Мы не должны оставаться ранеными. Мы должны двигаться сквозь наши трагедии и препятствия и помогать друг другу преодолевать многие тяжелые эпизоды нашей жизни. Концентрируясь на глубине наших ран, мы мешаем нашему собственному преобразованию. Мы забываем о дарах, присущих нашим ранам, о силе после их преодоления и о тех уроках, которые мы хотим получить через них. Раны — это средство, через которое мы входим в сердца других людей. Они призваны научить нас сострадать и быть мудрыми. Каролин Мис.
Несмотря на события предыдущего дня, Стайлз спит всю ночь. Около девяти часов утра он пробуждается от спокойного сна без сновидений. Незнакомое ощущение наличия другого человека в постели пугает его на мгновение. Прежде чем заснуть обратно он смотрит на спящее лицо Дерека десять минут. Эти десять минут он думает, что Дерек выглядит очень молодо во время сна; его расслабленные рот и лоб противоречат его серьёзному сознанию и словно старой душе. Стайлз ведёт пальцами по ладони Дерека, чтобы проверить, насколько оборотень бдителен во сне, но Дерек даже не дёргается в ответ. Он смотрит на мягкость щеки Дерека, тонкий покрой густых тёмных ресниц и на выразительный рот. Первые пять минут после того как он просыпается, парень задаётся вопросом, глядя на Хейла, что он будет делать, если влюбится в него. В следующие пять минут, глядя на Дерека, он понимает, что уже влюблён в него, и что ему ничего с этим не поделать. Он думает, что мог бы не спать и запаниковать по этому поводу; он думает, что может от слишком усердных размышлений об осознанном впасть в эпизод или паническую атаку. Одеяла комфортно тёплые, и ему видна мягкая кожа на запястьях Хейла, — всё это делает его слишком расслабленным и довольным. Он думает, что может паниковать, если захочет. Но он не хочет. Поэтому он снова засыпает. Шериф встаёт раньше них (или он, возможно, не спит вовсе) и делает им большой завтрак с обезжиренными блинчиками без глютена и свежими фруктами. Шериф делится тем, что у него кипа бумаг в офисе, и что он не приедет на ланч; он целует голову Стайлза и треплет волосы Дерека, прежде чем уйти. Стайлз улыбается, видя в глазах Хейла удивление. — Итак, — начинает Стайлз, проглотив немного подгоревший блинчик, — есть ли какие-то правила, которые мне нужно знать? О том, чтобы быть якорем? Нам нужен нотариус? Доверенность оформить? Губы Дерека подёргиваются, он смотрит на свою тарелку, и отвечает: — Нет, умник. — Стайлз пожимает плечами, улыбаясь, и продолжает есть, пока Дерек бормочет: — Но ты мог бы дать мне разрешение. — Разрешение на что? — спрашивает Стайлз с полным ртом клубники. — Думать о тебе. Я знаю, ты считаешь меня жутковатым, — Дерек ухмыляется, как будто это забавно, но Стайлз видит скрытую неуверенность. — Если ты не хочешь, чтобы я думал о тебе в таком ключе, я не буду. — Чувак! — Стайлз восклицает. — Даже не думай. На лице Дерека расцветает беззащитная, лёгкая благодарность, и он кивает. Позже Дерек везёт Стайлза к себе, чтобы постричься, где Стайлз шутит о потере для салонов такого клиента, как Дерек. (Потеря скорее для молодых девушек, желающих подстричь волосы и бороду Хейла, задавая ненавязчивым тоном личные вопросы). Он стрижёт волосы в знак солидарности со Стайлзом, как он обещал. Дерек не испытывает чего-то грандиозного, закончив с волосами, но когда он смотрит на Стайлза, глаза того сияют благодарностью и чем-то ещё. После они встречаются со Скоттом и, наконец, покупают подарок для Киры. К удивлению Дерека, Скотт не задает вопросов о бритой голове Стайлза. Дерек спрашивает бровями, почему он этого не сделал, и Стайлз отвечает своими бровями и кивком, что Скотта волнует только то, что друг в