Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим. Габриэль Гарсиа Маркес
Май 1920. Уже почти год Диана не была в Англии; в последний раз она приезжала на Рождество, но Виктора так и не увидела. Никто не говорил, где он, а в обществе сплетничали о молодом лорде Холстоне, и Диане очень хотелось знать, кто это. Лондон вновь удивил: днем жизнь кипела, и до позднего вечера город не затихал. Девушка вдыхала сладкий воздух, смотря на улицы и замечая контрасты: здесь шел богатый лорд, одетый по моде, и здесь же стоял мужчина с протянутой шляпой, прося милостыню. Сколько еще понадобится времени, чтобы Лондон стал прежним? Тогда все были охвачены идей пацифизма, англичанки еще пока не получили право голосовать; феминистки не останавливались, они все больше и больше отвоевывали позиции. Диана приехала к отцу на Логан-Плейс; Рамсей по этому случаю устроил ужин, где была Аманда с Сайманом и их дочка Теа. Урсула и Артур опоздали; Диана ждала, что вместе с ними приедет и Виктор, но этого не произошло. Она грустно водила вилкой по тарелке, и ее одолевали разные мысли: «А что, если у него появилась девушка, на которой он хочет жениться? А может, он уехал навсегда из Лондона?» Артур ничего не говорил, только расспрашивал ее о Париже и Марии с Вильямом, с которыми она часто встречалась. Сейчас последний работал в британском посольстве, и поэтому Мария часто устраивала светские вечера. — А где Виктор? — вдруг неожиданно спросила девушка, обращаясь к отцу. — Он больше не навещает тебя, папа? — Виктор сейчас в Штатах, — ответил Рамсей. — Он уехал навсегда? — Диана пыталась скрыть в голосе испуг. — Нет, он уехал две недели назад и вернется не раньше октября, — вставил Артур. — Зачем? — продолжала расспрос Диана. Артур смутился и посмотрел на Урсулу, его взгляд словно спрашивал: «Неужели ты ничего не писала об этом?» — У него там много дел. Во-первых, нужно найти хорошее оборудование (то, что мы купили, нужно менять), во-вторых, там много предпринимателей, которые могут дать множество ценных советов... — Диана посмотрела на Артура с недоумением, ожидая подробных объяснений. — У нас с Виктором и Хейдоном Ротербергом совместный бизнес. — Вы продали аптеку и бросили свой госпиталь!? — возмутилась девушка, понимая, что таким поступком они предали идеалы отца, но Рамсей молчал. — Нет, она как стояла там, так и стоит. Мы в январе открыли свой завод и теперь продаем свои лекарства, в красивых коробочках, с надписями и инструкциями, что печатают нам на типографии отца Джейсона. Прибыль пока небольшая, и все, что мы вложили, еще не окуплено, — Артур говорил быстро, но из его слов она уловила главное — у Виктора и Артура свой бизнес. — Наша компания называется «Лейтон и Ко», и Виктору госпиталь больше не нужен, а я его не бросил, и Джейсон со мной работает, а Фредерик работает на нас. Диана молча слушала. Виктор, ее Виктор, занимается своим делом. Он, он... Сердце почему-то пело и радовалось. Она пожала плечами, снова начиная ковыряться в своей тарелке. Но только одно не укладывалось у нее в голове — где Виктор нашел столько денег? А может, Виктор и есть тот таинственный лорд Холстон? После того, как Сайман, Рамсей и Артур остались в гостиной, три сестры ушли в библиотеку. Аманда заперла дверь, как делала и в юности. Ей было уже почти двадцать четыре, Аманда никогда не отличалась крутым нравом, она была мягким человеком, редко спорила и считала правильным иногда согласиться, чем яро спорить, называя это проявлением упрямства и глупости. Они жили с Сайманом тихо, он был хорошим отцом, она любила его, но немного устала от некого однообразия. Он много работал, а она вела хозяйство в его обветшавшем, но очень уютном загородном домике. Так она решилась открыть свой шляпный магазинчик, с чем ей помог Виктор. Она обожала его, но как друга, и Сайман не ревновал ее к нему. Магазинчик облюбовали кокетки, задававшие тон в новой моде. Аманда с годами повзрослела, ее изумрудные глаза, подчеркнутые нежно-лиловыми тенями, ярко сияли. Волосы она тоже коротко отстригла, не слушая шепот старых дам; с ними она словно скинула с себя оковы. Аманда села в кресло, скинула туфли; после родов она не располнела и приветствовала современную моду, что отменила корсет как символ несвободы женщины, и похоже, уже навсегда. Урсула, по привычке, запрыгнула на стол. Молодой жене исполнилось двадцать, и замужество не особо ее изменило. Артура порой