, просто приземлилась напротив. Завороженно наблюдая за тем, как беззаботно подрывник раскладывает еду, слыша, как, флегматично хмыкнув, Итачи направляется к своей кровати, с характерным громким скрипом заваливаясь на нее, Саюри бесконечно повторяла про себя слова брюнета. Раз за разом. «Он хочет…чтобы Я избавилась от него?!» Сердце на мгновение замерло, затем ускорив свой ритм. Уже глубокой ночью, с высоты своей кровати она долго вглядывалась в лицо Цукури, расположившегося на полу и нарочито повернувшемуся к ней. Ей не казалось неправильным это решение – рассказать обо всём, обо всех своих чувствах, чтобы он, наконец, смог ее отпустить и просто уйти. Но, почему же тогда она не могла представить этого в своей голове? Ни того, как сказать, какими словами, ни того, как он отреагирует, словно это было чем-то невозможным. В груди разрасталось странное щемящее чувство. Волнение? Наверно, это и называют «ответственностью». – А кто такой Казекаге? – тихо потерев замерзший нос, Саюри, натягивая рукава кофты и плаща до самых кончиков пальцев, придвинулась ближе к костру. Новая одежда, купленная Итачи, в виде плотной толстовки с капюшоном, нового плаща, утепленных штанов и длинных сапог по колено была, конечно, много лучше прежней, но, всё равно, не спасала от ледяных порывов ветра. Земля совсем промерзла, а тяжелое хмурое небо, не выдававшее никаких осадков, казалось, вот-вот взорвется, обрушив все стихийные бедствия разом. Какое-то время ее вопрос оставался без ответа. Не то, чтобы это сильно волновало юную переводчицу, но, услышав новое слово в разговоре своих спутников несколько дней назад, теперь она просто пыталась ухватиться за эту тему, как за спасательную соломинку, лишь бы нарушить повисшую, такую гнетущую, тишину. Каждый раз, когда вот такое напряженное молчание появлялось между ними в моменты привалов, Саюри чувствовала, как медленно желудок затягивается в тугой узел, а к горлу подступает ком тошноты. Многозначительные короткие взгляды Итачи были тому причиной. Она уже давно должна была поговорить с Дейдарой, но до сих пор этого так и не сделала. Так что, в самом деле, почему бы не поболтать о каком-то там «Казекаге»? – Это правитель Деревни Скрытого Песка, – без особого интереса протянул Дей, ковыряясь в земле тоненькой веточкой, которая уже очень скоро сломалась и была благополучно отброшена в костер. – Как Лидер? – Ага. Около недели назад двое спутников яростно спорили на тему того, какие же границы стоит или не стоит пересекать по пути в страну Гор. Цукури в жесткой форме настаивал на том, чтобы обойти Дождь, потому как просто не мог отказаться от идеи, что Пэйн тотчас же схватит их и приступит к своему плану по устранению переводчицы и его самого, и даже аргументы Итачи о том, что, если он захочет это сделать, он может сделать это на территории абсолютно любой страны, его мало волновали. Учиха же, напротив, «топил» за Дождь, обосновывая это тем, что в Стране Ветра сейчас крайне неспокойно из-за недавнего нападения на Казекаге. В конце концов, брюнет выиграл спор, они пересекли Дождь без проблем, чем вызвали нервный тик у оглядывающегося, точно шуганный, по сторонам каждую секунду, блондина, и теперь находились на востоке страны Когтя. – А кто и зачем на него напал? – нет, похоже, что согрелась бы она, разве что, свалившись непосредственно в сам костёр. Выставив руки близко-близко к пламени, Саюри принялась с остервенением растирать ладони, краем глаза улавливая странную ухмылку, мелькнувшую на лице подрывника. – Допустим, я, хм, – очередная хлипкая веточка полетела в костер. – Зачем? – вопросительный взгляд косо