Раненые птицы

Из-за того, что я впервые за долгое время ночевал не у себя в доме и не в своей уютной постели, спалось мне неспокойно. Эта кровать тоже была вполне удобной, и физического дискомфорта я не испытывал. Мучал только психологический. Я долго всматривался в стены и потолок, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. Фонарь стоял почти перед нашим окном, и картины, висящие на стене, для меня были лишь черными фигурами, на которые падала тень от штор. Подойти и задернуть тюль не хотелось, нежелание вылезать из уже нагретой мной постели было сильнее. Я прокручивал из раза в раз в голове прожитый день в академии, словно смотрел одну и ту же серию какого-то сериала снова и снова. Яркими эпизодами передо мной появлялись образы моей лошади, тренера, манежа, конюшни, Глена, и где-то там черты того самого наглого студента. Его облик мерцал в моей голове настолько чётко, словно он сейчас стоял прямо передо мной. Мне казалось, я мог детально изучить его лицо. Не понимаю, что больше всего меня зацепило в нём: дерзость или что-то иное? Молодых людей здесь много, но никто из них не выделялся так, как этот Нолан. Никто не сидел так изящно в седле, гармонируя с лошадью. Может, это то самое искреннее восхищение? Не понимаю. Противостояние хороших и плохих эмоций по отношению к одному человеку сводило меня с ума. Я понимал, что буду видеть его постоянно, но переживать на этот счёт не собирался, ведь конфликта толком у нас никакого не было. Я не полез на рожон, а он как ни в чём не бывало начал тренировку. Было тревожно от мысли, что он мог снова меня спровоцировать. С подобными мыслями я долго засыпал, попутно смешивая их с воспоминаниями о дне и слушая сопение соседа по комнате. Кто вообще мог подумать, что всё так выйдет, хотя бы месяц назад? Утро началось с громкого звука будильника. Нас никто не будил, и мы были вполне своевольны в плане подъёма и посещения пар, и меня это порадовало. Однако я привык вставать рано, да и прогуливать первые пары — несуразно, поэтому, как все другие студенты, я умылся, оделся, а после пошёл в столовую. Глен был очень сонным и неразговорчивым, по этой причине я старался не тревожить его. Ели мы в тишине. По расписанию стояли предметы моей специальности и вместе с ними общеобразовательные. Это означало, что мне предстояло отсидеть четыре лекции, а после должно было быть свободное время длительностью два часа. — Вот это время с четырех до шести — наше личное, правильно? — решил я всё-таки уточнить у Глена информацию. — У нас нет здесь личного времени, забудь о нём, — как-то устало ухмыльнулся сосед, смотря в свою тарелку, будто не желая есть дальше. — Да, есть часы, в которое ничего не стоит, ни пар, ни тренировок, но по факту, за эти два часа ты должен успеть сходить к своей лошади и почистить денник. Затем тренировка, а после неё идёшь обратно в корпус и садишься за учёбу. Помимо твоей основной нагрузки по специальности, на тебя упадёт дополнительная, по теоретическим предметам, связанных с верховой ездой. Такие дела. Пока я слушал Глена и попутно ел свой вкусный завтрак, стрелка часов почти приблизилась ко времени начала пар. Я изначально понимал, что тут будет несладко, и поваляться да поплеваться в потолок лишний раз не получится. Покончив с завтраком, мы двинулись на верхние этажи академии, где располагались учебные аудитории, как большие, так и маленькие. Мне удосужилось попасть в большую, внутри находилось множество людей, и понять, что здесь не только моя группа, было просто. Длинные парты поднимались по уступам, и я попытался сесть где-то в середину, чтобы хорошо слышать преподавателя. С собой взял лишь тетрадь и ручку и был полностью настроен записывать лекции. В аудитории было шумно. — Здесь не занято? — приятный женский голос вывел меня из мыслей. Я повернулся влево и увидел перед собой очень красивую девушку и ещё двух её подруг позади. К груди она прижимала свои тетради и вопросительно смотрела на меня, чуть поджав губы. — Не занято, — слегка опешил я, вглядываясь в лицо прекрасной дамы. Мне пришлось подвинуться, чтобы все девушки смогли поместиться за одной партой. Я тут же ощутил напряжение во всём теле, будто меня ударило током, и ужаснулся от мысли, что это всё из-за подошедшей девушки. Да, она была красива. Даже очень. Я не успел разглядеть её