Опасная связь

Самуэль был немало удивлён, когда, поднявшись в мастерскую Винченцо, он увидел меня и Дона в несколько потрёпанном виде. Удивлён настолько, что не отозвался на моё несколько ироничное приветствие. Заметила, что он пристально рассматривает мои руки. Парой минут назад я размышляла, как лучше поступить: использовать пластырь или забинтовать кисть и тем самым преувеличить масштаб проблемы? Но лень взяла верх, и я выбрала первый вариант. От взгляда Самуэля мне стало немного неловко, так что я посмотрела на свои ноги. Подумав, переложила их наоборот, теперь правая была снизу. Затем, после секунды колебания, положила руки на коленные чашечки так, что пальцы правой руки закрывали тыльную сторону левой. Дон жестом предложил Самуэлю присесть. Тот схватил единственный оставшийся деревянный стул и расположился на нём, откинувшись назад. Он положил ногу на ногу выше колена и взялся за лодыжку, застыв в позе светского человека. Дону, который десять минут назад рассказывал Винченцо о произошедшем в реставрации Пепе и квартире Карло, пришлось всё излагать по новой, так как у меня не было желания что-либо говорить, предпочитая слушать его монологи, после которых обычно следовали приказы, от которых не так-то просто было отказаться.  — Маклена, это покушение означает, что Морелло открыто объявил нам войну, — сказал напоследок Дон, переводя дух и обращаясь преимущественно ко мне. Самуэлю и Винченцо, как людям, давно работавшим на него, не было надобности такие вещи объяснять. — Придётся с ним разобраться. Если бы у Морелло не было дружков среди политиканов и других важных городских шишек, наши силы были бы почти равными. Ликвидируем этих людей, и наш противник будет здорово ослаблен.  — Именно это мы и должны сделать, — вмешался в разговор Винченцо, наполняя стаканы виски. — Уничтожить его союзников.  — Правильно. И, как мы все знаем, открытой войны следует избегать. Уберите генералов, тогда солдаты сдадутся без боя. В общем, мы так и поступим — перебьём их по одному.  — Что конкретно имеется в виду? — охрипшим от долгого молчания голосом спросил Самуэль.  — Первый на очереди — городской советник, который причинил нам так много хлопот. Морелло привёл его в политику и приобрёл в его лице сильную поддержку. Пора отправить его за сынком — сегодня же.  — Советник отмечает свой день рождения и решил устроить глобальную попойку, — откликнулся оружейник. — Пьянка состоится на пароходе, ожидаются фейерверки и прочее, потом он скажет речь перед прессой. Там будет масса людей, которые и думать забудут катить бочки на нас, когда увидят, что с ним стало.  — Звучит довольно рискованно.  — Но ох как стоит риска. Винченцо знает подробности.  — Ага. Как я и сказал, это на пароходе. Попасть внутрь будет непросто, но я знаю, ты сможешь, Сэм. Самое главное — постарайся не привлекать внимания, пока не достигнешь цели. Конечно, оружие через охрану ты не пронесёшь, но это я уже уладил. Как только попадёшь на борт, надо будет зайти в один сортир. Там будет спрятан маленький револьвер. После этого немного подождёшь снаружи. Советник, скорее всего, будет торчать в своей каюте, но он выползет, чтобы открыть торжество и сказать речь. Это твой звёздный час. Во время речи его и шлёпнешь, Сэм. Акция должна быть публичной, а эта речь подходит как нельзя лучше. Там будет большая толпа, с которой ты можешь смешаться, когда выполнишь свою роль.  — И что потом? Хотелось бы вернуться на берег целиком.  — Потом начнётся сумасшедший дом. На пароходе будут охранники, и ты должен проскользнуть мимо них в неразберихе. Если не сможешь, беги на нос, а Маклена подберёт тебя на лодке и доставит назад в лучшем виде.  — Так что, Сэм? Вообще не пикник, но ты должен справиться.  — Ладно, я берусь за это.  — Пароход стоит на якоре на набережной Центрального Острова. Тебе лучше поторапливаться, а то не успеешь, следи за временем. Buona fortuna, Сэм. Пока мужчины выпивали содержимое стаканов, я в уме спросила себя: планировалось ли сегодня убить советника или это решение созрело после злосчастной атаки Морелло? Задавать этот вопрос Сальери или Винченцо мне не хотелось. Мало радости прибавляла ещё необходимость после убийства доставить в целости и сохранности Самуэля. Где же Поли? Снова околачивается возле своего приятеля-пройдохи? Погружённая в эти размышления я покинула мастерскую. Впереди меня прошествовал к своей новенькой машине Дон. За рулём был один из солдат Семьи, с моей лёгкой руки прозванный Четырёхглазым. Я с долей зависти наблюдала, как Дон расположился внутри этой красотки. «Ласситер», на котором мы ехали в ресторан Пепе, он оставил мне в качестве подарка. Пока я думала над тем, зачем мне ещё эта машина, когда у меня дома пылится фаэтон, «Селеста» под чутким управлением Четырёхглазого вывезла Дона из двора бара. Самуэль, чуть не задев меня локтем, спустился к навесу. В двух ярдах от него на ящике восседал Ральфи. У его ног валялись три пустые бутылки. Интересно, он сам их выпил или просто нашёл их в каморке, чтобы потом сделать из них коктейли? От этих размышлений меня и Ральфи, находившегося в задумчивости, отвлек Самуэль, причём он обращался к последнему:  — Ральф, сегодня мне нужно что-нибудь одноразовое. Мы не знаем, как пойдут дела.  — Привет, Сэм, Маклена. Это не проблема. У меня есть вот эта малышка, — он показал на стоявшую под навесом машину. — В последнее время они очень популярны. Вдобавок они очень прочные. Смотри, Маклена, как её легко украсть. Я внимательно наблюдала за его небрежными движениями, за его пальцами, которые ловко колдовали проволокой над замком «Крусадера», стараясь всё запомнить. Самуэль, который получше меня разбирался в автомеханике, с кривой усмешкой смотрел на меня.  — Отлично, Ральф, — отозвался он, когда тот наконец взломал замок. — Да, вот это мне подходит. И через минуту Самуэль покинул двор. Я достала из кармана свои излюбленные серебряные часы-луковицу. Уже чуть больше двух часов. Вечеринка по словам Винченцо на пароходе состоится в пять. В мыслях сетуя на Дона и его поручения, попрощалась с Ральфи, села в родстер и направилась в Рабочий квартал. Отыскав там через десять минут одного из рабочих, которым я доверяла, отдала ему несколько десятидолларовых банкнот и приказала ему зафрахтовать на сегодняшний вечер лодку.  — И ни слова обо мне, — сказала ему напоследок. — Разговаривай только по-немецки. Если будут спрашивать, помалкивай. Рабочий, высокий и крепкий парень, кивнул и исчез с моих глаз, ловко запрыгнув в остановившийся в пяти ярдах от меня трамвай. Я же, снова покосившись на часы, вздохнула и через Западный мост Маршалла направилась на Центральный Остров. Уже через два часа, находясь в своем доме, сидела перед зеркалом и с хмурой сосредоточенностью изучала своё отражение в нём. Копна тёмно-каштановых волос теперь была чёрной, как смоль. Нестойкая краска — через три дня она смоется. Моё нежелание бросаться в глаза своей внешностью привело к тому, что сейчас я пыталась с помощью макияжа сделать так, чтобы в человеке, который поможет бежать Самуэлю, не узнали меня. Плохо заживающего пореза на правой щеке, который я получила на прошлой неделе, теперь не было и в помине. Рот вычерчен гордо. Слегка подчеркнуты скулы. И приподнятые уголки глаз. Последнее вышло уже само собой, подсознательно, и я на это махнула рукой: пусть уже думают, что у меня на восьмую или четвертую часть китайская кровь. Времени оставалось мало. Через двадцать минут «Королева Лост-Хэвена» снимется с якоря на Центральном острове и выйдет в прибрежные воды Вест-ривер. Второпях я закончила одеваться, привела причёску в порядок, схватила свою чёрную косынку, выскочила из дому и на такси отправилась на набережную под Восточный мост Маршалла, где