скользнул по его фигуре. Казалось, своими странными сдавленными смешками он лишь пытался отгородиться от чего-то. Это было видно по его напряженным плечам и спине. Блондин в ответ лишь весело хохотнул, откинув с лица челку: – Работа у меня такая, ха. – Он умер? – на полном серьезе зачем-то произнесла она совсем тихо. Саюри никогда не спрашивала о том, чем они занимаются на своих заданиях, когда покидают Дождь, в каких бывают странах. Какие из их преступлений, совершенных за всю жизнь, самые немыслимые? Насколько велик причиненный ущерб? Где та черта, которую они еще не пересекли? Достигли ли они уже точки невозврата? – Ага, – на душе на мгновение стало погано, – а потом, кажется, воскрес. Чудила, хм. – Шиноби и воскресать умеют?! – ошарашено, едва не подскочив с места, на духу выпалила девушка и услышала очередной тихий смешок. – Не-а. – На нём применили воскрешающую технику, – впервые вмешался в разговор Учиха, и его тихий голос отвлек на себя все внимание. – Это редкость. Только единицы в мире владеют чем-то подобным. – Но, тогда этот человек может воскресить кого угодно? Это же просто невероятно! – восторг буквально переполнял ее. – Не совсем. Эта куноичи уже мертва. Плата за такую технику – собственная жизнь. «Воскрешение кого-то ценой собственной жизни? Неужели, такие люди на самом деле существуют…люди, способные пожертвовать собой ради кого-то. Безвозмездно. Без личной выгоды. Такое…бывает? Сколько всего еще я не знаю об этом мире?..» – А? Что-то тихо опустилось с неба, оседая прохладной влагой на побледневшей щеке, и Саюри поспешила задрать к небу голову. В медленном невесомом танце на землю начали опускаться холодные белые хлопья, вскоре заискрившись в локонах шоколадных волос и покрывая землю, и она едва успела словить одну из снежинок в ладонь, завороженно разглядывая ее замысловатые узоры, пока та не растаяла. – Это…снег? – тихие слова растворились в воздухе, отчего-то, ставшем более легким и свежим, чем прежде. Его хотелось вдыхать полной грудью. Едва утвердительный ответ сорвался с губ Итачи, ее лицо озарилось смущенной теплой улыбкой… – Так вот как он выглядит! – и эта улыбка мягким теплом согрела скованное вечной мерзлотой сердце молодого шиноби. Уже как полчаса Дей мерил нервными шагами тускло освещенную крохотную комнатушку. Деревянный протертый пол омерзительно скрипел от каждого движения, а тяжелый воздух, пропахший сыростью и плесенью, мог вызвать, разве что, приступ тошноты, но это всё, что им удалось найти на ночь глядя в Стране Клыка на окраине какой-то небольшой деревушки. Гостиница, если ее можно было так назвать, представляла собой старое ветхое здание с потрескавшимися стенами, держащееся на добром слове. Неприветливая пожилая женщина, выевшая нукенинам весь мозг, прежде, чем пустить их переночевать в этом мерзком, гнусно пахнущем «номере» без какой-либо мебели, с горем пополам выдала всего лишь один футон, на котором сейчас и лежала Саюри, но, даже увесистое одеяло и два накинутых сверху плаща – Дея и ее собственный – не могли скрыть крупной дрожи, которая буквально колотила всё ее тело. По бледному, искаженному болезненной гримасой лицу скатывались крупные капли холодного пота. Стоило лишь пересечь границу со страной Клыка, зима решила провозгласить все свои права в полной мере и выдала такой шквал снега, что им едва ли удавалось нормально передвигаться по земле. Огромные сугробы тормозили каждый шаг, делать привалы становилось всё тяжелее – слишком холодно, и, буквально через пару дней, промокшие насквозь ноги Саюри решили неслабо ударить по иммунитету, обернувшись жаром и обмороком прямо на ходу. – Где