Как непосильна бывает для нас любовь, которую испытывает к нам кто-то. Айрис Мердок
Лето 1937. Когда вдыхаешь легкий аромат слоеного теста и мяса, сразу хочется есть. Глория помешала чечевичный суп, обильно сыпля приправы. Барбара сервировала стол для обеда, несмотря на то, что Лейтоны не ждали гостей, — это вошло в традицию. Хозяйка не боялась испортить дорогой расписной фарфор, поэтому и он стал обыденностью. Для обедов леди Холстон расшила скатерть сложным орнаментом по краям и роскошными розами в центре. На ней были видны пятнышки вина и жира, но никто не хотел отправить на свалку любимую вещь. Диана во времена, когда все вокруг считали пенсы, занялась творчеством. Она дела салфетки под чашки, вышивала картины и чехлы для маленьких женских вещиц. Вскоре дамы в свете заметили это и стали заказывать предметы быта. Диана не отказывала: это тоже работа, пускай не такая, как у Виктора, но зато по душе. Сегодня был выходной. Лето вошло в ту пору, когда жара пришла окончательно, а летняя прохладца стала роскошью. В Лондоне было тихо, почти все уехали к лазурным берегам или в деревню наслаждаться тихой жизнью. Они с Виктором остались. Диана любила Лондон, несмотря на всю его суматоху. Летом жизнь затихала, но они с Виктором по-прежнему вели светский образ жизни. Супруг водил ее по театрам и кино, иногда — в рестораны, чтобы она могла насладиться музыкой и любимыми креветками. Их семья не стала обычной тихой семьей. Все было подчиненно строгому закону вкуса Виктора, но никто не сопротивлялся. Взглянув на часы, Диана откинула в сторону пяльцы; к обеду уже все готово, а дома только они с Элеонорой. Роберт уехал с отцом, а Джордж пропадал с другом. Сколько их можно ждать. Элеонора рисовала цветы, чтобы подарить брату на День Рождения, Барбара немного возмущалась, мол, цветы не для мальчиков, но Джордж души не чаял в сестричке и стерпел бы даже такое. Ну где же они все? Джордж пришел первым. — Мама, — он поцеловал ее в щеку. Джордж был заботливым сыном и часто в спорах родителей занимал сторону матери, но это не выводило из себя Виктора, а, наоборот, радовало. — А остальные? — Еще нет. У отца даже в субботу дела, — Диана вздохнула. Только через полчаса приехали Виктор и Роберт. Они молча обедали, хотя обычно все что-то бурно обсуждали, — это тоже вошло в привычку. Виктор позволял обсуждать все: от науки до политики, не обращая внимания на юный возраст сыновей. Но сегодня Виктор словно что-то долго обдумывал или боялся сказать неприятное. После обеда Диана удалилась в библиотеку: она не хотела выводить Виктора на разговор, зная, что бесполезно. За годы брака она поняла, что пренебрежение и равнодушие заставляют его самого все рассказать. Расспросы не бесят его, и они меньше ссорятся. Виктор присел рядом на софу, она даже и не заметила, как он это сделал. Он зачитал ей письмо от Вильяма, и они не стали говорить на эту тему, решив, что никто никогда не спросит Марию о днях, проведенных в Берлине.***
С тех пор, как Теа уехала от Йорков, в Грин-Хилле многое изменилось. Теа стала центром дома и маленькой вселенной семьи Йорк. Милли ставила лилии и пионы по вазам; барону нравилось, когда дом полон цветов. Дома тихо. Тишину нарушали шаги прислуги, и шелест страниц книги хозяйки, и тяжелые капли, бившие по крыше. Где-то на втором этаже нервно ходил Чарльз, наверное, испытывал творческие муки. О том, что он стал писать стихи, для многих стало открытием. Чарльз скрывал это, пряча свои тетради то в ящике с замком, то под матрасом, то еще где-нибудь. Но их всегда находили, что обижало и расстраивало мальчика, поэтому он часто впадал в меланхолию, по несколько дней не разговаривал со всеми. Он не был похож на свою сестру. Первое время Урсулу это беспокоило, она с Артуром часами могла говорить о сыне. Муж понимал, что все не так просто, как хотелось бы, что им нужно принимать все как есть, но Артур испытывал боль, осознавая, что сын — другой. Урсула пыталась его понять, но не