Порою женщины, чья красота совершенна, а достоинства редкостны, так трогают наше сердце, что мы довольствуемся правом смотреть на них и говорить с ними. Жан де Лабрюйер
Весна 1949. Йена Фергасона не было в Лондоне уже полгода — он уехал в Европу, чтобы привезти оттуда материал для новой выставки. Елена впервые за эти месяцы при встрече почувствовала, как соскучилась. Он очаровывал, привлекал к себе, с ним она забывала все ужасы старого романа, мало-помалу приходя в себя от предательства и равнодушия Тома Саттона. Однажды она увидела его ужинающим со своей женой, они улыбались друг другу, нежно, будто нечаянно касались рук, лежащих на столе, и Мириам светилась от счастья. Елена не смогла пройти незамеченной, она ждала одного художника, Нила Бакстера, который привлек ее своей картиной «Весна», которую продавал на Трафальгальской площади. Том остановил ее, подходя и видя, как к ней спешит симпатичный высокий мужчина. — Здравствуй, — процедил Том. — Как у тебя дела? — Все хорошо, — вежливо бросила Елена, уходя к Нилу. Если раньше ревность глодала ее, то сейчас она будто бы вылечилась и могла свободно дышать, жить и мечтать. Звонок Йена привел ее в приятное замешательство, Вера подняла трубку и услышала вежливую просьбу позвать Лену; мать заметила, как она расцвела, как легкий румянец заиграл у нее на щеках, и в комнате появился заливистый смех. Она шла с ним на свидание! Это было то замечательное свидание, которое совсем не планируешь и не знаешь, что ждет тебя. Они гуляли по городу. Эта была весна, которая все меняет в этой жизни, одна из тех, положивших причудливую традицию, переворачивания с ног на голову и одаривания ощущением важности и счастья. — Что ж, летом я уеду в Штаты, — начал Йен. — Теперь я хочу посмотреть, что происходит там. — Что ж, это была чудная весна, — весело ответила Елена, вдыхая аромат майских цветов. — Ну, осенью я вернусь, — Йен подал ей стаканчик мороженого. — Надеюсь, ты не забудешь, что у тебя есть друг, по имени Елена, — он остановил девушку, заглядывая в ее медовые глаза. — А кто сказал, что ты мне друг? — возразил он, притягивая к себе, и поцеловал в губы, и Елена растаяла; ее уносил южный ветер к далеким, неизведанным берегам. — У тебя будут другие? — прищурив глаза, спросила Елена. — Конечно же, нет. Хочешь, поехали вместе? — предложил Йен, отпуская ее. — Не хочу, — Елена хитро улыбнулась, чмокая его в щеку. — Я обещаю быть верной подругой, — ее смех заражал всех в округе. Последний ужин они провели в маленьком ресторанчике на Оксфорд-стрит. Йен подарил ей охапку белых тюльпанов вместе с красочной открыткой. Они смеялись, и поглощали омаров и моллюсков, запивая шампанским и вином. Елена видела в его взгляде любовь и нежность, решительность и желание. Она уже так давно не проводила ночь в объятьях мужчины, что ей казалось, что она забыла прикосновение мужских рук к телу, жарких поцелуев и восторгов. После ужина она направилась с ним в его уютную квартирку, где на полу у журнального столика они пылко занимались любовью. Она отомстила Томасу Саттону, доказала, что вполне может обходиться без его любви: немного, но она любила Йена. Пусть живет со своей Мириам, как считает нужным. Только в тот день, когда они столкнулись, Елена увидела ревность в его глазах, ведь она встречалась с другим, и неважно, был ли он ее любовником или не был. Теперь мисс Сван точно знала: она свободна от любви Тома Саттона.***
Лето 1949. Ну что, 1 июня пришло, и я наконец-то могу дать свой ответ. Дорогой сэр Джастин, вы должны прекратить тайно наблюдать за мной и шпионить, а еще вы должны перестать тайно вздыхать по мне, когда я здесь, рядом — живая и настоящая. Я хочу принадлежать вам душой и телом, разделить с вами все взлеты и падения. Я буду в воскресенье, в четыре дня, ждать вас на Пиккадилли, где встречаются все влюбленные. Ваша Дафна Коллинз. Вот нахалка! Это первое, что пришло в голову Джастину. Письмо было написано немного по-детски, немного по-женски. Готова броситься в пропасть, не зная, разобьется или нет, взлетит или нет. Ей восемнадцать, все в этом возрасте немного не в себе и готовы совершать поступки, из-за которых будет стыдно потом. Ах, молодость! Ах, первые цветы, что