этот хрен пропадает, – злобно рыкнув, блондин, не выдержав, резко приземлился рядом с футоном. Учихи не было уже полчаса: он ушел сразу же, чтобы попытать счастье купить посреди ночи лекарства. Старая женщина на ресепшене же на просьбу дать хоть что-нибудь, что собьет жар, лишь отмахнулась, буркнув, что даже за деньги не отдаст свои последние лекарства и что ей нет никакого дела до «этой девчонки, таскающейся ночью с двумя мужиками». Мол, поделом. – Тупая сука. Тут что, какие-то проблемы с поставкой медикаментов или, что?! – прогремел очередной грубый возглас парня, на что послышалось мгновенное измученное мычание заворочавшейся больной. – Пи-ить, – слабый хриплый голос раздался откуда-то из неровно приподнимающейся груди, и Цукури тут же подорвался за водой. – Наконец-то, ты пришла в себя, – аккуратно помогая ей присесть, нукенин поднес к пересохшим губам бутылку с водой. Даже сквозь одежду он мог почувствовать, как ее кожа буквально «кипит» от температуры. – Что-то ты совсем расклеилась. Немного же идти оставалось, да. – Где мы… – прикрытые зеленые глаза, застланные туманной пеленой, смотрели с болью и куда-то в пустоту, а на белом, как полотно, лице лишь щеки контрастно пылали нездоровым румянцем. – Уже недалеко от границы страны Гор, хм, – уже покончив с водой, Дей попытался вновь уложить ее в горизонтальное положение, однако, девушка не поддалась, начиная медленно оглядываться по сторонам в поисках чего-то. – Где…где Итачи-сан? – Ушел за лекарством. Саюри, – напряженно нахмурив светлые брови, нукенин постарался привлечь к себе внимание совсем потерявшейся в пространстве больной, положив ладонь ей на плечо, отчего та непроизвольно дернулась, – ты можешь себя вылечить? – Себя? – заторможенно раздалось эхом, будто бы она не понимала смысла сказанных слов. – Я никогда так не делала. Раньше… – на мгновение Саюри запнулась, обдумывая то, что собиралась произнести, – …когда я жила на острове, мне это не было нужно. Я знаю, что такие техники были в арсенале Мастера, но сейчас я слишком слаба, чтобы тратить силы на попытки сделать что-нибудь. Может, когда мне станет немного лучше, я попробую. – Вот как…хорошо. За окном, в свете мигающего старого уличного фонаря, мелькали нескончаемым потоком огромные хлопья искрящегося снега, так что, к утру эта маленькая неприветливая деревушка обещала быть занесена по-настоящему масштабных размеров сугробами. На какое-то время в комнате повисла нерушимая тишина. Учихи не было уже слишком долго. Слишком, для того чтобы утомленная болезнью переводчица уже начала беспокоиться, краем глаза то и дело улавливая нервные морщинки, вырисовывающиеся меж нахмуренных светлых бровей загорелого лица. Дейдара. Этот, на первый взгляд, жутко бесячий, хамоватый, заносчивый парень по совершенно бредовым причинам в лице своих, черт знает откуда и зачем взявшихся, чувств, то и дело пытался окружить ее-нерадивую заботой и теплом. Это читалось почти что в каждом его движении и жесте. В его беспокойстве, в его заботе, в искренность которой она, почему-то, раньше отказывалась верить, во всех его поступках и словах. За эти полгода он успел показать себя с абсолютно всех сторон, иногда заставляя теряться в догадках: а где же он настоящий? Наверно, они с Итачи были похожи в этом, пусть и каждый из них ударил бы себя в грудь, отрицая это. Почему он обратил свое внимание именно на нее, девушку, чье сердце уже давно так трепетно билось для другого? Насколько глубоки и сильны были его чувства? Они были такими же, какие Саюри испытывала к Итачи или слабее? Как можно было их сравнить, взвесить? Думая обо всём этом, она