Сердце не имеет морщин. Мари де Севинье
Лето 1946. В доме опять пахло розами. Мария когда-то научила варить вино Диану, теперь же учила жену племянника. За эти годы ее жизнь не раз круто поворачивалась. Одна встреча с Вильямом изменила все в ее судьбе. Мария столько хлебнула горестей, что сейчас просто хотела вдыхать жизнь и радоваться. Быть женой политика всегда тяжелый труд. Мария знала, что Вильяма больше не отправят заграницу и что он руководит здесь многими операциями. Еще только потух большой костер, а многие уже подумывали о новом. Вильям одинаково критиковал и лейбористов, и консерваторов, не понимая, почему те боятся коммунистов, своих бывших друзей, и почему слепо верят американцем, ибо они хитры, как лисы, и точно оставят их всех в дураках. — Что дальше? — нетерпеливо спросила Джулия, ища взглядом седину в затейливо уложенных рыжих волосах Марии. — Положи специи в варенье и убери его в темное место, чтобы настоялось, — ответила Мария. Эта девочка ей полюбилась больше, чем Зоя. Вначале она испытывала к ней материнские чувства и восторг, но постепенно эти чувства стали сникать. Джастин совершил ошибку. Зоя почти не занималась дочерью — у нее не хватало терпения. Безусловно, она красива, из хорошей семьи, но этого не достаточно. Ну почему его жена не Джулия? Та хозяйственная, из нее получится потрясающая мать, и, по словам Дианы, Джулия хорошая хозяйка. Жаль, что Джастин так рано женился, и Джулия так рано познакомилась с ее племянником. Мария вздохнула. Джулия вызвалась печь пирог с яблоками, когда в дом вошла Зоя, недавно, кстати, оставившая работу, потому как Джастину, государственному служащему, не нужна работающая жена. Именно так думала Зоя, и они с Вильямом ничего не могли поделать, а Джастин ей потакал. — Здравствуй, Зоя, — Джулия весело улыбнулась. Зоя фыркнула, сквозь зубы поздоровавшись. «Ну конечно, она думает, что Джулия ей не ровня. Но родители Джулии будут гораздо благородней, чем ее родня», — Мария нахмурилась. — Я почти испекла пирог. Хотите? — предложила Джулия. Зоя покачала головой. — Что ж, жаль, — пролепетала Джулия. Она отряхнула с фартука муку. — Мне скоро уходить, Мария. — Да, конечно, дорогая. Приходите к нам с Джорджем, — Зоя поджала губы. — Придем, когда Джордж будет посвободней. У меня скоро выставка, — Джулия потупила глаза. — Это мамины фотографии из Мадрида и мои, но они совсем наивные, — Мария снова бросила взгляд на невестку, пытаясь уловить ее выражение лица. — Я еще побуду с часок, Елена все равно не придет раньше. Мария решила уйти в библиотеку, почитать что-нибудь, оставив Джулию на кухне, а Зою в гостиной. Джулия налила себе чаю и присела на противоположный от Зои диван. Несмотря на нехватку денег, Зоя старалась одеваться красиво, чего не скажешь о самой Джулии. Первая смотрела в журнал, ее алые ногти контрастировали со светлой обложкой. Джулия улыбнулась: именно этого-то Джордж не хотел — накрашенной куклы у себя дома. — Зоя, почему вы не работаете? — вдруг спросила Джулия. — Потому что это — не мой ранг, — этой фразой она явно хотела унизить собеседницу. — Моя мать тоже не работала, да и мои сестры. — А Джорджу нравится, что я при деле, — она поставила со звоном чашку на блюдце. — Потому что он беден. Поверьте, оторвавшись от отца, он не сможет жить, — Зоя открыла лицо, убрав журнал. — Сможет, — Джулия встала с дивана. — Мне жаль Джастина, я знала его еще тогда, когда вас не было рядом с ним. — Вы ничего не понимаете, — процедила сквозь зубы Зоя. Внутри Зои полыхал огонь гнева: как смеет эта пария указывать, что ей делать! Все знают, что Джулия Лейтон — женщина легкого поведения. Все знают о ее романе с женатым мужчиной — пусть не строит из себя святую. Зоя смотрела вслед уходящей Джулии, думая, что эта женщина никогда не сможет сиять в свете, как она, не сможет быть ослепительной и божественной. Зоя увидела летящую к ней Вивьен, девчушка все больше становилась похожей на свою бабку. Все рыжеволосые немного ведьмы, а свекровь, к тому же, ирландская ведьма. Она отняла от себя маленькие ладошки Вивьен, отдавая ее няньке, миссис Рош. Джастин хотел наследника, но в ее планы это никак не входило. Во-первых, это навредит ее фигуре, во-вторых, у Джастина еще недостаточное жалование, у него нет даже своего жилья. Пусть ждет наследника, раз он последняя надежда рода Трейнджев. В самом Джастине давно не жило то щемящие чувство любви к Зое. Выжженное поле, а не душа. Сейчас он понял, почему женился: она была тогда единственной женщиной, что поверила в него, единственной, готовой ждать. Он нуждался хоть в чей-то любви, ведь каждый день мог стать его последним днем. Но по иронии судьбы он выжил, вернулся домой и через полгода понял, что в нем что-то начало умирать. Неужели ему придется терпеть ее до конца своих дней? Черт бы побрал этих пустых красавиц из семьи Бишоп! И почему его женой стала не Джулия? Почему младшему кузену достался ангел, а ему — дьявол? У него еще осталась гордость, но их семейная жизнь напоминала руины. За счастье предстояли годы ожесточенной борьбы.***