профиль полностью, но боковым зрением прекрасно мог видеть её хрупкую фигуру, идеальную светлую кожу, большие ярко-голубые глаза, пухлые губы и густые шелковистые волосы цвета жемчужного блонда. У меня снова появилось желание взглянуть на её лицо. Однако девушка уделяла внимание только своим подругам, а я попытался принять ту же расслабленную позу, в которой находился до этого. Я понимал, что окончательно отвлечься на учёбу не получится, но всё равно продолжал сидеть смирно и улавливать приятный сладкий аромат, исходящий от девушки. Но всё же меня отвлёк вскоре появившийся преподаватель. Он начал свою монотонную речь, из-за чего мне пришлось начать записывать конспект под диктовку. Полтора часа прошли незаметно. Я всё-таки изредка поглядывал в сторону студенток, пока та самая не обернулась и не оглядела меня полностью уже под конец пары. — Ты ведь тот самый студент, который получил грант? — Да, — растерялся я и посмотрел ей прямо в глаза. — Это очень здорово, — растянулись в улыбке пухлые губы, обнажив ровные белоснежные зубы. — Достичь хороших результатов благодаря своему уму — похвально! — Спасибо, приятно это слышать, — улыбнулся я в ответ. После этого девушка отвернулась обратно к своим подругам, словно меня тут и не было. Но я ни в коем случае не хотел терять возможность узнать хотя бы её имя. — А как тебя зовут? — пришлось мне чуть громче и увереннее поставить свой голос, чтобы привлечь её внимание. Девушка снова повернула голову в мою сторону. Она была явно удивлена, но снова мягко улыбнулась: — Элисон. — Тогда приятно познакомиться, я Ник, — я так же улыбнулся в ответ девушке. — Давно ты учишься здесь? — Второй год. — Тогда что ты делаешь на лекции у первокурсников? Точнее, все вы, — я взглядом указал на сидящих позади неё подруг. — У нас не было этих лекций в прошлом году, поэтому их перенесли на этот, — пожала плечами студентка. Я бы хотел продолжить с ней диалог, но меня отвлёк голос преподавателя. Началась очередная лекция. Элисон больше не обращала на меня внимания, а усердно писала конспекты и слушала говорящего. Я последовал примеру девушки и не тревожил её больше. Может, нам ещё удастся пообщаться, но в другой обстановке. Хотя, надо ли это мне? В этой девушке, откровенно говоря, меня привлекла только внешность, из-за чего и захотелось узнать её ближе. Когда занятия закончились, студентки быстро удалились из аудитории. Я не успел даже подняться из-за парты, обернулся, а их уже нет. Шустрые, однако. Особо медлить мне тоже было нельзя, и я в быстром темпе дошёл до своей комнаты, которая, на удивление, пустовала. Оставив свои конспекты на столе, я переоделся из студенческой формы в простую одежду. В комнату зашёл Глен, когда я натягивал на ноги свои начищенные сапоги. — Ну что, как первые лекции? — спросил сосед, проходя в комнату. Видимо, он тоже планировал идти на конюшню. — Довольно неплохо, лекции как лекции, — лишь пожал плечами. — Ты сейчас на конюшню? — всё же решил я уточнить. — Нет, мне нужно по другим делам сходить. Но если потребуюсь, то буду в соседней конюшне. — Она здесь не одна? — удивился я. — Конечно нет, ты видел сколько учеников тут? У нас три конюшни. — Не замечал, — удивился я. — У нас тут и не один манеж, есть ещё конкурное поле у озера, но оно далековато. Моя конюшня вообще в лесу упрятана, а в твоей размещают частников, поэтому она чуть ли не в центре академии. — Ну да, до нее тут пару шагов сделать. Надо будет обойти как-нибудь территорию. — А я тебе составлю компанию, — шутливо подмигнул сосед. — Хорошо, — ухмыльнулся я и закрыл за собой дверь. Во дворе академии, как и внутри неё самой, кипела жизнь. В конюшне же дела обстояли чуть спокойнее, людей было не так много. Подойдя к Венере, я взял висящий на крючке недоуздок, который был прикреплён рядом с ее денником. Лошадь была спокойна и легко подпустила к себе, оттого мне удалось быстро вывести её на середину конюшни. Когда мы подходили с ней к выходу, я услышал шум из соседнего денника. Вороной жеребец зафыркал и заржал. Было слышно, как он энергично топчется на месте и словно пытается вырваться наружу. Неужели конь Нолана так отреагировал на то, что я просто вывел свою кобылу из денника? Я обернулся посмотреть, точно ли всё в порядке, но к этому моменту жеребец уже притих. Слегка нахмурив брови, не до конца понимая, что