Любовь — это все; любовь — сама себе цель. Вирджиния Вулф. «Флаш: Биографический очерк»
Зима 1923. Испания после войны — страна далекого прошлого в новом мире. Казалось, время ничего здесь не изменило. Это поняла Глориоса Каталина Франческа де Саргос Даса Мендоса; все звали ее Каталина. И еще она поняла, как отличается ее Мадрид от Лондона: последний производил впечатление огромного мегаполиса, в котором никогда не утихает жизнь. Сияющие витрины, в магазинах можно найти все, что душе угодно; ароматы, что заполняли узкие улицы, и вид из окна ее отеля захватили дух. Дамы не были так строги, как в Испании, где церковь имела большее влияние на умы людей, где длина юбки доходила до середины икры. Кожа англичанок теперь не отличалась бледностью — они предпочитали загорать и, как сказал Урбино Саргос, ее отец, безвкусно краситься. Мужчины ей тоже показались другими: они не были так почтительны, как испанцы. Донья Ана выразилась на этот счет так: «Поведение женщины выводит из себя мужчин, поэтому они себя так ведут». Но едкие высказывания не ослабили очарование Лондона. Утром она распахивала окна «Савойя», смотрела на залитый зимним солнцем город. Тетя Ана причитала, что она простудится, но разве это могло ее остановить? Так хотелось постоянно дышать воздухом этого чудного города. Днем она покупала в магазинах все, что ей нравилось, несмотря на неодобрительные возгласы старой дуэньи. Вечером она в одиночестве просматривала покупки и прятала их от Урбино. Тот даже и не думал, что кто-нибудь из здешних мужчин будет надсмехаться над ним и заинтересуется его дочерью. Там, в Мадриде, у нее остался жених из знатной семьи, наследник огромного поместья. Разве от этого Каталина сможет отказаться? Каталина была из богатой знатной семьи и замуж должна была выйти за такого же человека. Она была строго воспитана в монастыре и совсем не знала мира за его стенами. Испания ослабла после войны — самая слабая страна Антанты, с хилой армией и обществом раздираемым противоречиями. Страна не воевала, и продовольствие, что поставляла союзникам, не было оценено. В последнее время поместье отца было в упадке, и тогда, несмотря на отговорки жены Леноры, он все же решился съездить в Лондон, чтобы посмотреть, как люди живут. Ленора не хотела, чтобы он брал с собой дочь, но та стала капризничать, и ее отец согласился. Он не мог обидеть любимую дочурку. Лондон ему совсем не понравился, да и его обитали, по его мнению, были слишком высокомерны. Урбино не отпускал свою дочь никуда одну, и Каталина ни с кем не разговаривала, хотя знала английский; она только смотрела город и злилась на отца, понимая, что такое поведение невозможно. Лондон — это город свобод. Мать пугалась ее вспыльчивой, страстной природы, считая, что это не доведет до добра, поэтому держала дочь в строгости. Сама Каталина считала это проявлением слабости, она хотела сделать хоть что-нибудь для мира, но ее тесный мирок считал такое поведение недопустимым. «Женщина должна следить за удовольствиями своего мужа!» Она восхищалась Сальвадором Дали, но ее строгая семья надсмехалась над этим. «Что за доисторические времена!» — возмущалась она. В двадцать лет все воспринимается остро. Наверное, ее поездка в Лондон была бы такой же унылой, как и все до этого, но все решил случай, определивший не только ее жизнь, но и дальнейшее существование наших героев.***
В то время Виктор Лейтон стал владельцем компании, Артур Йорк — его помощником и преуспевающим хирургом, а Фредерик Сван — главным ученым на их предприятии; Джейсон Фокс, по призванию военный хирург, в эру пацифизма работал бок о бок с Артуром. В Италии к власти пришли фашисты, но никто не увидел в этом ничего дурного, еще никто не помышлял, что это приведет к величайшей трагедии двадцатого века. Но Джейсон уже смирился с тем, что, возможно, войны не будет и все вернется на круги своя. Отец много болел. Джейсон не беспокоился, что типография останется без хозяина: она достанется его брату. Конечно, Перси был повесой и гулякой, но он справится, а ему, Джейсону, нужно заниматься своим делом. В тот день он шел по Веллингтон-стрит, смотря по сторонам. По другую сторону улицы шла Каталина вместе с теткой. Ее толкнул какой-то грубиян, даже при этом не извинившись, и, упав на тротуар, девушка услышала, как что-то хрустнуло в ноге. Ана стала причитать, женщина была близка к истерике, хотя ничего страшного не произошло. Джейсон не понимал, на каком языке она говорит, речь ее была плавной, словно льющийся ручеек. Фокс бросился к ним, помог подняться девушке, но та не могла