порядке, и он никогда не давит на него расспросами. Дерек думает, что Стайлз в прошлом так часто обрезал волосы, что МакКолл больше не спрашивает его об этом. В конце концов, они покидают торговый центр и отправляются к Дитону, где он снабжает их четырьмя благословенными серебряными ножами. Стайлз пытается спросить Дитона, зачем и как он их подготовил, но ветеринар, как обычно, увиливает от прямого ответа. Когда Дерек оставляет Скотта со Стайлзом, он знает, что они планируют ночёвку, и он отпускает своё беспокойство, зная, что Стилински не останется на ночь один. Когда Дерек, наконец, возвращается домой и падает на свою постель, он проверяет телефон по привычке, не ожидая что-то увидеть. Он видит смс от Стайлза. Стайлз: Спасибо. За всё. Дерек засыпает поверх одеяла, держа телефон с открытым сообщением.***
Следующая неделя оборачивается кровавой баней в лесу. Стая охотится парами: Лидия с Джексоном, Скотт с Кирой, Малия с Айзеком и Стайлз с Дереком. Скотт и Кира первыми находят Ламию с живым плачущим ребёнком у неё в руках. Скотт воет, и уши Дерека дёргаются. Он приседает и настаивает, чтобы Стайлз залез к нему на спину, — нет времени спорить об этом. Стайлз всё же уступает, и они находят Скотта как раз в тот момент, когда он выхватывает ребёнка из рук Ламии. Ламия ревёт и атакует Киру в ответ; кицуне бьёт её током, посылая на несколько метров назад. Монстр замечает Стайлза, фиксируя на нём свой взгляд, но Скотт отвлекает его, бросая в чудовище коктейль Молотова. Дерек охраняет Стайлза, закрывая его собой от Ламии, невольно обращая её внимание на себя. Ламия нападает на Дерека, издавая животный визг. Скотт атакует Ламию сзади, когда появляется Джексон с Лидией, Малией и Айзеком. Малия бросается монстру на спину, пытаясь сломать ему шею. Джексон и Айзек помогают Дереку, пытаясь отвлечь внимание на себя, и когда Кире, наконец, выпадает шанс всадить свой благословенный кинжал в Ламию, время замедляется для Дерека. Дерек слышит человеческое всхлипывание от монстра. Он совершает ошибку, поднимая голову и вонзая свой благословенный серебряный кинжал в грудь чудовища с лицом его матери. Ламия умирает медленно и громко, пока Дерек не отрывает ей с трудом голову. Скотт и Кира берут на себя ответственность за возвращение ребёнка домой и обращение в полицию. Дерек, залитый кровью, уходит, не говоря никому ни слова. Стайлз звонит ему, но он не поднимает трубку. На следующей неделе он находит себя в кабинете доктора Ланди. — Итак, ты чувствуешь себя менее обременённым сейчас, когда Ламии больше нет? Дерек пожимает плечами и отвечает: — Всегда будет что-то такое. Доктор Ланди мягко улыбается и говорит: — Знаешь, есть высказывание, что люди с депрессией живут слишком глубоко в прошлом, люди с тревогой живут слишком далеко в будущем, а самые счастливые люди живут в полной мере в настоящем. — Вы думаете, я живу и в прошлом и в будущем одновременно? — риторически спрашивает Дерек. Доктор Ланди отвечает другим вопросом: — Что ты почувствовал, увидев мать? — Это была не моя мать. — Но вид её лица, должно быть, вызвал некоторые воспоминания, — предполагает доктор Ланди. Дерек кусает губу и кивает. Он тяжело вздыхает и признаётся ей: — Я всё ещё чувствую вину. — Хочешь попробовать новое упражнение? — спрашивает доктор Ланди, убирая ручку и блокнот на стол. Дерек хмурится неуверенный в том, насколько ему будет комфортно. Он говорит, что может попробовать новое упражнение, несмотря на этот дискомфорт. Лиан встаёт со своего стула и катит его к Дереку, садясь прямо перед ним. — Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и представил свою мать на этом месте. Как только ты почувствуешь её, я хочу, чтобы