Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать. Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — человек всегда между ними. Кто боится страданий, тот боится и радости. Лу Саломе
Лето 1928. — Чертовы газетчики! — Виктор швырнул газеты в дальний угол; так продолжалось уже несколько недель. Каждое утро за завтраком он приходил в бешенство от статей в разного рода газетах. — Что опять случилось? — спокойно спросила Диана, сохраняя самообладание. — Очередные сплетни, — проворчал он. — Чертовы конкуренты, это все их рук дело. В этом я уверен. — Неужели у тебя могут быть конкуренты? — Диана откусила сэндвич с лососем, запивая любимым чаем. — Представь себе, могут! — он ходил по гостиной, как тигр по клетке, мечась из одного угла в другой. Диана вздохнула, зная, что его шквал возмущения и гнева ей не сдержать. Иногда ей удавалось его успокоить, но чаще всего чары и волшебные руки Дианы не действовали на Виктора. Первое время слухи разного рода не доставляли хлопот, но позже они стали неприятными. Джейсон был уверен, что это все происки их конкурентов, которым нужно было отвоевать место под солнцем. Рынок безраздельно принадлежал лорду Холстону, и он с годами только распространял свое влияние. Первые такие статейки рассказывали, как некий рабочий, купив в красивой баночке настойку, умер через неделю. У другой больной не вылечился кашель, а еще у одного скрутило живот от боли. И количество сплетен росло. Поначалу в их фирменную аптеку приходило много человек, но с каждой новой пущенной сплетней, как самой страшной гадюкой, люди меньше доверяли «Лейтон и Ко». Это портило безупречную репутации компании, что очень расстраивало владельца. Диана безмолвно наблюдала за этим всем, зная, как важно ее мужу, чтобы его любили и уважали. — Все наладиться, Виктор. — Мне нужно ехать. Хорошего дня, дорогая, — он убежал стремглав, даже не поцеловав свою жену в губы. Диана впервые почувствовала, как неудачи мужа отражаются на их личной жизни. В нем появилась частичка холодности, это съедало его, отравляло ему душу. Она пыталась каждый раз, когда он срывался на ней, осадить, показать, как он груб, но он, этого не замечал. Диана стала его бояться. Раздражительность по утрам при чтении газет превратилась в раздражительность в течение всего дня. Виктор похоже и не замечал, что причиняет боль любящим его людям. Да, его дела шли не лучшим образом, но это еще не означало полный крах. Диана все еще верила, что темные времена пройдут. Но это была маленькая буря, темные года будут позже. Все в их семье не ладилось. В те минуты, когда Виктор находился в офисе, его юная жена испытывала облегчение, она не слышала бурчание, как у старого деда, никто не бил предметы, дорогие ее сердцу. Порой ее одолевала грешная мысль: «Пусть совсем не возвращается!» Но еще больнее было при мысли, что у мужа есть любовница. Виктор почти не прикасался к ней, лишь иногда скупо и сухо исполняя супружеский долг. Лучше умереть, чем знать, что у него есть любовница. Она уже не думала о втором ребенке и снова стала после близости пить настойку: ребенок ничего не решит, а только все испортит. Пока ее муж не разберется сам в своей жизни, ничего не будет прежним. — Я не знаю, что делать, — отчаянно произнесла Диана; Сайман смотрел на нее поверх своих круглых очков, сложив при этом руки на груди. — Диана, он мужчина, — повторил снова Сайман; они спорили уже около часа; лишь изредка заходила Аманда, чтобы принести лимонада да вставить пару едких фраз. — Я должна смотреть, как рушится наш брак, — это я должна делать?! — Сайман дал ей мятного чаю, чтобы невестка успокоилась. — Нет, но ему нужно справиться со всем самому. Он должен сам побороть своих демонов, — Сайман облегчено вздохнул. Сначала Диана решила бороться в одиночку. Она узнала, где находится офис компании Базели, и направилась туда. Ей хотелось воззвать к совести, к миру, она мечтала, чтоб две компании мирно сосуществовали и не топили друг друга. Но все произошло не по заранее написанному сценарию. Леди вошла в приемный холл, где ее встретила милая девушка, ненамеренная пропускать Диану. Однако обаяние подействовало, и Диана прошла в кабинет главы компании. Она вошла как королева, с гордо поднятой головой, облаченная в коралловое платье, открывающее коленки. — Проходите, — услышала она голос во мраке. Из темноты кто-то вышел на свет, и Диана чуть не лишилась чувств. — Ты?! — она