стоять. — Простите, мисс, но у вас, похоже, перелом или трещина, — он не видел ее лица, но у нее были дивные длинные волосы цвета шоколада и шелковые на вид, не такие, как у местных красавиц. — Вы врач? — она подняла лицо; говорила она с южным акцентом. Он рассмотрел ее: мягкий овал лица, персиковая кожа казалась мягкой, как у ребенка, а вишневые глаза испугано глядели на него. — Да. Доктор Джейсон Фокс, — представился он. — Где вы живете? Я провожу вас, — она хотела было возразить, но посчитала это неразумным. — В «Савойе», — ответила она. — Сейчас я найму кэб, пусть ваша тетушка подержит вас. Он внес ее в номер и посадил в кресло, стал снимать туфли, и ее тетушка слабо возразила. Джейсон стянул и чулки, она поражалась его ловкости, он нежно гладил ее ноги, спрашивая, где болит. Тетя Ана стояла, поджав тонкие губы, ей казалось не приличным, что ее племянницу трогает незнакомый мужчина. Он наложил повязку девушке, дав ей обезболивающих трав. — Вы испанка? — вдруг спросил он. — Да, а как вы догадались? — она невинно хлопала ресницами. — Просто догадка, — он улыбнулся; не такой как испанец: светловолосый, голубоглазый, светлые ресницы сияют на солнце; нет кольца на пальце, значит, свободен. — Можно узнать ваше имя? — Да, Каталина Саргос, — он продолжал стоять перед ней на коленях. — Ну что ж, мне пора, — он собрал свой чемоданчик и ушел. Тетя Ана метнула на нее взгляд, полный недоумения: — Я не понимала, о чем вы говорили, но вы флиртовали! Вечером, когда пришел отец, тетка все рассказала ему, и тот лишь бурчал, что от этого города только это и стоило ожидать. Джейсон Фокс появился в ее номере через две недели, он снова снял с нее туфли и чулки, в этом жесте было столько интимности, Каталина трепетала от прикосновений, радуясь, что никого здесь нет. Они долго ничего не говорили, он ласкал ее взглядом, она краснела. — У вас нежные и сильные руки, — произнесла она. — Я хирург, профессия обязывает меня беречь руки, это же мой главный инструмент, — ответил он. — Вы давно живете в Лондоне? — он снова улыбнулся ей. — Всегда, Лондон — мой город, — прошептал Джейсон. — А вы здесь недавно. — Это утверждение? — она вздернула бровь. — Да. Вы очень скованы. Девушки курят, девушки не бояться говорить колкости, девушки — страстные натуры. Неужели вы никогда не делали необдуманных поступков? — Мое воспитание... — начала было она. — Мы не в средневековье, — хрипло сказал он. — Я знаю потрясающее место в Лондоне. Они со смехом вышли из отеля; Джейсон повел ее в ресторан. С ним было легко, она заворожено слушала, удивляясь тому, насколько он отличается от Рамона, за которого она собралась замуж. Джейсон не боялся крепких словечек и не замечал, как она краснеет. Она — маленький воробушек, а он такой грубиян, но она не находила этого в нем, она видела силу духа. Ему было двадцать шесть лет, зрелый возраст, он жил в достатке, но он не был знатным и это их беда. За те несколько дней, что она провела с ним, она поняла, что влюбилась. Влюбилась впервые в жизни и по-настоящему. До этого момента она, считала, что любит Рамона, но только вдали от него, Каталина осознала, что никогда не любила. — Джейсон, я люблю тебя, — это был день, когда тетка страдала в номере головными болями, наотрез отказавшись пить обезболивающие травы; Урбино как всегда был где-то в городе, а она улизнула от всех. — Я тоже люблю тебя. Я думал, это невозможно — влюбиться за несколько мгновений. Значит, возможно, — он обнял ее, перейдя на шепот. — Я хочу зацеловать тебя. — Тогда пойдем к тебе, — он удивлено взглянул на нее, взглядом спрашивая, серьезны ли намерения. — Если я никогда тебя не увижу, то пусть воспоминая об этом дне будут греть меня холодными ночами рядом с нелюбимым мужчиной, — сколько смирения... Неужели ей не хочется пойти против всех, сломать оковы, что сдерживают ее?.. Они вошли в его скромную квартирку. Каталина знала, что мужчины, получив свое, теряют интерес к женщине; они женятся, чтобы продолжить род, а для удовольствий существуют другие женщины, с которыми можно все. Ленора рассказывала о первой брачной ночи: все, что требовалось от женщины, — лежать на спине, муж сделает все сам. Но Джейсон был не ее мужем, и Джейсон был англичанином, человеком другого воспитания и мировоззрения. Он медленно ее раздевал, внимательно изучая изгибы ее тела, она краснела и смущалась. Разве об этом ей рассказывали? Или протестанты как-то по-другому занимаются любовью? Он подхватил ее на руки, аккуратно уложил; то, что произошло дальше... у нее не хватало слов описать. Были и сдержанность, и