так хрупки. Дафна, Дафна... Ты так свела его с ума, не понимала, что и он ради тебя был готов кинуться в пропасть и разбиться от этой любви. Безусловно, прежде всего, им двигало желание обладать ею, сделать своей, научить всему, что знал, показать все, что видел. Нет, его чувство отличалось от чувств Роберта к своей Ларе, он прекрасно видел, что кузеном двигала только похоть. Но он-то уже не раз на этом обжегся, больше такой глупости, как с Зоей или с Надин, он не совершит, они его научили, что с женщиной надо быть всегда осторожно, а вернее, избегать коварных особ. Он пришел к «Купидону», Дафна немного опаздывала. Джастин посмотрел на часы. У него в руках был букет белоснежных роз, который напомнил ему об аромате старинного вина. Почему он, почти не зная ее, готов сделать необдуманный поступок? Ведь он не имел возможность поговорить с ней, почувствовать, что у нее на сердце, проникнуться. Он шел в темноте на ощупь, как слепой, полагаясь на внутренний голос. Неужели прошлые неудачи не научили его не слушать свое сердце, сначала думать, а потом чувствовать? Ведь если бы он прислушался тогда к своему сердцу, то никогда бы не женился на Зое. И почему все мужчины так глупы? Сначала видят-желают, потом только думают. Вот и он стоял на распутье, не зная, что слушать: разум или желанье. — Эй, — кто-то закрыл ему глаза, в этом жесте он ощутил что-то детское, совсем невинное. Джастин вспомнил, как он часто так делал еще в той жизни, не обезображенной войной. Мария всегда подолгу гадала, кто это, хотя всегда знала ответ. Кевин как-то не проявлял ласковость, ему не хватало обаяния Джастина, легкости, искорки, наверное, поэтому он погиб, как герой, а Джастин не мог считать себя таковым. — Что ты делаешь? — Я пришла к тебе, похоже в письме я дала ответ, — он отнял ее руки от лица, резко оборачиваясь. Какая же она была маленькая, но он видел, что совсем не пугает девушку, а, наоборот, притягивает и манит, как магнит. — В нахальном письме, — произнес он. — Ты хоть понимаешь, что соглашаешься броситься вместе со мной в пропасть? — Конечно, потому что я люблю вас, — он стиснул зубы. Что за девчонка! Неужели ей неясно?! Они из разных миров. Он сын лорда, она дочь композитора, ему скоро тридцать, а ей еще нет и двадцати. Он был женат, а она даже не понимает разницу между любовью и страстью. — О, только не надо сейчас про различия, — вот черт, да она видит его насквозь, читает, как раскрытую книгу. — Я же знаю, что вы испытываете ко мне хотя бы страсть. — Вот именно, — пробормотал он, может она хоть на это обратит внимание и убежит от него далеко и навсегда. — Я предлагаю сделку, — вот чего ему не хватало в Зое — авантюризма и азарта. Ему не должно быть скучно с женщиной, тогда и ей не будет скучно с ним. Ее стальные холодные глаза озорно вспыхнули. Дьяволенок! — Еще чего! — возразил он, зная заранее, что проиграл. — До будущего года мы будем узнавать друг друга, а потом ты мне скажешь, что хочешь. — Вот нахалка, она уже на ты к нему обращается! Смелости ей не занимать, оно и понятно: молодая кровь бурлит, отключая разум, воспламеняя плоть. — Что ж, а если я соглашусь? — Ее глаза смеялись. — Вы проиграли, мистер Трейндж. Спорим на деньги, что вы влюбитесь раньше окончания срока? — Она протянула ему руку. — Я люблю споры, только, если ты проиграешь, больше не подойдешь ко мне, даже не поздороваешься, — предложил он. — А если вы проиграете, то женитесь на мне, — он довольно улыбнулся. — Высоко метишь, — Дафна приблизилась, чтобы прошептать ему на ухо: — Я добиваюсь того, что хочу. Это было лето открытий и познаний. Дафна оказалась умной собеседницей, интересующейся политикой и всегда имеющей мнение на все. Из нее получится великолепная жена политика, думал он постоянно. В Дафне он находил все то, что мечтал обнаружить в Зои: решительность, открытость, силу воли и смелость. Только Дафна так открыто смогла бросить ему вызов. И он принял его. Ощущая, что и вправду проиграл: ее очарование и ум побеждали его здравые доводы и холодную голову. Пусть небеса помогут все не испортить: страсть не должна застилать ему глаза, путь должно подсказать громовое сердце.***