— Энди, кто он, этот Эйдан? — вдруг спросила как-то Урсула. — Мой друг, — без обиняков сказала дочь, поглядывая на часы. — Мам, я не потеряю голову, я слишком умна для этого. — Энди, иногда нужно терять голову, — Урсула потупила взгляд, не смея смотреть на дочь. — Я пойму, когда нужно ее будет потерять. Она быстро доехала на своем стареньком «форде» до собора Св. Павла, где ее ждал Эйдан. Он помог ей выйти из машины и подал бумажный пакет с крендельками. Энди с улыбкой приняла его, при этом замыкаясь. Эйдан повел ее по улицам, она наслаждалась его обществом, волнуясь из-за присутствия мужчины рядом. Энди привыкла к его частым иронии и раздражительности, нашла что-то родственное и близкое, что притягивало, как магнит. Он волновал ее, а железной леди, живущей внутри нее, это не нравилось. Да что же это твориться с ней! Энди улыбнулась, Эйдан помрачнел, в упор смотря, останавливая у Иглы Клеопатры. — Энди, я скоро женюсь, — прошептал он, сердце у Энди упало. — Что ж, будь счастлив, — проговорила она с натянутой улыбкой. Черт, как же больно и обидно. — Мы с Нэнси очень счастливы, — продолжил Эйдан. «Что за глупое имя!?» — Я рада за тебя. Знаешь, мне пора, — Энди посмотрела на сторонам. — Нужно идти к машине. Мне нужно заехать к брату. — У тебя же нет брата, — он попытался ее задержать, замечая разочарование. — У меня есть кузены и кузины, — Энди надела маску безразличия, чтобы он не увидел, как ей больно внутри. — Я пойду... Энди сжала его руку, резко отпустила и, развернувшись на каблучках, зашагала в противоположную сторону искать свой старенький «форд». Она ехала домой, испытывая себя ужасно обманутой. Почему ей так не везло с мужчинами? Мишель был женат, а Эйдан видел в ней только друга, да и собрался женится. Наверное, ей патологически не везет, и все, что ей осталось — посвятить себя карьере врача. Первый раз войдя в кабинет Джейсона после этого разговора, Энди сделала вид, что не замечает Эйдана. Она и жестом не показала, как ей обидно: никто никогда не увидит слез на ее лице. Теперь она поняла, почему Джейсон поменял смену Эйдана, чтобы они реже виделись на неделе. Позже она узнала, что так захотела Грейс. За окном шумел июнь, такой жаркий и утомительный. Глаза уставали от яркого солнца, неприкрытая кожа покрывалась легким загаром, а выходные жутко хотелось вырваться к побережью. Воздух насытился, как голодный путник, ароматами трав и цветов, смешавшихся с запахами утомленного суетой города. На короткие мгновения жизнь в столице замирала, будто часы останавливались и время стирало суматоху, принося покой. Энди возвращалась домой ближе к ночи, когда пришла прохлада. Все наполнилось очарованием, восходила круглая луна, заливая все серебреным светом. Вдруг машина остановилась, до дома было еще далеко. Девушка открыла капот, пытаясь понять, что же сломалось. Сзади нее появился свет фар, из машины вышел красивый мужчина в белом смокинге, он кинул папиросу в траву, подходя к Энди. В легком лунном мерцание она заметила его чарующую, демоническую, слегка мрачную внешность. Черные непослушные волосы ниспадали на высокий лоб, касаясь густых бровей, из-под которых смотрели синие глаза. Его полные губы сложились в улыбке, и Энди заметила ямочку на подбородке. — Вам помочь, мисс? — спросил он, от голоса с хрипотцой у нее все задрожало внутри. Энди ощущала его взгляд, как он внимательно изучает ее. — Да, если сможете, — ответила она. Он долго что-то смотрел, а потом, с силой захлопнув капот, пошел за веревкой к багажнику своего «роллс-ройса». — Что ж придется мне брать вас на буксир, — сказал он. — Где вы живете? — В Грин-Хилле, — произнесла робко Энди, рядом с ним она робела. Он явно намного старше и излучает власть и силу. — Что ж, а мне дальше ехать, но по пути. Я живу в Данви-Холле, — значит, перед ней граф Данви, владелец огромной чайной компании. Или это его сын. Энди чуть не