Любая страсть всегда все преувеличивает, иначе она не была бы страстью. Николя де Шамфор
Лето 1921. Купив за городом мешки роз, Мария решила приготовить вина. Почему она скучает по Ирландии? Теплыми вечерами, вдыхая аромат лондонского воздуха, она вспоминала об изумрудных травах, все еще ощущая привкус детства и юности, но с тех пор прошло уже пять долгих лет, и многое уже стерлось из памяти. Увидев у кого-то розовый сад, она невольно чувствовала во рту вкус вина из роз. Найдя свои тетрадки со старинным рецептом, она решилась его изменить. Как же давно на губах не было этой необыкновенной сладости и легкой кислинки! Когда вино было готово, зашедший к ним Фредерик Сван назвал его обычным самогоном, такое пойло у них готовили в российских деревнях, но потом, попробовав, сказал, что это настойка, со временем он решился называть это вином. Напиток хотели заполучить все, но Мария не выдавала секретов семьи и не желала отдавать всем просто так бутылочки, будто бы думая, что, вкусив его, другие разгадают секрет лордов Хостонов. — Восхитительно, — произнес Виктор. — Чем-то оно отличается от ирландского, даже не могу понять, чем, это неописуемо. — Оно отличается, милый мой, специями. Женишься, научу твою жену готовить его, — она засмеялась, Виктор стал мрачен. — Что случилось? — беспокойно спросила она, внимательно изучая перемену в брате. — Опять проблемы на работе? — он был тронут ее заботой. — Еще чего! — фыркнул он. — Мы расстались с Изабеллой, я... был с ней последние четыре года. — Ты говоришь, как старик. Тебе всего двадцать пять, ты очень молод, — Мария села на софу, поджимая под себя ноги. — Сейчас каждая готова на тебя кинуться, тебе стоит приглядываться, прежде чем кидаться в омут брака с головой. — Ты как всегда практична, — Виктор снова отпил вина. — Я думаю о тебе, — прошептала она, кладя голову на его плечо. — Обычно беспокоюсь я, — так же тихо ответил он. Мария вздохнула, они оба замолчали и долгое время ничего друг другу не говорили. — Я не готов пока к такому шагу, Мария. — Кто тебя знает! — это было сказано и с иронией, и с горечью. — Но женщин ты любишь, — протянула она. — Как едко сказано, — подметил он. — Мне пора ехать, меня ждет Артур. Сегодня прием, жду тебя там.***
Платье, сшитое из темно-синего гипюра, одетое на белоснежный чехол из органзы, переливалось; это подарок от подруги, имевшей магазинчик модного платья в Вест-Энде. Покрой был изумителен, и Мелани Дьюран сознавала, что одела его для приема, где можно было найти себе жениха. С нервами, дрожащими, как молодой, только что распустившийся цветок, трепыхающийся на сильном ветру, Мелани прошла в залу, ее мать погладила ее по руке. Этот прием устраивала компания Виктора, чтобы привлечь новых инвесторов. Отец Мелани мечтал вложить денег в новую компанию. Когда входила в зал, Мелани с любопытством взглянула на Виктора Лейтона, который непринужденно с кем-то болтал. Она решила, что в вечернем одеянии он выглядит еще более внушительно, чем обычно, хотя видела она его лишь однажды. Мелани была немаленького роста, но рядом с ним казалась себе крошкой. Не очень богатый, красивый, особенный, мужественный. Мать подтолкнула ее к нему, и она нерешительно подошла. — Мелани Дьюран, — представилась она. Он оглядел ее с ног до головы. Это была молодая девушка с розовыми щеками, яркими голубыми глазами и медовыми волосами. Очередная девица, как же он устал от них. До этого на его свободу посягала Соланж, а потом и Верочка, и множество других девиц, чьи матери толкали их в его объятья. Он улыбнулся из вежливости. — Виктор Лейтон, — ответил он. — Хозяин этого вечера. — Я знаю, — робко прошептала она. Они весь вечер провели вдвоем. Мария потом сказала, что Мелани — хорошая девушка из респектабельной семьи. Ее отец нажился на войне, но он не был человеком их круга, впрочем, Виктора это не беспокоило. Мелани было девятнадцать, она была умной, милой девушкой, с ней о многом можно было поговорить, и целый месяц они провели, прогуливаясь по Лондону. Но Виктор ничего не чувствовал, кроме нежного чувства к ней и дружбы. Потом Мелани уехала, вместе с матерью, в Швейцарию, так Жанна рассчитывала, что Виктор все это время будет сходить с ума от одиночества, скучать, но время покажет, как будут развиваться их отношения.***
