Гнев бывает глуп и нелеп, и человек, будучи не прав, может быть раздражен. Но человек никогда не впадает в ярость, если он, по сути дела, в том или ином отношении прав. Виктор Гюго «Отверженные»
Май 1912. В одно солнечное майское утро Каролина вышла в парк, соединяющий два поместья: Донел-Хаус и Холстон-Холл. Она еще девчонкой любила бегать по дубовым аллеям и смотреть на старинный замок, который потрясал ее воображение, и ей казалось, что этот дворец словно из ее сказок. В этих темных аллеях произошло самоубийство первой жены ее отца, ее матери, которую нашли утопленной в светлых водах озера. Каролины в то время не было дома, но весть об этом долетела и до пансиона. Каролина помнила, как впервые встретила Дезмонда Лейтона. Он смотрел за процессом переделки парка. Где разбивали розарии и создавали лабиринты, увитые розами, где строили греческие беседки и возводили фонтаны с греческими богами и богинями, модные тогда и сейчас. Дезмонд обустраивал поместье для своей жены. Каролине тогда было одиннадцать лет, тогда, как она думала, она была гадким утенком и вела себя порой как мальчишка. Она никогда не встречалась с Эдвардом Лейтоном даже взглядом, так как он постоянно ездил и учился в разных местах, как хотел его отец. Она думала, что отец никогда не выдаст ее замуж за соседа, но все так и случилось. И теперь отец здесь не жил, чаще бывая вместе со своей, уже третьей женой в Дублине, но, приезжая, он все также пытался навязать дочери свое мнение. Эдвард Лейтон скакал по аллее на вороном жеребце. У него были самые быстрые и лучшие лошади во всем Антриме, из-за сына и дочери он полюбил этих изящных животных. У него было все: обширное поместье, дворец, любимое дело, дети, связи. Он блистал в свете, красивейшие женщины Ирландии были готовы оказаться в его постели. Но Эдвард чувствовал себя одиноким, и порой ему казалось, что так будет всегда. А после он влюбился в жену, хоть это и считалось дурным тоном. Эдвард уехал в Лондон. Каролина испытала страх: а что если он встретит ту леди — что тогда? Неужели наступит конец чарам? Всю дорогу он думал о прошедших двух неделях. В Лондоне он навестил пару друзей, побывал на нескольких балах. У Стенфордов он флиртовал со всеми дамами, замужними и незамужними, пока рядом с ним не оказалась восхитительная брюнетка, любовь всей его недлинной жизни. — Джорджина! — выдохнул Лейтон. — Здравствуйте, Эдвард, — он поцеловал ее руку. — Рада вас видеть. Даже как-то неловко разговаривать с вами после того поцелуя. Как жизнь? — Я счастлив. — И кто она? — ее зеленые глаза полыхнули любопытством. — Моя жена, — ответил он, смотря на пузырьки в шампанском. — Я очень рада за вас, — прошептала она, но почему-то он услышал сожаление. — Вы ревнуете, герцогиня? — Нет, я люблю Рамсея, до сих пор ничего не изменилось. Но что-то надломилось в нас, и я... Джорджина посмотрела на него пылающими зелеными глазами, он рассмотрел в ее взоре желание, неподдельную, неостывшую страсть. — Я любил вас почти всегда. — Почему почти всегда? — она с вызовом спросила его. — Потому что Каролина часть меня и остается ею, — Эдвард ощутил неловкость ситуации. — Знаете, мне известно, что у Рамсея была другая... — Хотите узнать, что такое месть? Они поднялись наверх, в апартаменты. Эдвард обнял женщину сзади, целуя в изгиб шеи. В сторону полетело платье и нижние юбки, корсет и сорочка. Обнаженные, они подошли кровати. Она нетерпеливо привлекла его, наслаждаясь близостью влажного тела, замирая от каждого жгучего, интимного поцелуя, чувствуя себя богиней, желанной и любимой, как когда-то в объятьях мужа. Но вмиг она поняла, что Эдвард не с ней. Его тело принадлежит ей, он весь