неудержимая страсть, нежность и радость. Он овладевал ею ласково, без тени всякого стеснения позволял сумасбродные поступки, о которых она думала, но не смела сказать. Джейсон не тот мужчина, что будет терпеть лесть и лицемерие. Он даже не позволил ей закрыть глаза, и она видела все то, что он творил. Страсть снедала ее, особенно в тот момент, когда она владела им. Испанский муж объявил бы ее шлюхой, но не Джейсон. — Когда бывает твой отец в отеле? — вдруг спросил он. — Вечерами. Зачем ты это спрашиваешь? — она снова хлопала ресницами. — Ты что, думаешь, что я просто так отпущу тебя!? — он тихо засмеялся. — Теперь я понимаю, что ищет Виктор в женщине. Я женюсь на тебе. — Ты протестант, а я католичка, — возразила она. — Это отменяет любовь? — он настойчиво гладил ее белое бедро. — В любви нет сожалений, милая моя. Любовь — это нечто большее, чем продолжение рода и общий дом. А потом, у тебя может быть ребенок, и я не собираюсь делиться с тобой секретом как этого избежать, потому что я хочу привязать тебя к себе навсегда. — Значит, Бог меня наказывает за мою глупость, — он вздохнул: другая бы, английская, женщина радовалась, что ей удалось получить такого мужчину, но не Каталина. — Это не наказание. Выброси из головы, что женщина рожает в муках и что это ее наказание. Это заблуждение навязано церковью, и оно абсурдно, — она собиралась было возразить, но Джейсон продолжал: — Забудь об этом. Он пришел на следующий вечер, когда они втроем пили чай. Джейсон был облачен в дорогой костюм, от него пахло мускусом. Каталина думала, что он несерьезен и она все равно выйдет замуж за Рамона. Джейсон поприветствовал ее отца, Урбино в замешательстве глядел на англичанина, который назвался доктором. Тетя Ана рассказала, как он лечил Каталину, и Урбино немного расслабился. — С моей дочерью все в порядке, — начал Урбино. — Я пришел не за этим. Я хочу попросить руки вашей дочери, — Урбино от такой наглости открыл рот: как мог этот безродный человек просить его об этом?! Неслыханная дерзость! — Вы, наверное, шутите, — вежливо ответил Урбино. — Я серьезен в своих намерениях, как когда-то решив связать жизнь с медициной, — Джейсон надменно смотрел на будущего тестя. — Это похвально, но я решил судьбу Каталины, — Джейсон стиснул челюсти. — В Испании у нее есть жених. — Это не меняет дело. Вы запираете вашу дочь за семью замками, в то время как мир отпирает замки, — парировал Джейсон. — А что можете вы предложить? — в голосе Урбино были язвительные нотки. — Я врач, прежде всего. Я много работаю. У меня нет земли, нет титула, но зато я люблю ее, это — самое главное. Как говорит мой друг лорд Холстон: «Любовь — это когда смотрят в одном направлении». — Но любовь — это не самое главное! — Вы не правы, — Джейсон холодно взглянул на Каталину. — Ты не хочешь меня защитить и, как тростинка, плывешь по течению. — Джейсон... — Знаешь, я, наверное, пойду, — произнес он. — Я просто сентиментальный дурак! — Джейсон, — она встала, чтоб пойти за ним, но отец придержал ее: — Сядь, Каталина! — прогремел он по-испански. — Нет, папа. Я влюбилась, я хочу быть с ним! Я стала его женщиной! — в сердцах бросила она. — Что!? Да как он смел! Я догоню его и убью! — кричал он. — Только попробуй, я навсегда уйду из дома! — она метнулась к двери, тяжело дыша, озираясь по сторонам. Урбино дал скрепя сердце согласие на этот брак. Другу он написал, что нашел в Англии хорошую партию для дочери, вызвал жену из Испании, обдумывая, как сообщить, что Каталина обвенчается с протестантом, да еще человеком низкого происхождения. Когда приехала Ленора, Виктор устроил для друга прием, чтобы его будущие родственники познакомились с друзьями Джейсона. На том вечере было видно, как выделяются испанцы и как Ленора пугливо рассматривала всех, будто в каждом видела зерна зла. Ленора спрашивала у дочери имена присутствующих, а когда начинала говорить с ними лично, качала головой, говоря про мужчин «Какие они наглые!», а про женщин «Вертихвостки, а с виду порядочные!». Ей не нравился жених Каталины и его друзья. Фредерик Сван показался ей слишком самонадеянным. Артур Йорк — потакающим своей глупой жене. Сайман Портси и его жена — в меру невоспитанными, Мария Трейндж — глупышкой, а Вильям — не тактичным. Только Виктор Лейтон привлек ее взор, но, поговорив с ним минуту, она поняла: и он лицемер. Каталине же, напротив, нравились все. Она успела подружиться с Амандой и Урсулой и Марией. Урсула была открытой и доброй, Аманда — веселой и нежной, а Мария — полна загадок. Каталина мысленно отождествляла себя с английским обществом, придумывая образы на будущих торжествах. Они поженились ранним февральским утром, свадьба была тихая и скромная. Ленора после фуршета подошла к дочери, начав разговор о предстоящей брачной ночи, но Каталина ответила, что все прекрасно знает и не готова оставаться в постели тряпичной куклой. Та ночь была полна нежности и любви. До рассвета они клялись друг другу в вечной любви, а на утро ее тело приятно болело. Теперь она стала Каталиной Фокс. Родители, оставив дочери большее приданое, уехали в Испанию. Она не почувствовал опустошения и не скучала по родине, она наконец-то вырвалась из клетки, освободив свои душу и тело.***