поражала ее наивность, но она не собиралась меняться. За год они притерлись друг к другу. Урсула пыталась вникать в его работу, но Артур, воспитанный своим отцом, который всегда считал, что обязанность женщины — это обеспечивать спокойствие мужа, часто отталкивал ее от себя, хотя и был благодарен за участие. Иногда она его не понимала: Артур был открытым человеком, позволял себе фривольности — и порой Урсула ревновала, зная о его свободолюбивой личности и героическом прошлом, когда он менял любовниц, как перчатки. Он любил свою жену, она это знала, но все же, все же... Почему-то порой ее одолевали сомненья, а стоит ли это того — быть баронессой Уэсли. Эмилия Ротерберг говорила, что все испытывают такие трудности, они же с мужем жили душа в душу, но так небо им не послало ребенка, и с этим они уже смирились. Как-то Урсула спросила у отца, как на самом деле он жил с Джорджиной. Тот лишь ответил, что дал ей всего лишь единожды повод усомниться в себе, и она не замедлила воспользоваться местью, он даже назвал имя ее любовника, и тогда Урсула ужаснулась. Это был отец Виктора, она была в этом уверена, но знал ли об этом Виктор? Как могла так поступить ее мать? Но прошло уже восемь лет со дня ее смерти, и это не имело значения. Похоже, отец простил ее, потому что сильно любил. Брак ее родителей был безукоризненным, это все отмечали, и, несмотря на этот проступок, Джорджина была идеальной женой и матерью. Три сестры молчали. Когда-то они могли не умолкая говорить о всякой всячине, обсуждать глупости, но сегодня они молчали. Они выросли, а Диану по-прежнему считали маленькой девочкой. Диана посмотрела на сестер, Аманда водила рукой по колену, а Урсула смотрела на дверь, вдруг Аманда заговорила: — Выброси из головы Виктора, он тебе не пара. — Это не твое дело, — огрызнулась Диана. — Виктор женится когда-нибудь, и потом, если он будет успешен, то скоро его атакуют множеств девиц, жаждущих денег, — ответила Аманда. — Он должен это сделать сейчас. — Им будут нужны не только его деньги, но и... — Урсула не закончила фразу, она посмотрела на Аманду. Для всех это не былой тайной, но почему-то Диане никто не рассказал об этом. — Да, и что? — поддела Урсулу Диана. — Виктор — лорд, — Аманда встала. — Виктор — лорд Холстон, вот он кто. Почему он это скрывал, не мне тебе рассказывать, но... — А я — дочь герцога! — вспылила Диана. — Ты слишком мала! — переходя на крик, сказала Урсула. — Я вас ненавижу! — она выбежала из библиотеки, распахнув двери в сад.***
Осень 1920. Три месяца в США прошли, и Виктор считал часы до отъезда в Лондон. Артур постоянно присылал письма, которые Виктор проглядывал мельком: он расстроился, что не увидел Диану. Почему мнение этой девчонки его волнует? Хотя три месяца он почти не думал о Лондоне и его обитателях. За это время он побывал в Чикаго и Денвере, но большего всего его привлек Нью-Йорк, где он и задержался. Виктор поставил себе цель посещать любые заводы, которые его будут принимать. Он хотел понять принцип работы, узнать секреты предпринимателей, чтобы организовать свою работу лучше. Больше всего ему нравились принципы Генри Форда. По приезду он удешевит свой товар, чтобы его могли покупать не только аристократы, но и простые люди. Виктор заказал оборудование, что уже ехало в Лондон. Нашел поставщиков сырья, заключив договоры и считая их выгодными. За семь месяцев у них была не такая уж высокая прибыль, и если бы не решительность партнеров, завод пришлось бы закрыть, но этого не произошло. И возможно, скоро все изменится к лучшему. В Нью-Йорке у него не появились друзей, всех он называл знакомыми, в то время как те ждали от него открытости и честности. Америка того времени — это страна-победительница; в то время как старушка Европа находилась в упадке и кризисе, ее бывшая колония процветала. Позже со вздохом разочарования американцы будут вспоминать эпоху Просперити. Страна жила на широкую ногу, и это ей будет дорого стоить, но сейчас об этом никто не думает, особенно тогда, когда бывшие повелительницы должны баснословные суммы денег ему, государству, что всегда было в стороне, не ковыряясь в грязном белье европейской дипломатии. Это и не нравилось Виктору — американская высокомерность, но нравилось, что тот, кто был никем, мог многого добиться, хотя вершин можно добиваться и в Европе. Виктор пил вино в ресторане, звучала мелодичная музыка. Американцы не любили негров, но их музыка полюбилась публику. После войны люди ощутили острую потребность в танцах, и с каждым годом новые танцевальные па завоевывали сердца миллионов. Он заметил рыжеволосую даму, ужинающую с мужчиной. Сердце екнуло, он внимательно изучал ее, она была немолода, но так похожа на его деда и его отца. Их взгляды встретились. Он не выдержал и подошел к паре. — Простите за беспокойство, — начал он; их взгляды встретились, и в ее глазах была холодная ирландская сдержанность. — ...