В конце июля Урсула родила сына, его назвали в честь деда и отца Артура — Чарльзом Тревором Йорком. Артур был счастлив: они наконец помирились с Урсулой, и мало-помалу он разрешил ей приоткрывать покровы его жизни. Они сблизились, вечерами пили чай у камина, и Артур делился с ней планами на будущее: он мечтал купить домик загородом, где им и их детям было бы хорошо, где они, как в детстве, могли бы бегать по полям, смеяться и вдыхать прелый запах земли. Иногда, в минуты душевной невзгоды, он рассказывал жене о тех ощущениях, что пережил в той жизни, о том, как был влюблен в Марию, и о том, как любил сжимать между пальцами изумрудные травинки. Это было в той жизни, и сейчас почему-то все чаще его одолевали воспоминания. Он не мог понять, почему он думает о месте, которое оставил без сожаления. «Все уходит, все проходит», — говорила Урсула, и он с легким вздохом понимал, что это произошло не зря: оставив Ирландию, он обрел себя в Англии. Урсула больше не переживала за мужа, ее беспокоила сестра. У Аманды, как всегда, все было хорошо, ее тревожила Диана. Последняя стала писать меньше, конечно, все можно списать на возраст — ей уже шестнадцать, — этому возрасту присуща взбалмошность и эгоистичность, но не Диане. Она почему-то отказалась приезжать на месяц домой, чтобы провести его рядом с семьей и друзьями. Аманда понимала причину переживаний Дианы: девушка безответно влюблена в Виктора. Виктор же говорил только о Мелани Дьюран, несмотря на то, что той сейчас нет в Лондоне. Он писал ей нежные письма и получал веселые ответы. Как же Диана, Диана, которую он никогда не полюбит, спрашивала себя Урсула. Неужели ее сестра не может понять, что Виктор не жаждет ее общества? Поэтому она страдала — он больше не писал, — и тогда она поняла, что у него появилась возлюбленная. Ей было невообразимо больно осознавать это, все равно что смерть. Она не замечала приставаний и полупрозрачных намеков Оливье, делала вид, что все ей безразлично, а порой, чтобы удовлетворить свое раненое самолюбие, флиртовала с Рене и другими мужчинами, даже со своим учителем по математическим наукам, не понимая, что тем самым она может навлечь на себя беду. И виной всему этому был Виктор Лейтон. «Мужчины — глупцы, порой они не понимают, что для них хорошо, а что плохо. Женятся они порой из идеалистических соображений, держа в уме образ идеальной жены, и только потом они понимают, что тот идеал в их голове не соответствует действительности, и тогда они начинают искать себе пылкую натуру», — вспоминала Диана слова матери. Она была слишком мала, когда умерла мама. Тот день она запомнила на всю жизнь. Джорджина простудилась и очень долго скрывала симптомы болезни, Рамсей из-за занятости не смог вовремя увидеть, как его любимой жене становится все хуже и хуже, когда же он понял, было уже поздно. Она была беременна, и это окончательно подорвало хрупкое здоровье, несвойственная ее натуре жалость к себе не спасла, а напротив, помогла уйти из этого мира раньше. Джорджина слегла, когда за окном было серое небо, голые деревья яро качали своими ветвями, нагнетая. Она тихо умерла, пожелав дочерям счастья и всегда оставаться гордыми созданиями. В тот день показалось, что любовь покинула ее и она больше не может любить, но появился Виктор. Диана долго сопротивлялась новым чувствам и в конце сдалась; прошло пять лет, а она все его любила, не переставая думать о нем. Лето Виктор провел в работе; когда он был на публике, то он не переставая говорил о Мелани, они каждый день писали друг другу, и никто не волновал его. Диана для него являлась маленькой девочкой. Он не писал ей больше красивые строки, и она давно решила, что, когда станет достаточно взрослой, будет ослепительной