раскрыла рот от удивления. — Я знаю те места, раньше я часто ездила на лошади в ваши края, — Энди помогла привязать свою машину. Мужчин помог ей сесть в его автомобиль. — Почему «раньше»? — неожиданно спросил он, переводя взгляд с дороги на нее. — Когда-то я не работала и не училась, — прошептала Энди. — И кто же вы? — она посмотрела на аккуратно сложенные на коленях руки. — Я врач, — пролепетала она, затаив дыхание. — Ах, да! Я забыл, что барон Уэсли заведующий госпиталем, — небрежно воскликнул он. — А вы его дочь, верно? — Энди кивнула. — Леди Энди Йорк? — снова кивок. — Что ж, а я Шон Дэндридж, лорд Норманн. Скажите, почему в такое время вы ездите одна? — Отец уехал домой, а мой начальник меня завалила отчетами, хорошо, что завтра выходной, — Энди зевнула, они оба замолчали, а потом она не заметила, как упала в бездну. Девушка проснулась, когда услышала встревоженный голос Урсулы. Кто-то нес ее в ее спальню, она прижималась к этому кому-то, вдыхая запах чая и сигар. Лорд положил ее на кровать, Энди в нелепой попытке задержать обвила его сильную спину руками. Она смотрела на него из-под опущенных ресниц, выныривая из легкого дурмана, похожего на мягкий лондонский туман. Его жесткое, непроницаемое лицо было так близко, что она видела каждую черточку. Вдруг сам Шон не смог удержаться, он наклонился и запечатлел поцелуй на ее губах. Она была такой пленительной и привлекательной, что просто не было сил устоять. — Энди, мне пора домой, — шепот обжег ее щеку, все тело наполнилось вожделением и негой. — Шон... — протянула она, тепло разлилось по жилам, она блаженно откинулась на подушки, забываясь во сне. Солнце било в глаза, на часах еще не было восьми, дом еще пребывал в сонном состоянии. Энди проснулась от стука по подоконнику, она соскочила с кровати и быстро подняла раму. Перед ее окном стоял сам лорд Норманн, облаченный в белую рубашку и брюки, вправленные в кожаные сапоги для верховой езды. Его рука в перчатке сжимала поводья пегой кобылы, во второй руке у него находились маленькие камушки. — Леди Энди! — девушка лишь широко улыбнулась, понимая, что высовывается в окно в одной ночной рубашке. — Хотите прокатиться? — еще бы не хочет! Ну надо же, он запомнил, что у нее сегодня выходной. — Хорошо. Мне только позавтракать, — ответила она. Урсула ни за что не выпустит ее не позавтракавшую из дома. — Не переживайте, завтрак у меня с собой, — как же она сразу не заметила, что к седлу прикреплена корзина. — Хорошо, я только оденусь, — Энди отскочила от окна, быстро вбегая в ванную комнату. Она быстро умылась, прибрала волосы в высокий конский хвост, нанесла немного крема, припудрив слегка лицо, подкрасила реснички, чтобы глаза стали еще очаровательней. Румяна ей были не нужны: она итак раскраснелась от того, что этот мужчина приехал сюда. Энди надела белую в желтую полоску блузку с коротким рукавом, натянула узкие белые брюки, заправляя в высокие сапоги с маленьким каблучком. Она снова посмотрела в зеркало. Внизу, к ее счастью, никого не было. Девушка написала краткую записку родителям, чтобы ее никто не искал, и через черный ход пошла к конюшням. Когда-то у Артура было с десятка два лошадей, сейчас же всего лишь три, но этого вполне хватало, а недавно они продали породистого жеребенка. Энди подошла к белому коню, по имени Снег. Она ловко запрягла его и надела перчатки. К Шону она подъехала на коне. — Что ж, я готова, — проговорила она, отрывая его от раздумий. — Поедем, леди Энди, — он запрыгнул на свою кобылу. Они медленно ехали по высокой пестрой траве, ища место для пикника. Пока солнце скрывалось в легкой пушистой дымке, а от земли исходила легкая прохлада, можно насладиться свежим утром. Ноги и бока лошадей касались высокой травы, она волновалась, как бездонное море, переливаясь всеми оттенками зелени, где-то в этом море иногда вспыхивали разноцветные, как фейерверки на рождественском небе, огоньки. Длинная трава сменилась полем, устланным пестрым ковром; каждый раз, как копыта лошадей ступали на цветы, разминая и давя их, воздух насыщался легким цветочным дурманом. Посреди поля рос могучий многовековой раскидистый дуб, под ним-то они и решили устроить завтрак. Лошадки отправились жевать ароматную траву, Шон расстелил клетчатое покрыло, извлек из корзины бутылку из темного стекла с парой стаканов. Все дорогу они почти не говорили, он спрашивал о старых конных поездках и работе, она же предпочитала вообще не задавать вопросы. Шон поставил на