Тетя Кристина? — Простите, что? — спросил мужчина, похоже, ее муж. — Вы родом из Антрима, а ваши родители — Дезмонд и Фелисите Лейтон. У вашего отца льняная компания и еще фарфор. — Вы... начитались газет, — ответила она. — Нет, что вы. Насколько я знаю, вы вышли замуж и были на свадьбе моего отца, с тех пор вас забыли, как и других, — на ее лице появилось смущение. Несмотря на возраст, она выглядела молодо, одета по последней моде, сияющие украшения шли к ее образу. — Но все это в прошлом. — Эдвард умер? — заикаясь, спросила она. — Живет и здравствует вместе со своей женой и очаровательным сыном, который уже достаточно вырос, чтобы стать головной болью родителей, — в голосе Виктора скользил сарказм. — Только вот он не помнит, что у него есть еще двое детей. — Ты сын Эдварда? Виктор? — робко произнесла она. — К несчастью, да, — он сел за их столик. — Почему «к несчастью»? — Потому что я бежал из дома. — Ты живешь в Нью-Йорке? — Нет, в Лондоне, здесь у меня дела. В Ирландии я никому не нужен. Они пили вино, Виктор смотрел на ее мужа, он знал только, что он дипломат, что он работал в Аргентине, что звали его Даниэль Ленце. Но он был намного старше его тети, лицо в морщинах, радужка поблекла, но от него исходила сила духа. — Все вышло так, как хотела Каролина, — Виктор заказал десерт. — Но вы как оказались здесь? — Отдых, — пробормотал Даниэль. — Я давно не работаю в Аргентине, там поместье. Дочь живет с нами. Сын — в Нью-Йорке, занимается строительством дорог. — Рад за вас, — они еще немного поговорили, и Виктор стал собираться. Кристина дала ему адрес их виллы в Аргентине, прося еще раз навестить их. Следующая встреча прошла в расспросах: Кристину воспитывали так, что выйдя замуж, она — оторванный ломоть, не нужна своей старой семье. Кристина описывала свою жизнь, и Виктор понял, что его отец не прав, он откажется от этой традиции. Его тетя оказалась милой женщиной, она угощала его аргентинскими винами и сладостями, объяснила, почему не захотела вернуться в Лондон, особенно после того, как они купили поместье «Приют мечты». После этого вечера они виделись еще раз, но потом Ленце уехали в Аргентину, а Виктор еще на пять недель остался в Нью-Йорке, мечтая вернуться в Лондон. Он нашел родного человека, но пришлось с ним расстаться, на короткий миг их пути пересеклись, но кто знает какое кружево сплетет жизнь.***
Сын работал много, но, кроме удовольствия, не получал ничего. Питер Сван был доволен этому, его жена испытывала недовольство. Одно ее радовало: что Марии Трейндж не было в Лондоне, так же, как и Дианы. Лидия думала о судьбе сына и своей подопечной. Фредерику было уже двадцать четыре, он, следуя примеру Виктора, имел постоянную любовницу, совсем не обращая внимания на расцветшую Веру. Вера, восемнадцатилетняя девушка, кружила многим головы. Часами она смотрела на себя в зеркало, прежде чем выйти из дому. Подражая моде, несмотря на возгласы протеста, она отрезала свои тонкие русые волосы и стала ярко подводить голубые глаза, что тоже выводило Лидию из себя. Вера могла удачно выйти замуж, но из-за дефицита мужчин ее шансы уменьшались, и это Вера понимала. Она решила, она будет благосклонна к мужчинам, но будет ждать, когда Фредерик созреет для брака, чтобы женить его на себе. Вера пришла домой, когда Фредерик пил вино в гостиной. Она хотела тихо пройти мимо него, но он схватил ее за руку, с вызовом смотря в ее глаза. Она выдернула руку, но он снова задержал ее. Его пальцы до боли впивались в ее запястье, Вера должна была радоваться, но почему-то ее трясло от страха, как колосок на ветру. Она сжалась, как мышь, забившаяся в угол, ожидая удара кошки. Вера думала лишь о том, что он ее ненавидит, считая потенциальной невестой Виктора. Он испытывал ее взглядом, словно выкрикивая все самые худшие слова. Вера опустила глаза, и он отпустил ее. — Знаешь, ты ведешь себя, как шлюха, — вдруг сказал он. — Что-о-о? — ее рот