в ней, но его душа, она была не с ней, с другой. Когда он растянулся рядом, привлекая к себе, Джорджина гадала, о ком он думает. Она так извелась, что перестала замечать, что все, что между ними происходит, это просто похоть и не более. Всю ночь напролет они занимались любовью, и каждый получал то, что хотел. Утром она ушла, и он подумал, что навсегда. Когда захлопнулась дверь, пришло раскаяние. Эдвард впервые сожалел о проведенной ночи с женщиной, которую когда-то, как ему казалось, любил. Он поймал себя на мысли, что, находясь в объятьях первой любви, думал о другой женщине, жене, она покорила его сердце. Она была вовсе не холодной, а, скорее всего, не опытной. Он должен как можно быстрее оказаться в Холстон-Холл. Каролина поняла, что произошло, но сдержала порывы ревности: он вернулся, а значит, та женщина для него ничто. Через пять месяцев Эдвард узнал, что Джорджина умерла от крупозного воспаления легких.***
Лето 1913. Ей понадобилось два года, чтобы наладить отношения с другими ученицами. Мария предпочитала чаще одиночество, но все же нуждалась в обществе. Многие шипели за ее спиной, даже младшая сестра, но она понимала — остальные просто завидовали. Шестнадцатилетняя девушка приковывала внимание мужчин. Ее красота, подобно цветку, расцветала, она не следовала моде, и поэтому не укладывала в модные прически волосы и не украшая их эспри, эгрегетками, нитями бус, яркими лентами, бижутерией. Ей нравилось, когда ее светло-рыжие пряди свободно струились по плечам; девушка лишь иногда заплетала их в косу или собирала в пучок, и ни за что не соглашалась подстричь их, хотя подруги предлагали, предпочитая сохранить, то, что дала природа. Она ненавидела модные «шантеклерки», которые навязывала мать, не нравились модели мадам Пакэн, что только и обсуждалось в дублинском и антримовском обществе. Теперь возраст обязывал, и под наблюдением строгих мистрис старшие девочки выезжали в свет. У Марии было много поклонников, но не один не вызывал чувство восхищения или любопытства. Она смотрела на них, думая, что ни за одного никогда не вышла бы замуж. Сейчас она считала себя слишком молодой для этого, ей хотелось кружиться в вихре танца и чувств. Марию не интересовали разговоры о погоде или о моде, не нравились сплетни о других. «Совсем другая», — говорил ее брат. Чистая, искренняя, но это мало, кто замечал, и поэтому она так и не нашла того, с кем прожила бы жизнь. Однажды на одном из балов появился таинственный мистер Манелл, маркиз Стейфон. Ему недавно исполнилось двадцать пять. Он привлек Марию независимостью и прямотой; она заворожено смотрела на него, изучая мелкие морщинки вокруг зелено-серых глаз, которые просто светились счастьем. Ей нравилось, как в свете ламп сияли его светлые волосы, и как от него исходила мужественность. — Вы скучаете, — начал он, — мисс... — Лейтон, — закончила она. — Ах, что-то слышал о вашей семье, — небрежно сказал он. — Вы не так часто бываете в здешних краях, — заметила она. — Вы правы: чаще всего я живу в Лондоне, а здесь у меня поместья, — он улыбнулся ей. — Ах, Лондон... — выдохнула она, словно любовница, вспоминая своего лучшую пассию. — Вы там бывали? А то... говорите с такой теплотой, — она не смела смотреть на него. — Хотя именно в Лондоне происходит все. Этот город — центр жизни Англии. — Нет, не бывала, но мечтаю побывать однажды, — она развернула веер, закрывая пол-лица. Она совсем не хотела, чтобы собеседник видел ее эмоции. Мария еще слишком молода и неопытна и еще не научилась скрывать чувства. — Так выходите за меня замуж! — Мария не поняла: то ли это шутка, то ли он говорил всерьез. — Вы будете прекрасной хозяйкой моих