покрывало свежие круассаны с джемом, сэндвичи с домашнем сыром и тарелку вишен, не успевших помяться за время их пути. — Вам нужно больше отдыхать, — вдруг сказал он, Энди лишь улыбнулась на это. — Мой отец так не думает, — нашлась она. — Почему? — она приподняла бровь. — Хотя... я вас понимаю. Мой отец тоже считает, что я должен делать деньги ради семьи, а я ненавижу это. — О, нет... — Энди поджала губу. — Мне нравится моя работа, правда. Я всегда мечтала заниматься медициной. Мне было шесть, когда мы с мамой и братом катались на лошадях. Она находилась на восьмом месяце беременности, когда упала с лошади. В общем, я помогла отцу оперировать свою мать. — Вашего брата никогда не интересовал реальный мир, — произнес Шон, ложась на покрывало. — Я тоже пишу. Слышали Эндрю Норманна? — О, да, — он заметил неподдельный восторг в ее зеленых глазах. — Я читала пару ваших романов. Мне нравится психология. — Но мой отец считает, что такая бездарность, как я, не может создавать хоть что-либо. Я даже бизнесом, по его мнению, не могу заниматься, — Шон тяжело вздохнул, смотря на Энди из-под опущенных век. — Даже так... — пролепетала она, слегка склоняясь над мужчиной, задерживая взгляд на его подбородке и полных губах. — Мой отец всегда боялся быть похожим на своего опекуна, сэра Эдварда Лейтона. Отец никогда не давил на меня. — И на меня тоже. Пока три года назад не умер мой брат, Себастьян. Он утонул в озере. Глупая смерть, — Шон оторвал голову от покрывала, замечая странный взгляд собеседницы. — Я и на войну ушел, чтобы доказать, что я хоть на что-то годен. — И вы там были, — Энди прикусила губу. — Чертова война, она столько у нас всех отняла. — Мы все что-то теряем, леди Энди, — он снова закрыл глаза, ощущая волшебную близость. — Энди, — поправила она его. — Сколько вам лет, дорогая? — в его голосе звучали отеческие нотки. — Двадцать один, — Энди от волнения сплетала пальцы на коленях. — Вы молоды. Мне через месяц исполнится тридцать три, — в этой фразе она услышала боль и разочарование. — Вы не стары, — парировала девушка. — Я был женат когда-то, — Энди отвернулась. — Она умерла два года назад, оставив мне дочь Аврору. Я думал, я любил Киру, а она жестоко меня предала, изменив с моим же родным братом. Вы не представляете, что я пережил. — Сколько лет вашей дочери? — этот вопрос прозвучал слишком робко. — Семь, — у Энди широко распахнулись глаза: она была потрясена открытием, поэтому-то он и ушел на войну — любимая женщина вероломна его обманула. Энди изменила позу, садясь поудобней, но при этом склоняясь к Шону. Она уже влюблялась, она не могла сказать ничего умного, просто пропадал дар речи, и сердце охватывала такая щемящая боль и жалость, что хотелось поцеловать каждую черточку его лица. Обратно они ехали, стараясь ничего не говорить, чтобы не разрушить особую магию сегодняшнего дня. Энди странно улыбалась, что порой она думала, что смотрящим на нее людям придет мысль в голову, что она дурочка. Счастье переполняло и выплескивалось через край, но проснувшаяся в ней леди вновь просила придержать чувства. Недалеко от поместья Шон поравнялся лошадьми, останавливая ее за руку. — Завтра у тебя выходной, — как он мог запомнить то, что было сказано вскользь? Энди, прищурив глаза от яркого солнца, радовалась, что он не видит ее глаз. — Ты умеешь рыбачить? — Умею. Я часто рыбачила с дядей Виктором. — Тогда завтра я заеду за тобой в шесть утра. Встанешь? — в коротком вопросе она услышала подковырку. — Еще как, — она ударила кобылу по бокам, и та пустилась галопом. «Что за девчонка, что за огонь?» Энди ждала утра с нетерпением в сердце. Вечером она легла спать пораньше, чтобы легко встать, а проснувшись рано утром, проглотив завтрак, аккуратно одевшись, вышла на улицу ждать Шона. Он приехал вовремя на повозке, запряженной его кобылой. Энди поздоровалась и запрыгнула в телегу. Они снова ехали молча. Шон решил дать возможность поспать немного, а сам только и думал, как его безумно влечет к ней. Она была слишком невинна для жестокого мира, в котором он жил, слишком много тайн и лжи опутывали его, как тончайшая, но прочная паутина. Нет, Энди чересчур целомудренна, но ее природное обаяние побеждало его разум. Только третий день их знакомства, а он, взрослый мужчина, увлекся, как зеленый школьник самой красивой девочкой в школе. Они приехали к реке, протекавшей по нескольким владениям. Энди вспомнила, как несколько лет назад они с Виктором и Сайманом рыбачили в этих