пыталась понять, насколько большой ущерб причинит своими словами, а также найти причину, отчего же так режет затуманенную голову мысль о том, что она способна кому-то причинить боль? И, кому-то или именно ему? – Давай поговорим, – буквально в ответ на все ее мысли раздались слова в полной тишине едва слышно, пусть и Цукури сидел совсем рядом, прижавшись спиной к теплой батарее. – Да…есть о чем, – голова просто разрывалась то ли от неизбежности так откладываемого разговора, то ли от жара. – Я не буду спрашивать, что это за задание, ты же всё равно мне не скажешь, но почему ты не хочешь бежать? Ты можешь сказать мне правду, м? Правду? Это было сложнее, чем ему могло показаться. Какую правду он хотел бы услышать? Причин, по странному стечению обстоятельств, было много. Казалось, с каждым днем эти причины только увеличивались. Но почему же ни одну из них нельзя было озвучить, чтобы, наконец, покончить со всем этим? – Лидер. У Лидера есть папка с информацией о моем прошлом. Там всё обо мне, – зеленые глаза, скользнув по темнеющим пятнам на потолке, устало прикрылись. Она не знала, почему из всех причин выбрала именно эту. – Я должна вернуться, чтобы получить ее. – Ты уверена, что это не очередная выдумка, чтобы привязать тебя, м? – взгляд же голубых – подозрительно покосился в ее сторону. – Я сама всё видела. Какое-то время он молчал. Переваривал сказанное? Думал, как дальше продолжить разговор? Искал очередную причину? – Зачем? – Что значит, зачем? – Саюри попыталась чуть привстать, но попытка далась с большим трудом, отзываясь резким головокружением, потому, она просто перевернулась на бок, чтобы лучше видеть лицо нукенина, хоть и это тоже не особо помогло: его голова была опущена, скрывая глаза за спадающими пшеничными прядями. – Зачем тебе твое прошлое? Что будешь с ним делать? – она не знала, казалось ей это или нет, но его голос будто дрожал. – Даже если ты узнаешь, где твоя семья, ты не сможешь туда вернуться. А если этой семьи нет? Ты не думала, что в твоем прошлом уже никого не осталось, м? Тогда, какой смысл? – Тебе легко говорить. Ты знаешь, откуда ты родом, помнишь свое детство, свою семью. Ты знаешь, кто ты. А я так навсегда и останусь никем, если сбегу сейчас. – Умолкни. Не смей называть себя никем! – резко развернувшись, Дей сел точно перед ней. Его глаза двумя голубыми огоньками горели в полумраке. – Ты же Саюри. Пугливая невезучая Саюри! Красивая и умная Саюри. Ты провела своё детство на теплом острове. Ты любишь зеленый чай с жасмином и читать. Ты совершенно не умеешь пить. Из тебя паршивый собеседник, но общий язык ты можешь найти даже с преступниками. Ты любишь носить кимоно и всего боишься. Временами бестолковая, грубая, но добрая и задумчивая. У тебя нежные холодные руки, мягкие губы и большие грустные глаза. Ты та Саюри, которую я знаю! – Цукури судорожно схватил ее ладонь и крепко прижался сухими губами. – Зачем тебе становиться кем-то еще? Ты ведь и так прекрасна. Я ведь и так тебя люблю. – Прозвучало почти на выдохе, и на мгновение повисла настолько душащая тишина, что, казалось, он и сам был в полнейшем недоумении от сказанных слов. С приоткрытых губ не сорвалось ни звука. Она бы, наверно, и хотела бы что-то сказать, но переполняющие нервы в один момент закрутились и встали поперек горла. Глаза и нос жгло, в груди – тоже жгло. Какое-то непонятное чувство в ней переливалось через край, точно из переполненной чаши, и вызывало приступ мигрени. Это была жалость? Или обида? Скорее, чувство вины. Она непременно растеклась бы и превратилась в лужу сопливого дерьма от подобных слов, смотри на нее сейчас не пара