говорила, еле скрывая дрожь в теле, боясь показать, как и прежде, слабость. — Да, дорогая, неужели не ожидала? — он плеснул им в бокалы бренди, протягивая ей бокал. — Я узнал тебя по походке. — Я вам не «дорогая», мистер Рене. Я — леди Холстон, — она постаралась придать своему голосу грозность, но, по всей видимости, у нее плохо получалось. Как любой зверь, Оливье ощущал страх перед ним. — Все-таки стала его женой, — он криво усмехнулся, — не думал, что он на тебе женится. — Виктор любит меня, — Диана теребила рубиновую брошь на платье. — Непременно, но большего всего он любит свои заводы, — в этом была скрытая угроза, — которых я его лишу. — Я буду любить и нищего Виктора! — горячо прошептала она. — Конечно, — в мягком кошачьем тоне улавливалось что-то пугающее. — Диана, он потерпит крах. Я его уничтожу! — вены на шее Рене вздулись; Диана знала, что он может поступить с ней жестоко. — Ты это не сделаешь. У нас много друзей! — громко сказала Диана, ловя возбужденный, ищущий взгляд Рене. — Сделаю, — он замолчал, а потом прибавил: — Но у меня есть к тебе заманчивое предложение. — Какое? — Диана задыхалась, в глубине души догадываясь. — Ты станешь моей любовницей и будешь раскрывать мне все его секреты, — а, чего она ожидала от него. «Ты всегда знала, что он хочет тебя. Ничего не изменилось». — Нет! — Диана прикрыла ладонью рот. — Тогда я уничтожу его. Прошу: покиньте кабинет, — она вышла с покачнувшейся верой в успех мужа и свою помощь. Домой Диана приехала в слезах. По дороге она плакала украдкой, чтобы ее слезы не видел ни водитель, ни кто-либо еще — ей не хотелось казаться слабой, не хотелось, чтобы хоть одна живая душа догадалась о том, что произошло в кабинете Рене. Рене — глава крупной компании, которая начала свое начало в Париже и теперь пускала корни в Лондоне, раскидывая крону, собираясь зацвести, чтобы отравить их своим ядом. Неужели это месть оскорбленного мужчины — ведь Оливье даже не знает Виктора, не знает, какой он добрый и любящий, нежный и заботливый. Джимми открыл дверь машины, помогая выйти; она обычно говорила слова благодарности, но сегодня молча пошла в дом. Глория заметила, как хозяйка сняла туфли, переобуваясь в домашние, с опущенными плечами поднялась к себе. И почему она не попросила заварить себе чай, как всегда после поездок в город? Мисс Диана не ездила за покупками. Может, они поссорились с мистером Лейтоном? Ведь уже давно она не меняла простыни, и хозяин стал очень холодно вести с леди Ди. А может, заболел ее отец, и поэтому она пришла в растроганных чувствах? Она разведется с ним и станет любовницей Оливье. Ее осудят, будут презирать, но так она сохранит гордость своего мужа. Для него потерять состояние означает показать отцу, что он ни на что не годен, а брат будет ликовать. Джордж, как наследник, останется с ним, Виктор воспитает его так, как мечтал всегда. Конечно, ему будет потом сложно войти в высшее общество, но он все сможет: уже сейчас люди поражаются его прыткости и смышлености. Виктор — идеал мечтаний многих девушек, ее сестра увела его из-под алтаря, и он не разу с тех пор не пожалел об этом, и сейчас Диана решила бросить его в беде, заставив сражаться со всем миром. Казалось, что она уже лежит на краю пропасти, откуда ей никогда не выбраться. Она уже не верила в лучший исход, слова Рене пустили яд, поселились у нее в душе, помогая потерять себя навсегда. Диана встретила в саду Джорджа с Глорией, поцеловав мальчика его в щеку, она направилась в дом. Гарден-Дейлиас в последнее время был пуст, гостей не бывало, не проводили вечеринки, отчего ощущалась гнетущая обстановка в семье. Дом страдал вместе со всеми, дом чувствовал. Виктор сверял счета у себя в кабинете; Диана на цыпочках прошла к нему; он поднял на ее лицо. Виктор улыбался ей, но Диана не видела улыбки, не заметила, как надежда загорелась в его глазах. Ах, если бы она знала, что два дня назад ее муж дал интервью во все газеты. Если бы она только знала, что ее возлюбленный разоблачил в финансовой нечистоплотности Оливье и что его, Виктора, дела снова пошли в гору. Люди не обладают способностью видеть то, в чем их разум не участвует. Может, обладай этим качеством, не сказала бы Диана этих роковых фраз. — Диана, проходи, — ну почему, почему она не услышала в его голосе нежности, корила она себя после. — Нам нужно поговорить, — начала она, унимая дрожащие руки. Виктор кивнул. — То, что я скажу