краях; на подъезде она сразу же заметила их камень, заросший мягким болотным мхом, где она часто сидела с удочкой, словно смотря на всех свысока. Шон остановил повозку, девушка собралась спрыгнуть сама, но мужчина сам схватил ее за талию, мягко опуская на мелкую гальку, похожую на песок. Он ненадолго задержал ее в своих объятьях, когда она подняла свои затуманенные глаза, у него перехватило дыхание, и все тело напряглось. Шон, повинуясь желаниям, наклонился и поцеловал ее. Сегодня это был не краткий поцелуй, а ласка истомившегося любовника по возлюбленной. Через несколько блаженных минут он оторвался от нее. Энди снова показала свою милую улыбку, схватившись за удочку. Погода для рыбалки была что надо: солнце еще оставалось за лесом, пряча палящие лучи, уже раскрылись водяные лилии и нимфеи, птицы, не нашедшие себе пару, начали трели, нарушая безмятежное безмолвие. Шон все пытался понять, что же чувствует Энди: она не испытывала стыда, как Кира, когда он впервые страстно поцеловал ее. Энди, наоборот, оставалась невозмутимой и спокойной, каковой была всегда. Неожиданно девушка бросила удочку, набрала пригоршню воды и брызнула на него. «Ах, ты, дерзкая девчонка!» — подумал он, кидая воду в ответ. Девчонка подбежала ближе, чтобы сильнее обрызгать, но поскользнулась на гладком камне, выпиравшем из песка, схватилась за Шона и свалила его вместе с собой в воду. Вода была прохладная, уж точно не для купания; они запутались в водорослях и кувшинках. Шон вытащил Энди из воды, она стучала зубами от холода. Что же сделать, чтобы согреть ее и не возбудить себя? Шон расстегнул ее клетчатую рубашку, отбросил на траву, потом стянул брюки, обнаружив синий закрытый купальник. Она была красива, как девушка с американской картинки, выпускаемой для поднятия мужского духа. Он завернул ее в покрывало, чтобы избежать искушения, так как плоть быстро отозвалась на великолепное тело русалки. Он пропал... — Что будешь делать? — строго спросил он, гася желание кинуть ее на траву и заняться любовью. У девушки в ее возрасте наверняка уже кто-то был. — Отвези меня домой, я войду в рубашке через черный вход, — дорога до Грин-Хилла вновь была полна молчания. — Когда у тебя выходной? — спросил он. — Через шесть дней, — он удивленно покачал головой, бормоча, что это жутко много, — но последний день короткий, только до пяти. — Ну, что ж, до скорого, — Энди, ничего не говоря, кинулась к дому. Все шесть дней она гадала, что же будет дальше. Она младше, не искушенная и, конечно, не подходит во всем. Шон вряд ли продолжит знакомство — зачем она ему нужна? На работе она снова превратилась в сдержанную леди, наблюдающую за происходящим издалека, ждущей благоприятной погоды, чтоб поговорить с Грейс о графике на лето и отпуске. Сдав отчеты, Энди спокойно пошла домой — за ней должна была приехать машина Лейтонов. У госпиталя стоял Шон, опираясь непринужденно на свой блестящий «роллс-ройс». Он встретил ее, целуя руку. — Энди, ты смотрела «Почтальон всегда звонит дважды»? — Нет, если честно, у меня нет времени на кино. — Тогда пошли. «Вот и начался наш роман», — подумала Энди. Теперь все ее выходные принадлежали только ему. Они часто скакали на лошадях, ходили на рыбалку, гуляли часами по городу, открывая друг другу души, распахивая все двери настежь. Луна и солнце, звезды и ветра померкли в одночасье. Любовь настигла их, накрыв с головой. Но те, кто бросает вызов, всегда принимают его последствия, и Шон знал: ради Энди придется пожертвовать всем, ибо без нее жизнь превратится в жалкое подобие жизни.***
Сколько их было таких, как этот Фейршоу? Четверо. И всех четверых она отвергла. Вера всерьез решила устроить ее жизнь, честно, такая опека матери уже порядком начала надоедать. Елену не интересовали такие заманчивые предложения. Ну не хотела она купаться в славе и достатке, всегда мечтала о свободе, считая брак тюрьмой для женщины. Можно просто встречаться с мужчинами, рожать от них детей, но не заключать с ними официальных договоров. Елена шагала по улицам Лондона, не торопясь на встречу. Джулия, как всегда, будет, не закрывая рта, говорить о своем Джордже, а Энди, загадочно опуская глаза, почти ничего не расскажет о своем Шоне. Порядком уже достало. — Елена! — кто-то окликнул ее, она обернулась. Том Саттон. — Здравствуйте, Елена. — Добрый день, Том, — она потупила взгляд, потом подняла лицо. Голубые глаза смотрели приветливо. Последний раз они виделись на свадьбе Джулии. О, как давно это