ты сказал всё, что ты хотел бы ей сказать. Это может быть что угодно: погода, стая, как ты к ней относишься — что угодно. Дерек с сомнением смотрит на доктора несколько секунд, но, как обычно, женщина остаётся спокойной и терпеливой перед видом его недоверия. В конце концов, он сдаётся. Он закрывает глаза и изо всех сил пытается дышать глубоко. Он наклоняет голову и позволяет беспокойным рукам отдохнуть на коленях. — Построй её из своей памяти, — раздаётся голос доктора Ланди. Брови Дерека изгибаются и его пульс учащается. Он бормочет, признавая со стыдом: — Я ... я не помню. — Ты нервничаешь, — спокойно говорит доктор Ланди. — Попытайся расслабиться. Никакого давления, никакой спешки. Построй её образ с того момента, как видел её в последний раз. Дерек обычно не думает о своей матери, когда он вспоминает утро до пожара. Обычно он думает о том, как его вызвали из класса, как глаза Лоры приобрели красный цвет еще до того, как им объяснили насколько всё плохо. Он помнит, что им не разрешили вернуться домой; он помнит дерьмовую гостиницу, в которую их с Лорой поселили. Он помнит городской пейзаж, сменявшийся за окнами машины, он вспоминает нереальность ощущений от потери всех сразу, чувствуя себя словно оторванным от собственной жизни. Он помнит, как они уехали. Он пытается вспомнить начало того дня. Как он проснулся в 6:30, что было нормально для него в будние дни. Он помылся, оделся, спустился вниз, — большая часть семьи уже была за столом. Лиам приехал в город из университета накануне и ухмыльнулся ему из-за стола. Он помнит спину своего отца перед раковиной, — он мыл посуду. Он помнит, как Питер помогал своей жене кормить их ребёнка, он помнит силуэт своей бабушки с заднего крыльца. А потом и маму. Он видит её так отчётливо. Её волосы всё ещё были растрёпанны после сна, её глаза были тёплыми, а улыбка была лёгкой и такой родной. На ней были пижамные штаны и тёмный кардиган. В одной руке у неё была кружка горячего кофе. Она сказала: — Доброе утро, Дерек. Он не помнит, спросила ли она, как он спал (обычно она спрашивала). Он не помнит, опаздывал ли, торопился ли. Он не помнит, попрощался ли с ней, прежде чем выйти из кухни на крыльцо и через двор к камаро Лоры. Он надеется, что поцеловал её перед уходом. Он рисует её штрих за штрихом перед собой. Её прямую, но расслабленную спину, её морщинки у глаз и в районе рта. Он видит её выразительные брови, линию её носа, округлый подбородок. Он может представить себе почти выцветшие веснушки на её шее, тонкую золотую цепочку, сидевшую на её ключицах. Он помнит, как её пальцы обхватывали кружку, как блеснуло её обручальное кольцо. — Ты видишь её? — Да, — отвечает Дерек, всё ещё глядя на свою мать: — Да, я вижу её. — Когда ты будешь готов, поговори с ней. Скажи ей, что тебе нужно. Он видит или воображает, как его мать смотрит на него. Как будто все и всё в воспоминании застыло: солнечные лучи не движутся, вода не льётся из крана; он слышит только имитацию того, что он помнит, стук своего сердца. Плавающие частицы пыли мерцают в неподвижном, тёплом воздухе. Он взрослеет перед ней, стоя на месте своего прежнего подросткового «я», наблюдая, как её поза становится расслабленнее, чтобы казаться более открытой для него. — Мама, — тихо произносит Дерек. Его горло, кажется, обжигает этим словом. Он громко глотает и знает, что мама наблюдает за линией его челюсти. Она смотрит на него терпеливо, ожидая, когда он будет готов, словно у них есть всё время мира, — она всегда так делала. У неё всегда находилось время для него. — Мне так жаль. В своём воспоминании он подходит к ней ближе, садится за стол напротив неё. Он может видеть блеск в её глазах, как