Весна 1923. Для двадцатиоднолетней девушки Верочка была слишком умна, чтобы женить на себе любого мужчину. Когда женился Джейсон, она наконец-то решилась на обдуманный шаг: во что бы то ни стало заполучить Фредерика Свана. Лидия искала невест побогаче, Питер считал, что сын должен сам решить, что для него хорошо, а что плохо. Только Фредерик отвергал кандидаток матери и не слушал наставления. Тогда Вера поняла, что должна приложить все усилия, чтобы стать женой Фредерика. У них будет семья русских, несмотря на то, что Фредерик забыл свое славянское прошлое, как и они все. Он ее не замечал, будто ее не существовало, после того, как он уехал из родительского дома, Вера все реже стала видеть друга детства. У него была не то чтобы любовница, и случайно от Каталины, которая еще не поняла, что она за человек, Вера узнала, что Фредерик собрался жениться на некой Саре Ник. Лидии девушка не нравилась: та играла на рояле в ресторанах по вечерам, развлекая заскучавшую публику. Если она развлекает так публику, то может она и спит с приглянувшимися ей мужчинами. Питеру было все равно, главное, чтобы это был осознанный выбор его сына. Лидия во взволнованном состоянии обратилась к Вере. План был продуман до мелочей, главное, чтобы сработало. Решил все случай. Питер Сван умер от сердечного приступа, оставив жену и Веру на грани выживания. Оказалось, он не смог приспособиться к жизни в новой стране и иногда брал денег в долг, чтобы содержать семью. А сын быстро влился в ритмы Лондона, неплохо зарабатывал и мог содержать Веру и мать. После похорон он стал часто бывать дома, помогал матери пережить трагедию. Наталия Трейндж завещала дом своей сестре, поэтому сейчас они жили на Каведеш-стрит. Вера, чтобы показать Фредерику, что она никакая не ветреная кокетка, стала играть на рояле в дорогих ресторанах, стала делать то, что делала Сара, девушка Фредерика; тогда Лидия перестала воинственно относиться к этому роду деятельности. В тот вечер, когда Лидия уже забыла об их плане, Вера решилась на безумный поступок. После того, как мать Фредерика ушла спать, Вера открыла бутылку крепкого десертного вина и наполнила два бокала, протянула один Фредерику, слегка улыбаясь, тот принял и отпил немного. Они ничего друг другу не говорили, только пили вино по глотку каждый по очереди, точно наперегонки. Вера села на подлокотник, Фредерик сжал ее тоненькие музыкальные пальчики, внимательно смотря в янтарные глаза. Что-то в этот миг произошло странное. Вера не понимала, что случилось - то ли им вино ударило в голову, то ли он действительно хотел ее. Его большая ладонь скользнула ей на плечо, склоняя к себе; их лица были в дюйме друг от друга. Она прикрыла глаза, почти не дыша; его теплое винное дыхание заполнило небольшую гостиную, обжигая девушку. Фредерик сильнее нажал на ее плечо и поставил бокал на столик, при этом целуя в губы. Ей надоело, что он считает ее ветреной, неспособной любить, что позволяет думать, что она может быть невестой Виктора или кого-то еще. У Веры перехватило дыхание, она слабо уперлась в его грудь, но мужчина быстро сломил легкое сопротивление. Она беспомощно вздохнула, позволяя так грубо себя целовать. — Федор, — произнесла она на родном языке; он содрогнулся; она просила пощады. Вера опустила глаза, пытаясь сползти с подлокотника. Все получилось совсем не так, как она хотела. Слезы блеснули в глазах. — Кто я? Неужели, ты считаешь меня... думаешь, что я такая... О Боже... Она встала на негнущиеся ноги и заметила, как он смотрел на нее, все внутри перевернулось. Разве этого она ожидала, разве об этом мечтала? Она ненавидела саму себя за то, что позволила так увлечься мечтой. Она оправила юбку, словно та была измята, поставила бокал на стол, подлила себе еще вина. — Не пей, ты и так пьяна! — Все равно! Такая, как я, достойна этого, — со злостью сказала она. — Вера, прекрати... — Прекратить что? — она была так зла, что не следила