тебе, очень серьезно. Я хочу развод, — эти слова причиняли ей нестерпимую боль, сердце разрывалось внутри от осознания, что у всего есть конец. — Могу я узнать причину? — холодно, как острый кинжал, задал он свой вопрос. — У меня есть другой, — эта ложь лишала ее сил, но не существовало другого способа спасти любимого. — Вот как. Могу узнать хоть его имя? — от интонаций, скользящих в его голосе, Диане становилось не по себе, эту сторону его характера она не знала. — Оливье Рене. — Этот хлыщ? — оттого, что он тихо бесится, ей делалось еще больше совестливей. Если бы он крушил и орал на нее, стало бы легче, но Виктор внешне был спокоен. — Да, — проронила она. — Милая моя, но Рене уже в тюрьме, — она хотела было набрать полную грудь воздуха, но что-то сдавило ее. — Если бы я знал, то оставил его тебе и твоей милой кузине, что умоляла меня засадить его надолго. Если ты хотела спасти меня, став чужой подстилкой, то ты меня плохо знаешь, — он встал с кресла, прошел мимо; женщина попыталась его удержать, но Виктор оказался у двери первый. — Собирай вещи и уезжай. Джордж останется со мной. — Но Виктор... — Я сказал: вон! — Диана, как раненая птица, не могла лететь. От этих слов ее сердце взорвалось. — Виктор... — Я НЕ ХОЧУ видеть тебя! — он одним прыжком настиг ее, больно хватая за подбородок, рывком поднимая и заставляя смотреть в глаза. — Я не хочу больше слышать тебя. Запомни навсегда, дорогая: я никому не позволю искать легкий путей. Для тебя это трудно — переступить через себя, — но эта дешевая свобода от трудностей. — Виктор... — прохрипела она. — Убирайся, — он разжал пальцы, отпихивая; Диана упала на пол, пребольно стукнувшись локтем. — Виктор... — по ее щекам бежали слезы. — Я сказал: убирайся! — он был непреклонен в своем решении. На закате Диана была на пути в Париж, она снова возвращалась в город, из которого убежала много лет назад. За пять лет в ее жизни все изменилось, но она не ожидала, что снова окажется там. Она не смогла остаться в одном с ним городе, не могла спокойно ходить по улицам, где прогуливался он, не могла дышать одним и тем же воздухом с ним. Диану бы принял отец или сестры, но это для нее было бы настоящей пыткой. Барбара осталась вместе с Джорджем, с самой же Дианой была ее Глория. Вместе с солнцем погасла она навсегда, только вот солнце завтра снова проснется и одарит теплом... Как она могла все разрушить? Зачем ей позволили это сделать? Ответов на эти вопросы у нее не было.***
Еще никто не знал, что Диана уехала из Лондона, еще никто не знал, что семьи Лейтон больше не было. Сестры Грандж купались в счастье и любви. Каталина рисовала картины для новой выставки. Мария снова отдала мужу ключи от своего сердца, а Вера и Фредерик переживали новое рожденье. Лето как всегда одаривало дарами природы, наполняя своим знойным дыханием город. Все жило и оживало, когда проливалась вода, божья благодать, и тогда лондонцы снова начинали молить о жаре. Гордые красавцы георгины без хозяйки не цвели, а розы не ощущали ласки. Все шло своим чередом, по-прежнему у Портси бывало много гостей. В этот день Аманда вместе с Верой ждали приезда гостей. Они вместе с Теей накрывали на стол в большой беседке, где компания пряталась от палящего солнца. Они не знали, что Диана вчера уехала. На сегодня был запланирован праздник — победа Виктора, человека, чье имя уже означает победу. Он приехал с сыном, Джордж радостно побежал играть с Кесси. Вера заметила, что мужчина был чернее тучи. — Где Диана? — спросила она; Виктор молчал, смотря на прозрачное небо. — Возможно, поехала в Париж, — услышали они. — Что? — Аманда часто моргала, точно ей сказали, что мир перевернулся. — Что случилось, Виктор? — Я выгнал ее из дому. — За что? — не унималась Аманда. — За то, что она решилась стать чужой подстилкой, якобы спасая меня, — процедил сквозь зубы Виктор. — Это не повод, — пролепетала Вера. — Повод, пусть знает, что я такие вещи не терплю. — Ты ужасен. Виктор! — слабо воскликнула Аманда. — Я поступил так, как велела мне совесть! Я не хочу, чтобы рядом со мной была женщина, которая похожа на мою мать, которая готова на все лишь бы достичь своей цели! — Вера зажала рот ладонью, с широко распахнутыми глазами смотря на друга. — Ты не прав! — Аманда пыталась доказать ему, что он заблуждается. — Ею двигали лишь чистые помыслы. Она хотела спасти твою гордость, зная, как важно для тебя это! — Значит, вы с Урсулой