смогла. Сайман, которому она уносила некоторые стихи сына, дал витиеватый ответ, простой вывод на анализе строк. Ранимая душа Чарльза могла привести к личной трагедии семьи. Он слишком остро воспринимал критику и отношение людей к своему творчеству. Урсула пыталась бороться с его замкнутостью, но что-то безуспешно у нее это получалось, и женщина оставила попытки. В доме установился покой, временный, но необходимый. Урсула вздохнула: да, ее дети совсем не похожи. Энди в свои двенадцать спешит познать все великолепие земного мира, Чарльз же в пятнадцать стремится к красоте мира потустороннего. И это Урсула была уже не в силах изменить, несмотря на жажду семейного благополучия. Энди всегда бегала за отцом, она впитывала в себя все знания, удивляя окружающих умом. Девочка отличалась острым язычком, порой беспощадно, как бритва, режущим. Учителя жаловались, считая этот интерес нездоровым: девушка в ее летах должна смиренно готовиться к роли жены и матери, тем более если девушка — дочь барона. Но куда там до этого! К чему муж, дети, когда в мире столько неизведанного! Урсула откинула книгу в сторону и подбежала к окну. Сегодня лил дождь, но это не остановило Артура, и он выехал со своими людьми осмотреть владения и заодно совершил врачебный осмотр. Она увидела мужа, шедшего в дом; через пару минут он будет здесь; она знала, как для него важно это общение с людьми из ближних деревень. Урсула продолжала смотреть на зеленевший парк, проглядывающийся сквозь плотную занавесу дождя. Хлопнула дверь; Артур подошел и обнял сзади, его руки легли на ее талию; встретились в полузапотевшем окне. Несколько секунд они стояли ничего не говоря. С ним она забылась в волнующем чувстве. Сердце билось сильнее, и душа замирала чаще. Артур далеко ее от себя не отпускал, но иногда давал время побыть с собой, со своими мыслями, и она старалась его не беспокоить, когда он работал. Дождь перестал лить, парк окутала легкая дымка, земля отдавала тепло воздуху, как Урсула отдавала свою любовь мужу. Она не знала, как ей прожить без него. Без него она погибнет, ее жизнь будет лишена смысла, ее надежды рассыплются, как песчаные замки. Джорджина учила не привязываться сильно к мужчине, называя глубокую необходимость болезнью. Но с годами Урсула поняла: только в любви есть все. А может, это любовь подпишет приговор их семье? Кто знает, какое ждет будущее. Только карты Таро, что Урсула решилась разложить, впервые после начала мировой войны говорили: «Жизнь неопределенна, пропасть где-то рядом...»***
Почти год старшая дочь Аманды жила одна. Она нашла скромную комнату неподалеку от Школы Искусств, где училась. Девушка легко поступила на театральный факультет, доказав всем, кто в ней сомневался, что способна стать талантливой актрисой. Она сразу же с головой окунулась в богемную атмосферу Лондона. Днем она посещала занятия и репетиции в Олд-Вик, работая бок о бок с Лоренсом Оливье, а по ночам они с подругами в компании мужчин пили вино, выкуривали длинные сигареты, танцевали, прижимаясь к партнером в бесстыдных движениях. Ее прежняя жизнь меркла на фоне нынешней. Поклонники дарили Тее всяческие безделушки, ожидая благосклонности, но Теа медлила. Она не мечтала, как ее подружки, поскорей лишиться невинности и не готова была отдаться любому за красивую побрякушку. Ее подруги были старше и старались навязывать свою мораль. Одна из них, блистательная Кристина Ашер, которую все звали Кики, сияла на сцене, играя главные роли. Только ни для кого не секрет, что, чтобы получить желанную роль, она спала с режиссерами. Конечно, были и девушки, которые сами добивались благосклонности публики, но зато они слишком легко относились к своему телу и своим потребностям. Они пытались перевоспитать Тею, но она этого не хотела. Среди ее «наставниц» присутствовали и манекенщицы. Когда одна из них забеременела от одного из поклонников, как оказалось женатого, ее все стали осуждать. К чему все это? Женщина давно свободна от