сложился в букву «о», она должна была дать ему пощечину, но не могла, словно цепи сдерживали ее. — Виктор скоро вернется, и если ты еще мечтаешь выйти за него, то придется расстаться со всеми своими поклонниками, — от него исходил особый аромат трав, что кружил ей голову. — Он мне не нужен! — выпалила она, чуть не сказав, что ей нужен он. — Ну что ж, я прощаюсь, переезжаю от вас всех, мне пора вести свою жизнь, — он дожидался ее, за ужином он все сказал родителям. Лидия видела в этом влияние Виктора. Она винила его во всех их бедах. Хотя у нее не было повода жаловаться на жизнь. Муж публиковался в журналах, и им хватало денег, он всегда говорил, что в России они могли бы жить и хуже. В Англии стабильный доход давал возможность приобретать вещи в квартиру, одеваться и содержать гардероб Веры. Фредерик тоже работал, и, после возвращения Виктора, дела пошли лучше, но Англия вступала в полосу послевоенного кризиса, и это означало только одно: не все устоят в новом шторме. Лидия относилась к тому типу женщин, которым нужно все контролировать. Такие женщины кладут себя на алтарь собственных амбиций, делая все, чтобы их дети и мужья добились высот, при этом эти оставаясь тенями, считая себя серыми кардиналами. Она вышла замуж за человека, у которого не было ничего, кроме образования, но ее желание доказать всем, что из Питера может что-то получится, сделало его уважаемым человеком, только вот революция испортила все. Для сына Лидия добилась всего самого лучшего, но сейчас, как ей казалось, он избирал для себя неверный путь. Лидия пыталась уговорить сына на нормальную работу, но он упорно отказывался, они даже поругались по этому поводу: — Ты упрям! — Есть в кого! — парировал он. — Я ни за что не уйду оттуда! Я занимаюсь тем, что мне нравится, — ответил он. — Я потеряла тебя, — прошептала она. — Я просто вырос, мама.***
Весна 1921. Ночь была холодная, Урсула съежилась. Только было холодно не только дома, но и в ее душе. Она подозревала Артура в измене; Аманда говорила, что это временно и нужно расслабиться, отец утешал, повторяя, что Артур — человек чести. Спрашивать у Виктора об этом было совсем неудобно, Джейсон молчал, а Фредерик загадочно улыбался на ее вопросы, словно что-то скрывал. Она отодвинулась от мужа. Они были женаты почти два года, им было хорошо вместе, но иногда ей казалось, что он отталкивает ее, позволяя быть страстной любовницей, но не другом. Ощутив пустоту, он притянул ее к себе, Урсула резко скинула его руку с бедра. — Объясни, что происходит? — Артур сел, зажигая лампу, чтобы лучше видеть ее лицо. — У тебя есть любовница, — без обиняков ответила она, стараясь скрыть волнение. — Кто сказал тебе эту глупость? — возмутился он. — Вера, да? — она молчала, и это молчание было красноречивее любых слов. — Даже если и она. Она видела тебя с одной девицей! — выпалила Урсула. — Я разочарован, — он встал с постели. — Наверное, мне все-таки стоит уехать на месяц в Швейцарию. — Зачем? — она прикрылась простыней, словно все еще стесняясь его. — У меня дела, и потом, я не нужен тебе, — он набил трубку табаком. — Может, нам пожить раздельно, — она хлопала ресницами, смотря на него сквозь слезы. — Хотя я знаю причину всего этого. Ты беременна. Я же врач, понимаю в этих вещах, — он чуть не сделал ошибку, сказав это с пренебрежением, сел рядом. — Забудь все, что я говорил тебе до этого. — Артур, ты рад? — она плакала, он обнял ее, как маленькую девочку, целуя в мягкое сплетение шеи и плеч. Его теплые ладони успокаивающее ласкали ее. — Конечно, дорогая, — он поцеловал ее, нежно укладывая на постель. Сегодня ему было просто необходимо развеять ее сомненья. Его рот коснулся ее плотно сжатых уст, заставляя открыться, его язык жадно сплетался с ее языком, ей казалось, что не хватает воздуха. У нее кружилась голова, но она пришла в себя, когда он бережно положил руку на пока еще плоский живот, а потом поцеловал его. Артур тоже плакал от нахлынувшей нежности и горечи. Его отец умер, когда он был юношей, а матери он совсем не знал и от этого каждый день ощущал себя одиноким. Он отстранился, сползая на край постели, закрывая душу от нее. Урсула не понимала, что происходит, она обняла его сзади, покрывая поцелуями, словно лелеющий дождь, услаждая его, как самая опытная куртизанка. — Что с тобой? — прошептала она. — Я боюсь, — проронил он. — Чего? — она прижалась к нему всем телом, не видя его