поместий. — Милорд, я вас совсем не знаю, и это одна из причин, почему я вам откажу, — ответила она. — И потом, я намерена выйти замуж только по любви. — Вы категоричны, — он неожиданно сжал ее руку, пристально смотря в глаза. — Любовь — глупое и ненужное чувство. Она портит людей. Вы многого не понимаете. Но вы быстро учитесь. — Я всегда такая, — не успела она закончить фразу, как его губы прикоснулись к ее губам, призывая их раскрыться. Она ахнула, его ладони ласкали ее талию, и она сдала бастион. Его язык проник в ее рот. Мария попыталась пробудить остатки своего разума, но тщетно. Мистер Манелл сам ее отпустил. — Вы страстная, и поэтому станете моей, — прошептал он. — Нет, я не люблю вас, я... — Вы боитесь? — Я не боюсь, но я хочу любить, а не совокупляться, — пробормотала она. — Как это грустно, дорогая, — он тихо засмеялся, продолжая держать ее в своих объятьях. — Вы опьяните кого угодно, моя милая. — Не смейте так фамильярно разговаривать со мной!.. — Вы не знаете правил хорошего тона, — холодно и грубо ответил он ей. — Вы... надменный индюк!.. — Мария! — она обернулась. На пороге террасы стояла Нэнси. — Мы уезжаем. — Да, да... — До скорых встреч... — Нет, — и она ушла; пока они ехали в пансион, ее колотило. Нэнси грустно посмотрела. — Какое счастье, что скоро ехать домой, — вдруг сказала она. — Он завидный жених, — Нэнси вздохнула. — Даже Лондоном он не впечатлил меня, и потом, я найду способ, как сбежать из Холстон-Холл, не выходя замуж за урода, — она сжала веер, тот хрустнул, означая, что безнадежно сломан. — Мария, это все мечты, — Нэнси посмотрела в окно кареты, они почти приехали. — Но мечты — лучшая часть жизни, — заключила Мария, выходя из кареты.***
— Кто-то приехал, — проговорил Виктор, смотря в окно, — даже не знаю, кто. В июне умер отец Артура, и его алчная мачеха получила власть. Теперь, до женитьбы юноши, она вместе с Эдвардом Лейтоном, могла решать его судьбу. Он все больше отдалялся от семьи. Время было непростое, мир раздирали противоречия, и «пороховой погреб» Европы взорвался, причем уже дважды[1], — оставалось только ждать, когда придет новая волна жестокости и снесет прежний уклад. Мария подбежала к окну, она не верила глазам. Мистер Манелл приехал сюда. Что он здесь забыл? Девушка приложила пальцы к губам, этот жест заметил Виктор, он еще раз отодвинул шторы и взглянул на таинственного гостя. Он заметил волнение сестры: — Ты его знаешь? — спросил он, смотря на ее красные щеки. — Да. Мы познакомились в Дублине на балу для воспитанниц. Он... он вел себя нахально, — Виктор вздохнул. — Я послушалась тебя, я отключила все чувства, думая, что я холодная, как лед... В это время Эдвард встречал нежданного гостя. Мистер Манелл прошел вслед за дворецким в просторную гостиную. Мрамор сиял в лучах солнца, позолоченные резные ножки и спинки соф поблескивали на свету. Он сразу понял: это богатая семья, живущая в достатке. Сьюзи принесла поднос с чаем и пирогом; пахло розами, и хозяйка дома была обворожительна. — Можно узнать, зачем вы к нам пожаловали? — спросила Каролина. — Меня зовут Дуглас Манелл, маркиз Стайфон. У меня поместье под Дублином, но чаще всего я бываю в Лондоне, — он отпил чаю. — Совсем недавно я познакомился с вашей дочерью и хотел бы попросить ее руки. — Это заманчивое предложение, — Каролина облизнула губы. — «Неплохо, выдадим ее замуж, он, сразу видно, человек сильных страстей и сможет подавить характер взбалмошной девицы. Да и еще отправлю ее подальше, разлучу с Виктором», — думала она. — Мой отец был знаком с вашим, — начал новый разговор Манелл. — Я вас тоже знаю, как когда-то вашего отца, — вставил Эдвард. — Жаль, что он умер. — Как