предрассудков? Как оказалось, нет. Оставив Лондон на пару недель, Теа решилась съездить домой. Она давно узнала, что у отца есть возлюбленная, та, что он любит на расстоянии, не смея изменить матери. По крайне мере первое время она так думала, но потом распрощалась с этими мыслями. Аманда совсем замкнулась в себе, так и не научившись заново жить. Она отличалась от своих сестер, женщин, стойко принимавших удары судьбы. Когда Теа приезжала к Йоркам, ее всегда радостно встречали, Урсула накрывала стол, а Артур спрашивал, не нуждается ли она в чем-либо, часами читал нудные лекции, как она должна вести себя. Энди, как и Кассандра в свое время, не отходила от нее, стараясь задать сотню глупых вопросов, на которые она порой не знала ответов. Чарльза Теа понимала; стоило им остаться вдвоем, как мальчик читал ей свои стихи, принимая только ее одобрение. Но, помимо Грин-Хилла, для Теи всегда открыты были двери Гарден-Дейлиас. Она могла заехать в лондонский особняк Лейтонов в любое время без приглашения. Диана брала ее с собой по магазинам, потому что Теа не доверяла вкусу сверстниц, считая стиль тети доведенным до совершенства. Виктор давал не только денег, но и возможность бывать в свете вместе с ними, за что ей завидовали. Она обожала Джорджа и Роберта, а в малышке Элеоноре просто души не чаяла, и не важно, как они проводили время, главное то, с каким чувствами Теа покидала Гарден-Дейлиас. Теа шла по дорожке, оглядывая сад, который давно пришел в запустение — мать не занималась домом. Неудивительно, что у отца любовница. Мужчина как ребенок, ему необходимо, чтобы его баловали. Теа, кинув сумку на террасу, заметила отца в беседке. Ее юбка развевалась на ветру, а очертание ног можно было разглядеть на ее тени. Теа тихо подошла, Саймон поприветствовал ее и улыбнулся: — Как у тебя дела? — Все хорошо, пап, — Теа села напротив него. — А вот ты что-то печален. — Ничего, все пройдет, — отмахнулся Сайман. Теа коснулась его локтя. — Я все знаю, — прошептала она. — Знаю, что у тебя роман с той девушкой из «Вога». — Ах, Теа, — Сайман вздохнул. — Я не хотел изменять Аманде, но любовь как-то быстро прошла. — Почему? — это нелепое слово сорвалось с ее губ легко. — Ее ненависть к тебе убила во мне любовь к ней, — ответил он. — Я всегда обожал тебя, я просто не смог принять это. Сейчас все по-другому. Она немного старше тебя, необузданна, но восхитительна, — Сайман перевел дух, чтобы продолжить дальше. — Я женился на чистой девушке, Роуз другая, она не скрывает своих многочисленных любовников до меня, не скрывает, что не позволит бросить семью. Которой больше нет... — Печально, — прошептала Теа. — Роуз ждет ребенка, — Теа вздрогнула. — Мама не должна знать, это убьет ее. — Да, да, — отстранено сказала Теа. Любовница отца ждала ребенка. Что за парадокс? Ее мать сходит с ума от того, что не способна завести еще детей, а отец смог. Жизнь вообще несправедливая штука. — Что ты здесь делаешь? — услышала шипенье Теа. — Здравствуй, мама, — Теа поднялась со скамьи. — Надеюсь, ты ненадолго, — пробурчала Аманда. — Только на выходные. У меня премьера: через неделю мы ставим Гамлета, я играю Офелию вместе с Лоренсом Оливье. Тирон Гатри, режиссер, отмечает, что меня ждет большое будущее. — Еще бы, ты же спишь с ним, — эти слухи ходили в Лондоне уже пару месяцев, пустил кто-то из трупы Теа, завидуя ее красоте и таланту. Девчонка не могла потеснить прим. Теа ничего не ответила матери, только поджала губы: пусть думает, что хочет, особенно учитывая, что ее шляпный салон — Мекка сплетниц столицы. Раньше Аманда не позволяла у себя обсуждать кого-либо у себя в магазинчике, но сейчас сплетни ползли, как змеи из норы. Выходные прошли быстро, да и сама Теа мечтала, чтобы они побыстрей закончились. Она не могла жить здесь, постоянно ощущая на себе жесткий, давящий взгляд матери, не могла сносить ее презрение, от каждого такого взгляда у нее сжималось сердце. Мать никогда ее не простит и не примет. Теа давно не