***
Установка новой оптики отняла у Кейда с Микаэлой весь день. Дорогущая аппаратура, собранная в лаборатории Джошуа на заказ, оказалась тонкой и сложной, да вдобавок пришлось восстанавливать часть внутренней системы подачи стеклоомывателя, которую Бамблби раскурочил в пустыне. Первые звёзды уже разгорелись над горизонтом, когда тускло вспыхнули голубые огоньки оптики и негромко щёлкнули металлические веки. Бамблби внимательно посмотрел на девушку и издал тихий протяжный свист, окрашенный такой благодарностью, что ясно всё было и без слов.***
Майк сидел в кресле огромного офиса, который купил себе пару дней назад и играл в компьютерную игру. Шикарная обстановка радовала его глаз, а являющаяся по первому крику прислуга всегда подобострастно кланялась своего хозяину. Сегодня он выставил всех слуг, кроме дворецкого, и балдел, развалившись в кресле. — Мистер Хромов. — В дверь заглянул именно этот дворецкий. — К вам господин Уитвики. Майк раздражённо отложил приставку и поднял глаза. — Зови и подай нам прохладительные напитки. Дворецкий поклонился и исчез. «Сэм Уитвики, — Майк довольно улыбнулся. — Молодой политик, думаю, отличный делец и проныра, раз так высоко залез. Правда я слышал, что он занимается продвижением закона о правах инопланетных роботов, но, думаю, это только пиар-компания. Нам будет о чём поговорить. Надеюсь, он принёс мне очень выгодное предложение». В кабинет вошёл невысокий молодой человек в очень дорогом костюме с холодными тёмными глазами. — Мистер Хромов? — Его губы чуть раздвинулись в подобии вежливой улыбки. — Всё верно. — Тот поднялся навстречу, протягивая руку для приветствия. — Чем обязан? Сэм с силой сжал его кисть и рванул Майка на себя, ударив его лицом об стол. — Сейчас узнаешь, — пообещал он, уперев в шею своего собеседника холодный ствол пистолета. — Помнишь борт четырнадцать тридцать два, Майк? Расскажи мне об этой машине. Всё-всё, что с ней случилось по твоей вине. Майк дёрнулся, но холодное дуло тут же напомнило, что его жизнь зависит сейчас от другого человека. — Ротчер тебя уничтожит! — пообещал он дрожащим голосом. — Думаю, с ним поговорит Леннокс, — отпарировал Сэм. — А нам с тобой есть что обсудить по душам. Рассказывай, или я начну прямо сейчас сдирать с тебя куски твоей поганой шкуры. Он толкнул Майка в кресло и сел напротив, бездумно вертя в руках пистолет с глушителем. — Что ты хочешь знать? — Бывший владелец гоночной конторы нервно провёл руками по лицу. — Машина, видимо, сломалась в Сахаре, сошла с трассы и мы не смогли её найти. — Плохо искали, — криво усмехнулся Сэм. — Гонку нашли. Его восстановят, отремонтируют и всё будет хорошо. Я хочу знать, что ты с ним сделал? Хочу, глядя тебе в глаза, услышать, за что ты так обошёлся с Бамблби. Майк тряхнул головой. — Это бизнес, мистер Уитвики. Машина должна хорошо ездить и не перечить своему владельцу. Эта гонка была очень проблемной… — Это был мой друг. — Сэм поднял пистолет. — Я бы с радостью пристрелил тебя сейчас, но это было бы слишком милосердно. Собирайся, ты едешь со мной. Майк засмеялся, но выстрел в воздух оборвал его натянутое веселье. Он поднялся из-за стола и двинулся к выходу. — Что ты собрался сделать со мной? — Только то, что ты заслужил. — Сэм поднялся, продолжая сверлить его ледяными глазами, и пошёл следом, не опуская пистолет. «Я заслуживаю такого же обращения, — думал он, спускаясь по лестнице. — Никогда в мою голову не приходило, что я постоянно обижаю Бамблби и отношусь к нему не как он того заслуживает. Я видел в нём возможность быть крутым, хвастать перед друзьями и девчонками, ловить завистливые взгляды и упиваться ими. Меня самого надо пристрелить за это. Как же Микаэла права! Я ни разу не задумался, как легко получил дружбу такого удивительного существа, дорожил каким-то колледжем, этой ветреной Карли с её богемными замашками, положением в обществе. Стеснялся того, что Би всё ломает в её драгоценной квартире. Только потеряв его дружбу, промаявшись без него несколько лет, я своей тупой башкой хоть что-то понял. И с чего начал?! С упрёков! Мне бы с моста сброситься. И я это сделаю, как только поквитаюсь с Майком!» Он затолкнул Хромова в свою машину и сел за руль, громко хлопнув дверью. Едва оказавшись на заднем сиденье линкольна, Майк затравленно оглянулся, ища пути к бегству, но щелчок дверей дал понять – побег не получится совершить. Машина сорвалась с места и умчалась прочь, провожаемая взглядом дворецкого. «Что ж, поганой душонке – поганая смерть, — рассудил он. — Видать был нечист на руку наш господин».***