именно произошло, я пошёл дальше, ведя рядом с собой Вен. К счастью, в огромной леваде на улице за конюшней было лишь две лошади, и я со спокойной душой запустил туда свою кобылу, чтобы она могла погулять, пока я занимаюсь делами. Чистить денник мне было далеко не впервой, поэтому управился я быстро. Лишь картина, как некоторые из студентов пыхтели во время чистки, меня заставила ухмыльнуться. Видимо, не всех деток жизнь подготовила к подобной работе. Я налил свежей воды Венере, вышел из денника и поставил ведро на пол, снимая с рук перчатки. Мое внимание снова привлек вороной жеребец, который по-прежнему изредка фыркал. Конь навострил уши, стоило мне подойти к нему, и сквозь решетчатую перегородку просунул часть носа. Я аккуратностью приложил к нему ладонь, поглаживая. Только гладить пришлось недолго, я услышал недовольный кашель позади себя, и из-за неожиданности отдёрнул руку, спугнув жеребца. Разминая шею, я повернулся. — Скажи, если на парте будет лежать чужой телефон, ты тоже будешь его трогать? Ну конечно же, Нолан собственной персоной. Какое совпадение. — Нет, — равнодушно ответил я. — Тогда какого чёрта ты лапаешь моего коня? — заложив руки за спину и высоко подняв голову, спросил юноша. — Потому что он не телефон, — хмыкнул я, смотря на него сверху вниз. Его напыщенность и излишняя самоуверенность начинают уже раздражать, однако я пока спокоен. — Это такая же личная вещь, как и телефон. — Если ты считаешь лошадь вещью, то какой из тебя профессиональный всадник? — усмехнулся я в открытую над словами парня. Нолан опешил. Что-то резко изменилось в его взгляде, зрачки заметно сузились, но своего положения тела он не изменил. — Очень мило, что ты считаешь наоборот. — Да, конечно... — протянув последнее слово, я, качая головой и криво улыбаясь, пошёл обратно к крану, который находился недалеко от наших денников, чтобы поставить туда железное ведро. Эдриан, не спуская с меня глаз, неподвижно стоял на том же месте, и даже не шелохнулся, когда я резко решил его обойти. Меня также удивило, что тот стоял в форме, и, судя по этому, не собирался заходить в денник. Было ясно — уборкой будет заниматься не он. Я не ошибся, ведь пока сам стоял и копошился в другой части конюшни, к Нолану подошёл какой-то студент, и, взяв недоуздок, зашёл в денник к жеребцу. Видимо, Эдриан не убирает за ним, ничего не чистит, а действительно просто ездит верхом, словно это какая-то машина, а не живое существо. Но как тогда он так мастерски сидит в седле? Почему конь безукоризненно повинуется ему? Я мог бы подумать, что это просто полное доверие между всадником и жеребцом, но, судя по его отношению к лошадям, он явно не мог достичь такого взаимопонимания. — От твоей лошади, кстати, слишком много шума, это пагубно влияет на него, — сказал Нолан, метнув взгляд на жеребца, когда я подошёл к деннику, чтобы забрать недоуздок. — Хорошо, попросишь тогда её не шуметь, когда мы вернёмся, — отмахнувшись от парня, я с недоуздком в руке пошёл в сторону выхода, чтобы забрать Венеру из левады. Студент промолчал, но я вновь почувствовал, как тот смотрел мне вслед. Он всё также стоял прямо, заложив за спину руки, но уже ближе к деннику, чтобы, видимо, проследить за работой над его лошадью. Я вышел из конюшни и вдохнул свежий воздух полной грудью. Так вот как он изжил всех соседей рядом со своим питомцем, отчего никто не хотел ставить лошадь рядом с его. Я даже не уверен, что он делает это специально, кажется, он отбитый сам по себе. От лошади много шума, серьёзно? Моя агрессия нарастала со стремительной скоростью, но я, как человек, умеющий контролировать свои эмоции, решил, что не стану вестись на его провокации, даже если они будут ненамеренными. Выведя Венеру из левады, я уверенно пошел обратно в конюшню, чтобы почистить лошадь в деннике. Услышав топот копыт, Эдриан не спеша повернул голову в мою сторону, наблюдая, как я веду лошадь. Моя готовность обороняться его словесному потоку была на высшем уровне, но брюнет как молча встретил меня взглядом, так же им и проводил. Сейчас Нолан был больше сосредоточен на своём жеребце, ежели на мне. Я-то думал, Нолан пылинки сдувает с него, а оказалось, что он заставляет делать это кого-то другого. Такое вообще законно тут? Как же у меня чесался язык съязвить и задать несколько вопросов Эдриану, но