и ваш. Леди Мария будет счастлива со мной. — Хорошо, о вашем состояние ходят слухи, — проворковала Каролина, — но мы дадим Марии богатое приданное. — Тамма, — Эдвард подозвал молоденькую служанку с пшеничными волосами, маленькую и тихую, как мышка, — позови, пожалуйста, леди Марию. Когда та ушла, Эдвард обернулся к гостю. — Только вам придется подождать со свадьбой хотя бы года два. Я не хочу рано выдавать дочь замуж. — Я готов ждать, — ответил он, потирая подбородок. — Для меня, мистер Лейтон, ваше желание — закон. Мария вошла в гостиную, мистер Манелл заметил на ее лице гнев, но она умело спрятала чувства под маской сдержанности и цинизма. Она подошла к отцу, села рядом с ним, мило, наигранно улыбнулась, здороваясь с гостем. Тот прожигал ее взглядом, и девушке хотелось скрыться. Она уже догадывалась, какой оборот примет этот разговор, ей нужно проявить стойкость, она должна быть очень сильной. — Мария, вы уже знакомы. Мистер Манелл хочет на тебе жениться, — сказал отец, — и я решил согласиться на этот брак. — А меня вы спросили? Хочу я этого или нет? — ногти вонзились в ладони, она чуть не вскрикнула от боли, словно заглушая свой гнев. — Я думаю, все очевидно, — ее взгляд встретился с взглядом Каролины, заметив торжество. — Ну, и что с того, — она с вызовом посмотрела на мать и отца. — Будь благоразумна, это хорошая для тебя партия, — Каролина поставила на блюдце чашку с изображением речной нимфы. — А я не хочу! Я не люблю вас, мистер Манелл, — с пылом начала она. — Я не товар, чтобы выгодно меня продавать! — Мария, не груби! — Каролина попыталась дотронуться до дочери, но та одернула руку. — Ты не понимаешь... — Все понимаю! — девушка прервала отца. — Мне все равно, можете соглашаться, но замуж я за него никогда не выйду! — она встала и, как стрела, вылетела из гостиной. — Мария! — крикнул ей вслед Эдвард. — Взбалмошная девчонка! Мария! Я накажу тебя! В последующие дни Мария старалась избегать мистера Манелла, но однажды ей не удалось скрыться. Он застал ее в поле, врасплох, когда она лежала на мягкой траве, жуя ароматную травинку, и почти задохнулась, когда его губы коснулись ее губ. Она яростно, словно дикая кошка, сопротивлялась, кусая его. Но мужчина крепко держал ее, распяв на влажной земле, его руки стали скользить по ее ногам. — Да, ты не носишь чулки, — прошептал он ей в губы. — Я не обижу, я хочу лишь приласкать, а твоя чистота останется при тебе до нашей свадьбы. — Нет, — выпалила она и плюнула ему в лицо. — Мне нравится пантеры, — его губы снова накрыли ее. — Кошка... — Отстань от нее, — голос брата. Виктор стоял над ними, она не сомневалась в его физической подготовке: он сможет дать отпор соблазнителю. — Она — моя невеста... — Она — моя сестра, и я не позволю никому обижать ее! — Виктор посмотрел на соперника. — Я не позволю сосунку вроде тебя указывать мне! — крикнул маркиз. — Мне все равно, кто вы! — ответил юноша и замахнулся, мистер Манелл не смог отклонить атаку. Несмотря на возраст, Виктор был хорошо подготовлен и легко уложил на лопатки человека старше себя. — Ничего! Все будет, как я захочу! — крикнул маркиз, когда покидал их. — С этого дня ты будешь под моим присмотром, — сказал Виктор, когда жених ушел. В нем все кипело, и он ощущал острую необходимость поговорить с отцом, выяснить все и вразумить его. Неужели он не замечает, как этот высокомерный тип готов соблазнить его дочь, и потом, по специальному разрешению, жениться на ней, захватив большое приданое, а потом оставит гнить в ирландском поместье, тогда как сам будет пить и кутить в Лондоне. Нет, не этой участи достойна его сестра. Виктор приехал в Антрим; отец был сегодня в канторе