Микаэла сидела у порога ангара, рассматривая сидевшего в дальнем углу Бамблби. С того мига, как Сэм вышел за дверь и уехал отсюда, жёлтого трансформера словно подменили. Он больше не спорил с ней и позволял делать всё, что она хотела и считала нужным, не перечил в вопросах ремонта, проверок систем, не капризничал, когда надо было сливать масло и заливать новое. Микаэла до сих пор замечала в отработке едва различимые высверки тонкого, как иглы, стекла, и продолжала бесконечную чистку всех систем. Би не пробовал трансформироваться и покинуть ангар, легко подчинялся просьбам Кейда дать изучить строение его брони и любой платы. Даже когда изобретатель рискнул заговорить о своём желании понять соединение Искры с корпусом, Бамблби беззвучно раскрыл грудные пластины, подпустив человека к пульсирующему свету. Семья Йегер радовалась этому, считая, что разведчик пришёл в себя и перестал шарахаться от людей, и только Микаэла неодобрительно наблюдала за всем этим и не радовалась таким переменам. Наблюдательная девушка замечала, как трансформер-шмель едва вздрагивал, услышав шаги или голоса, как жмурил оптику и отводил её при приближении людей, стараясь не встречаться с ними взглядами. Огромный, наделённый чудовищной силой и закованный в броню, он боялся крошечных двуногих букашек, которых мог легко раздавить. Ночами, осторожно выбираясь из ангара, он сидел и смотрел в небо, на большую синюю звезду, горевшую точно под Кассиопеей, и представлял, что это Прайм летит обратно к Земле, чтобы забрать их с собой. В ангаре Майка Хромова, в непрекращающейся череде боли и страха, Бамблби жил надеждой. Где-то далеко были его друзья, были те, кому он был дорог, был его Сэм. Теперь надежда почему-то погасла, остался страх, осталась неизвестность и пугающее безразличие к своей судьбе, чувство вины перед Сэмом и Микаэлой. — Би! Формер вздрогнул и обернулся на голос. Задумавшись, он не услышал шагов, и теперь отодвинулся в угол ангара, наблюдая за вошедшей девушкой. Она села у порога и внимательно посмотрела на него. — Иди сюда, — позвала Микаэла после долгого молчания. — Хватит прятаться от нас. Бамблби поднялся и послушно подошёл к ней. Микаэла смотрела с тоской и жалостью на испуганно прижатые антенны и нервно подрагивающие крылья. — Пойдём на улицу, — предложила она. — Давай посидим и посмотрим на облака. Помнишь, я тебе рассказывала сказку о луне, я знаю и другие истории. Ей стоило большого труда уговорить жёлтого трансформера выбраться из ангара и отойти от него хотя бы на сотню шагов. Он всё время оглядывался и явно чувствовал себя неуютно на открытом пространстве. Микаэла села на землю и приглашающе похлопала рядом. — Садись, — предложила она. — Смотри, вон облако в виде золотой рыбки, а это похоже на заячье ушко… Едва скрипнули идеально пригнанные сегменты брони – робот опустился рядом с ней. Он поднял голову, всматриваясь в небо, и вытянул манипулятор вверх. — «Облака – белогривые лошадки! Облака – что вы мчитесь без оглядки?, — запело радио. — Не смотрите вы, пожалуйста, свысока. А по небу прокатите нас, облака». Девушка не удержалась от грустной улыбки. — Да, было бы здорово! Только мы с тобой летать не умеем, но, помнишь, я говорила тебе, что мечтаю спрыгнуть с парашютом? Давай когда-нибудь это сделаем вместе. Бамблби едва заметно кивнул. — «Если ты будешь рада этому», «сделаю всё, что захочешь». Микаэла вздохнула и чуть не заплакала. — Би, — тихо проговорила она. — Я буду рада чему угодно, лишь бы ты был счастлив. Знаешь, может кому-то и надо