лица. — Что потеряю тебя и останусь один с ребенком. Я не хочу повторения своей судьбы, — его боль словно передалась и ей. Урсула спрыгнула с кровати, вставая перед ним на колени и смотря в его глаза. Он никогда не говорил ей об этом, мало что рассказывая о себе. — Не бойся, я такая же одиночка, как и ты. Ну же? — ее зеленые глаза загадочно сияли. — Мы сделаем все, чтобы наш ребенок жил счастливым. Утром Урсула проснулась от пустоты, Артура рядом не было. Ночной разговор показалось ей блаженным сном. Впервые за два года он открылся ей, много рассказывал ей о детстве и юности: как провел годы в закрытом пансионе, как его отец часто уезжал в Лондон и как он страдал по матери, что рано ушла из жизни. Но больше ее поразила причина, почему он решился на побег. Он страдал, что отец предал свою любовь, хотя понимал, что жизнь продолжается и Тревор имел право любить. Урсула встала, заворачиваясь в простыню; Артур был на кухне. Пахло травами, хотя от него пахло ими всегда. Три дня в неделю он работал в госпитале, остальное время был с Виктором, наверное, это и выводило ее из себя, он доверял другу больше, чем собственной жене. Она села за стол, он что-то напевал по-ирландски, совсем не слыша ее. Она кашлянула, чтобы он обратил на нее внимание. — Встала, — прошептал он радостно, — а то я думал, что замучил тебя своими откровениями. — Все хорошо, — ответила Урсула. — Ты мало чем делишься со мной, — просто сказала она, садясь за стол. — Я мало знаю о твоем прошлом, мало знаю о твоей работе. Ты не говоришь о госпитале, не говоришь о кампании. — Это упрек? — он разлил чаю с мятой. — Меня воспитали так, что женщина не лезет в дела мужчины. — Не знала, что ты такой. Виктор другой, — она отхлебнула чаю, смотря поверх чашки на него. — Виктор? Ты не знаешь настоящего Виктора, — Артур замолчал, а потом добавил: — Виктор не скрывает ничего только от Марии. — Все вы такие мужчины, — она тяжело вздохнула. — Я думала, после этой ночи ты меня впустишь в свое сердце. — Я и так много открыл тебе, — это был как выпад шпаги, почти ранивший ее. — Даже ребенок ничего не изменит? Сколько еще ты будешь от меня бегать? — Урсула укуталась в простыню. — Ты ничего не понимаешь, — она поднялась, в ее глазах плескался гнев, как во время сильного шторма, зеленые радужки потемнели, кажется, она была готова хлопнуть дверью, не сказав ничего. — Я поеду к Аманде, — вдруг произнесла она. — Хорошо, — согласился он, молча смотря, как она одевается. Урсула собралась быстро, последний раз посмотрелась в зеркало. — Когда ты приедешь? — Не знаю, может, завтра, — она пожала плечами, кладя в сумочку ключи от квартиры. — Мне надо время, чтобы подумать, как нам жить дальше. Она приехала на Оксфорд-стрит, где находился магазинчик Аманды. Всю дорогу она думала над поведением мужа. Может, он просто ее не любит и поэтому скрывается за маской холодного человека? Хотя кто поймет этих надменных ирландцев, они скрытные и предпочитают все держать в себе. Он был не прав: Виктор — открытый человек, он многим делился, особенно с ней. Только она знала причину разлада в его семье, знала, почему он не женится. Но Артур остановил свой выбор на пути секретности. Несколько дней она провела у сестры, а потом вернулась домой. Артур не понимал перемены в ней. Пропала открытость, она перестала интересоваться им, все больше увлекаясь подругами и его друзьями. Она то притягивала, то отталкивала, не хватало ее нежности, все, что она предлагала – играть по его правилам. Неужели жена поняла, что ей не пробить брешь в его крепости, и согласилась стать такой, какой просил он. Все это со стороны виделось многим естественным, он же считал это странным. Виктор на сей счет только смеялся, говоря, что его не понять: то он мечтает, чтобы его жена была лишь приложением мужу, то он бесится, что она решила стать такой, какой он пожелал видеть ее. Они отдалялись друг от друга, он терял ее, а она соглашалась с тем... Пойти на край пропасти и сделать один лишь шаг, чтобы полететь вниз, позволив ему разрушить брак. Ее беременность лишь обнажила то, что, их разум пытался не признавать и тщательно прятать от самих себя. — Тяжело признать, что ты не прав, особенно мужчине, они еще ранимее, чем мы, дорогая, — ласково говорила Джорджина, когда мать и дочь оставались одни. — Если ты виновата? — спрашивала Урсула, каждый раз смотря на мать с восхищением. — Тогда сделай все, чтобы мужчина