было! — Как у вас дела? — она понимала, что ее пожирают глазами. А может, после очередного маминого жениха ей так кажется? — Хорошо. Иду навстречу с подругами, — ответила Елена, впервые она видела его другими глазами. — Тогда передавайте привет, — и они разошлись по разным сторонам. На Дне Рожденья Джорджа они снова увиделись. Празднество было скромным, подавали закуски с розовым вином, вместо шумного застолья именинник решил устроить легкий фуршет. Сад всегда был насыщен ароматами, кружащими голову. Яркие и мягкие краски рябили перед глазами. Георгины величественно возвышались над остальным цветами, подавляя своей красотой нежные розы. Вечером, когда начало темнеть, зажгли фонари, плавно полился свет, струясь на самые видные местечки сада. В укромных же местечках можно было остаться наедине и погрустить. Елена, обернувшись в шаль, нашла место, где можно было полюбоваться красным маревом, впитать в себя последние крохи солнечной ласки. — Красиво, правда? — услышала она. Это пришел Том. — Да, — он сел совсем рядом на скамейку. Елена мечтательно склонила голову к Тому на плечо, совсем не замечая, как его пальцы перебирают ее светлые пряди. Почувствовав ветра порыв, они повернулись друг к другу. Том, взяв ее лицо, словно чашу, в руки, запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Девушка была ошеломлена: ее никто до этого не целовал, никто так интимно не касался. Том был влюблен, словно Ромео, готовый на любое безумство, — и все лишь ради ее любви. Теперь его сердце находилось у нее в руках, и она решала, как ему жить. У него выросли крылья, он может летать. Ее мечты теперь стали частью его души, ее печали он разделит вместе с ней. Рядом с ней он не умеет лгать, рядом с ней все просто. Она одна во всей вселенной. Когда он смотрит в ее глаза, становиться так легко... Елена сотни раз спрашивала себя, почему Том выбрал именно ее, почему его взгляд не упал на кого-нибудь по проще, почему Тому нужна такая противоречивая личность, как она. У Елены бродило множество разных мыслей в голове, она страшно боялась зависеть от Тома и, спустя два месяца коротких встреч, она поняла, что попалась в клетку любви. — За что мне такое счастье? — спрашивала она у Тома. — А мне за что? — отвечал он вопросом. — Я очень люблю тебя. — Я тоже... Они оба скрывали отношения. Вера не знала о ее романе и продолжала искать женихов, дядька и мать Тома находились в безвестности, потому что Том боялся, что у него отберут Елену. Дядя, Эрнст Саттон, имел на него планы, и, безусловно, Елена Сван в них не числилась. Все должно было остаться тайной даже для друзей, быть покрыто густой вуалью, спрятано за семью печатью. Так, с большого секрета, который бережно хранил огромный город, где на волшебных улицах они могли любить друг друга, началась большая любовь. Их город так огромен, но мир так тесен...***
Они скакали по зеленым полям, погода уже была не так благосклонна. В августе стали часто лить беспрерывные дожди, отчего трава становилась скользкой, а земля — зыбкой. Зрелые колосья, побитые тяжелыми каплями, клонились к теплой земле. По утрам поднимался белый перистый туман, ложившийся на поля газовым покрывалом, плотно охватывая кольцом могучие стволы деревьев. Шон боялся ездить в такую погоду: дороги стали разбитыми, ливень всегда мог застать в пути, но Энди настаивала, твердя, что ничего не случится. Ей нравилась такая погода больше, нежели изнурительные летнее деньки. Эта бойкая девчонка развеивала все его представления о женщине. Кира всем показывала, что она хрустальная ваза, боялась конных прогулок, кататься на коньках зимой и даже длительных пеших прогулок. У Киры болела голова просто от шума, она находила тысячу причин, чтобы не спать с ним, а сама ждала, когда заснет жена Себастьяна, и шла к нему. Какая же она была двуличная! Лошадь Энди запнулась, скидывая свою наездницу на землю; девушка полетела кубарем. Шон осадил свою кобылу, молниеносно спрыгивая. Он поднял девушку с земли и, когда Энди обхватила его за шею, вздохнул. — Тебе надо к врачу, — тяжело дыша, произнес он. — Не надо, — отрезала она. — Я всего лишь потянула лодыжку. — Энди... — Я сама врач, дорогой, — Кира никогда бы так не спорила. Кира вообще сейчас стонала и рыдала, а Энди улыбалась. Шон осмотрелся, они остановились рядом с охотничьим домиком. Сгущавшиеся с утра свинцовые тучи тяжелой массой нависали над ними, ласковый ветер сменился грубыми порывами, сметая все на своем пути. Взяв под узды двух