и Виктор пожалеет о своем браке. Девушка вышла в сад; они с Валери, Соланж и ее мужем уехали загород, где решили прожить месяц. Она сидела у глади воды, мечтательно смотря на небо. Оливье вернулся недавно, но с тех пор они не разговаривали. Она не услышала, как кто-то подошел к ней и присел рядом, кидая камушек в воду. Они долго ничего не говорили. — Он ведь жениться, — Диана даже не обернулась. — Предложения еще не было, но это дело времени. Диана, забудьте его. — И стать вашей? — язвительно спросила она. — Я этого не говорил, — Он снова кинул камушек в воду. — Зато подразумевали, — парировала Диана. — Я никогда не стану вашей любовницей! — Вы категоричны, — проговорил он, дыша ей в лицо. — Неужели вы думаете, когда он увидит вас, то забудет все на свете? — ее лицо вспыхнуло, как осеннее солнце. Она так и думала. — Нет, — пролепетала она, как испуганный ребенок. — Вы не умеете лгать, Диана, — Она потупила глаза, вспоминая, при каких обстоятельствах ей говорил эти слова Виктор. — Любовь — это когда смотрят в одном направлении, когда все общее, — выпалила она. — У нас с ним все общее. — Ничего у вас с ним не общее. Подумайте об этом, — он отпустил ее и зашагал в сторону дома. — Соланж, дорогая, где ты? — услышала Диана. Он был прав: если она считала, что все у них общее, то он так не думал. Виктор ни чем с ней не делился: ни прошлым, ни настоящим, ни будущем. Это приводило к мысли, что Виктору она безразлична, наверное, с Мелани он делится всем, и от этой мысли становилось больно. «Если мужчина знает, что ты сделаешь все ради него, если ты готова умереть за него, то он непременно растопчет твое сердце, втопчет твое чувство в грязь, и ты больше не будешь предоставлять для него никакого интереса».***
Весна 1922. Накинув полушубок, Мелани вышла из дому. Виктор ждал ее. Он улыбнулся, целуя руку. Они решились прогуляться по Гайд-парк, несмотря на негостеприимную погоду. Ей нравился ажиотаж вокруг их персон, все только и говорили об их романе, на самом же деле они были не плохими друзьями. Виктор не был вспыльчивым или ревнивым, всегда спокоен, но иногда ей удавалось вывести его из себя. Несмотря на то, что Виктор не проявлял к ней ничего, кроме нежных, братских чувств, все равно ревновал к поклонникам, что были вокруг нее всегда. Мелани могла выбрать любого из них, но не делала этого. Виктор любил дарить ей цветы, но не драгоценности, считая, что это обязывает к большему. Он бережно хранил фамильное колье в банке, проверяя его почти каждый месяц. Иногда он приходил к мысли, что пора забрать его и надеть на прекрасную шейку Мелани, но каждый раз что-то останавливало. Наверное, он еще не созрел для брака, из управляющих компанией только Артур был мужем и отцом, остальные предпочитали свободную жизнь без жены и детей. Это, конечно, эгоизм, но так проще жить. Мария торопила, но Виктор стремился узнать свою, возможно, будущую жену как можно ближе, чтобы не осталось белых пятен и сомнений. Тогда Мария приводила следующий аргумент: скоро Мелани надоест ждать и она примет первое же предложение. Здесь Мария ошиблась: у Мелани было бесконечное терпение, она знала, что ее проверяют и на выносливость, и на постоянство, поэтому ей нужно проявить себя как можно ярче. Виктор посмотрел на нее, беря ладонь, зажимая между своих. Она умна, но никогда не показывала этого; это очаровало Виктора. Девушка превосходно играла на рояле, и ее идеальный слух мог бы передаться детям, и, кто знает, может, кто-то из них стал бы великим музыкантом. Так и сложится: у одной его любимицы будет и талант, и потрясающий голос, и харизма, и слава, но в те времена Виктор не мог заглянуть так далеко. Мелани много читала, и с живостью рассказывала истории, порой Виктор гадал, правда это или авторский вымысел. Она удивляла, а необычные голубые глаза привлекали. Всю весну они провели вместе: в прогулках, посещениях музеев и выставок, вечерами в ресторанах. Виктор мог это позволить, впервые за два года его фирма начала давать прибыль, и он