извинился перед тобой. — Ну, а если и это не поможет? — Урсула внимательно изучала мать. — Тогда его следует оставить. Мужчины творят историю, а мы, женщины, по сути, только направляем их, а потом незаметно уходим в пустоту. В этом мире власть у них, прошли времена, когда от женщины зависело почти все. Но такие женщины, как мы, обязаны изменить мужчин. Мир и в правду менялся, женщины постепенно стали добиваться многого. Они стали более независимыми, но при этом мужчины по-прежнему крепко держали их, несмотря на то, что одна из цепей сломалась. Что можно мужчине, непозволительно женщине, тем более леди. В тот вечер Артур пришел поздно, от него пахло виски и дешевыми женщинами, он думал, так он вызовет ее ревность, и он этого добился, только вот она ожидала, что спустя какое-то время он будет валяться у нее в ногах и просить прощения. К сожалению, этого не произошло. — Уходи, — лишь молвила она после тяжелой ссоры, первой их серьезной ссоры. — Это мой дом, — парировал он, она поняла, он не считает себя виноватым: это она виновата, что слишком пренебрегала его обществом. — Тогда уйду я, — произнесла она, вспоминая слова матери. — Я не позволю тебе это сделать! — он перешел на крик. — Пока ты ждешь моего ребенка! — Я тебя ненавижу, — в сердцах бросила она. — И я все равно уйду! — она не стала даже собирать вещи, просто тихо накинула пальто и скрылась в ночи. Когда прошел дурман в голове, он осознал, как сильно ее обидел, наговорив множество глупостей, дав понять, что она его собственность. «Разве гордая Урсула сможет такое простить», — спрашивал он себя весь день. Он так и не понял, что за человек его жена. Она была храбрая, и такой ее воспитал вовсе не отец, а мать, которая умерла девять лет назад, это она научила ее так думать. Урсула не боялась говорить правду, всегда стойко встречала препятствия, шла навстречу трудностями с вздернутым носиком, загадочно бросая взгляды на других, тем самым показывая свое превосходство. Он так ее и не понял, он думал, что она останется, но она просто оставила его. Артур догадывался, что она у отца, и поэтому он решился посетить Рамсея. Он нашел Урсулу в библиотеке; она читала рукописную книгу с пожелтевшими страницами. Это был дневник ее матери, который она нашла неожиданно для себя на верхней полке книжного шкафа. Мать не описывала свои будни, она размышляла о браке, о мужчинах, женщинах. Оставляя записи, Джорджина не подозревала, что они станут руководством по жизни для многих поколений. — Урсула, — он опустился перед ней на колени, — прости меня... — Я не думаю, что ты понимаешь то, что говоришь, — она старалась не смотреть на него. — Я хочу измениться... — Артур Йорк, я слишком хорошо тебя знаю, — перебила Урсула. — Ты постоянно даешь пустые обещания. Кроме денег и постели ты ничего не хочешь дать мне взамен. — Я изменюсь, я очень хочу измениться, — горячо прошептал Артур. — Пожалуйста, дорогая... — Хорошо, — пробурчала она, — поехали домой, Уэсли.***
В апреле Соланж наконец-то вышла замуж. Долгое время она не соглашалась, пока Валери не уговорила ее. Оливье Рене был лучшей партией для ее уже не молодой дочери. В двадцать три года она была прекрасна, но возраст говорил, что никто до Рене не смотрел на нее как на невесту. Диана поняла истинные намерения Оливье, так он подбирался ближе к ней. Она не боялась. Когда он понял, что она не собирается ответить взаимностью, решился подвести под венец Соланж. Девушка была сказочно богата, скромна, не так упряма, как ее кузина, и самое главное, он будет жить рядом с Дианой. Свадьба была самая обыкновенная, Диана в тот день сидела в углу, созерцая гостей, как всегда ее мысли были о Викторе. Они не виделись два года, наверное, за это время он сильно изменился, впрочем, как и она. Ей минуло шестнадцать, красота ее с новой силой расцветала, как весенние цветы. Она юна, свежа, чиста, горяча, и это все хотел Рене, он мечтал сорвать ее цветок, но сейчас слишком рано для девушки. Диана почти не говорила с гостями, читая письмо от Марии; с тех пор, как та уехала, ей стало казаться, что она совсем одинока в этом мире. Отец иногда предлагал остаться в Лондоне, но она решила, что пока не станет совсем взрослой, не вернется в родной город. Ночами мечтала, что приедет в Лондон, а Виктор увидит ее и потеряет голову. Так хотелось его любви... Соланж засмеялась, и Диана невольно тоже улыбнулась, радуясь за кузину. — Диана, — этот