за тем, что говорила. Вера захотела уйти, пока было не поздно, но Фредерик догнал ее и прижал к стене. — Фурия... — прошептал он, и его мягкие губы вновь коснулись ее губ. Не отрываясь, он подхватил ее на руки, пронес по темному коридору, дошел до конца; она покрылась потом: это же дверь его спальни. Разве не этого так желала, разве не таким способом она пыталась заманить его в сети брака?... Он пнул дверь и поставил Верочку на ковер. Та не успела опомниться, как Фредерик закрыл дверь и подошел сзади, мягко целуя в нежную ямочку на шее. Она шумно втянула в себя воздуха, ощущая, как резко, почти разрывая одежду, ее раздевают. Прошло несколько минут, как она уже стояла обнаженная, пугливо пряча взгляд. Он усадил ее на кровать и стал сам раздеваться. Все, что владело им, - только злоба, он хотел наказать эту дрянную девчонку, чтобы у нее не было желания соблазнять мужчин, потому что наверняка она так уже делала и пробовала свои чары теперь и на нем. Фредерик потушил большую люстру, оставляя ночники, он совсем разделся и толкнул Веру на постель. Она ощущала, что дрожит от нервной страсти и животного страха одновременно. Он подмял ее под себя, жестко целуя обнаженную грудь. Он сделал пару непонятных для нее движений, дотрагиваясь то до живота, то до самого сокровенного. Вера испытала стыд, она закрывала глаза, не отвечая на его действия. Фредерик возбудил ее физически, но не чувственно, но он этого не замечал, вздрогнул, ласково касаясь скул, стирая слезы то ли от боли, то ли от страха. — Вера, — прошептал он. — Посмотри на меня, — она открыла глаза, но сразу же закрыла их. — Уйди, — она слабо толкнула его в грудь, нутром чуя, что позорное действо еще не закончилось. Она тихо застонала, испытывая смешанные чувства к происходящему. Когда все закончилось, он откатился в сторону, сжимая ее в объятьях, он подумал, что стоит унести ее к себе, но сон сморил их обоих. Фредерик заснул с мыслью, что на утро он пожалеет об этом. Утром Вера проснулась от бьющего в глаза солнца. Она открыла глаза; его рядом не было, но простыни еще хранили тепло его тела, как и красный цветок ее невинности. Поначалу он бы варваром, а потом бесконечно нежен, и она почти поверила в его чувства. Он стоял у окна, смотря на пробужденный город, заметив, что девушка распахнула глаза, он обернулся. — Прости, — и это все, что он смог произнести после всего того, что было между ними? — Я не должен был этого делать. — Ублюдок, — прошипела она. Вера очень быстро оделась и выбежала из спальни, оставив мешочек на кровати. Месяц они не общались, несмотря на то, что жили в одном доме. Через месяц, когда Фредерик назначил дату свадьбы с Сарой, Вера поняла, что беременна. Конечно, она совершила глупость, когда отвергла его заботу, но тогда она была слишком зла, чтобы думать иначе. Хотелось покончить с этим всем одним разом, она взяла нож для бумаги и с пустой головой полоснула по вене, наблюдая, как алые струйки капают в воду. Она устало закрыла глаза, не думая ни о чем. Всем только лучше станет от ее смерти. — Вера, ты где? — в ее комнатах ее нет, дверь в ванну приоткрыта, вода бежит уже на пол - это и привлекло Фредерика. Алая вода на полу. — Вера?! Вера!!! — в голосе испуг. — Глупая девчонка, что ты натворила?! Он пережал рану, вытаскивая девушку из воды. Лидия, узнав об этом, почувствовала себя виноватой за то, что не уделяла должного внимания в последнее время. Утром ей стало лучше, она словно очнулась после долгого сна. Фредерик лежал рядом, она положила руку на живот, вероятно, ее ребеночку не хватило крови, и он умер. — Зачем, ты это сделала? — вдруг спросил Фредерик. — Федор... — Я хочу знать, — настаивал он. — Какая разница, я все равно тебе не нужна, попользовался и бросил. Господи, хоть бы этот ребенок умер, — простонала она. — Какой еще ребенок?! — вспылил он. — Ты что, ждешь от меня ребенка?.. — он навис над ней, смотря прямо в глаза. — Да, — прошептала она. — Я люблю тебя, — перебила она его. — Я столько лет люблю тебя, а ты даже не смотришь в мою сторону. — Мы поженимся... — Но... — Я так решил. Он расстался с Сарой, и они поженились через три недели, когда невесте стало лучше, и на ее щеках заиграл румянец. Она понимала, но надеялась, что силой своих чувств, когда-нибудь влюбит его так же сильно, как любит она. Когда у них появится ребенок, все станет проще.***