она внимательно смотрит на него. Он продолжает: — Я не знал, что делаю. Мне было стыдно рассказать о Кейт, но я должен был. — Он замирает под её взглядом, и её глаза говорят ему, что она знает, что это не то, что он хочет сказать, или, по крайней мере, не всё, что он хочет сказать. Сердце его нервно бьётся, и её лоб дёргается, как будто она это слышит. Он начинает задаваться вопросом, действительно ли она перед ним. — Я иногда думаю о том, что было во время пожара. Беспокоилась ли ты обо мне, была ли ты разочарована во мне или злилась на меня, винила ли ты меня. — Он прочищает горло, чтобы голос его не дрогнул. Когда Дерек снова говорит, он звучит осторожно и хрипло: — Я не хотел, чтобы вы пострадали. Я думаю, знала ли ты это или… — Его руки сжимают брюки, и он заканчивает дрожащим голосом: — Я думаю, любила бы ты меня, если бы была здесь. Я могу только надеяться... Надеюсь, ты бы любила меня, простила бы меня. Я всё время думаю об этом. Я… Он не заканчивает свою последнюю мысль, потому что он не уверен. После нескольких секунд, голос доктора Ланди проносится через его кухню десятилетней давности, и она спрашивает: — Что она говорит тебе? Её вопрос срабатывает словно кнопка на пульте, и он может видеть и слышать, как его мать приближается к нему. Она улыбается, и улыбка её похожа на мягкий летний вечер, её глаза сияют честностью и любовью, и она говорит ему уверенно и непреклонно: — Я всегда буду любить тебя. — Она любит меня. — Что ещё? — Я прощаю тебя, Дерек, — говорит она, слегка наклонив голову: — Конечно, я прощаю тебя. Дерек кашляет, его закрытые глаза сильнее сжимаются: — Она прощает меня. — Дерек качает головой и спрашивает: — Это принятие желаемого за действительное? Всё это имеет значение? Это не она, это только то, что я хочу услышать. — Это та женщина, которую ты помнишь, Дерек, — объясняет доктор Ланди, — это твоя мать и то, что ты знаешь, она бы тебе сказала. Может, она использовала бы другие слова, но ты знаешь, что бы она заставила тебя чувствовать. Дерек смотрит в глаза матери, отмечая, как тёплые лучи солнечного света играют на половицах и скользят сквозь оконные шторки. Он теряется в ореоле свечения, что свет создаёт вокруг её волос. Он смотрит на неё своими закрытыми глазами и неверно бормочет: — Это всё в моей голове. — Здесь я всегда буду жить, Дерек, — отвечает его мать, как будто всё так просто: —Я память. Я всегда буду здесь. Я всегда буду любить тебя, я всегда буду прощать тебя. Я должна была защитить тебя. Мы все должны были. Он склоняет голову в ладони, борясь с горячими слезами. Его трясёт. — Мы должны были защитить тебя от неё. Я была твоей Альфой и твоей матерью. Мы подвели тебя. Ничего из этого не было твоей ошибкой, Дерек, ты был просто ребёнком. Я люблю тебя. Как и твой отец, бабушка, Лиам, Лора, тётя Даниэль и Роза. Никто не винит тебя. — Я скучаю по тебе, — задыхается он так, словно признание вырвали из него. — Я знаю, Дерек, — улыбается она грустно. — Прошлое — приятное место для посещения, но не для того, чтобы остаться. Он хочет спросить её, увидит ли он её снова. Он хочет спросить, может ли он остаться с ней. Он хочет знать, сколько времени нужно, чтобы умереть, было ли больно, было ли ей одиноко, вернётся ли она к нему в последний день и облегчит ли его смерть, как она облегчила его жизнь. Он хочет попросить совета, помощи, но он знает, что её на самом деле не существует; что у неё нет ответов, потому что у него нет ответов. Ему не хватает слов, вопросы по-прежнему грузом сидят на сердце, но она не может на них ответить. Он решает сказать то, что хочет, чтобы она знала: — Я люблю тебя, мам. Она широко улыбается и говорит: — Я люблю