и не настроен ждать до вечера. Эдвард удивлено посмотрел на него, думая, что сын наконец-то одумался и заинтересовался делом. — У меня отнюдь не официальный разговор, отец, — начал Виктор. — В чем дело? — Эдвард нетерпеливо постукивал по столу из красного дерева. — Я насчет Марии и ее будущего брака, — Виктор не хотел видеть реакцию отца. — Это решенный вопрос и тебя не касается, — ответил Эдвард, складывая руки на груди. — Вовсе нет, она моя сестра, — выпалил юноша. — Сотни лет судьба выданных леди никого не касалась. Они больше не принадлежат нашей семье, — заключил Эдвард, хотя Виктор и так это знал, считая глупой традицией. Юные леди чаще всего выходили за шотландцев, иногда — за англичан, они не оставались в Ирландии, и никто больше не интересовался их дальнейшей судьбой, словно родители навсегда отрывали дочерей от себя. — Глупая традиция, — Виктор вздохнул. Юноша заметно повзрослел и, похоже, этого не заметил. — Когда у меня будет дочь, я попрошу ее сохранить фамилию и передать детям, а если и у нее будут только дочери, то и они будут дальше передавать фамилию. — Ты понимаешь, какая это бессмыслица, как разрастется наша семья, как много будет претендентов? — парировал Эдвард. — И потом, у тебя будет один сын. — Я не Господь Бог, папа, начнем с этого, и сколько будет, столько и будет. — Эдвард заметил в характере сына резкие черты: честолюбие, немного тщеславности и завышенное самомнение. — Тебе никогда не было интересно, что случилось с твоей сестрой? Неужели не интересовала судьба других девушек? — Они поженятся через пару лет. Это решено, — приговор. — Только через мой труп! — Виктор собрался уходить. — Не позволю этому подонку прикоснуться к ней, не позволю повести под алтарь. А знаешь, почему? — и продолжил, не став дожидаться встречного вопроса. — Потому что он чуть не изнасиловал твою дочь. — Ты лжешь! — прошипел Эдвард. — Если бы, папа... Ну что ж, до вечера, — и он вышел из кабинета, слыша, как тот рвет на себе волосы, потому что хочет верить сыну, но что-то ему мешает. «Это не может быть правдой, — думал мужчина. — Они с Марией просто сговорились, чтобы она осталась в Холстон-Холл. Что происходит между ними? Неужели что-то преступное? Я уже не знаю, что и думать...» Виктор ехал домой в мрачном настроении. Каждый раз, как он смотрел на изумрудные поля, волнующиеся на ветру и переливающиеся сотнями оттенков зеленого, ощущал горечь во рту. Сжималось сердце, когда он бродил по аллеям или лесу, вдыхая такой до боли знакомый аромат трав. Казалось, что все утекает сквозь пальцы, все уходит, и каждый день приближает к чему-то неизвестному. Его не радовало таинственное озеро, в душе больше не было той легкости и беззаботности. Он повзрослел, а вместе с этим потерял крылья. Он больше не парил, он ползал в этом грязном мире. Только в последний день лета он осознал, что это. Это последнее лето здесь. Долгие годы только воспоминания о родной земле будут греть ему душу, а сейчас предстояло пережить очередную осень, а за ней и весну. Он все гадал, что ждет его потом, но только небо, похоже, знало: ему уготованы звезды, как когда-то сказала старая ведьма. «Одного ждет все, другого ничего...»***