мягкий голос принадлежал Оливье. — Вы опять молчите? — Мне это свойственно, — она отвернулась от него, зная, что этим показывает пренебрежение, так нельзя делать, так не положено этикетом. — Диана, мы теперь семья, — продолжал он настойчиво искать ее внимания. — Моя семья в Лондоне, — пролепетала Диана. — Я здесь, чтобы преобразиться и чтобы лондонские ухажеры обратили на меня внимание. — А я вижу, какая вы красивая. Я приду сегодня к вам, — его дыхание опаляло ее, и она съежилась. От него шел тлетворный запах, такие, как он, были полуразложившимися существами, гнусными людьми. — Вы не посмеете, — процедила сквозь зубы девушка. — Я знаю вашу тайну, — внутри у нее все перевернулось, пришла стужа, и все замерзло. — Но он вас никогда не полюбит, потому что он не видит вас. — Я вас не понимаю, — она отодвинулась, избегая опасной близости. — Улыбайтесь, — приказал он. — Пока все не подумали, что в день свадьбы вашей сестры мы ссоримся. Вы же не хотите скандала? — Нет, но я... — Я приду, вы будете задыхаться в моих объятьях, — она не успела ему ничего ответить, все, что оставалось — молить Бога, что Рене напьется, насладится ее глупой кузиной и заснет. — Никогда, — она плотно сжала губы, чтобы никто не увидел, как ей плохо оттого, что ее окружает слишком много грязи. Гости уехали, и в особняке стало тихо; Диана не могла спать. Ее платье было сшито из потрясающего шелка, она не стала его снимать, облачаться в сорочку и пеньюар. Через час дом совсем умолк, только были слышны стоны в комнате Соланж. Вечер выдался относительно теплый для весны, но с заходом солнца она развела огонь в камине. Подойдя к камину, Диана впервые за весь этот день ощутила тепло. Девушка опустилась на колени и протянула руки к огню, разбрасывавшему золотые искры. «Все равно, что выпить дурман — любить Виктора, но это мое счастье», — пришла ей в голову очередная мысль. Вдруг отворилась дверь, и она вздрогнула от ужаса. Получив все от Соланж, он пришел к ней. — Вы красивы, намного лучше ее, — Диана устало слушала, с огромным трудом удерживая маску спокойной и холодной сдержанности. Ей казалось, что холод его глаз пробирает до самого сердца, а мысли в это время бились лихорадочно в мозгу. Она не знала, как вести себя. С безразличным видом он вынул портсигар и протянул ей, она покачала головой. Ее зеленые глаза посветлели от растерянности, Диана внимательно вглядывалась в его лицо. — Уходите! — воскликнула она. — Вы не добьетесь, чтобы я стала вашей игрушкой! — Вы говорите, как похищенная сабинянка, дорогая моя, — он стряхнул в камин пепел с сигареты. — Я прекрасно знаю, как вы ко мне относитесь. Я хотел вас, Диана, — улыбка на лице Оливье казалась какой-то странной, — и готов был получить любой ценой. Она содрогнулась от отвращения в голосе, скользящих откровенных и насмешливых нот. Она потерянно смотрела на него, как и в первый день их встречи на приеме, он представлял угрозу. Она невольно попятилась, почувствовав опасность, излучаемую его взглядом. — Я не думаю, что смогу вам помочь, — голос ее дрожал, хотя она и старалась говорить твердо, не показывая своего страха. — Твоя собственная гордость заставила меня хотеть тебя еще больше, я ждал тебя. Жду уже давно. Тут он швырнул наполовину выкуренную сигарету в камин и шагнул к ней. Она отступила, такая тоненькая и хрупкая, но храбрая в его сильных руках. — Ну же, я не чудовище, — тихо проговорил он, и она увидела злой огонек, вспыхнувший в глубине его глаз, — я могу быть очень хорошим рядом с таким очаровательным созданием, как вы. Вы так прекрасны, так полны гордости и огня. С силой Оливье прижал ее к себе и дотронулся губами до нежной ямочки на шее. Губы были жадными и теплыми, и Диана почувствовала, как он вздрогнул, едва коснувшись лицом ее щеки. Когда он завладел ее губами, в уголках ее глаз появились слезы. Она вспомнила маму, одно из правил. Наконец его теплый рот оторвался от ее губ, голова ее лежала на его плече, она глядела на него глазами загадочными, непроходимыми, как болото. Поцелуй не разбудил ее, но показал, насколько сильно он жаждет ее. — А чего вы хотите от меня? — спросила она. Оливье провел кончиком пальца по изгибу ее щеки, палец задержался в уголке рта. Руки, обнимавшие ее, стали нежнее. — Я вас презираю! — яростно воскликнула она, возмущенная прикосновениями, ощущая себе вымаранной. — Ну что ж, — сказал он и, коснувшись губами виска, отпустил ее. — Ну, и