лошадей, Шон повел всех в домик. По дороге их все-таки застал дождь. Распахнув ногой двери, он внес Энди в дом, осмотревшись, посадил ее перед камином в кресло. Он растопил камин, поглядывая на девушку. — Ты намокла, — хрипло сказал он, — раздевайся. — Ты тоже, — Энди взглянула на него из-под опущенных ресниц. — Я буду в противоположном углу комнаты, — произнес Шон. — Мерзнуть? — ехидно спросила она. — Хватит бегать от меня. Тебе не надоело? — в голосе скользило столько страсти, конечно, Энди знает, что делает, ей двадцать один, безусловно она имела отношения с мужчинами. Он схватил ее за плечи притягивая к себе, и целуя в теплые губы, скидывая с нее мокрую куртку. Следом полетела ее лососевая блузка. Его холодные ладони касались ее обнаженной кожи, она больше не могла ждать, когда же он решится хоть на какой-то шаг. Шон подхватил ее на руки, положив на тюфяк перед камином. Она закрыла глаза, наслаждаясь ладонями и губами на своем теле. Ощутила трение жестких мужских волос о бархат ее влажной, прохладной кожи. Она кротко вздохнула, ибо ее захватывала неведомая сила, она не могла дышать, ей казалось, что жарко. Подняв голову, Шон увидел ее смеженные веки, пересохшие губы и затаившиеся, как у мышонка, дыханье. Шон обнял ее, крепко прижимая, сплетая язык со своим. Какой же он дурак, конечно же, он должен был распознать в ней чистую, невинную девушку. Он не имеет право любить ее, он вообще не имеет право обнимать, целовать, овладевать, как сейчас. Но остановиться просто не было сил. Она была такой пленительной, такой нежной, такой чувственной и такой желанной, что разум отказывался здраво мыслить и думать. Счастье накрыло с головой, но заслуживал ли он его? Он женился на Кире, когда ему было двадцать шесть лет, он был молод, но отнюдь не глуп. Его роман с женой брата Мэри-Энн был позорным пятном его прошлого. Мэри-Энн родила только одну дочь своему мужу, которую нарекли Дейзи. У них с братом никогда не ладились отношения, Себастьян, как и отец, всю жизнь считал его глупцом, Шона же бесило, что брат высокомерен с ним. Лучший способом отомстить — переспать с его женой, которой тоже до чертиков надоели интрижки мужа на стороне. Но это было все до брака, и Кира так предала его. Ему казалось, что он не сможет любить больше никогда. Поэтому он ушел на войну, поэтому не особо скорбел, когда узнал, что стал вдовцом. И теперь рядом с ним, прижавшись лбом к плечу, спала любимая женщина. Она еще совсем ребенок, но в ней уже читалась сила, в ней было все, что он искал в Кире и других. Энди украла его сердце, зажгла в душе новый огонек надежды, но ради этого счастья придется выдержать много бурь, наверное, самых сильных в его жизни.***
Сентябрь 1946. Джулия мерила шагами кабинет Грейс. Никому кроме Энди она не могла довериться. Начальница Энди опаздывала или задерживалась на совещании, поэтому Энди была безмерно этому рада. Джулия пришла к ней в потрепанных чувствах, она была страшно напугана отсутствием менструации и постоянной усталостью. Энди не пришлось гадать и думать, в чем дело. Джулия чуть не лишилась чувств, узнав о своем состоянии: она была полгода замужем, а уже ждала ребенка. Диана убьет ее за это, а Джордж поможет. Весь день после визита девушка бесцельно бродила по дневному Лондону, его запахи так манили и звали, косые лучи скользили по фасадам домов, и блеск вывесок слепил глаза. Город жил своей жизнью: блестящей и торжественной. Улочки заполненные людьми, целующимися парами, так волновали и будоражили воображение. Она шла по тротуарам и мощеным мостовым, ловила падающие листья и искала свое отражение в глади Темзы. Ехать домой она вовсе не хотела, ходить по родному городу доставляло ей удовольствие, так она могла окунуться в свои мысли. Они были вместе всего год, один год она жила им и любила только его одного, но все закончится, едва ли успев начаться. Домой молодая леди Холстон приехала под вечер. — Что случилось, дорогая? — спросила Диана, оставляя в стороне свои бухгалтерские книги. — Вы убьете меня за это, — начала Джулия. — Диана, я жду ребенка. — О, это потрясающе, — воскликнула Диана, подходя к невестке. — Я в ужасе, — нашлась Джулия, она нервно теребила кисточки пушистой шали. — У нас с Джорджем ничего нет: ни денег, ни связей, ни дома, ни работы. Мы просто не готовы к этому. Что мы будем с ним делать? — в глазах Джулии Диана не могла рассмотреть восторг, скорее, страх, смешанный с замешательством. — К этому никогда не бываешь