знали?! — Виктор отвернулся от них. — А она не подумала, что причинит мне боль? Не подумала, что мое сердце будет болеть от мысли, что она с другим? Не подумала, что будет с Джорджем, когда он вырастет? Она думала о моей чертовой гордости, которая не нуждается в таких жертвах! Думала о моих доходах! Хотя я мог прокормить семью! Она думала только о себе, но не обо мне! Вечер был испорчен, гости с мрачным настроением разъехались по домам. Аманда и Сайман поссорились, он приводил ей тысячу доводов, примеров из своей практики, но не смог ее убедить, ничто не действовало. Он бился об скалу, и после этой ссоры они неделю не разговаривали друг с другом, пока Сайман не попросил прощение, но не признал свою неправоту. Она поняла, что на некоторые вещи муж и жена смотрят по-разному и что отчасти им не понять друг друга никогда. На следующий день Джейсон вместе с Каталиной приехал в Гарден-Дейлиас, их встретила Барбара с Джорджем. Каталина взяла на руки мальчика, вдыхая аромат его волос. Джейсон же пошел искать Виктора. Всю ночь они с Каталиной придумывали, как помочь друзьям. Как мужчина, он понимал его, но не принимал его жесткость. Он, по всей видимости, был настолько резок, что бедная Диана уехала в неизвестном направлении. Виктор любил Диану, как он, Джейсон, любил Кат. Однажды Каталина сказала ему примерно те же слова, и он выбросил белый флаг, осознав, насколько заблуждается. Джейсон нашел Виктора в библиотеке, тот с бокалом бренди читал Роберта Бернса. Говорили недолго, и Джейсон сделал вывод: чете Лейтон нужно время. Виктора сложно было разубедить: ни Мария, ни Артур с Урсулой не смогли это сделать. Всему свое время.***
Весь лондонский свет съехался, чтобы посмотреть на полные экспрессии и загадок полотна Каталины. Она долго подбирала полотна для выставки, где были смешные кошки и искаженные улицы, непонятные образы, граничившие с фантастикой, и простые полевые цветы. Но недавно с новым рвением она начала осваивать фотокамеру. Джейсон купил ее у одного престарелого фотографа, и не думая, что вещичка заинтересует жену. Кат быстро изучила механизм получения фотографии. И уже спустя месяц, вечером после очередного банкета, попросила остановиться рядом с Лондонским мостом, опутанным бережно туманом, и она сделала кадр, который теперь украшал одну из стен выставочного зала. Вторую фотографию Каталина сделала у саду у Портси; за безмятежностью цветов можно было видеть скрытое беспокойство, которое читалось в наклонах бархатных ресниц цветов, в легких взмахах листьев. Каталина Фокс становилась модной художницей, другие именитые мастера выражали ей свою благосклонность, называя ее новым словом в арт-мире, говоря, что женщина видит все в других цветах. Пресса подолгу останавливалась у каждой картины, делая какие-то заметки, а потом начинали искать их творца, чтобы сделать пояснения. Каталина сегодня испытала настоящую радость, она была обласкана и одаренна вниманием, ею восхищались, ее благодарили. Каталина перебирала складки светло-желтого платья одной рукой, а второй держала Джулию за руку. Она не смогла оставить дочь дома и, нарядив ее, как принцессу, вызывала у всех восхищение. Джейсона сейчас рядом не было, он все еще находился в госпитале и мог сильно задержаться. Высшему свету не нравилось, что испанка старалась быть похожей на британку. Каталина окончательно избавилась от акцента, и в ее манерах появилось больше сдержанности и изящности. Она одевалась как элегантная леди, другие женщины, разглядывая фотографии в журналах и газетах, мечтали найти похожий костюм или платье. Ей нравилась английская традиция носить шляпки, в чем ей помогала Аманда. Каталина искрилась счастьем, от нее исходило какое-то необычное тепло, а ее картины навевали на мысли о прекрасном. Так, стоя напротив картины «Морской бриз», в неровных линиях можно было угадать серебристые волны, и солнце медленно сползало за горизонт, окрашивая воду в красно-золотые тона. Да, это был Брайтон, городок, привлекавший многих, городок, где все казалось сказкой. Джейсон привез ее туда, чтобы они вместе отдохнули, и ее бездумная жизнь наполнилась дыханием вдохновения. По утрам она часами бродила с мольбертом в руках по береговой линии, будто бы ища ответы на вечные вопросы. После короткого, десятидневного отдыха все казалось мелочью. Жизнь — ослепительный миг, что может вместиться в один лишь восход солнца. — Ты опоздал на два часа! — Каталина