дорогой дом, море и лимузин, а мне хочется всего лишь почувствовать, хоть раз, что ты по-настоящему счастлив на нашей планете. Я вижу, что ты боишься людей, и не могу тебя за это осуждать, после всего, что с тобой сделали. Но я хочу, чтобы ты знал, друга лучше у меня не было и никогда не будет, потому что я не хочу этого. Для кого-то ты, наверное, классная тачка, для кого-то гениальное творение и загадка космоса, а для меня – друг, самый родной, самый близкий друг. Металлическая ладонь бережно сомкнулась вокруг тела девушки, подняв её в воздух. Бамблби посадил Микаэлу на манипулятор и что-то прострекотал. Чуть раздвинулись грудные пластины, и Бейнс оказалась прямо около мерцающей Искры. Она растерялась, всматриваясь в белое ровное свечение с лёгкой пульсацией и не понимая, что от неё хочет разведчик. — Что мне сделать, Би? — тихо спросила она. — Я не умею понимать так, как ты. Трансформер осторожно сдвинул пальцы, толкнув руку Микаэлы к своей груди. Повинуясь его жесту, Микаэла протянула ладонь и осторожно тронула проводку рядом с Искрой, боясь задеть живой пульс энергетического сгустка. Искра вспыхнула ярче, захватив в своё сияние кончики пальцев Микаэлы. Тепло белого пламени оказалось очень мягким и не обжигающим, чуть покалывающим подушечки. Дрожь формера передалась и девушке, но она уже не могла вырваться из ощущений, захвативших её, как водоворот. Под руками бился пульс – живой, настоящий, немного учащённый для человека, а в голове калейдоскопом летели видения неизвестных планет и космического пространства. И это нельзя было воспринять как фильм, потому что она чувствовала и переживала всё то, что происходило с тем, кто раскрыл ей свою душу. Микаэла охнула, увидев большой дом из тонких переплетений проводов, а перед ним незнакомого жёлтого автобота с мягким серым лицом. — Мой шмелёнок, — нежно пророкотал этот автобот низким женским голосом и ласково посмотрел прямо на девушку. Картинка моргнула и исчезла. Тот же дом, только развороченный чудовищным взрывом, Микаэла поняла, что смотрит на мир, словно уже с возвышения. Перед домом догорают куски какого-то корабля, и лежит искорёженный корпус той самой женщины-автобота. Картинка неясная, её заволакивает, как туманом и всё расплывается, как в аквариуме. Оптимус Прайм. Она узнала его сразу по внимательным синим окулярам и серьёзному лицу, которое нисколько не изменилось. — Бамблби, — сказал он. — Это – война. Мне жаль. Бейнс почувствовала боль в груди и невольно прижала руку к сердцу, но не оторвала пальцы от Искры автобота, поняв, что именно его чувства она сейчас ощущает, как свои. Она смотрела и смотрела горящие страницы истории последних дней Кибертрона, потерю Искры, полёт сквозь бесконечное количество миров, падение метеоритом на землю, бег и прятки от людей, участие теперь в войне людей против немцев, снова прятки, а затем поиски Сэма. В этих воспоминаниях было много горечи, боли, преданности и азарта. А потом первая встреча Сэма и потрёпанного автомобиля, сладкая дрожь от прикосновения к рулю. Бамблби тогда впервые после манипуляторов дани ощутил ласку. Это были яркие неизгладимые впечатления, когда мягкая рука человека скользила по ободу рулевого колеса. Гонки вместе, в которых жёлтый автобот находил такое упоение и восторг, что Микаэла на миг захлебнулась в умопомрачительном счастье и радости. Страх. Первый страх на Земле был настолько ярким, что у девушки перехватило дыхание. Как же он тогда испугался за них, когда бестолковые подростки свалились с плеча Прайма. Бешеная скорость, горящая огнём вентсистема, и схлынувшее волной отчаяние, когда он поймал их в воздухе, успев перекувыркнуться и упасть, прижав обоих к себе. Потом боль и ужас, рвущие в разные стороны троса, гарпуны пробивающие броню и желание закричать. Выплеснуть этот ужас и полное непонимание происходящего. За что?! Вместо крика только жалкий скулёж повреждённых систем и от этого только больнее… Микаэла отдёрнула пальцы и закричала сама, сжав голову руками. Она помнила тот момент отчётливо, но не