меня уже ждала лодка. Невольную улыбку у меня вызвали мимолётные воспоминания о последнем путешествии на моторной лодке. На «Трясучей», как выразился тогда Генри Томасино. А затем та вылазка в пресловутый Рабочий квартал, где тот наконец свёл счёты с ирландцем. Кажется, его звали Доэрти. Была жизнь, а теперь её нет. Как вскоре не станет и жизни многоуважаемого городского советника, который доставил Семье столько хлопот. Следующие сорок минут я бесцельно бороздила воды у берега святого Павла, плыла мимо мысов и крошечных островков. В миле от меня на горизонте маячили парочка небольших парусников. Видимо, на них были студенты, которые тешились последними днями летних вакаций. Но тут же выкинула их из головы. Сейчас не время на них отвлекаться. И я пошла на сближение с пароходом. На расстоянии кабельтова от «Королевы» резко затормозила. В голове сложился план, как мне попасть на борт судна. Совершив несколько «тщетных» попыток тронуться с места, придирчиво осмотрела мотор и сделала так, чтобы можно было поверить, что он заглох по независящим от меня причинам. Выждав ещё несколько секунд, я с мнимым отчаянием повернулась к судну, сложила ладони рупором и крикнула:  — Эй, там, на пароходе! У меня заглох мотор! Вы не могли бы помочь? Я была бы вам очень признательна! Через десять секунд на нижней палубе появился матрос (тот самый, которому утром стало плохо!), который сказал:  — Перебирайтесь сюда! Он помог мне причалить и взобраться на палубу. Привязав один конец верёвки к перильцам борта, а второй — к лесенке на корме лодки, перебрался на последнюю. Пока он решал проблемы с мотором, я, чтобы потратить время до начала речи, захотела обойти все палубы. Свернула направо и тут же, на носу, столкнулась со знакомым мне шкипером.  — О, добрый день, мисс…  — Илона Сэйпентэл, — торопливо представилась я, стараясь, чтобы он по моему голосу не признал во мне свою утреннюю гостью. Неуклюже пытаясь проявить свою галантность, шкипер предпринял попытки флирта. Я слушала его, опуская глаза долой и невольно улыбаясь. Очередной тип, который считает, что некоторым дамам, вроде меня, наверное, нужен настоящий мужчина: они ведь очень скучают. К моему счастью, наш диалог не продлился и пары минут. От очередного словесного излияния шкипера отвлёк матрос, чем я сразу воспользовалась и устремилась к лестнице на верхнюю палубу. Что, впрочем, не помешало мне услышать их недолгий разговор:  — Теперь видишь, как всё просто? Можешь открыть фирму и заняться уборкой помещений. — В голосе отвергнутого шкипера явно сквозила насмешка.  — Ага, и буду использовать тебя вместо тряпки. Интонации показались мне на удивление знакомыми. Подойдя к носовой части, наклонилась и посмотрела вниз. Моряк, прежде чем отправиться по своим делам, высматривал кого-то на той палубе, где я находилась. Мы встретились взглядами. Чтобы мне было весело, это же Самуэль! И, конечно же, одежда матроса — самый простой способ, чтобы затеряться в толпе и стать невидимкой. Осталось дождаться, когда советник наконец-то выйдет из каюты, чтобы произнести речь. Тогда надо будет поторопиться к лодке. А пока что я неторопливо прохаживалась по судну, временами прислушиваясь к разговорам гостей. Кто-то был весьма доволен затеей устроить вечеринку на пароходе, кто-то, наоборот, от этого страдал; им я могу только посочувствовать. Женщина в платье ядовито-синего цвета обсуждала со своим кавалером советника и его сына. Она сетовала на судьбу последнего, но мужчина оказался не таким сентиментальным и с долей цинизма осадил свою даму. Его ответ её поразил, что не помешало ей одарить меня высокомерным взглядом, когда я проходила мимо. Да, белая рубашка и иссиня-чёрная юбка до колена не слишком удачная комбинация, чтобы явиться в таком виде на день рождение важной персоны. Невольно почувствуешь себя белой вороной в таком обществе. Но по идее