Март 1950. Поленья приятно потрескивали в камине, пахло сосной и пряными травами, от чего слегка кружилась голова. Искорки падали на кованую кружевную решетку, гаснув на ней. Шафранные отблески ложились на книжные стеллажи и стол библиотеки, а огромные тени фигур лишь чуть-чуть подрагивали на мятной стене. Золотые всполохи отражались на спокойном лице Джулии, ее каштановые волосы словно радовались теплу и в полумраке становились похожими на дорогой мерцающий атлас. Она положила руку на большой живот, ощущая, как ребенок тихо ворочается под сердцем, чувствуя умиротворенность. Она сидела, словно в коконе, прижавшись спиной к торсу мужа, охваченная его руками и ногами. Джордж уткнулся носом в изгиб ее шеи, вдыхая аромат легких духов, любимого аромата Каталины. Они часто любили так сидеть перед камином, наслаждаясь тишиной, когда Дженнифер мирно спала в своей постели, прижимая к уху любимого зайца. Когда в ноябре Джулия пугливо сообщила, что снова ждет ребенка, ее супруг находился вне себя от счастья. Снова ребенок, а они так молоды, твердила она ему. В их жизни все постепенно становилось прежним. Они все стали немного свободными в деньгах, их старая жизни в измененном виде возвращалась. Джордж хотел сына, хотя был не прочь вырастить еще одну леди Холстон. Недавно пришло письмо из Ирландии. Виктор оказался равнодушным к новостям. Джордж же понял, что отец все равно обеспокоен, он привык выходить победителем из вечного спора. Диана как-то рассказала, как Виктор был расстроен, что у его братца родился первенец раньше его. Вот и сейчас Фрэнк женился на местной простушке Мэнди Майлз, у отца которой было немало деньжат, что и привлекло Руфуса, да и Эдварда. Джордж удивлялся, как этот дьявол вместе со своей дьяволицей может так долго жить? Как оказалось, может. Это письмо Виктора немного встревожило, ведь к концу года у Фрэнка и Мэнди должен появиться наследник, и, скорее всего, это будет мальчик: редко когда у лордов Холстонов первыми рождаются дочери. Но вскоре все изменилось…***
Осень 1950. — Очень красивый рыженький мальчик, — услышали все, когда Энди вышла ко всем в коридор. — Джулия в полном порядке. — Сын, — зачарованно прошептал Виктор. — Иди, Джордж, иди. Джордж прошел в палату Джулии, темные локоны той рассыпались по белоснежной подушке, она устало ему улыбнулась, пытаясь приподняться, хотя тело все еще ныло. Джордж остановил ее, касаясь губами лба, сжимая выточенные плечики. Она головой указала на колыбельку, где лежал завернутый сверток. Он заметил рыжие редкие локоны. Вот парадокс: у его отца только Элеонора осталась рыжеволосой, а они с Робертом были шатенами, его Джулия настоящей брюнеткой, пламенной испанкой, — и у них родился рыжий ребенок. — Настоящий Лейтон, — громко прошептала Джулия, видя некоторое смущение мужа. — Да, — все что мог сказать он, — Дженни будет не в восторге, но она полюбит его. — Джордж, как же мы его назовем? — Джулия робко взглянула на него: может, он не рад? Почему он так молчалив? Ведь, когда на свет появилась Дженнифер, был вне себя от счастья, готовый осыпать ее лобзаниями и словами благодарности за дочь. — Я бы хотел Гарри Рамсей Лейтон, — Джордж, наконец-то справившись с волнением, взял сына на руки. — Мне нравится. Ты рад? — она все-таки решилась задать этот вопрос, чтобы не осталось и тени сомненья. — Я был удивлен, ведь у твоего отца две дочери, и я уже был готов растить одних дочерей, но сын — это предел моих мечтаний, — Джордж отдал ей ребенка. Виктор сразу же дал телеграмму в Ирландию, от чего Каролина пришла в ярость: он опять оказался победителем. Эдвард утешал ее тем, что пока это ничего не значит, что у них все наладится, ведь прошло только пять лет, как закончилась война, но она не верила, в голове постоянно звучало пророчество старой ведьмы. У Виктора было все: дом в Лондоне, деньги, слава, дети, которыми он гордился, а теперь и внуки. Каролина даже не смогла радоваться, когда у Фрэнка и Мэнди родился сын, которого они назвали Патриком, потому что мальчик родился недоношенным и, как прогнозировали врачи, скорее всего, у него будут психические отклонения. Проклятый Виктор! Он отнял ее жизнь, забрал для себя. Зачем он только появился на свет!? Вот о ком предсказывала старуха! Виктор, проклятый