голубых кристально чистых глаз этого прекрасного человека по имени Дейдара, а угольно-черные, ониксовые, холодные, самые любимые глаза человека, от которого даже сложно было представить услышать хоть половину всего сказанного. – Тебе не нужно твое прошлое. Твоя семья, которой может и не быть. Я могу заменить всё это. Я бы украл тебя отсюда, прямо сейчас, пока Учиха не вернулся. Тебя бы больше никто не тронул. Я собственными руками впутал тебя в это, дай хоть что-то сделать, чтобы исправить всё. На глаза наворачивались слезы, нос, наверно, сильно покраснел, а температура подскочила еще больше, грозясь выжечь кожу. Этот теплый человек смотрел на нее, не отводя взгляд ни на секунду, и ей бы так хотелось, чтобы в сердце хоть что-то шевельнулось, чтобы он резко стал тем самым. Ведь с ним было бы проще. Его не надо было добиваться, к его сердцу не надо было безутешно искать извилистые пути. Он действительно был очень теплым. Близкий человек, занимающий в сердце особое место. Друг? Брат? Разве, этого могло быть достаточно? Осознавать всё это было паршивее удара по голове. Наверно, именно поэтому слез было уже не сдержать. Тихими струйками они лились с уголков прикрытых глаз, пропитывая грубую ткань футона, а ладонь в его ладони стала ледяной. Почему всё должно было сложиться именно так? Чувство вины, значит? Да. Наверно, за такое себя можно и возненавидеть. – Ты молчишь, потому что сомневаешься, или, потому что собираешься отшить меня как вшивого пса? – чему вообще можно было в такой ситуации ухмыляться Саюри искренне не понимала, но от этого полу-оскала полуулыбки по коже шла дрожь, начиная с невинных мурашек и заканчивая ощутимым тремором. Одним движением руки Дей небрежно вытер пальцем слезы с горячей щеки. – Даа, не похоже, что ты счастлива. – Его голос в один момент ощутимо надорвался, и не в силах больше выносить всё это, она поспешила через боль одним лишь усилием воли приподнять корпус и, наконец, сесть, мучительно морща округлый влажный лоб. Стоило ей это сделать, как сильные руки тут же схватили ее за плечи, с силой встряхивая. – Черт, да скажи ты уже хоть что-нибудь! – У меня уже есть особенный человек! – громче, чем следовало, буквально прокричала Саюри, прежде чем понять, что вообще сказала. Особенный человек? Серьезно? И это в ответ на все признания Дея? Неубедительно, и она сама это понимала, но, почему-то, не могла избавиться от острого ощущения, что не в силах не избегать слово «любовь». Что вообще такое «любовь»? Она была не уверена, что чувствует это по отношению к Учихе? Или, это слово казалось столь проблематичным, потому что самого объекта этой «любви» здесь сейчас не было? Наверно, так. Ведь говорить эти признания кому-то раньше, чем ему самому – это уже какое-то кощунство. Следовало ожидать, какой будет реакция блондина на этот идиотизм. Уже в следующую секунду он выдал ее громким нервным смехом. – Ты противопоставляешь мои чувства «особенному человеку»? – черт, кажется, с идиотизмом получился перебор: нукенин вышел из себя. Хотя, этот разговор никогда не обещал быть легким и быстрым. Наверно, поэтому она, если бы могла, отложила бы его еще минимум на год. – Ты вообще знаешь, что такое любовь?.. – Дейдара резким движением повалил ее обратно на всё тот же старый протертый футон, от которого, как она только сейчас заметила, еще и дурно пахло, нависая сверху и упирая руки по обе стороны от ее головы, попутно больно придавливая растрепавшиеся шоколадные пряди волос. – …тебя когда-нибудь трясло оттого, что он не рядом? Ты когда-нибудь не спала ночами, думая, как он и где? У тебя подскакивает сердце, когда ты его