Май 1914. День был теплый, солнце приятно ласкало кожу, а ветер лишь иногда проносился по полю. В мае травы пахнут как-то по-особенному, они несут благоухание весны и приближающегося лета. В ушах звенела тишина, и пташки носились над полями, собирая травинки для гнезд; они что-то щебетали, нисколько не боясь двух юношей. Ощущался вкус горечи и потерь в воздухе. Лошади тихо жевали травку, а их хозяева молчали. Виктор посмотрел на Артура. Совсем скоро они уедут в Эдинбург. Это, конечно, совсем другой мир, но не их с Артуром выбор. Но приходилось мириться, так же, как в свое время их друзья простились с мечтами, и от этого становилось еще грустнее, потому что придется доказать, что прежние идеалы ложные и что мечтать не вредно, а великолепно, потому что мечтание — сила. — Давай, сбежим, — вдруг сказал Артур. — Ты, похоже, с дуба рухнул. Нас найдут, — парировал Виктор. — Не найдут, я много об этом думал. Тебе не понять, ты хоть просто не перевариваешь свою семью, а я ненавижу мачеху. Знаешь, эта дрянь пыталась меня соблазнить, но не на того напала. Она уже много прикарманила денег отца и будет это делать дальше. Я не грежу Эдинбургом и не грежу о должности банкира, я хочу быть врачом, — он говорил это с пылом, присущим только безнадежным романтикам. — Ты думаешь, что я всем этим грежу? — Виктор смотрел на голубое небо. — Завтра моя помолвка, а я даже не знаю, кто она. — Знаю, что нет, — прошептал Артур. Он превратился в прекрасного юношу: высокий, широкоплечий, с теплыми, лучистыми карими глазами и темными кудрями; не был обделен умом и обаянием и знал об этом. Проходящие мимо девушки заглядывались на него. — Не получится... — Все получится, — перебил Артур. — Все будет так, как мы захотим. У тебя есть деньги? — он улыбнулся. — Есть, и немало, но если мы будем обналичивать чеки, нас точно найдут, — невнятно произнес Виктор. — Не найдут, — Виктор поражался вере друга в успех. — Ты уверен? — Да. Я много об этом думал, — начал Артур. — Очень много. Смотри: деньги у нас есть, нужно выкрасть титульные бумаги и бежать ночью. — Ну, ты-то барон и имеешь право носить титул, а я... я точно без этих бумаг никто, мне нужны и эдикты о праве носить титул всем. — А еще укради колье твоей матери, это твоя будущая жена обязана его носить, а не жена Руфуса, — Виктор засмеялся, как-то он об этом не думал. — Идея хорошая, а что мы будем делать дальше? — Поедем в Антрим, — Виктор перестал улыбаться. — Это же самоубийство, нас там найдут! – возразил он. — Не найдут. Полдвенадцатого вечера есть поезд до Белфаста, — Артур прищурил глаза. — В Белфасте сядем на корабль и доедем до Портсмута, а там снова на поезде в Лондон. — Длинный путь, — выдохнул устало Виктор. — Зато мы всех запутаем, — добавил Артур, замечая, что друг все еще сопротивляется либо обдумывает идею. — Да, но наши титулы всплывут, Артур, их-то не утаишь, — в Ирландии все знают представителей их семей, и, конечно, кто-нибудь скажет, что видел, как бежали два молодых дворянина под покровом ночи, как воры. — А кто сказал, что ты будешь о нем говорить? Будем молчать, а когда пригодятся, скажем о них, — Артур хитро прищурил глаза. — Об этом никто не должен знать. — Даже Мария? — переспросил Виктор. — Даже она. Один человек, и все пропало, — Артур встал в полный рост, смотря на небо. — Знаешь, надо уговорить Джимми, почтальона, пусть довезет до Антрима и потом приносит письма к старому дубу, — Виктор задумчиво изучал травинку, что вертел между пальцев. — Это хорошо. Джимми сегодня вечером будет разносить вечерние газеты. Завтра мы должны сделать это. — Да, завтра или никогда, — загадочно прошептал Виктор. Вечером они договорились с Джимми о передаче писем Марии и о том, чтобы в десять он ждал их у Закрытого сада. Оставались считанные часы до побега из Холстон-Холл. Днем Артур съездил домой, забрал титульные бумаги и деньги, наспех собрал вещи, в основном книги и личные вещи, тайно привез чемоданы и стал ждать, когда на землю опустятся сумерки, и дом погрузится в тишину. В свой последний день они старались не выдать себя, и, похоже, им удалось. Мария открыла глаза. Закатившееся солнце освещало всю