надула губы, Джейсон поцеловал ее, лукаво улыбаясь. Он протянул ей огромный букет белоснежных лилий. — Я устала отбиваться от светил высшего общества и журналистов! — Я помогу тебе, не мог же я бросить двух молодых хирургов, — она счастливо кивнула. Вечер затянулся. Каталина все это время была в центре внимания. Она продала еще три картины и по дороге домой считала деньги, обдумывая, на что их потратить. У них с Джейсоном скопилась большая сумма. Она взглянула на мужа; ночные огни бросали свет на его светлое лицо; он прижимал к себе Джулию; они оба спали, как два ангела. Каталина разбудила их, когда они подъехали к дому. А почему бы ей не купить свою галерею? Ведь у нее достаточно денег. Появление своего помещения многое изменит. Через девять дней скоропостижно скончалась ее подруга, леди Лапри, Каталине досталась ее галерея. Та самая галерея, что будет всегда новатором в искусстве. Но столько предстояло пережить! Приближались трудные времена, их никто не звал, но они уже подходили, готовясь нанести сокрушающий удар. Тогда жизненная несправедливость принималась как нечто неизбежное, теперь же люди решили ее отстаивать. По сводкам о безработице можно было понять — времена трудные. Но будоражило не только саму Англию, но и ее колонии. Казалось, империя, где никогда не заходит солнце, умрет. У всего есть трагический конец, но люди, жившие в те дни, не хотели становиться свидетелями великих перемен, они уже пережили Великую войну, ощутили на себе дыхание конца. Человечество стояло на краю пропасти, но оно смогло отойти от него. Но научились ли они на своих ошибках?***
Осень 1928. Листья медленно падали на дорожки. Она прожила здесь долгое время и потеряла счет дням, ибо каждый был похож на предыдущий. Денег у нее достаточно, чтобы снять небольшой домик в пригороде Парижа. Всем она представлялась молодой вдовой, она носила черный цвет, показывая траур по своей любви. Виктор не пытался ее искать, не писал и не звонил. Она могла свободно путешествовать по миру, так как ее банковский счет он не закрыл, с его стороны это благородный жест. Она взяла с собой пару простых платьев и золотые сережки матери. В Гарден-Дейлиас она оставила все — разбитое сердце, подарки, его уважение. Все это было в том далеком прошлом, это нельзя вернуть. Диана предпочла стать затворницей. Ночью ее преследовал гневный взгляд мужа, она просыпалась вся в поту, дрожа от холода. Ее никто не согревал, не утешал, только Глория всегда была рядом со своей хозяйкой. Ее душа болела, синяки на шея от мертвой хватки Виктора быстро зажили, но не сердце. — Мисс Диана, вам надо поесть, — Глория поставила на изящный кофейный столик завтрак. — Я не хочу, — ответила она, тяжелое вздыхая. По утрам Диана плохо себя чувствовала. За это время она сильно похудела, став напоминать скелет; под некогда прекрасными глазами пролегли тени, отчего они стали сиять еще загадочней. — Вам плохо каждое утро. Может, вы ждете ребенка? — Диана обернулась к Глории. — Нет, это невозможно, о-о-о... — Диана осеклась, зажав рот рукой. Той ночью она решила попрощаться с Виктором, чтобы тело на весь остаток жизни заполнили его губы. После сладкой любви всегда горько пробовать плод нелюбви. В ту ночь с полными глазами слез она прижалась к крепкому плечу Виктора, он ласково провел по ее волосам, прошептав: — Не плачь, все будет хорошо, — ее губы легко коснулись его плеча. — Прошу тебя, не плачь, я всегда буду с тобой. Диана вздохнула, чувствуя, как колотится в ее сердце. Слезы все текли по щекам, ее пальцы сжали его плечи, словно прося помощи. Она хваталась за него, как за спасительный круг, в надежде, что только с ним выдержит бурю. Мужчина обнял ее, притягивая голову к своей широкой груди. Ему хотелось высушить ее слезы навсегда. Диана хотела, чтобы его память навсегда сохранила эти мгновенья. Она снова заплакала, и он подумал, что это от наслаждения. Ах, если бы он знал, что случится завтра! Она провалилась в бездну чувств вместе с ним, они оба оказались где-то за пределами человеческого сознания. После они лежали в объятьях друг друга, ощущая размеренное дыханье на своих щеках. Виктор не понимал, почему она сегодня плачет. Утром, проснувшись в крепких руках, Диана снова плакала, ей пришлось сказать все. Все было ужасно. Сейчас она была в Париже и понимает, что ничего не изменить. Глория, поняв, отчего хозяйка так долго мочит, зашевелилась, чтобы та очнулась