представляла, что творилось в голове и Искре спасшего их автобота. — Прости. — Слёзы брызнули сами собой. — Всё хорошо, малыш, всё хорошо. Прости нас, идиотов несчастных. Она вскинула голову, встретила взгляд голубой оптики и снова протянула руку, погружая её в сияние Искры. Страх. Страх за Сэма и за неё. Даже когда его привезли в эту лабораторию, пытаясь заморозить и изучить, Бамблби не боялся за себя, ему было страшно за двух человечков, которых он успел полюбить. Потом эта гонка до города, враги. Война. Войны он не боялся, зная её с самого детства, как часть жизни. Но он боялся за своих друзей. Таких хрупких и беззащитных перед десептиконами. Вручая Сэму Искру, всё, о чём он думал, был этот мальчишка, а всё, что чувствовал – любовь к нему и отважной девчонке, пригнавшей эвакуатор. За них стоило бороться и погибнуть. Сколько же радости было, когда Сэм сказал, что разрешает остаться с ним и дальше быть его машиной, находиться рядом, гонять вместе по дорогам и балдеть от знакомых рук на руле. Первая боль, которую причинил Сэм, была перед отъездом в колледж. Незнакомый пожар в груди, словно дыру пробили, только она не хотела зарастать. Бамблби тогда заплакал впервые с тех пор, как погибла его дани. Сэм обещал! Сэм сказал, что возьмёт его с собой, а теперь оставлял в отцовском гараже, как надоевшую игрушку и устремлялся в какое-то странное будущее. Микаэле он хотя бы купил камеру, а ему, Би, ничего, кроме упрёков. Это была такая яркая обида, что девушка сама чуть не заплакала. А потом эти скитания по пустыням и помойкам, страх за Прайма. Когда вожака деактивировали, Бамблби думал, что сам умрёт, но Сэм просил простить его, а значит, надо было простить, ведь злиться на друга – это подло. И он простил, хотя больше всего хотелось встать и уйти в ночь, чтобы побыть наедине с этой скорбью. Для людей это был просто красно-синий тягач, для Би – командир, заменивший семью. А дальше… Его друга убили. Он не мог в это поверить. Сначала Оптимус, затем Сэм. И эти закрытые глаза, и крик Микаэлы. Сама Бейнс прекрасно помнит тогдашнюю ужасную боль в груди, и сейчас она испытывает от лица разведчика. Но Сэма воскресили. Какое же облегчение тогда появилось. В первый раз он потерял своего лучшего друга, и Би дал клятву, что такое он больше не допустит. А затем Сэм воскресил Оптимуса. О как Бамблби им гордился в тот момент! Как радовался за своего родного человека! Но Прайму нужна была помощь, и Би беспрекословно подчинился, оставив своего дорогого Сэма с Микаэлой и уехав гонять по городам в поисках десептиконов. Вернулся он к отсутствию девушки-механика и новой подруге. Он как бы стал лишним, потому что красотка Карли смотрела снисходительно и брезгливо, а Сэм упрекал в постоянном отсутствии и разрухе в доме. Обида постоянно жглась внутри, как разорванная проводка и от этого всё время хотелось убежать. Но вновь пришедшие десептиконы смогли заставить на время забыть об обидах, и опять вспомнить про войну и её разрушительные действия. А после окончания той битвы в Чикаго Би всё же вернулся к Сэму и этой Карли. Да только Сэм с каждым днём и тем более с новой разрухой в квартире становился раздражительным и часто твердил про деньги и работу. Все внутренние метания Бамблби привели к этому – отдать Искру Мегатрону за деньги, всё это ради Сэма. Микаэла сильно ахнула. Если бы Би только лишь рассказал об этом, она бы не поверила. Чтобы разведчик отдал лидеру десептиконов свою Искру ради этих бумажек… Нет, не поверила бы, услышав про это. Но сейчас она видит всё со стороны жёлтого формера, и это правда. Страх, что Мегатрон возжелал не его Искру, а Прайма, его командира. Би отказал, и теперь в памяти остались эти невыносимые вспышки боли, мучений, которые наносил лидер его врагов. А дальше новый удар, только искровый. Мегатрон пригрозил, что найдёт Сэма и убьёт, если и дальше будет отказ. Пришлось дать согласие. Как же Бамблби ненавидел себя за это. Но всё же закончилось тем, что после встречи с Праймом, он и глупо, и храбро решился самолично отдать Искру