я и не должна переживать по этому поводу, так как очень скоро придётся под суматоху убегать с корабля. Солистка «Бандитов ритма» напевала о кукушке. Да, ветви, розы, солнце, весна — всё это не для меня. Прогоняя печальные мысли, я направилась в бар. В уголке барной стойки был нетронутый фужер с алкоголем. Не сумев понять, вермут это или розовое вино, я пригубила напиток. Это было шампанское. Оно было ледяным и источало лёгкий запах земляники. Выпив этот восхитительный напиток, я вышла наружу и спустилась на нижнюю палубу к своей лодке. Среди гостей произошло оживление, они стекались к носовой части верхней палубы. Советник наконец-то вышел из своей каюты и сейчас на ходу здоровался со своими гостями, мимолётно интересуясь, довольны ли они вечеринкой. Самуэль взобрался на трап. Наиболее выгодная позиция для стрельбы со спины. И не нужно много времени, чтобы проложить путь к лодке. Лишь бы он заранее себя не выдал.  — Спасибо! И добро пожаловать на нашу вечеринку, — начал свою речь советник. — Я никогда не думал, что у меня столько друзей! Надеюсь, они не откажутся выпить в этот знаменательный день. Прислушиваясь к его словам, я в то же время придирчиво осматривала мотор лодки, не вполне доверяя матросу, который вызвался исправить неполадки. Убедившись, что всё в порядке, достала спрятанный под приборной доской нож.  — …вскоре после войны родился мой первый и единственный сын. Времена были трудные, но мы выстояли. Мы воспитали своего сына истинным американцем и внушили ему, каким принципам должен следовать хороший христианин… Неужели?.. Я нахмурилась, в мыслях подсчитывая числа. Получается, его сынку, Билли, на момент смерти не было ещё восемнадцати? И он попытался изнасиловать меня, девушку, на шесть лет за него старше… Проклятье, это звучало несмешно, и для меня это скорее минус.  — …судьбе было угодно, чтобы вскоре в этой самой церкви я прощался с единственным сыном. Он погиб от руки бандита. Я уже очень давно занимаюсь политикой. Меня избрали честные граждане, и я намерен защитить их права! Я клянусь, что остаток своей жизни я посвящу тому, чтобы наказать того гангстера и его помощников за убийство моего сына! И тут же в воздухе прогрохотали звуки выстрелов. В толпе мгновенно поднялась паника и крики. А Самуэль, незамедлительно воспользовавшись поднятой им суматохой, взбежал на нижнюю палубу, без усилий перемахнул через перильца и оказался в лодке. Выхватив их моих рук нож, мигом перерезал верёвку, а затем ткнул его кончиком мне в спину, вынуждая поторапливаться. Трюк, который никто не оценит: гости были слишком поглощены паникой вокруг убийства, а охранники — слишком далеко и их пули лишь безобидно вспороли воздух. Проплыв мимо небоскрёбов Делового района, мы оставили моторную лодку на причале, что на Центральном Острове. Стараясь не выглядеть слишком виноватыми, быстро прошагали мимо прохожих и направились к стоянке, где Самуэль оставил автомобиль.  — Куда едем? — спросила я, когда мы оказались в салоне.  — Давай к твоему дому в Оуквуде, — отрывисто бросил Самуэль, позволив мне сесть за руль.  — Эх, ладно… Я задалась вопросом, почему он не захотел в Маленькую Италию, а вместо этого пожелал пойти ко мне. Но тут же повернула ключ зажигания и двигатель заурчал. Без лишних церемоний, проскочив на красный свет, я выехала к Восточному мосту Маршалла. Через семь минут мы уже были в Оуквуде. Оставив машину в гараже, жестом пригласила Самуэля войти в дом. Красные тяжёлые занавески были опущены, придавая гостиной пурпурно-огненный отсвет. Подумав, я подошла и раздвинула их.  — Какая же с меня плохая хозяйка, — деланно спохватилась я, посмотрев на Самуэля. — Ни присесть, ни освежиться холодной водой, ни переодеться я не предложила.  — Нашла из-за чего переживать, — с сардонической улыбкой сказал он. — Но ты можешь это быстро исправить, хоть и не понимаю зачем переодеваться.  — Если тебе приятно быть одетым в робу матроса, которая пропахла потом, карболовым мылом и рыбой, ничего не имею против.  — Ну да… Есть одежда, получше той, что сейчас на мне?  — Найдётся. Я быстрым шагом поднялась на второй этаж, зашла в давно пустовавшую комнату Владека и достала из его шкафа более-менее приличную одежду, которую тут же отдала Самуэлю. Велев ему затем спуститься в сад, бросилась на кухню и стала искать, чем можно закусить. После пары заходов то в сад, то снова в дом я наконец позволила себе присесть и перевести дух. Ко мне медленным шагом приближался Самуэль. Он шел в старых брюках из черной холстины, темной рубашке с открытым воротом, откуда виднелась черная растительность на груди, и веревочных сандалиях. В его глазах не было смущения, не было ничего, кроме холодной суровости. Последнее меня позабавило, и я обратилась к нему:  — Расслабься, Самек, и оставь хоть на минуту свою холодность. Хочешь… Хочешь я налью тебе вина? Знаешь, чтобы расслабиться, сломать лёд…  — Я, я… то есть. — Он резко отвернулся. — Чёрт! — сказал он, но прозвучало это как-то растерянно. — Ты всегда именно так играешь роль хозяйки?  — Нет… то есть… У меня не так много друзей, и они ко мне в гости почти и не ходят.  — Ладно, не бери в голову, Маклена, лёд уже давно сломан. С этими словами он расположился возле меня и принялся за разложенную на столе еду: копчёную рыбу, печёнку, холодный бараний мозг, варёного ягнёнка, баклажаны, тушенные в оливковом масле, брынзу с кусочками сладкой дыни, зелень и фрукты. Мы сидели и задумчиво жевали, почти в абсолютном молчании, не желая заводить разговор, каждый занятый своими мыслями. Я любовалась молодыми деревьями, с которых уже осыпались созревшие плоды. Густые высокие вишни, груши и яблони скрывали от нас, словно лес, заднюю часть дома, возвышавшегося на холме. В землю были вбиты полые металлические трубы диаметром двадцать сантиметров, возле которых был высажен виноград. Лоза вилась по этим трубам и, обвивая проволочную сеть, ячеи которой были в ширину с добрую ладонь, ещё такое же количество труб, переброшенных к краям крыши и над которыми была взгромождена сеть, давала неплохую тень.  — Где же вино, которым ты хотела сломать лёд? — вывел меня из состояния задумчивости голос Самуэля, который тоже приценивался к винограду. — Я всё-таки выпью бокал, а потом ещё один.  — А потом столько же трижды…  — Маклена! Мне не хочется пить вино за твой счёт, не расставив все точки над «i».  — Я хотела предложить тебе рейнвейн, чтобы ты изменил своё решение, но теперь думаю, венгерское тоже подойдёт. Не такой, конечно, сорт, который Дон подаёт в своём баре, но и это вино вполне приличное.  — Этого хватит, — деловито сказал он. — Но только-только. Тебя бы неплохо напоить этим вином, посмотрел бы я тогда на твои попытки проявить остроумие.  — Чтобы мне было весело! Ну и гость мне сегодня вечером попался! Хоть бы сказал что-нибудь приятное обо мне. И причем здесь вино и я? Зачем пытаться ко мне подступиться, если ты этого не желаешь?  — Так я ещё толком и не начал подступаться. Ты не даёшь как следует укротить себя. И ты прекрасно всё сама знаешь, но, если хочешь услышать моё мнение, — ты самая прекрасная соучастница во всём Лост-Хэвене, о которой мне многое неизвестно.  — Соучастница, которая скорее по вовлеченности в события Семьи является исполнительницей. Мне остаётся надеяться, что ты ещё не отнёс меня к женщинам, которым уместно задать один вопрос… Сейчас проявлю знания… Вот! Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, quando libidinem se vexantem extinguere volunt?..* Дальше я не стала напрягать свою память, но Самуэль, который внимательно прислушивался к моим словам, стараясь уловить смысл, рассмеялся:  — Какой грубый и непристойный вопрос для твоих губ, Маклена! Такой грязный вопрос следовало бы услышать от меня.  — О, я не знала, что ты являешься знатоком католического пенитенциалия! Тебя воспитывал священник? Или ты, как я, любил тайком подслушивать, как исповедуются женщины? Интересно, какие ещё подробности могут раскрыться в ходе этого вечера?  — Мне что-то не особо хочется рассказывать о себе.  — А о чем же тогда поговорим? — Когда он в ответ только пожал плечами, я перевела взгляд с вина на него и сказала: — Ты вино-то пей, я его не травила. И наркотиков в него не подмешивала. Хотя само по себе вино неплохо умеет развязать язык.  — Для меня разве что в больших дозах.  — Я была бы не так уверена в твоих словах. Ты же на свадьбе Сары довольно много о себе рассказал.  — Вот поэтому хочу избежать разговора на эту тему.  — Жаль, конечно, что у меня нету в доме бутылки абсента. Тот, которым торгуют из-под полы в Хобокене — дрянное пойло. Если тебя вздумает кто-то им угостить, лучше не злоупотреблять этим напитком. Он очень опасен. Его основным компонентом является горькая полынь, в эфирных маслах которой содержится туйон — ядовитое вещество, вызывающее галлюцинации. Поэтому опьянение абсентом напоминает действие некоторых наркотических веществ; пропадает грань между реальностью и мечтой.  — Хорошо хоть тогда мы с тобой, Маклена, не пили абсент. Иначе я бы не помнил, произошёл ли на самом деле между нами разговор и что случилось после. Без особого удовольствия угостившись стаканом вина, я взяла ломоть дыни и обратилась к Самуэлю:  — А ты так этого боялся, Самек? Что с того, что ты мне рассказал тогда о себе? С теми ведомостями, что я узнала, в полицию не пойдёшь, ничего криминального нету. Что полезного можно вытащить с того, что шесть лет назад ты ходил к Дайане, а Поли — к Лорен? Услышав последнюю фразу, Самуэль одарил меня тяжёлым взглядом, но я и бровью не повела, с огромнейшим интересом изучая царапины на подлокотниках стульев.  — Закрыли эту тему. Давай лучше поговорим о тебе. К примеру, какие у тебя остались впечатления после летних вакаций на Ямайке?  — Хорошие. Спасибо, что поинтересовался, хоть это можно было сделать и четыре месяца назад. Не надо оправдываться, что ты тогда был со мной. Довольно занятно оказалось взять на себя хлопоты по улучшению финансового состояния моих дражайших родственников. Но я не стану тебе описывать мои визиты к ростовщикам, чтобы уладить дела, и как проходили мои вечера в высшем обществе. Скажу только, что на свою излишнюю доброту и расточительность я могла пожаловаться только себе. К счастью, наступившую тишину, рисковавшую превратиться в неловкую паузу, нарушил звук шагов и запыхавшийся голос мальчишки:  — Мисс Маклена, скорее! Вы нужны мистеру Грехэму! Я обернулась и увидела десятилетнего мальчугана, который тяжело дышал после небольшой пробежки. Невольно нахмурившись, я произнесла еле слышно:  — Ох, как некстати… — Поднявшись из-за стола, с извинительными интонациями обратилась к Самуэлю, который недоумевал, что же такое случилось: — Очень неловко оставлять тебя одного, Самек, но мне нужно отлучиться на десять-пятнадцать минут. Хорошо? Едва дождавшись, когда он утвердительно кивнет головой, тут же сорвалась на бег и в сопровождении паренька направилась к дому Грехэма. Успев укорить себя в том, с чего это вдруг я должна извиняться перед Самуэлем — не всё равно ли мне, уйдёт он или нет? — быстро выкинула эту мысль с головы. Её вытеснила уверенность в том, что старик будет ворчать на меня, приговаривая, что меня можно посылать только за смертью. Так оно и случилось. Грехэм сидел в постели, одеяло было сброшено, а штанина на больной ноге закатана. Поглядев на тёмные, покрытые полосками вен, ноги, я вздохнула и велела мальцу быстрее принести обезболивающее. Как это случалось в последние дни, старик был весьма криклив и капризен. Ловко отвлекая его разговором, старалась, чтобы он не помыкал мной, и терпеливо сносила его