от мыслей. — Мисс Диана, вам нужно написать сэру Виктору или позвонить ему, — Диана подошла к служанке, хватая ее за плечи и нервно тряся. — Я не собираюсь этого делать и тебе советую молчать. Ты поняла? — от взгляда цвета весенней листвы после дождя многим становилось не по себе, Глория тяжело сглотнула, боясь праведного гнева хозяйки. — Да, — выдавила она из себя. — Виктор сам должен прийти, понимаешь? — Да. А вдруг он никогда не приедет сюда? — Диана отпустила Глорию. — Тогда я буду страдать до конца жизни, а этот ребенок станет моим утешением. Глория, боясь леди Ди, тихо вышла из спальни последней. Диана упала на постель и разрыдалась. Ну почему, почему жизнь так жестока? Сердце разрывалось от горя. Там, за Ла-Маншем, была ее любовь, ее семья, ее друзья и ее сын. Она положила ладонь на живот и вспомнила День Рожденья Виктора и свое признание. Она гордо носила свой живот в те месяцы и ждала появление Джорджа. В нем заключался весь ее мир, а Виктор лишил ее этого. Нет, это сделал не он, это она, собственными руками. Она убила их счастье. Подожди она с признанием еще день, все осталось бы на своих местах. Она никому не скажет, даже сестрам, им не нужно вмешиваться в их с Виктором жизнь. Все должно идти своим чередом.***
Приоткрыли шторки автомобиля. Пред всеми предстали не изумрудные, а уже изрядно пожелтевшие после изнурительных дождей поля. Легкий туман оплетал их, утром всегда было так. Льняных полей стало меньше, большинство заросло бурьяном или злаковыми. Сегодня шел дождь. Артур не помнил, каким Антрим бывает осенью. Дорога покрылась тяжелой лиственной массой, похожей на ржавчину, ощущался контраст между лондонскими ровными дорогами и разбитой, ведущей в антримские поместья. Неужели местные помещики так бедны, что не могут привести их в порядок? — Это твое, папа, поместье? — спросил Чарльз указывая на белоснежный замок отстроенный в стиле барокко. — Нет, это не мое, — улыбнувшись ответил Артур. — Мое поместье построил мой дед, первый барон Уэсли, а этому уже лет двести. — Это Холстон-Холл, — все повернулись к Урсуле, — ведь так же? — Да, это он, — подтвердил Артур. — Оно принадлежит дяде Виктору? — Энди стала разглядывать с любопытством замок. — Нет, оно принадлежит его отцу и младшему брату, — Урсула прижала к себе детей. — Вот этот дом, — они уже проехали Холстон-Холл, и Артур указал на простой дом, который некогда принадлежал отцу Каролины. Когда пришло известие о смерти Агнессы, мачехи Артура, он испытал некое облегчение. Тревор оставил ей поместье в личное пользованье, конечно, это беспокоило Артура, но с годами, особенно после того, как карьера пошла в гору, он забыл, что однажды вернется сюда. Тогда, четырнадцать лет тому назад, он думал, что покидает Ирландию навсегда. Здесь ничего почти не изменилось: те же волшебные травы, тот же воздух. Только страна стала другой: изрядно обеднела, опустели поля, и появились молодые леса. Артур затормозил перед домом, где не горел свет, помог всем выбраться из машины; парадные двери открылись; появилась прежняя экономка миссис Фитцпатч; она постарела за годы, еще больше располнела, а ее некогда милое лицо омрачали морщины. — Милорд, — проговорила радостно экономка. — Вы вернулись навсегда! — Не навсегда, — возразил он, — я продаю дом, — вся его семья вошла в роскошный холл, прислуга, выстроившись в ряд ждала, своего нового хозяина. — Здравствуйте всем. — Мистер Йорк, не продавайте его, — взмолилась молоденькая служанка. Он поймал настороженный взгляд жены. Девчонка была хороша: тоненькая, но с аппетитными формами, милая мордашка с ярко-голубыми глазами, светлая голова. — Как тебя зовут? — Урсула осмотрела всех. — Эмили. — Так вот, Эмили. Нам с Артуром не нужна эта земля, — он удивился деловому и жесткому тону супруги. Артур, конечно, знал, что она властная натура, но только сегодня это ярко проявилось. — Ваши комнаты готовы. Полдня новоиспеченные хозяева Йорк-Хауса изучали дом, Артур удивлялся изысканным изменениям, которые произвела его мачеха. Повсюду лежали изумительные персидские ковры, на стенах висели картины порой неизвестных художников, на тонких деревянных столиках стояли высокие расписные китайские вазы, а на каминах тикали забавные часы. Одинаковые портьеры в каждой комнате поменяли на подходящие строго к интерьеру. У кроватей исчезли громоздкие балдахины, зато появились вышитые покрывала. Урсула изумленно прикасалась к