видишь и сбивается дыхание, когда он к тебе прикасается? Ты когда-нибудь чувствовала хоть что-то приблизительное к Учихе?! – его некогда приятный обволакивающий голос уже даже не надрывался – он был просто сломлен, подбиваясь ни то рыком, ни то хрипом, застревая где-то в голове, затем снизился до неузнаваемости, и от таких перепадов тембра становилась отчетливо понятна степень его эмоциональной неустойчивости в данную секунду. Теперь от него можно было ожидать чего угодно, и это осознание диким страхом сковывало тело с пробивающимися попытками вырваться, но нукенин уже крепко вдавил ее в матрас. – Пусти...пожалуйста, Дей, перестань! Ты пугаешь меня! – Твое черствое сердце не знает, что такое любовь. А я ведь чувствую всё это. Я ведь думаю о тебе. Постоянно. Ты сводишь меня с ума… – сухие губы покрывали грубыми поцелуями горячую кожу, впечатывались в шею, рассыпались по лицу, пока не настигли влажный приоткрытый рот, заглушая крик. Все удары ослабших рук и ног, пусть и достигали блондина, но, всё равно, казалось, проходили мимо кассы: ему было на них абсолютно плевать, а скинуть с себя вес целого парня она не смогла бы и будучи в полном здравии. Всё это походило на настоящее безумие, словно маленького зверька загнали в клетку и начали травить по ошибке вместо медведя. Это действительно было похоже на ошибку. Одну большую тупую ошибку. Слезы крупным градом стекали по лицу: она искусала в кровь уже все его губы в надежде, что он, наконец, одумается и отпрянет, расцарапала шею, отталкивая – хрен. Сердце в бешеной скачке выпрыгивало из груди, готовое вот-вот остановиться, и это, кстати, был бы даже не самый худший исход по ее мнению. Вот это и есть любовь? Слава богу, простым смертным людям для существования и поддержания жизнедеятельности нужен кислород. Именно эта маленькая особенность человеческого организма в урванную секунду, что нукенин оторвался, позволила ей завопить, ну если и не на всю деревню, то на всю гостиницу уж точно. Удивительно, что, по закону жанра, он даже не стал ей зажимать рукой рот и просить замолкнуть. Нет. С несколько секунд Цукури ошарашенно вглядывался в заплаканное красное и искаженное ужасом лицо так, словно видел его впервые. Так оно и было. Такого выражения лица у своей «любимой» ему наблюдать еще не приходилось. – П…про-сти, – хрипло резануло слух. Эти несколько секунд войны взглядов закончились тем, что блондин едва ли не с самой девушкой в обнимку отлетел к другой стене: он вцепился пальцами в ее плечо и при «полете» знатно так его дернул, едва не вывихнув. Возможно, Саюри уже стоило бы привыкнуть к такой картине: Учиха Итачи в полной своей красе оттаскивает «очередного» от нее и швыряет направо да налево. Вот только ситуация была совсем другая, начиная от неуравновешенного состояния самой девушки, продолжая тем, что этот самый обидчик был одним из двух людей в этом мире, кому она худо-бедно доверяла, заканчивая самим Итачи. А точнее, его поведением. Удары прилетали в челюсть блондина один за другим с такой скоростью, что между ними невозможно было даже сосчитать до одного, а лицо нависшего сверху брюнета выражало такую экспрессивную злость и отвращение, что, казалось, эти эмоции вовсе не могли ему принадлежать, настолько всё это не вязалось с его образом. В угольных глазах не горел шаринган: это была драка не двух шиноби, а, скорее, двух мужчин. Ну, как драка. Одностороннее избиение, потому как Дей, лицо которого уже больше походило на сине-красный мячик, вообще не мог пошевелиться, чтобы дать сдачи. Протертый ветхий пол медленно заливался лужицей крови. Когда к расцарапанной шее