комнату, пели птахи. В поместье заканчивалась жизнь. Она посмотрела на Виктора, он полусидел рядом с ней, смотря куда-то вдаль. Все утро он думал, что, проснувшись, она обрушит на него тысячу проклятий, что обвинит в том, что он сегодня мыслями не с ней, и раскусит его. Все, что произошло этим вечером, происходило на одной ноте, ноте страха за свое будущее, осмысления утраты. Он боялся завтрашнего дня, боялся, что потом она будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Но, с другой стороны, это должно было произойти, не сегодня, так потом, когда-нибудь, он все равно уедет отсюда. Она коснулась ладони Виктора, он взглянул на нее. Потом улыбнулся, озаряя: — Все хорошо? — спросил он, чтобы разрушить свои сомнения. — Да, — ответила она, — лучше не бывает. — Будем завтра танцевать? — предложил Виктор, чтобы скрыть внутреннюю дрожь; он не хотел, чтобы она поняла его состояние. — Конечно, только я устала, пора спать, — прошептала она, опускаясь на подушки. В доме уже пробило десять, Виктор услышал, как мать с отцом шумно пошли в свою спальню. Он следил за дыханием сестры. Она заснула. Виктор поцеловал ее в щеку, кладя на вторую подушку письмо. Пора... Он тихо вышел из спальни Марии, направляясь в отцовский кабинет. Дверь Эдвард Лейтон никогда не запирал, так как пропажу можно было легко заметить. Виктор знал, где у отца хранились документы. Он подошел к массивному столу, открыл заточкой один из ящиков, положил на стол кипу старых и новых бумаг, ища нужные ему документы. Он пролистал наспех, извлек еще бумаги. Теперь, разбрасывая листы, он уже не думал о безопасности, уже не боялся быть настигнутым. Так он обнаружил увесистый кошелек и положил в карман жокейской куртки. (Ему нужнее, чтобы начать новую жизнь.) Виктор взломал еще один ящик, а потом и последний. На самом дне покоились семейные бумаги. Юноша нашел свою титульную бумагу, копию эдикта, и документы на колье. Прихватив еще несколько нужных ему документов, Виктор бесшумно пошел в гардеробную матери. Перевернув там все шкафы, в трюмо нашел было нужное. Виктора охватила эйфория, и, от прилива адреналина, он решил взять заодно красивую рубиновую брошь, что подарил его дед своей жене. У его матери столько украшений, что она беднее не станет. Что он будет дарить своей будущей жене? Хотя многое он, наверное, заработает, но не найдет такие чистые камни и такую тонкую ювелирную работу, да и еще драгоценности с историей. Теперь осталось прийти к себе и с чемоданами выбраться из дома. Юноша спрыгнул с окна, пробираясь к тайной стене с нишей, где хранились тетради старой ведьмы. Уложив все это в чемоданы, он помчался к Закрытому саду. Сосало под ложечкой, и сердце бешено стучало, ему все казалось, что их найдут, и тогда гнев его отца будет велик. Поэтому Виктор бежал, прячась за кустами и деревьями. Стояла тишина, небо было темное, оно их укрывало, пряча от злых глаз. Почтальон Джимми ждал у старой дороги. Артур кинул в багажник чемоданы, запрыгнул в машину. Виктор сел рядом с ним. — Ну что, ребят, куда едем? — спросил Джимми. С этим пареньком они находились в хороших отношениях, и поэтому, нисколько не колеблясь, он согласился им помочь. Джимми знал, насколько им важно исполнить свои мечты и что, под управлением нынешнего хозяина, этот молодой, добродушный паренек превратится в такого же бездушного человека. — В Белфаст. Нужно успеть на поезд, — проговорил Артур. — Успеем, — тихо сказал Джимми. Виктор и Артур в последний раз бросили взгляд на Холстон-Холл. Они покидали его, покидали эти места навсегда. Для Артура судьба распорядиться так, что он окажется здесь, чтобы окончательно попрощаться, сможет вдохнуть запах