занозистость. Сделав ему укол, массировала ему ногу, пока ему не полегчало. Чувствуя себя так, словно на меня вылили ведро ледяной воды, едва нашла в себе силы улыбнуться ему и поторопилась с ним распрощаться. Но не так скоро мне повезло попасть домой. Возле лужайки топтался, видимо, дожидаясь моего прихода, мастеровой из порта. Увидев меня, он взволнованно сделал шаг вперёд и тут же замер в нерешительности. Узнав его, я жестом пригласила войти, и, когда мы оказались на кухне, достала из буфета наполовину пустую бутылку кларета, наполнила стакан и протянула его мастеровому.  — Что нового ты узнал, друг мой? — незамедлительно, когда он выпил содержимое, мягко поинтересовалась я. Тот несколько секунд молчал, собираясь с духом. Подумав, я налила кларета на два пальца и требовательно взглянула на него.  — Мисс Батори, вы просили меня докладывать, если удастся подслушать разговор, касающийся мистера Морелло. Так вот, сегодня мистер Морелло пришел в порт, предупредить своего брата.  — Можешь рассказать поподробнее о их разговоре?  — К-конечно, мисс. Как для простого рабочего у меня хороший слух и отличная память. Было около четырех пополудни. Я случайно оказался за железными ящиками, когда на склад, где я и был, зашли двое. Они волокли, взяв под руки третьего. Я вовремя спрятался, потому что те двое, затащив его туда, начали его избивать и…  — Если тебе трудно это говорить, лучше сразу перейди к тому, что меня интересует.  — Хорошо… Если без преамбул, то вот, что мне удалось услышать и запомнить: «Чему обязан твоим посещением, брат?» «Сальери жив». «Что? Как он мог выжить?» «Боюсь, на этот вопрос он не станет нам отвечать, а больше нет никого, кто мог бы рассказать, что случилось. Наши парни мертвы, и эта крыса Карло тоже мёртв». «Боже, он должен был быть там один. Не мог же этот старикан убить так много наших ребят». «Он мой ровесник, так что я не был бы так уверен. Но он, возможно, был там не один. Думаю, теперь они планируют от нас избавиться». «Что же нам делать?» «Я постараюсь что-нибудь придумать. Будь осторожен, теперь у нас на хвосте будут его лучшие бойцы». «Так у нас теперь война?» «Да мы уже давно воюем, но сейчас — более чем когда-либо. Береги себя как следует». Около минуты я молчала, осмысливая пересказанный разговор. В принципе такого и следовало ожидать. Серджио Морелло, о котором распространяли дурные слухи, наверное, и будет следующей целью Сальери. Я выдвинула ящик буфета и достала оттуда пачку десятидолларовых банкнот, перетянутых резинкой. Вытащив примерно половину, передала их мастеровому.  — Спасибо, Эрл, твои сведения были весьма ценны для меня. Здесь двести долларов, твоя оплата за риск. Ты никому содержание этого разговора не рассказывал?  — Нет, мисс. Я дождался окончания смены и сразу направился к вам.  — Хорошо. Если ты мне не солгал, тебе ничего не грозит. Можешь идти домой. Самуэля я обнаружила на стремянке. Устав ждать моего появления, он взял её, стоявшую у стены, и сейчас его голову скрывали виноградные листья. Одно из гроздьев сорвалось из его рук и шмякнулось на землю. С сожалением взглянув на испорченные ягоды, схватила пальцами плодоножку и отбросила гроздь в сторону вишен, а затем крикнула Самуэлю:  — Спускайся давай, небожитель! Через три секунды его ноги коснулись земли. Стряхнув с рубашки малозаметные пылинки, он спросил:  — С кем это ты разговаривала в доме? И не вздумай увиливать: я вас видел перед этим на улице.  — Это один из моих осведомителей.  — Серьёзно? Интересуешься тайнами плаща и кинжала, Маклена?  — Это ещё с двенадцати лет, — спокойно ответила я, уловив иронию в его голосе. — Вдохновилась Генеральной канцелярией XVII века. Но, наверное, главными факторами тогда были моя гордыня, тщеславие и желание быть в курсе того, что происходит в городе. Вот и понемногу начала создавать свою собственную сеть лазутчиков, разбросанных по всему городу. Сейчас они, может быть, не хуже информаторов Дона. Но я бы тебя попросила, хоть, может, и не имею на это право, не рассказывать об этом Семье. Ничего существенного от этого не изменится. Мы расположились в креслах. Самуэль с большой неохотой кивнул, соглашаясь на последнее предложение.  — Для чего тебя вызывали?  — Тот доктор, который тебя лечил после случая на ферме, сейчас занят нашими друзьями. Поэтому уделить времени одному из своих пациентов он не может — у того частичный столбняк правой ноги. Доктор меня попросил временно, пока некоторые из наших ребят не пойдут на поправку, оказать ему помощь и облегчить его страдания.  — Так ты у нас медсестра? Два года назад, пока Сальери не выбрал нового консильери, помогала разобраться с документами. Оказывается, ты у нас разносторонний человек. Интересно, кем ещё работаешь помимо этого?  — До декабря прошлого года — помощником редактора «Лост-Хэвен Таймс». После окончания колледжа имела небольшую должность в суде.  — Уже неплохо.  — Неплохо? — с долей скептицизма воскликнула я. — Тогда я была всего лишь судебным протоколистом. По моим наблюдениям туда в основном шли парни, которые не выдержали основной курс бакалавриата. Немалая часть из них направлялась в суд, чтобы работать в канцелярии. Желая свернуть разговор на другую тему, Самуэль попросил рассказать ему о гонорациорах нашего города, живущих в Оукхилле, под предлогом, что, может быть, такая информация вскоре пригодится Дону. Тут-то с моих губ полились потоки сплетен, грязи и дряни. Глава Капитолия был способным судьёй, однако теперь, когда он потерял свою хватку, им сейчас помыкал практикант, который чувствовал себя там, как хозяин в своём доме, и прокуратор, доставивший два года назад так много хлопот. А наша сегодняшняя жертва удачного покушения — картёжник. В городской совет заходил на пару часов, чтобы пересмотреть все бумаги, подписать, что нужно, а дальше направлялся в Деловой район, в реставрацию, где на него ждала партия в покер. А жена прокуратора — не дай Бог такая кому-то достанется! Одна из заурядных наследниц богачей, сколотивших своё состояние до начала Великой депрессии, увлекалась тем, чем увлекались дамы её возраста пятьдесят лет назад — чтением романов, шитьём и игрой на пианино. Страшная женщина. В суде её боялись все, даже глава суда трепещал перед ней. Истребив остатки снеди, оставшейся на столе, я направилась в дом, чтобы по просьбе Самуэля сварить чёрный кофе. Возвращаясь обратно в сад, обнаружила, что он докуривал вторую сигару. Поддавшись его уговорам, рассказывала ему и дальше о сплетнях, распространявшихся по Оуквуду и Оукхиллу, и судебных скандалах. Перейдя потом на политиков, перемыла кости мистеру Сьюэру, мэру Лост-Хэвена, его жене и чиновникам из муниципалитета. Собираясь уже выложить подробности и о налоговой инспекции, осеклась, посмотрев на часы.  — Неплохо я так заболталась! Уже четыре минуты после полуночи. Пора бы идти в дом. Мне хотелось, как можно скорее избавиться своего гостя, которому моя болтовня, как и мне самой, не нравилась и портила настроение. Но он не дал от себя так быстро избавиться. Я терпеливо выслушала его доводы, с большинством которых я была не согласна и которые могла опровергнуть, но потом всё же махнула рукой на его логику.  — Ладно, сейчас нужно идти спать. Ночь коротка, а мне надо рано вставать. Самуэль расположился на софе, взглянул на часы и сказал:  — Тогда позволь мне, Маклена, прилечь здесь. Я тебе не помешаю, да и не надо мне комнаты.  — Сейчас скромность тебе не к лицу, — сухо ответила я. — Всё же принесу тебе одеяло и подушку. Сделав это, пожелала ему спокойной ночи и поторопилась пройти в свою спальню и замкнуться на ключ. Будучи совсем ungemütlich**, тем не менее чувствовала себя уставшей — слишком много пережила за этот день — и поэтому почти мгновенно уснула.