Первые месяцы замужества Каталина была счастлива. Джейсон оберегал ее от всего, она сблизилась с его друзьями и не могла понять, почему они все так не любят Веру. Ее называли сплетницей, но она не была таковой: за маской веселости и вульгарности скрывалась настоящая человеческая трагедия, она страдала от того, что ее никто не любит по-настоящему. Джейсон поначалу бесился, не понимая, что нашла его жена в этой сумасбродке, только когда он узнал о попытке самоубийства, понял, что за всем этим стоит. Друг наказывал свою молодую жену пренебрежением, и это беспокоило Джейсона, да и остальных. Виктор не понимал такого поведения, Артур почему-то поддерживал Фредерика, но женщины, наверное, из женской солидарности, встали на сторону Верочки. Мария, которая недолюбливала Веру, поняла, что ошиблась. Урсула была первой, кто упрекнул Фредерика открыто. Баронесса, чей муж считал, что «эта сплетница опять попытается разрушить их брак» и что она недостойна внимания его жены. Но Урсула всегда была своенравной и не слушала Артура, это претило и ее морали, и ее воспитанию. Разве этому ее учила Джорджина? Урсуле в ту пору было уже двадцать три, и она знала все слабые места своего мужа, это он не мог ее понять до конца, а она могла заранее просчитать все его ходы. Конечно, она знала, что из-за ее нового отношения к Вере муж попытается устроить скандал. В ту бурю она отстояла свое право общаться с кем она хочет. Пять лет брака научили выживать в этом обществе, где правят бал мужчины, где мужчины решают как, где и когда. Спустя время Артур понял, что бесполезно тягаться с женой, Урсула просто-напросто его не слышала, не хотела, как комнатная собачка, быть во всем согласной. Баронесса Уэсли склонила на свою сторону и леди Портси. Они с Амандой были близки, с Дианой исчезла былая связь. Они давно ее не видели, писали сухие письма, в таком же духе приходили ответы. Аманда понимала, что нужно поддержать Веру, как в свое время она сделала так же с Каталиной. Общество жестоко, оно не прощает ошибок, Веру считали пустышкой, но на самом деле никто не представлял, что она за человек. Итак, две сестры отдались от своих прежних подруг и стали близки с Каталиной и Верой. Они были так же дружны, как и их мужья. Но все же их лидером была леди Трейндж, Мария поражала всех своими энергичностью и целеустремленностью. Больше всех Мария переживала за брата. Их невинные отношения с Мелани продолжались два года, но Виктор не предпринимал решительных шагов. Она не понимала сохраненных отношений с Региной, с этой шлюхой из высшего общества. И этого никто не понимал.***
Осень 1923. То, что Фредерик изменял ей, для Веры не стало секретом, она сама позволила это. Теперь она могла винить только саму себя. Вера сильно располнела и по утрам не могла встать, испытывая тяжесть в теле и вечную тошноту. Муж мало интересовался ее состоянием, словно ее не было в природе. По утрам он обменивался с нею парой пустых фраз, а вечером она слышала, как он проходил в свою комнату, долго меряя ее шагами. Лидия, конечно, интересовалась здоровьем невестки, но Вера отвечала, что с ней все в порядке. Сын не позволял матери лезть в их отношения, Лидия замечала, как он относится к Вере, выражала недовольство, а в ответ получала грубое «Не лезь!». Все понимали, что он женился на ней только из-за ее беременности, других причин у Фредерика не было. В то утро Фредерик завтракал вместе с Лидией, обычно в это время Вера спускалась, но сегодня ее не было. — Джейн, — позвал он миниатюрную служанку Веры, — как твоя хозяйка? — Она не может встать, — ответила Джейн, опуская темные глаза. Он оставил завтрак и поднялся на второй этаж. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он у жены. — Все болит, — прошептала та, он приложил ладонь к ее лбу, она была такая горячая, что, казалось, от нее исходит пар. Он отбросил покрывало, замечая кровавые пятна на простынях. Это он довел ее. Соблазнил, наградил ребенком, которого из-за пренебрежения она теряла. «Хоть бы все обошлось. Нужно позвонить Артуру», — подумал он. Артур беззвучно вошел, сразу проходя в ванную, чтобы помыть с мылом руки. Он долго осматривал Веру, при этом постоянно хмурясь, после вышел вместе с молодым мужем из комнаты, чтобы поговорить наедине. — Что с ней? — обеспокоено спросил Фредерик. — Раньше тебя это не интересовало. Ты в курсе, что у нее внутреннее воспаление, что плод умер несколько недель назад? Как ты мог такое проглядеть!? Ей нужна срочная операция, — в жизни Артур вряд ли бы помог Вере, но он врач, он давал клятву спасать людей. — Я забираю ее с собой, и моли Бога, чтобы она могла иметь детей в дальнейшем. Хотя тебя это совсем не интересует. Артур посмотрел на Джейсона, тот тоже молчал. Это была сложная операция, им нужно было сохранить ее деторождение - Вера была молода, и, конечно, она еще захочет иметь детей. Джейсон сегодня проявил больше холоднокровия, по сравнению с ассистентом, у него долго не выходило из головы поведение Фредерика. Его можно было понять как мужчину, но не как человека с медицинским образованием. Он женился, потому что она ждала от него ребенка, а не потому что любил, как это сделали они с Джейсоном. Главный хирург, мистер Эверси, отметил их работу и слаженность, он давно наблюдал за этими двумя. Они дружили, всегда выручали друг друга и прежде всего не забывали о профессионализме. Они еще не дошли до тридцатилетнего рубежа, но уже имели достаточный опыт за спиной, чтобы считаться лучшими, и сегодня они это доказали. Другие бы развели руки и поступили бы варварски, оставив эту молодую особу без возможности держать младенца на руках. Эверси посмотрел на них, наблюдая, как те отчитывали светловолосого мужчину, как выяснилось потом, мужа пациентки. Он улыбнулся: вот она компетенция, другие бы похлопали по плечу и сказали бы «Больше так не делай!», но Артур кричал басом, а Джейсон вторил ему. Позже он спросил у Артура, кто это, тот ответил, их друг, Фредерик Сван, главный фармацевт «Лейтон и Ко», той самой компании, частью которой владел Артур. Веру смогли забрать домой только через две недели. Фредерик был зол на себя, что довел ситуацию до крайности, и дал себе клятву, что хотя бы сделает попытку наладить отношения с женой, сделать хоть чуть-чуть ее счастливой. Верочка понимала, что ничего прежним не будет и теперь его ничто не будет держать рядом с ней. Он будет изменять еще больше, он будет жить так, словно все еще холостяк. Но Фредерик бросил всех любовниц, стал больше бывать дома, проводить время с женой. Он читал ей как в юности, как в той жизни в России, которой уже не было. Они говорил наедине только на русском, и в одну из ночей, они заснули в крепких объятьях. Он почти захлебнулся от нежности, плывя на волнах любви. Да, он полюбил, но зная, что она не оправилась, приберег страсть на потом, как самый сладкий десерт, остающийся как ожидание и обещание.***
Все же пришлось согласиться с тем, что пора жениться. Они давно встречались с Мелани, и, наверное, пришел этот момент. Девушка была любящей и нежной, ждущей и верной, конечно, это не то, что он ищет, но среди тех, кто постоянно вьется вокруг него, Мелани лучшая кандидатура на звание его жены. Мария радовалась этому, но почему-то сам Виктор не испытывал восторга. Он ощущал, как превращается в своего отца. Жену он выбирал по принципу, чтобы не стыдно было показать в свете, и при этом не собирался расставаться с Региной. Он хотел все и сразу, зная, что фактически это невозможно. Нельзя любить жену и страстно спать с любовницей. Виктор не стал заезжать в банк за персидскими бриллиантами. Обычно их дарили в день помолвки, и, в случае ее расторжения, они возвращались обратно матери жениха, в редких случаях колье преподносили в день венчания. Но почему-то Виктор решил подарить их в день свадьбы, пусть продолжают лежать в банке, так ему будет спокойнее. Он очень долго собирался, как и искал кольцо для своей невесты. Он купил простое, с мелкой россыпью сапфиров, обратил внимание на кольцо с жемчугом и бриллиантами, но решил, что оно не для Мелани. Виктор приехал к Дьюранам вечером, когда все были дома. Служанка проводила его в небольшую гостиную, где Жанна вышивала розы, а Леон читал вечерние газеты. Он поздоровался со всеми; Мелани не было, но для начала было необходимо поговорить с ее родителями. — Здравствуй, Виктор, ты по делам фирмы? — спросил Леон, приглаживая светлые усы. — Нет, я по личному, — Жанна подняла светлую голову с легкой сединой. — Я хочу поговорить о вашей дочери и обо мне. Я уважаю вас, и прошло уже два года, как я встречаюсь с вашей дочерью, и, наверное, это вас приводит в смятение. — Вы хотите жениться на Мелани? — дрожащим голосом спросила Жанна. — Да, если вы и она согласитесь, то мы поженимся, — Виктор нервничал. — Эмили, — Леон обратился к молоденькой служанке, — позови мисс Мелани. Девушка распахнула дверь гостиной, Эмили уже успела рассказать, с какой целью приехал молодой человек. Лицо ее сияло, она улыбнулась Виктору, тот взял ее руки в свои ладони, заглянул в глаза, ничего, кроме чувства долга, не чувствуя; достал коробочку с кольцом, вложил в ее ладошку. — Ты станешь моей женой? — спросил он. — Да... — она с тихим возгласом радости кинулась в его объятья, сама целуя его в губы. — Я думаю, третьего ноября мы обвенчаемся, — Виктор сразу перешел к деловой стороне вопроса. — О Виктор, я хочу пышную свадьбу, — начала Мелани. — А когда я познакомлюсь с твоими родителями? — Виктор вздрогнул: он поддерживал миф о том, что отец отправил его в Лондон и что, когда тот умрет, ему придется вернуться в Ирландию. — Они приедут перед самой свадьбой, — соврал он. Потом расскажет все, только не сейчас. Поужинав с будущими родственниками, он уехал домой, но там была гнетущая тишина, и он решил найти Регину. С ней Виктор забылся, проведя сладкую ночь, а утром не испытал чувство вины.***