чем мы занимаемся, как ты считаешь? Вопрос этот обрушился на Диану, как холодная вода, вернув ее к реальности. Они стояли, уставившись друг на друга, и Диана застыла от холодного презрения во взгляде Оливье. Он считал ее шлюхой, прикидывающейся ангелом, вот как. — Он тоже вас целует? — он явно намекал на ее чувства к Виктору. Тот никогда не целовал ее, только посмеивался, но ей не забыть день, когда бомба с цепеллином упала на школу, в которой она вовсе не училась; найдя ее, Виктор крепко обнимал, словно только что случилось непоправимое и он чудом не потерял ее. Тогда в ее сердце загорелась надежда: может, он что-то испытывает к ней, только боится признаться себе в этом? — В нем есть все, чего нет в Вас, — яростно выпалила она. — Он — человек чести! — Все они такие с виду, — Диана содрогнулась от его гнетущего смеха. — Виктор Лейтон — кто он такой? Никто! — Он самый лучший из мужчин, — слова сами слетели с губ. — Как же вы наивны. Неужели вы верите, что он таков, каким вы себе рисуете его. — Он снова обнял ее. До боли впил пальцы в мягкие плечи, с ненавистью заглянул в глаза, долго всматривался в них, но так и не смог прочитать ничего. — Дрянь, — рука шлепнулась по щеке, он ожидал, что девушка заплачет, но она не стала этого делать. — Спокойной ночи, моя дорогая. Только когда он ушел, она позволила себя разрыдаться; утром она решила сказать Соланж, что уезжает в Лондон к отцу и сестрам. На рассвете Диана долго приводила себя в порядок, чтобы никто не заметил ее состояние. Она спустилась в столовую, когда все завтракали, набралась храбрости и сказала кузине о своем решение, на что ей та ответила: — Ты нужна мне, у меня столько забот, а мама уехала в Виши и, похоже, надолго. Как же она ненавидела их всех! Она знала, что у отца финансовые трудности, денег он не хотел занимать и поэтому радовался, что его старшая и средняя дочери удачно вышли замуж, но ему необходимо было удачно устроить младшую, поэтому-то он и отправил ее в Париж, чтобы она смогла найти достойную партию, да и обязана она была помогать Валери и Соланж, чтобы те оплачивали ее уроки и наряды. Это было сродни рабству, но уже ничего не поделаешь. Диана забрала письма с трюмо и пошла в сад подальше от всех. Она забралась в глубину беседки, чтобы ее никто не увидел, быстро проглядела письма сестер и отца, а потом жадно кинулась читать письмо от Виктора. Дорогая Диана, Мы не виделись с тобой со времен свадьбы Артура и Урсулы, мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор. Словно только вчера я открыл свою кампанию, думал, что будет легко, но оказалось невыносимо трудно. Устал считать деньги, я же не финансист; похоже, придется нанимать бухгалтера, иначе мы окончательно поругаемся с Хейдоном из-за расходования средств. До тебя, наверное, дошли слухи о моем титуле, когда-нибудь я расскажу тебе все-все, что произошло со мной за годы, проведенные в Ирландии. Но это дела на фирме. Есть и другие новости, о людях, которых ты хорошо знала и не видишь сейчас. Недавно я выступал судьей у Артура с Урсулой. Твоя сестра не хотела мериться с тем положением, которое ей отвел мой друг. Он не хотел впускать ее в свою жизнь, но в итоге сдался. Где Урсула научилась таким приемам? Аманда счастлива. Я уговариваю ее родить Сайману сына, но она отказывается, видно, нравиться быть хозяйкой своей судьбы. У Рамсея я бываю редко — у него слишком много работы. Твой отец никогда не признается, что у него трудности. Студенты снова толпятся в вашем доме, но без вас троих там как-то пусто. Сейчас всем тяжело, но кто может жить на широкую ногу, живут хорошо. Мария передавала тебе привет и остальные наши друзья. Наверное, ты с тех пор сильно изменилась. Девчонка превратилась в девушку. Мечтаю тебя увидеть, но почему-то жизнь не сводит нас. Что ж, желаю счастья. Найди хорошего мужчину и выходи за него замуж, осчастливь своего отца. Если не хочешь, не отвечай, я пойму, что для тебя это домогательство взрослого мужчины. До скорых встреч. Твой Виктор Лейтон. Она прочитала его письмо много раз, вникая в каждое слово. Там не было ни слова о его чувствах, но было что-то особенное, что-то, что предназначалось только ей. Она спрятала письмо, а вечером закрыла дверь на замок, чтобы Оливье не смог прийти к ней. Вскоре она поняла, что тот не намерен быстро накидываться на нее, медленно и верно он шел к своей цели, надеясь, что ненависть превратиться в страсть.