Мегатрону. Он протянул её ему. Но лидер десептиконов дал ему второй шанс и оставил в активе. Бамблби нашли, и после того, как его отпустил Прайм, он со спокойствием отправился к Сэму. Но его друг… Он… Его последнее «не рви мне сердце» сломало что-то внутри у Би. Разведчик сорвался и умчался в ночь, бросив из-под колёс в лицо Сэма пылью свою невысказанную обиду и тоску. Он носился по городам и пустыням, прятался от людей, искал Прайма, хоть кого-то кто мог рассказать, что же делать с этим неизбывным чувством одиночества и жаждой снова ощутить тёплую человеческую руку на руле. Шейн, Тесса и Кейд. Они были хорошими, Би хотелось в них верить, но доверять не получалось, хотя он очень старался. А потом Ротчер, трюм грязного танкера, ненависть и страх людей, которые были яркими запахами, последний взгляд Кроссхейрса, страх. Снова страх, визг болгарки по пластинам брони, брызнувший омыватель, отрезанный манипулятор. Вбитые в голову саморезы, которыми крепили блокираторы, ангар Майка Хромова. Бессильные попытки объяснить человеку, что он не может встать во весь рост в низком помещении, что болят плечевые сегменты и обрубок манипулятора, яркая электрическая боль. Мольба к парню с гравёром. «Я живой, я не игрушка, не надо!» Саднящая острота лазерной иглы, чертившей на броне номер, как на предмете. Лютое чувство стыда, потому что такими метками на Кибертроне отмечали преступников, а во время войны десептиконы выжигали метки на своих пленных. Снова страх и боль, желание забыть, убежать, спрятаться от человека, который называл себя хозяином. Песок, забивавшийся в оптику и воздушные фильтры, вечная пыль и грязь металлического контейнера, духота ангара, коррозия, разъедавшая броню и появившееся безразличие ко всему. В памяти начали тускнеть дорогие лица, только образ Сэма сохранялся ярко и тепло, как огонёчек свечи в темноте. Гнев! Вот это чувство родилось именно тогда, когда Майк опустил на голову кувалду и разбил защитную маску. До этого мига Би вообще не знал, что такое чувство существует. Даже на войне он понимал, за что убивал, и за что хотели убить его. Майка он просто поймал, как мышь, и хотел раздавить. Тогда Бамблби впервые узнал, что такое ненависть. Врезавшийся в него тягач выбил из фильтров воздух и сломал несколько сегментов брони. Остальное слилось в череду ударов и вспышек боли, которой оказалось слишком много. Он отключился в надежде, что это конец. Но это оказалось только началом. Когда оптика заработала снова и включилась, стало ясно, что работает только правая, а левая выбита тягачом. Он висел на перекладине под потолком, подвешенный за трос, вбитый в уцелевший манипулятор. Майк долго смотрел на него тогда, словно размышляя, что делать, а трансформер понимал, что худшее, что могло с ним случиться, – уже случилось. Он выжил под колёсами трака. Майк вбил крюк в основание левой оптики, дал кому-то сигнал и свет погас, оставив вспышку пульсирующей боли на месте окуляра. Так наступила темнота, в которой прочно поселился страх. Не видя ненавистного человека, но постоянно чувствуя его присутствие, не зная, куда от него деться, Бамблби жил с этим страхом. Когда стихали шаги за дверью блока, то можно было заснуть, провалиться в мир, где нет реальности, но есть яркое дорогое лицо лучшего друга, который однажды придёт и всё изменит. Время шло, пришёл другой голос, знакомый звонкий голос Микаэлы, пробудивший от апатии и ласково назвавший по имени, которое он к тому моменту и не помнил толком, только бортовой номер, вырезанный на броне. Оказалось, что у него есть имя, есть ласковая рука, способная вычистить песок из радиатора, восстановить нормальную подачу топлива и успокоить. Би был так благодарен девушке за всё, что она для него сделала, что это чувство затопило его полностью, согрев притухшую Искру. А потом появился Шейн, а с ним и сумасшедшая надежда вырваться из этого ада. Би поверил людям, понял, что они не бросят его и заберут с собой. Гонка с битым стеклом внутри запомнилась очень туманно. Не умея кричать и просить, боясь за