Жизнь кончена! Ее больше нет, нет, потому что больше нет для нее Виктора. Он решил жениться на своей давней поклоннице. Узнав это из письма Аманды, она пришла в отчаяние. Диана уже не замечала вульгарных попыток Оливье затащить ее в постель. Сестры и отец звали обратно, ей было почти девятнадцать, и конечно, Диана могла свободно вернуться в Лондон, но по неизвестным им причинам не хотела возвращаться домой. Диана сидела на подоконнике, смотря, как капли дождя стекают по запотевшим стеклам. Он женится, свадьба уже через двенадцать дней, и нет смысла ждать любви, стоит выйти замуж за кого-нибудь из поклонников, навсегда забыть Виктора и лишь в самые горькие минуты отчаяния вспоминать о неудавшейся любви. Все-таки за два года эта девчонка смогла завоевать его сердце, и он решился дать ей свое имя и свой титул. Этой девчонке, что ему неровня. — О, Диана! Вы другому отданы и будете век ему верны, — в ее комнату ввалился Оливье. — Убирайтесь! — она спрыгнула на пол, кусая губы от злости. — Нет, Диана, сегодня я не уйду, — он рванул ее на себя, припадая к губам в неистовом поцелуе. — Не прикасайтесь ко мне! — прошипела она, как разозленная кошка. — Вы будете моей! — он снова поцеловал ее, прижимая к стене. — Я лучше умру, чем стану вашей, — она плюнула ему в лицо. Рене до боли впил пальцы в ее плечи. — Тогда вы умрете от удовольствия, — он засмеялся, снова припадая к ее губам. Она укусила его, он дал ей оплеуху. Несколько минут они яростно боролись, пока Диане не удалось нащупать железную статуэтку. Не понимая, что делает, Диана стукнула Оливье по затылку. Тот рухнул на пол. Девушка заметила кровь на ковре. В тот момент что-то надломилось в ней. Она повела себя как трусиха, а не как отважная девушка, способная на любой необдуманный поступок. Диана собрала маленький саквояж, судорожно пересчитывая деньги. Сегодня ночью она поедет в Лондон. Оливье приходил в себя, в голове промелькнула мысль: а что, если за отказ он решит отомстить ей, и тогда ее обвинят в покушении на убийство? Но, чтобы искупить вину, ей придется стать очередной постилкой Рене. Она знала о том, что часть своего состояния Оливье проиграл в карты и, потеряв его окончательно, начнет играть на состояние Соланж. Рене соблазнит ее, а потом бросит при первой возможности. Днем Диана прибыла в Лондон, из Парижа она бежала, как воровка или убийца. Вернуться домой она не могла: отец не должен знать, что произошло в доме Соланж и о том, что она бежала от нее. Пусть думает, что дочь уехала в неизвестном направлении, бросив семью. Конечно, это разобьет сердце отцу, но по-другому она не могла поступить. Так будет честнее по отношению к себе самой. Диана поступила ужасно, это она довела до такой крайности их и так накаленные отношения с Оливье, помолвка Виктора обнажила проблемы, словно сняв тонкую кожицу. Во всем она винила только себя. Девушка пила кофе об одном из пабов, когда к ней стал приставать пьяный мужик; она слабо пыталась защищаться, но никто не приходил на помощь, а она уже рассчитывала стать официанткой, чтобы содержать себя как-то. — Киса, пойдем со мной, я покажу тебе страсть, — шептал он, пытаясь лапать. — Уйдите, — процедила сквозь зубы она, — не смейте ко мне приближаться! — О, горячая девица, — он сказал это громко. — Ну ничего, у каждой шлюхи есть цена. Хватит ее набивать! — Уйдите! — Диана повысила голос. У нее что, на лице написано, что она дешевка, готовая кинуться в объятья любого, или у нее такой несчастный вид, что бывает только у проституток, которые не знают, как вырваться из порочного круга? Все, что им остается, — продавать себя, но она не такая. Она — дочь герцога Ленокса. — Тебе что, не ясно сказали? — кто-то ударил мужчину в челюсть. — Проваливай отсюда! Не смей трогать девушку! Она не видела лицо своего спасителя, только смутно улавливала в грозных нотках знакомые интонации. Спаситель снова кинулся на обидчика, мужчин разняли, пьяного прогнали, но другого не тронули. Диана отняла дрожащие руки от лица; ее спаситель был рыжим и высоким. Он повернулся к ней; сердце замерло от счастья...