вещам, подолгу вертя в руках, Артур тихо посмеивался: — Можешь забрать все, что хочешь, — Урсула кинулась к нему, радостно обнимая за шею. — Не благодари. Нашему новому дому нужно много вещей. А ты думала, что я просто продам Йорк-Хаус и положу деньги в банк? Я куплю нам дом загородом. Коробки с вещами отправились в Лондон, Артур и Урсула остались в Ирландии еще на несколько недель. Управляющий Артура никак не мог найти покупателей на небольшое роскошное поместье. Владелец мечтал поскорее продать его, чтобы больше никогда не возвращаться. Часто в Англии его звали светлые воспоминания, для этого и нужно было навсегда оставить здесь все, чтобы сердцу больше не хотелось лететь туда, где оно наполнялось счастьем. В Антриме Артур скучал по их квартирке на Довер-стрит, с нетерпением в сердце ожидая возвращения домой. Домой... Так сладко звучит. Да, его дом Англия, будто бы это было всегда. Детям очень понравилось в Ирландии. Она казалась им волшебной страной, они ненасытно слушали рассказы о древних преданиях этой земли, носясь по замку, пугая слуг, а потом засыпая в одной большой постели вместе. По ночам они мечтали увидеть эльфов, в саду — миниатюрных фей, их очаровала именно загадочность этих мест. Они никогда не поймут, как же прекрасна Ирландия летом. В этот период проявляется все ее очарование. Ветерок обдувает, приподнимая с земли полевую траву, полегшую от сильного дождя. Мария любила срывать цветы жасмина, собирая их в букетики. А оставив лошадь есть мягкую травку, они ложились посреди заброшенного поля, чтобы посмотреть, как медленно плывут над ними облака, превращаясь в забавные фигуры. Да, это все безвозвратно ушло, они втроем стали другими. В детстве летаешь, в юности ходишь, а взрослея, ползаешь. Поместье Артур продал Эдварду, тот долго не соглашался на сделку, но в конечном итоге его любимая супруга уговорила его. Наконец-то они могли навсегда покинуть Ирландию. Теперь Артур разлучался с Родиной навсегда, ничто не держало его, ничто не имело над ним власти, только Англия. Сердце радостно стучало от счастье: они возвращались...***
Январь 1929. Прошло слишком много времени, можно было забыть, можно было простить. Иногда сердце просило ее вернуться, но разум умолял остаться. Ей было невообразимо больно слышать слухи о выдуманных или невыдуманных любовницах мужа. Она не знала, чему верить и верить ли вообще. Но от этих мыслей ей становилось еще больнее. Она знала, что именно в Париже принесла болезнь своему сердцу на всю жизнь, когда-нибудь оно перестанет биться, потому что устанет страдать. Да, страдание стало смыслом ее жизни. Она старалась забыть. Ей было нужно ради кого-то жить, но, вместо этого, она медленно убивала себя, изнуряя тело, нуждавшееся в покое, собиравшееся подарить жизнь. Ребенок — ее единственная и последняя радость в этой скучной, серой жизни. Всю свою короткую жизнь она зачем-то гонялась за эфемерными мечтами. Она мечтала подолгу, сидя на подоконнике в доме тети Валери, смотря на звездное небо. Грезила, как вернется в Лондон, как ослепит своей красотой Виктора, как он забудет все на свете и сделает ее своей спутницей. Все отчасти так и случилось. Он, увидев ее, проведя с ней ночь, потерял голову. Он любил ее, она любила его, а что теперь? Только воспоминания, медовые сны о прошлом. Любовь лилась по жилам вместо крови, но сейчас ее высасывали медленно, по капельке каждый день. Ребенок тихо шевелился, она положила руку на живот, успокаивая его. Глория переживала за хозяйку. Диана сильно похудела и напоминала тростинку с большим животом. С щек сошел былой румянец, а зеленые глаза стали еще загадочней сиять. Она не позволяла писать семье, ее гордость не нуждалась в чьей бы то ни было помощи. Ее сердце и разум были в разладе. Она мечтала подарить жизнь маленькому человечку и умереть. Но разве только Диана тихо умирала от любви? Виктор страдал не меньше. Он пытался забыться в объятьях других женщин, но не мог — его постоянно преследовал незримый образ возлюбленной. Диана поселилась навсегда в его сердце, пленила душу и поглотила остатки здравого смысла. Вино помогало на время снять душевную боль, но тогда просыпалась совесть, с которой боролась гордость. О, она его враг, если бы не она... Возможно, никогда. Но в жизни нет сослагательных наклонений. Первые месяцы он считал себя правым, но потом это чувство начало отпускать его. Она преследовала его везде. В их спальне до