уже мог вкладывать не только в оборудование и заработную плату, но и оставлять себе. В мае он купил огромную квартиру на Бонд-стрит, которую стал рьяно обставлять, ища для нее интересные вещички, ожидая, что его новое жилище будет полностью соответствовать духу Виктора Лейтона. Покупка квартиры не станет для него высшем достижением: он хотел дом в Лондоне, а лучше поместье загородом. Итак, Виктор поднимался вверх по лестнице, достигая новые высоты, и, похоже, его мечты стали сбываться. В мае, когда Мелани поняла, что скоро опять уедет в Швейцарию, решилась на важный шаг — вверила себя Виктору. Она легко относилась к таким вещам: они лучше узнают друг друга до свадьбы, она поймет, хороший ли он любовник. Может, ей не понравится, и тогда она оставит мысль об их будущем союзе. В тот май она распаляла его, не понимая, что Виктор никогда не делает необдуманных поступков. Когда она поцеловала его и прошептала на ухо, что мечтает о ночи с ним, он оттолкнул, вежливо сказав, что она совсем не понимает то, что хочет. Мелани обиделась. — Не нужно делать необдуманных поступков, — сказал Виктор. — Ты меня не любишь! — вспылила девушка. — Я испытываю к тебе нежные чувства, но это еще не любовь. Мелани, ты слишком юна, — он отошел, не смотря. — Виктор, я люблю тебя... — прошептала она, он ничего не ответил, лишь улыбнулся, а потом, спустя некоторое время, сказал: — Мне очень жаль, что я не могу ответить тебе тем же, — он сжал ее тоненькие пальцы, когда она снова оказалась рядом. — Я буду ждать, — прочитал он по губам. — Нужно время, — так же тихо ответил Виктор, попрощался и ушел.***
Ветер шевелил молодую листву, город был опутан воздушной пеной. Все цвело, радовалось жизни. В это время года, когда не пришла еще летняя жара и не ушла весенняя прохлада, было какое-то свое очарование. В воздухе летало ощущение любви, сладкий аромат приятно наполнял легкие, даря чувство эйфории. Легкость, вот что присуще весне, особенно Лондону; иногда неделями лил дождь, докучая обитателем, но после дождя было так свежо, что лужи и сырой тротуар казались сущим пустяком, в сравнении с той радостью, что доставалась детям. Несмотря на обветшавший дом, Аманда была счастлива. Теа беззаботно бегала по изумрудной траве, лазя среди колючих кустарников, прижимая к груди ароматные ветки можжевельника. Она любила, когда приходил Виктор; хоть он и не был девочке родственником, она всегда завала его «дядя». «Дядя» сажал ее к себе на шею и водил по лесам и полям, вспоминая свое детство. За городом было прекрасно, и Сайман считал, что девочке просто необходимо расти на природе. Он защищал ее, когда Аманда отчитывала дочь, считая ее поведение недостойным юной леди. Сайман часто приглашал к себе гостей, особенно родственников жены. Урсула и Артур привозили сына, где маленький Чарли делал первые робкие шаги. Он понимал, что две сестры сблизились, а третья отдалась от них всех. Рамсей старался их помирить, но Диана сама не хотела сближения. Почему?.. Пока Виктор с детьми играли на малахитовой траве, они вчетвером наблюдали за ними. Аманда улыбалась Артуру, а Урсула, обмахиваясь веером, посылала молнии Сайману. Нет, никто из сестер не помышлял отобрать чужого мужа. Они слушали заливистый смех детей и Виктора. — Он будет хорошим отцом, — вдруг сказал Сайман. — Почему он не женится? — Даже не знаю, — вздохнул Артур. — Ему будет двадцать семь. Я постоянно задаю ему этот вопрос. — Да, странно это все, — протянул Сайман. — Наверно, работа полностью завладела им. Пока они вчетвером проводили время за дебатами и спорами, виновник разговора вместе с детьми исследовал местность. С ними он за эту весну обследовал весь лес, однажды они набрели к красивому замку. Виктор вспомнил рисунки, что обнаружил в библиотеке Холстон-Холла. Это был Аллен-Холл, владение герцогов Кентских, дом, построенный для Элизабет Лейтон еще во второй половине восемнадцатого века. Это была красивая история любви, которую он узнал из сухих, как отчетов, записей в дневниках отца Бэсс