блондина, сверкнув, прижалось холодное лезвие куная, Саюри действительно стало страшно. Не то, чтобы она была против, чтобы Итачи проучил его парой ударов по лицу, навсегда заставляя усвоить урок о том, что «насильно мил не будешь», но это было уже слишком, даже для него. Но стоило ей лишь открыть рот, чтобы окликнуть брюнета и попытаться его остановить, как в тишине раздался глухой грудной смех. И почему этот белобрысый всегда смеется невпопад? – Что, прям так? Прирежешь меня, как свою мамашу, м? – слова выплевывались вместе со сгустками крови, смазываясь и деформируясь в хриплое эхо, и стали той единственной вещью, которая смогла остановить Учиху лучше всяких выкриков «прекрати/перестань», погружая пространство в удушающую тишину. «Что за бред он сейчас сказал? Это шутка? Я не расслышала?» – очень много подобных вопросов пронеслось в тяжелой от жара и произошедшего голове за считанные секунды. – Дей, что ты несешь? – против воли дрожащие губы повторили один из них вслух. В затылок больно ударило, и по телу прошел холодок. Ей не хотелось верить, и она непременно не поверила бы, если бы Итачи не позволил в этот момент блондину скинуть его с себя и встать на ноги, шатаясь и опираясь о стену, утирая рукавом кофты кровь с лица. – А ты не знала, м? – парень громко зашипел, задев одну из ран, затем подошел, стянул с Саюри свой плащ, и, всё еще шатаясь, направился к выходу, растягивая губы в невеселой улыбке. – Учиха Итачи известен на весь мир тем, что в одну чудесную ночь хладнокровно вырезал весь свой клан, включая родителей. А теперь попробуй полюбить его таким. Дверь громко хлопнула, отождествляя конец всего этого безумного перфоманса. Саюри подняла невидящий взгляд на Итачи и обнаружила, что такие любимые ониксовые глаза так же были обращены к ней. Тяжестью этой безмолвной паузы, наверно, можно было бы и убить. – Я не нашел лекарство, прости, – голос заметно дрогнул, и он поспешил одним движением руки быстро поправить растрепавшиеся волосы, вот только менее потерянным от этого его вид не стал. Он явно был не в порядке, и Саюри как завороженная наблюдала за ним, проглатывая остатки слез и пытаясь не обращать внимание на не унимающуюся дрожь. – Итачи-сан?.. – Ты же сказала, что, когда буду готов, – от каждого слова этого тускнеющего с каждым звуком голоса сердце больно сжималось, сбивая пульс, а видеть его таким одиноким и отчужденным и вовсе было невыносимо, потому, поскорее спрятав взгляд, она смогла лишь несколько раз слабо кивнуть в ответ. В конце концов, не слова Дейдары были главными. Главным было то, что он скажет ей сам. Когда настанет час, она обязательно выслушает его от начала и до конца и постарается понять, насколько бы тяжела не была эта история. Ледяные пальцы коснулись раскаленной кожи, утирая соленую влагу со щеки, и, вздрогнув, она поспешила обхватить его ладонь двумя руками, с сожалением разглядывая кровоточащие ссадины на костяшках. Ей бы хотелось положить все свои последние силы на то, чтобы залечить эти раны, но Итачи вмиг остановил ее, с силой прижимая к себе крепкими объятиями. – Сильно испугалась? Раньше он никогда этого не делал: всегда останавливал себя на полпути, не позволяя себе утешить, успокоить, помочь. Теперь всё было иначе. Это осознание промелькнуло в затуманенной жаром голове, обрывая внутри что-то, прорывающее плотину с таким трудом сдерживаемых эмоций, и ей уже ничего не оставалось, кроме как, уткнувшись в широкую грудь, больше не суметь скрыть по-детски громких рыданий, ощущая мягкие поглаживания на своих волосах и плечах и улавливая бесконечно повторяющийся шепот над самым ухом: – Прости. Прости меня.