тебя, Дерек, всегда любила. И всегда буду. Ничто из того, что ты делаешь этого не изменит. Он поднимает голову, чтобы снова взглянуть на свою мать, и он улыбается ей насколько хватает сил. — Дерек? — слышит он голос доктора Ланди. — Можешь открыть глаза, когда будешь готов. Он ждёт несколько секунд, просто смотря на маму немного дольше. Он знает, что он может вернуться к ней в любое время, в этот светлый уголок памяти. Он думает, что не станет. Поэтому он позволяет этому мгновению впечататься в память. Это больно, но ему лучше. Когда он открывает глаза, он делает несколько глубоких вдохов перед тем, как обратиться к доктору Ланди за дальнейшей инструкцией. Она катит стул на место и садится в него снова. Она берёт блокнот и ручку, щёлкает ею и тихо и спокойно спрашивает: — Ты чувствуешь, что тебе полегчало? — Да. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает доктор. — По-другому, — говорит Дерек. Он слышит голос своей матери в глубине души, и он говорит ему: «Хоть и по-другому, но всё же прекрасно». — По-другому? Глаза Дерека поднимаются вверх в поисках правильных слов, пока он, наконец, не находит их: — Словно часть меня, которая слишком долго не спала, засыпает. Доктор Ланди склоняет голову в сторону и с любопытством смотрит на него, спрашивая: — Есть ли части тебя, которые словно "просыпаются"? Дерек думает об этом и кивает: — Да, кажется. — Можешь рассказать подробнее? — просит Ланди, её ручка уже прижимается к бумаге. — Стайлз, — говорит Дерек, как будто это слово заключает в себе сотню ответов. Доктор Ланди хмыкает и записывает, повторяя с ударением «Стайлз». Губы Дерека реагирует даже на простое упоминание имени мальчишки, и доктор Ланди это замечает. Она тоже улыбается и спрашивает: — Что ты можешь рассказать о Стайлзе? — Не так много, как он может рассказать, — шутит Дерек. — Ты чувствуешь, что Стайлз тебя "разбудил"? — мягко спрашивает женщина. Улыбка Дерека слегка натягивается в уголках, и он кивает. Он смиренно признаётся: — Да. — Ты хотел бы об этом поговорить? Дерек снова кивает и отвечает: — Думаю, мне это нужно. — Почему ты так думаешь? — Я боюсь, что всё похерю. — Что именно похеришь? Взгляд Дерека поднимается на её вопрос. Он рассеянно улыбается и говорит: — Я не знал, что вам можно ругаться. — Что ж, — рассуждает доктор Ланди, — ты не сказал «я волнуюсь, что всё испорчу». Ты сказал: «Я боюсь, что всё похерю», и это предложение, несёт в себе необходимое значение. В твоей голове есть образ «похерить», — как это выглядит, ощущается и что означает. Я просто использую те же слова, что используешь ты, чтобы мы говорили об одном и том же. Дерек заинтригован, оттого уступает: — Достаточно справедливо. — Так что именно ты боишься «похерить»? — Нашу дружбу, — отвечает Дерек; слово кажется чуждым ему: — Это новое чувство, но оно реально. — Итак, — начала доктор Ланди, наклоняясь вперёд, — что означает «похерить» в отношении Стайлза? — Сначала, — начал Дерек, — я думал, что уже причинил ему боль. Я думал, что уже разрушил его жизнь, но… в ту ночь, когда я обрил его голову, он сказал, что ему жаль, что он выкопал мою сестру. Что хотел бы извиниться передо мной, и он хотел свести всё к тому, что если бы не сделал этого, Скотта бы не укусили. — Итак, он дал тебе понять, что винит себя в событиях последних двух лет, так же как ты винил себя, — полагает она. — Да, — отвечает Дерек, — я думаю, это он и делал. Она кивает, как будто всё знала, и спрашивает: — Что ты ему сказал? — Я сказал ему, что не хочу ничего менять, — говорит Дерек, откидываясь на диван, — я не говорил, что у меня нет сожалений, потому что я знаю, — они есть. Но я бы не стал ничего менять, если бы мог. Я