доверившегося ему человека, понимая свою перед ним ответственность, он до последнего старался ехать по песку в никуда. «За Шейном придут, его должны найти и спасти!» Последнее яркое воспоминание это ощущение безвольного тела в манипуляторе, боль от стёсанных шестерней, которые прокатывали сухой песок и страх. Снова страх за человека, который не отвечал, сколько не свисти ему и не тряси его. Дорога в фуре не запомнилась, но вот ремонтная платформа с темнотой, болью и страхом осталась очень ярко. Убежать от боли не получалось, сказать людям, чтобы не мучили — тоже, остались снова темнота и боль, боль и темнота, в которой был яркий страх. И голос Сэма, вдруг ворвавшийся в этот страх горькими упреками. «Не мог прийти…» «Да, Сэм, не мог. Не мог приползти к тебе под дверь умирать и испортить твою клумбу или фонтан. Боялся показаться тебе на глаза в таком виде и услышать от твоей Карли упрёки за разбитые вазы или испорченный газон. Да, не мог! Мне было так больно двигаться, что хотелось деактивироваться. Прости меня за это!» Сэм подошёл, но в темноте его шаги звучали угрозой. Он мог причинить боль, этот мальчишка, только он один умел вот так бить наотмашь своими упрёками и словами в самую Искру, не реагируя на просьбы о прощении. Сэм ушел, остался страх и желание исчезнуть, чтобы больше никому не доставлять проблем. Кейд чинил его, значит, нужно было быть благодарным. «Хотите поставить оптику? Это будет чудовищно больно, и я не хочу смотреть на мир, но вам так хочется – ставьте. Интересно устройство брони? Вскрывай. Больнее уже не будет. Как Искра соединяется с корпусом? Смотри, человек, может, сможешь потушить её, и мне не придётся больше мучиться». Страх, боль, отчаяние, бессловесный крик о помощи, который никто не услышит, бессмысленный плач… Микаэла отдёрнула руку и свернулась в ладони автобота, захлёбываясь криком и слезами. Если бы знать, что происходило в его душе раньше! Если бы только понимать, ЧТО он чувствовал и видел. Как это жутко, вот так окунуться в чужие эмоции и пропустить их через себя. На крик девушки прибежали Шейн и Кейд. Они в полном непонимании уставились на бьющуюся в истерике Микаэлу и склонившегося над ней Би. — Ты что натворил? — Шейн с трудом поднял Бейнс на ноги. — До чего довёл её? — Я… сама… — в два рыдания вытолкнула из горла Микаэла. — Сама. Не кричи на него, он и так боится. И есть за что. — Она осела на землю и вцепилась руками в волосы. — Прости нас, Би, ради всего святого. Я-то думала, что ты просто капризничаешь, малыш. Прости меня. Кейд и Шейн непонимающе отступили на шаг, а Бамблби наклонился, заглянув ей в лицо и чирикнул. — «Счастье», «что», «выслушала меня», «прости», «не хотел». — Ты ещё просишь прощения? — Микаэла обхватила себя за плечи, стараясь унять дрожь во всём теле. — Это нам его никогда не выпросить у тебя и таких, как ты. Разведчик чирикнул и лёг на траву, осторожно устроив огромную голову рядом с Бейнс. — Ну, что за шум, а драки нет? — от дома шёл Брэйнс, на ходу разбрасывая попкорн из ведёрка. — Даже кино посмотреть не дали нормально. — Я прикоснулась к его Искре, — слабым голосом отозвалась Микаэла, погладив обшивку жёлтого шлема. — И… Брэйнс уронил ведёрко и присвистнул. — Ого! Он тебе разрешил? — Да. Я никогда не знала, что такое возможно – испытать чужие чувства, как свои. — Это называется «слияние». У нас можно законтачить две Искры в одно целое и дать друг другу узнать о чувствах и мыслях, но это бывает редко… — Почему? — Микаэла приподняла опухшее от слёз лицо и скосила глаза на Брэйнса. — Потому что для этого надо по-настоящему доверять, — ворчливо отозвался тот. Девушка заглянула в голубую притушенную оптику и нашла в себе силы улыбнуться. — Как же ты веришь в нас, если после всего произошедшего находишь силы доверять и верить. Спасибо, Би. Я не смогу так же открыть тебе свою душу, но она до последней капли твоя. Кейд вдруг прищурился, бросив пристальный взгляд на крошку-робота. — А где ты пропадал несколько дней? Брэйнс явно смутился и, увиливая от ответа, умчался в дом.