и в нежных письмах Аллена Голда. Лейтоны никогда не были склоны к романтике, только, наверное, его дед. Генри Голд по приказу короля Георга III поехал в Ирландию, скача по холмистой местности, он набрел на Холстон-Холле, где встретил четырнадцатилетнюю Элизабет. Они не поженились, но ради нее он выстроил дом, назвав его Бэсси-Хаус, и, вернувшись через шесть лет за девушкой, взял ее в жены. Они были счастливы в этом доме, все поражались красоте и уму невесты. У знаменитого художника Гейнсборо он заказал ее портрет, который впоследствии нарисовали на эмалированной броши как знак вечной, связывающей их любви. Супруги радовались предстоящему рождению ребенка. Бэсс умерла при родах, подарив жизнь Аллену. Сраженный горем, Генри Голд бросил поместье вместе с сыном, которого воспитали учителя и няньки, а дом все стали звать Аллен-Холлом, в честь маленького хозяина. Оставив плотскую жизнь, Генри Голд стал отшельником, он так и не прикоснулся ни к одной женщине, навсегда забыв о любви, похоронив любимую жену, что ждал шесть лет, он похоронил себя ради великой любви. Виктор рассказал все Марии; она сначала не поверила, а потом решила сама посмотреть на замок. Он был великолепен, но хозяева оказались не очень-то добродушными, и Мария даже не стала говорить о своем родстве с ними. Сама Мария ожидала рождение второго ребенка, и в мае, раньше положенного срока, она родила сына, которого назвали Джастином Колманом. Он родился слабеньким, но благодаря своему дяде выжил. Вильям окружил жену любовью и заботой, а Кэтлин была так тронута, наблюдая за отношениями сына и невестки; самое главное, что все были по-настоящему счастливы. Их дом был наполнен ароматом роз и любви. Они с Марией были вместе уже шесть лет, за это время они сблизились еще больше. Когда-то он считал ее феей, что способна только на плотскую любовь, но не духовную, но с годами проникся к ней. И теперь, просыпаясь по утрам, вдыхая нежный аромат роз и имбиря, у Вильяма появлялись внезапные приступы нежности. Он не ожидал, что спустя такой короткий промежуток она решится на рождение второго ребенка. Когда Мария сказала ему об этом, его захватили новые чувства к ней. Она, как и весна, пробудила в нем все. Ах, если бы он не поехал в Ирландию, то никогда бы не узнал, что такое счастье! Аманда Грандж, а ныне Портси, прекрасна, она была бы хорошей ему женой, но если бы они поженились, то четыре человека были бы несчастливы. Вильям был не склонен к рассуждениям о другой возможной жизни. Намного позже родственница Марии назовет это синдромом «Что было бы, если бы...». Только не сожалея можно кожей и сердцем почувствовать жизнь. Так прошла еще одна весна, и наступило лето...***
Осень 1922. На Бонд-стрит было одиноко, он часами слонялся по квартире, а потом, после многочасового размышления о своей жизни, ехал на Тюдор-стрит, где приходилось решать множество вопросов. Только в работе он забывался, он скучал по Мелани, и поэтому, получив от нее очередное письмо, радовался, как ребенок. Он знал о ее слабом здоровье, и что ей было необходимо бывать на курортах. Конечно, такая девушка, как говорила Мария, не может стать его женой, лишь из-за своего слабого здоровья, она, вероятно, не сможет родить ему ребенка, но разве в этом счастье? Виктор много думал о предстоящей женитьбе, Мелани писала чувственные письма, и он наслаждался каждой строчкой. Он не был в отношениях аскетом, не соблюдал строгость. Несмотря на то, что у него, можно сказать, была невеста, это не мешало ему иметь при этом постоянную любовницу. С Изабеллой он давно расстался, но ее место недолго пустовало, и в его жизни появилась Регина, она была настоящей эмансипе. Он знал, что, помимо него, у нее еще дюжина любовников. Он ревностно относился к ее поступкам и рассказам о своих любовниках, она любила после занятий любовью рассказывать, как за эту неделю провела время. Как врач, Виктор понимал, в чем причина ее поступков: она рано стала женщиной и рано поняла, какое влияние имеет на мужчин. Ну, а