не могу, так что бесполезно об этом думать, но если бы я мог, я бы этого не сделал. — Это интересная мысль, — комментирует доктор Ланди. — Невозможность смены событий и оттого бессмысленность размышлений над ними. Почему ты так себя чувствуешь? — Я не могу повернуть время вспять, — пожимает плечами Дерек, — я не могу изменить то, что уже сделал. Поэтому глупо об этом думать. — Но что, если бы это сделало жизнь идеальной? — она спрашивает. Дерек приподнимает бровь в смятении, и поэтому она перефразирует: — Что если бы проснувшись завтра, ты очутился бы в идеальном мире, как бы он выглядел? — Если бы мой мир был совершенным, как бы он выглядел? — Да. Дерек смотрит в сторону и размышляет. Он пытается представить, на что это будет похоже, в разумных пределах. Он мог бы сказать, о мире во всём мире, где у бездомных есть крыша над головой, еда для всех голодающих, чистая вода, солнечная энергия, справедливость для всех. Но это неправда. Его собственный мир всё ещё был бы маленьким и в значительной степени замкнутым, — эти мысли неискренни. Он сжимает губы, пока размышляет, и доктор Ланди улыбается ему и предлагает: — Закрой глаза. — Дерек закрывает глаза, и она продолжает: — Ты лежишь в постели, утро только наступило. Ты отдохнул, чувствуешь себя в тепле, в безопасности и в состоянии покоя. Джин посетил тебя ночью, какое желание он исполнил? Дерек представляет, что лежит в кровати, солнечный свет проползает через французские окна и согревает его спину. Он воображает, какой взбудораженный испуг он может почувствовать, когда откроет глаза, и уже знает. Он чувствует вес другого человека на матрасе. Он чувствует, как его рука оборачивается вокруг тонкой талии, слышит лёгкое сопение и знакомое сердцебиение. Он чувствует богатый сладкий аромат, похожий на пряники и чёрный обжаренный кофе с нотками морской соли и густыми эмоциями. Возбуждение, привязанность. Удовлетворённость. Он открывает глаза и смотрит на доктора Ланди. Он качает головой и выдыхает полусмех, хрустя пальцами. Он безнадёжно бубнит: — Боже, я точно всё похерю.***
Когда Дерек возвращается домой, у его двери стоит посылка. Он берёт её с собой, и когда он открывает её, внутри оказывается чёрная футболка, на которой нарисован белый корабль и часы, на которых написано мультяшным шрифтом «Аааа! Настоящие монстры!» В коробке лежит фото Стайлза, которое он, очевидно, сделал и распечатал сам, на нём похожая футболка только с якорем в центре. На обратной стороне фото он читает: Йооооу Ты не видишь, но на моей тоже есть такие же часы! Понял? Мы оба любим одни и те же мультфильмы, поэтому, надеюсь, тебе понравилось. Аааа! Настоящие монстры. Это забавно. Потому что ты оборотень и должен быть страшным, но ты пользуешься ватными палочками и просто действительно, действительно, действительно любишь ходить на ужины. Ты не отвечаешь на мои звонки и смс, и я беспокоюсь о тебе. Но ты чувак, которому нужно пространство, и я это понимаю. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я здесь для тебя. Стайлз. Дерек улыбается записке и чувствует, как смущается от того, что сердце пропускает удар. Он достаёт свой телефон и пишет: Кому: Стайлз Откуда ты знаешь, что я пользуюсь ватными палочками? Он почти сразу слышит звуковой сигнал. От: Стайлз Я нашёл их под раковиной в ванной Дерек качает головой. Кому: Стайлз Не планируй ничего на завтра. Я свожу тебя в свою любимую закусочную. Он делает всего два шага, и его телефон снова пиликает. От: Стайлз Надеюсь, ты знаешь, как я люблю твою агрессивную дружбу Дерек видит это слово и вздыхает, потому что, хотя он ощущает ликующую радость, что-то похожее на грусть от поражения примешивается к чувствам.