ирландской земли в последний раз. Виктор окажется здесь, когда его голова будет седая, когда в его жизнь все получится и слава о нем будет греметь по всей стране. До Антрима они доехали быстро, они попрощались с Джимми, еще раз обговаривая условия передачи писем. Купив билеты, они сели в поезд. Уже в Белфасте, юноши почувствовали облегчение. Артур захотел обналичить чек, но Виктор отговорил его. Так их могли обнаружить или напасть на их след, он вынул тяжелый кошелек, стал им везде расплачиваться. Нанятый экипаж привез их в порт, где они успели на рейс, что уезжал на рассвете. Уже находясь на палубе, Виктор посмотрел на плещущиеся волны, нет, он не испытывал чувство сожаления. Сейчас он был близок к своей мечте, как никогда. Они покидали Ирландию, их пароход увозил их в Англию.***
Солнце лилось сквозь шторы, Мария потянулась; так не хотелось вставать, но сегодня, по случаю помолвки ее брата, в доме праздник. Никто, кроме родителей, не знал, кто она, невеста, но это не меняло суть дела. Виктор обручится и через три года, после окончания колледжа, женится. Вчера он показался ей странным, молчал, словно что-то скрывал от нее. Девушка заметила на подушке письмо. Это почерк Виктора: Милая, любимая Мария, Я уезжаю сегодня ночью. Когда ты будешь читать это письмо, я, надеюсь, буду на пути к Лондону. Прости меня, но мы с Артуром не могли поступить по-другому, мы вынуждены бежать, как воры. Не переживай за нас — я прихватил у отца деньги из кабинета, забрал все документы на мой титул и право наследования. И еще взял то самое колье и рубиновую брошь, так что пусть maman не расстраивается: оно принадлежит моей супруге, которую я найду сам. Как устроюсь в Лондоне, обязательно тебе напишу. Джимми будет приносить письма и прятать в нашем старом дубе. Я обязательно поступлю на медицинский и устроюсь на работу. Как появится возможность — беги, они погубят тебя. И еще: сделай так, чтобы родители не знали, где я и что со мной. Моей невесте передай искрение соболезнования. Твоему жениху, что, если он обидит тебя, я вернусь в Холстон-Холл и убью его. Правда, вместе с моим поступком, падет наша семья, но, может, это чему-то их всех научит. В мире творятся странные вещи, не так ли? Я люблю тебя и надеюсь, что и ты тоже узнаешь Лондон. Прошу, не таи на меня злобу и обиду. До скорых встреч. Твой брат Виктор. «Ах, Виктор, ну почему ты мне ничего не сказал? Хотя, оно понятно: ты боялся, что я выдам тебя взглядом. Будь счастлив! Я не обижена, я счастлива за тебя», — думала Мария, одеваясь. Она вышла в коридор, услышав крик отца на прислугу и мать, затаилась, но тот заметил ее; глаза Эдварда злобно сияли — он был в бешенстве. Прислуга сбивчиво отвечала хозяину, боясь. — Где он?! Где этот сосунок?! — спросил он, приближаясь. Мария выпрямилась, стараясь не показывать отцу свой страх. — Я не знаю, папа, — пролепетала она. — Врешь, конечно, знаешь! Вечно ты с ним шлялась, тебе-то он мог сказать! Каролина молчала, но торжествовала в глубине души. Вот они, плоды! Наконец Виктор сам сделал то, что навсегда лишит его всего, осталось испортить жизнь Марии, и тогда ее любовь будет отомщена. — Он украл документы, колье твоей матери, деньги и сбежал вместе с Артуром, как трус! Сбежал, и я не буду искать его, хотя мне интересно, где он! Тебе он точно сказал! — Я не знаю, — снова пролепетала девушка. — Смотри, кого ты вырастила! — этот упрек был адресован Каролине. — Знаешь, а я не удивляюсь этому. Нет у меня больше сына. Руфус, теперь ты мой наследник. Виктор для меня умер... Так закончилась история этой семьи, и появились Лейтоны Английские и Лейтоны Ирландские. Одну семью ждало все, другую — ничего.