говорила с ней на женские темы, не могла спросить совета, узнать мнение. Все, что она получала, — ненависть. Аманда ее презирала. Девушке в двадцать лет не нужно чье-либо наставление, только это ее и утешало. Девушка в двадцать лет строит жизнь сама, тем более что все зовут ее ледышкой. А у льда не может быть сердца, только вода в сосудах. В пятницу, после долгой репетиции, когда перед премьерой Лоренс и Тони постоянно кричали на нее, Теа поехала домой с плохим настроением. Она не спала всю ночь, прокручивая в голове свою роль, и на следующий день показала всей трупе, на что способна. Тони пообещал: если премьера станет успехом, то она обязательно будет актрисой Олд-Вик и потеснит на пьедестале многих див. Перед спектаклем девушка сильно мучилась, волнение с головой захватывало ее. Теа не ждала, что вся эта публика приедет к ней, конечно, они идут смотреть на обаятельного Лоренса, но никак не на нее. Кто он — и кто такая Теа Портси? На спектакль приехала вся ее семья, поэтому перед выходом ее колотила дрожь. Теа сделала нежный макияж, передние пряди шелковистых волос уложила мягким валиком, отчего казалось, что на голове ее корона; а остальные волосы заплела в толстую косу, заправив в сеточку. Надев платье, сшитое специально для нее, она вышла на сцену с колотящимся сердцем. Все прошло просто блестяще, ее завалили цветами, а в гримерной труппа открыла бутылку шампанского. На улице после всего ее ждали родные. Теа хотела просто уехать домой и побыть одной, только друзья звали в «Сохо» отметить успех. В «400» было шумно, когда она приехала вместе с подругой Инесс Дорсон, звездой Друри-Лейн, и другом Максом Гилбертом, фотографом и любовником Инесс. Женщины осыпали ее любезностями, мужчины — комплиментами. Все смеялись и выпивали, танцевали и болтали, у этого вечера была какая-то магия. Теа, выпив пару бокалов шампанского с ананасовым соком, танцевала со своим давним поклонником Колтоном Риверсом. Колтон, конечно, обаятелен, девушки сходили с ума от его небрежно уложенных медовых волос, падавших на темно-карие глаза. Им нравилось, что его отец — авиа-промышленник, а сам Колтон — мотогонщик, но Теа это не привлекало по-настоящему. Она могла позволить пару поцелуев и пару объятий, но большее — нет. Может, это и казалось старомодным, но девушке хотелось вкусить плод любви, а не просто с кем-то переспать. В тот вечер она позволила крепко поцеловать себя. Гости разошли к полуночи. Теа взяла атласное алое пальто, вытащила из маленькой серебристой сумочки пудреницу подправить макияж, когда заметила у зеркала высокую блондинку в розовом платье. Теа узнала ее. Это Роуз Линдсон, любовница ее отца. Теа подошла к Роуз, та пугливо обернулась. — Где вы живете? — На Чарльз-стрит, — испуганно прошептала Роуз. — Чашку чая? — Не откажусь, — они вместе поймали такси, вместе прошли в ее большую квартиру. Все это время они молчали, конечно, Роуз поняла, что Тее все известно, а Теа ощутила, как Роуз боится ее. Роуз переоделась в простое платье, вскипятила чайник, разлив им кипяток. Теа посмотрела на девушку. Безусловно, красавица. Хрупкая фигурка при высоком росте казалась эфемерной, светлые волосы, как у ангела, и золотистые глаза с вечно меняющимся выражением. Теа поставив чашку на блюдце, заметила ее маленький животик и заулыбалась. — Вы знаете, кто я? — спросила Теа. — Да, — Роуз поджала верхнюю губу. — Я знаю, Роуз, о вас и моем отце, — Теа говорила это тихо, в ее голосе не слышалось ни осуждения, ни раздражения. — Мне жаль. Дружба с любовницей отца? Многие бы сказали: жестокая ошибка, — но не для Теи. Теа отнюдь не так думала. Роуз была совсем одна, Сайман редко наведывался, и, конечно же, Роуз был нужен кто-то, кто стал бы ей опорой. И опорой стала Теа, готовая всегда всем помочь, даже встретиться с ее отцом. Теа и Роуз не превратились в соперниц или врагов, а наоборот, стали подругами. Если Аманда узнает об этом, еще больше возненавидит Тею. Но не такая уж это высокая цена.