готов, милая, — философски заметила Диана, она не стала читать нотации невестке, не стала упрекать невнимательностью за то, что не пила травы. Сделанного не исправишь. Диана восприняла эту новость спокойно, она всегда отличалась умением здраво рассуждать в сложных ситуациях. И давно мечтала о внуках, хотя сама она еще была молода, всего-то сорок один, да и не выглядела она на свои годы. Правда, сейчас мало кто видел эту красоту, из-за сложностей Виктора страдала вся семья. Страх Джулии был понятен: дела Виктора не ладились, он выдерживал одну за другой бури, каждый день ожидая, что и его предприятие приватизируют Акционеры настаивали на остановке новых разработок, чего Виктор не понимал. Для существования семьи приходилось изыскивать средства, а чего говорить о ребенке, который требует гораздо большего внимания? Джордж увидел Джулию перед камином. Скорее бы все наладилось, скорее бы он закончил магистратуру и нашел более или менее сносную работу с достойной заработной платой. Да, в последнее время им было тяжело, и он это прекрасно понимал. Джулия сжалась в кресле, словно ожидая удара. Джордж скинул с себя куртку, вешая ее в шкаф. Обычно Джулия кидалась в его объятья, радостно целуя в губы, но сегодня она не сделала ничего подобного. — Джулия, что случилось? — Джордж переоделся, чтобы после ужина сесть за написание диссертации. — Вот и доигрались мы, — резко сказала она. — Доигрались? — непонимающее переспросил он. — Я беременна, а у нас нет ничего! — крикнула она. — Джулия, — Джордж подскочил к ней, опускаясь перед ней на колени. — Все наладится, успокойся!***
Уже у половины просвещенного Лондона на слуху был роман его жены с Гарнером Солом. Но больше удивляло то, что Зоя не скрывала этого, открыто демонстрируя обществу, каков ее муж, раз она рискнула завести адюльтер с женатым стареющим издателем. Зоя долго не показывала истинного лица и теперь наконец-то сбросила покровы. Конечно, ее раздражало то, что он простой член партии, что у него пока ничего нет, но ему двадцать пять — то ли еще будет. Когда Джастин пришел к Бишопам, ее мать заявила, что во всем виноват только он сам, и Зоя поступила совершенно правильно, публично унизив его. Конечно, на дворе 1946, не 1919, репутация политика должна быть безупречна. Кто сказал, что сегодня она должна запятнана? Зоя позорила его, позволяла трепать доброе имя Трейнджов на каждом шагу и в каждой газетенке. Неужели это ее план? Неужели она решила его уничтожить? Зоя открыла коробку с новым туфлями, которые ей прислали из Штатов, любовник засыпал ее подарками, как королеву, в то время как Джастин мог подарить вшивый букетик цветов. Туфли были великолепными, особенно с новым платьем, в котором она поедет на вечеринку с Гарнером. Девица крутилась перед зеркалом и не заметила, как в спальню прошел муж. Ему хотелось придушить ее, чтобы раз и навсегда покончить со своими мучениями. — Что ж, он щедр, — едко заметил Джастин. — Да, в отличие от тебя, — отвлеченно сказала она, поправляя плечико у платья. — Вот оно в чем дело! — последнее он специально подчеркнул. — Какая польза от тебя! — Больше, чем от тебя! — он сложил руки на груди, опираясь на дверной косяк. — Какая от тебя польза? — Я твоя жена! — выпалила она. — Если ты моя жена, как ты говоришь, то какого черта ты трахаешься с ним! — она вздрогнула от грубости, резкого тона и голоса полного презрения и ненависти. — Как во время ты об этом вспомнила, дорогая! — Потому что ты полное ничтожество, — он стал терять самообладание. Джастин подпрыгнул, больно хватая за плечи, нервно ее тряся. Еще мгновение, и он бы ударил ее, но взял себя в руки, отталкивая ее от себя. Зоя упала на ковер. — Либо ты бросаешь его, либо я развожусь с тобой, оставляя тебя без всего, на это имею право, — от него исходила волна гнева, Зоя почувствовала, как он на пределе, готовый напасть на нее. — Ублюдок, — прошептала она, когда услышала удаляющиеся шаги в коридоре. — Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Но слухи все равно ходили по городу, Зоя не бросила своего любовника, и его имя все так же было на слуху, как листок на ветру. Имя Трейнджов вспоминали только из-за Зои. Будьте прокляты эти девушки из семьи Бишопов! Тогда Джастин решил развестись, а Вивьен оставить себе. Ничего, он еще найдет порядочную жену, у него еще осталась гордость, хоть вся жизнь и лежала в руинах. Предстояла борьба, Зоя и Бишопы без боя не сдадутся, но он выдержит их натиск. Справедливость на его стороне.