сих пор лежал небрежно сложенный голубо-зеленый пеньюар на софе, а туалетные принадлежности так и остались разбросанными на ее столике. А ее духи впитались с годами в подушку, по ночам он обнимал ее, чтобы вдохнуть, чтобы на минуту ощутить ее присутствие. Он ничего не хотел менять, будто бы ждал скорого возвращения жены, но та не приезжала к нему. Они, два гордеца, которые скорее умрут, нежели простят друг друга. Он не мог забыть ту, последнюю, ночь. Теперь он разгадал тайну ее слез, но от этой разгадке на душе становилось еще тяжелей. Она мысленно его предала, она думала его оставить. Зачем? Он со всем бы справился сам, но она все испортила. Он верил ей, а она была готова изменить ему. Хотя она призналась, а не подло, за спиной совершила преступление. Он должен найти в себе силы хотя бы просто привезти ее домой. Может, он не будет так нуждаться в ней, будет испытывать отвращение при взгляде на нее. Но его сын нуждался в матери. Он уже больше не мог врать ему каждый вечер, и ему стало больно смотреть за сыном проводящим время у окна, ожидая, что у дома остановится машина и оттуда выйдет его мать. Джордж любил Диану, и он совсем не виноват в том, что его отец считает ее предательницей. Он обязан ехать в Париж. Диана будет сопротивляться, но он воспользуется правами супруга. Пускай он ее свяжет, и силком привезет домой, зато она будет рядом с Джорджем. Его ждал Париж. А ждала ли Диана?***
Утром выпал снег. В детстве Диана обожала выбегать на улицу, чтобы поиграть в снежки и покататься на коньках, но сегодня она ненавидела снег. Тогда, в детстве, она могла часами с подругами и сестрами гонять по улице, совсем не стесняясь ни из-за своего происхождения, ни из-за друзей не ее круга. Она была простой девчонкой, а сейчас женщиной с прошлым. Все ее эмоции, все ее чувства из-за беременности изменились. Диана была то раскаленной фурией, то кротким ангелом. Никто не знал, что от нее ждать. Женщина выглянула в окно. Перед домом остановилась машина, вышел мужчина. Он был безупречно одет: пальто, сшитое по последней моде; цилиндр, аристократизм в его манерах. Диана гадала, кто бы это мог быть. Она наспех накинула тяжелый жакет, чтобы скрыть живот. Посмотрев в зеркало, быстро припудрила темные круги под глазами. Все равно выглядит она ужасно. Кто-то вошел в спальню. Диана увидела гостя, на лице появилась улыбка, которая медленно расплылась. Несколько минут они сверлили друг друга взглядом, полным неприязни. Диана сильнее запахнула жакет, скрывая живот, а Виктор скинул с себя пальто, повесив на вешалку. — Что ты здесь делаешь? — ледяным тоном потребовала она ответ. — Неужели соскучился? — Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Сделай это не ради меня, а ради сына, — Виктор знал, на что надо давить, чтобы Диана сдалась без боя. — Я не поеду! — она как можно дальше отошла, — тем более с тобой. — Диана, я умоляю тебя. Подумай о сыне, — ей нравилось, как он почти унижается перед ней, как он готов ползать у нее в ногах. — Диана, ты можешь не прощать меня. Мы не будем спать в одной постели, — она обернулась; он поймал во взгляде нерешительность, однако в голосе нерешительности не было: — Виктор, ты причинил мне боль. Ты понимаешь это? Я любила тебя, а ты даже не удосужился меня понять, расценив это как покушение на твои собственнические права на меня, — Виктор осознал, насколько глубоко он ее ранил. — Я поступил так, как считал нужным, — продолжал он. — Вот и живи со своим Эго, а меня оставь! — выпалила она. Диана ощутила слабость в теле, она схватилась за прикроватный столик, медленно переводя дыхание. Виктор мгновенно оказался рядом, обнял за талию, усаживая на кровать. Супруги встретились глазами, и Диана заплакала, пытаясь спрятать лицо. Он все понял, все узнал. Как же было больно на душе. — Почему ты не сказала, что ждешь ребенка? — он задал вопрос ласково, от нежности у нее защемило сердце. — Я хотела, чтобы ты страдал, — прошептала Диана. — Тогда ты получила свое. Мы едем в Лондон, пока ты не довела себя до могилы, — он нежно гладил ее живот, при этом успокаивая, но она активно вырвалась, несмотря на слабость. Наступит ли покой в их душах когда-нибудь? Она устала и не могла сопротивляться больше. Угасло ее бунтарство, и только это перевесило чашу весов в пользу Виктора. Теперь ей безразлично. Излечится ли она когда-нибудь? Она не любила его больше, и это открытие потрясло ее до глубины души.