Виктор разрушил всю их семью, чтобы удовлетворить свои амбиции. Да, он доказал, он почти выиграл, но какими будут его детки, ведь еще Роберт не женился, а Элеонора еще не вышла замуж. Может, они и будут достойными фамилии Лейтон, может быть, внук Виктора будет их проклинать, а Каролина, смотря с того света, громко засмеется, поняв, что победила все-таки она. Никому не понять ее чувств. Руфус, конечно же, хотел во всем идти впереди Виктора, стать лучше, да и Фрэнк мечтал опережать кузена, который пока мало чего добился, а Адам хотел переплюнуть Роберта. Это вечное соперничество между братьями переросло в соперничество поколений и семей. Что ждало ирландцев и что ждало англичан? Кто знает, какое еще кружево сплетет жизнь?***
С Ларой пришлось расстаться. Во-первых, она ему изрядно надоела, а во-вторых, с ней стало жутко скучно. Она не могла удержать его сексуальными удовольствиями, хотя и пускала в ход все приемы, тем более Арман познакомил его с красивой девушкой Салли Пирс. Арман угадал, что больше всего его привлекают блондинки, такие тоненькие, стройные, с огромными глазами. Роберт теперь легко мог удовлетворять потребности с такой беззаботной девушкой, как Салли. Его удивляла ее откровенность и наивность, как она забавно что-то рассказывала ему, ну, конечно, она модель ей не нужно много знать: весь шумный город итак принадлежал ей. Роберт не хотел любить, да и любовь — слишком аморфное чувство. Пока его братец несказанно счастлив, но потом он начнет зажимать девиц, а Джулия либо молча будет страдать, либо будет тоже изменять. Правильно говорит Арман: «В браке должны быть понимание и нежность, все остальное — глупости, которые причиняют боль и неудобства». Роберта завораживала расцветающая красота Флер Фокс. Младшая сестрица Джулии совсем не была на нее похожа: мягкий овал лица, обрамленный белокурыми локонами, голубые, слегка колючие глаза и миловидные черты лица вводили в заблуждение. Смотря на нее, многие думали, что перед ними ангел, но только один Бог ведал, что твориться в душе этой пятнадцатилетней девчонки, которая зажигала нехорошие огоньки в мозгу мужчин. Через пару лет они все будут хотеть ее, а она, наверняка, будет разбивать им сердца. Флер совсем не была похожа на свою подружку Элеонору, которая превращалась в полевую нимфу, напоминая отцу об Ирландии. Ему не нужна любовь сейчас, ему только двадцать один, только глупцы и его братец рано женятся. Он видел, как любили друг друга отец и мать, как они счастливы вместе, но такого почти невозможно достичь. — Слушай, Роб, тебе нужно женится, — они с Арманом МакОллой выпивали в пабе «Голубь», отдыхая после трудовой недели. — Я еще не готов, да и не встретил ту единственную, — Роберт сделал глоток пива. — Женитьба — важный шаг, здесь главное не прогадать, — Арман заказал еще пива. — Иногда лучше такие тихие жены, как Себилла, нежели беспокойные, как Джулия. — Вот тут ты не прав, — они уже были достаточно пьяны, чтобы трезво соображать, да и Арман начал говорить, что без дурмана он бы никогда никому не сказал. — Шлюхи и выпивка — это лекарство от скучного брака, Роб. Запомни это, — несколько лет Роберт даже не вспомнит о «золотом правиле» друга, считая его аморальным, но все когда-нибудь меняется. Их дружба казалось самой крепкой, с Арманом можно говорить о чем угодно, не то что с занудой Джорджем, который только кажется правильным. Как-то он увидел, как тот тискал свою жену в беседке, да так страстно, что понял: Джулии не нужны любовники. Интересно, а ее сестра вырастет такой же горячей штучкой? Или будет холодна, как лед? Но Роберт долго не мог думать о юной Флер Фокс, пока Салли дарила ему незабываемые наслаждения — чего еще можно желать? Виктор ценил его как сотрудника, в компании его уважали и прислушивались к его доводам и советам. Будущее Роберта куда определенней будущего Джорджа. Он любил брата, радовался его успехам, но делать так, как делал он, не хотелось. У каждого свой путь-дорога, у него в том числе. Нет, любви сегодня не было места в его жизни, а может, она еще не пришла? Скоро станет яснее, какая роль ему уготована в истории семьи Лейтон, потому что он еще сам не решил, кого сыграет в театре, под названием «Жизнь».