те в свое время не отказывали себе в удовольствии переспать с ней. Когда кто-то в свете намекнул, что спал с Региной, Виктор повел себя равнодушно. Его не интересовали имена тех, кто спит с его любовницей, потому что он не любил ее. Влюбленная женщина не может так вести себя, влюбленная женщина не отдается другим для развлечения. Регина же была честна, и хотя бы поэтому он был благодарен. Мария ругала его за эту связь, но в тот момент, кроме бурных развлечений и теплой постели, он ни в чем не нуждался. Так он, по всей вероятности, заглушал боль и ничего с собой поделать. Работа отвлекала от грустных мыслей. Ну почему, почему, он не испытывает чувств к Мелани, чего ждет его сердце? Или, вернее, кого? Казалось, вся его жизнь состояла из ожиданий чего-то, чего он не знал. — Виктор, ты меня не слушаешь, — прощебетала Регина. Она была великолепна, совсем не стеснялась носить юбки короче принятых, глубокие декольте, ярко красить глаза и курить. Ему нравилось, как она выпускала клубы дыма после занятий любовью, а после того, как уходила, он жадно вдыхал запах табака и тонкий аромат ее духов. Ее золотистые упругие локоны сегодня сияли в свете ламп, а ореховые глаза призывно посылали страстные молнии. У нее было милое личико в форме сердечка. Птичка снаружи, а внутри огонь. — Я тебя слушаю, — ответил он. — Что еще ты делала на этой неделе? — Мы с Ароном ездили кататься на яхте, знаешь, заниматься любовью на яхте крайне занимательно, — он тихо рассмеялся, но в тоже время вспомнил другую девушку, хотя не мог понять, кто она. — Правда, никогда не был на яхте, пока не позволяют средства, — произнес Виктор. — Наверное, вы хорошо развлеклись. — М-да, — протянула она, — твои средства не так уж скудны, раз мы с тобой здесь. — Вот оно в чем дело. Я вот все думаю, почему ты выбрала меня? — Виктор отпил вина, внимательно смотря на собеседницу, стараясь найти, как она изменилась в лице. — Ты честный, страстный и, самое главное, тебе плевать на чужое мнение, — браслеты на ее руках весело зазвенели. — Хотя, наверно, твоя мать была бы в шоке от меня. — Ей плевать на меня, так же, как и мне на нее, — Виктор не хотел говорить на эту тему, он вообще ни с одной любовницей не говорил о таких вещах. — Вот это да! — она улыбнулась ему. — Ты и этим меня привлекаешь, ты таинственен. Виктор? — Да, спрашивай, что хочешь, — Виктор снова впал в меланхолию, о ком он все-таки думает, чей образ так живо рисуется в голове. — Ты любил? — она поглощала устрицы. — Нет. — Все только и говорят, что ты женишься на дочери твоего акционера, — она посмотрела, ожидая его ответа. — Я не женюсь. — Почему? — в этот момент Регина была похожа на ребенка, если бы он плохо ее знал, так бы и подумал, но он знал ее настоящую. — Потому что брак — это гораздо больше, чем уважение и продолжение рода, — честно ответил Виктор. — Мне нужна любовь, такая, чтобы замирало все внутри от счастья. — Может, поедем, я хочу тебя, — последнее она нарочито подчеркнула, но в ее голосе он услышал разочарование. — А что, с Ароном Кериваном было плохо? — в его голосе скользил сарказм. — За четыре часа он успел поиметь меня шесть раз, я думала, умру, — Виктор уже закипал. — Этот старый козел? Я был другого мнения о нем, — Виктор потер подбородок. — Не будем о нем, поехали, — она погладила его по руке. — Поехали, — согласился он. Они долго занимались любовью, пока оба не почувствовали насыщение и усталость. Упав на смятые простыни, она закурила, а Виктор напряг мозг. Только в очередной раз владея ею, он понял объект своих мыслей. Это была Диана Грандж. Интересно, где эта девочка сейчас? Что с ней? Хотя в ее годы, наверняка, много поклонников. Почему-то от этой мысли он почувствовал себя плохо. Почему ему больно? Может, это потому, что ему не нравится отношение Регины? Он не мог себя понять. Его тянуло к Регине, он не мог расстаться с Мелани, ощущая внутреннюю пустоту из-за ее отсутствия, и отчего-то вспоминал Диану Грандж, которую не видел уже три года. Что с ним творится?