раз уж сам инициатор бессмысленных диалогов молчал, значит, мне тоже стоило оставаться в стороне. Прекратив наконец-то смотреть на парня, я начал чистить лошадь прямо в деннике, так как выводить её на развязку не хотелось из-за присутствия «важной» персоны. Я слышал, как он переговаривался о чём-то с парнем, который делал работу за него, но в основном это были советы. Нелепость этой ситуации заставила меня усмехнуться, и я просто не мог понять, почему он не возьмёт и не сделает всё сам? Тоже, чёрт возьми, советчик. Хотя, может, оно и к счастью, что его внимание, по крайней мере, больше не на мне. Лошадь я почистил быстро, и, выйдя из денника, закрыл дверь. Нолан в это время успел осмотреть Венеру, что мне показалось странным. Да, в отличие от того паренька, я со своими обязанностями справляюсь быстрее. У меня оставалось совсем немного времени, чтобы подготовиться к предстоящей тренировке, поэтому, хмыкнув, я отправился к выходу из конюшни. В комнате находился Глен, который, видимо, за всё это время сделал свои дела. Он тут же воодушевленно спросил меня про лошадь и её состояние, а я, не теряя возможности, рассказал ему про встречу с Эдрианом. Намечалась тренировка, и я постарался подготовиться к ней заранее: надел свои специальные белые бриджи для верховой езды, светлую флисовую толстовку с воротом, смоляные кожаные ботинки, а поверх них такие же чёрные краги. В принципе, для езды верхом — готов. Когда наконец-то стрелка часов подступила к нужному времени, я выдвинулся из своей комнаты прямиком обратно в конюшню, где мне предстояло оседлать Венеру. Там уже снова закипела жизнь, ученики седлали своих лошадей, выводили их на улицу, кто-то даже только приступал к чистке. Коня Нолана не было на своем месте. Быстро притащив к деннику уздечку, седло и вальтрап с гелем, я мигом оседлал кобылу, выведя её за поводья из денника. Ну что ж, теперь дорога только в манеж! Как оказалось, Шеннон ожидала всю свою группу целиком, поэтому всадники стояли цепочкой вместе со своими скакунами в ожидании поскорее взобраться на них. Я провёл свою лошадь вдоль всей этой шеренги, постаравшись держать расстояние от других лошадей, и встал последним. Кто знает, что у Вен на уме? — Нам не хватает ещё двоих, но пора уже начинать! — громко сказала тренер. — Садимся на лошадей и шагом идём по кругу. На днях у нас будет тренировка в манеже для конкура! Студенты один за другим стали запрыгивать на скакунов, посылая их в шаг. Я, удостоверившись, что подпруга затянута достаточно крепко, просунул ногу в стремя и, подтянувшись, перекинул правую ногу через корпус лошади. Вен от неожиданности отступила назад, но я удержал её на месте, потянув за поводья. — Ну что, Николас, спинку прямо, пятку вниз*, поводья держим между мизинцем и большим пальцем! Всё так? — спросила Шеннон, когда все уже отошли от нас. Хоть я и не был профессиональным наездником, но в своё время у меня хватило ума почитать и узнать хоть какие-то азы верховой езды, поэтому все вещи, перечисленные Шеннон, я учёл. Женщина внимательно меня осмотрела, стараясь найти хоть какой-то изъян, но в конце всё же сказала ехать. — Сегодня посмотрю, как ты ездишь рысью и галопом, Гибсон, — сложив руки и не отводя от меня глаз, сказала мне вслед тренер. Я чувствовал, что она это делает не просто так, и не сомневался, что Шеннон увидит во мне того, кого хочет видеть — просто любителя. Так как я таковым и являюсь, теперь её задачей было тренировать меня, чтобы исправить пробелы в знаниях верховой езды. Мне не пришло на ум выделываться и строить из себя знатока, я сидел в седле так, как сидел всю жизнь. Да, может я и не гармонирую со своей лошадью, как Нолан или любой другой ученик академии, но я уверен, что всё это поправимо. — Ноги крепко держишь по бокам, очень хорошо для всадника, это важно, — сказала Шеннон, когда я ехал уже третий круг по манежу и пересёкся с ней. — Ещё два круга и облегчённой рысью поедешь. Кивнув, я отправился дальше, смотря то вперёд, то на светло-серую гриву лошади. Далее взглядом оценил манеж, и с правого бока напротив увидел Нолана, который ехал в противоположную сторону и тоже посмотрел на меня. Мы цепко перекинулись взглядами, и тут же проехали мимо друг друга. Выражение лица Эдриана подсказало мне, что он видит во мне нового конкурента, здесь, в манеже. Каждый всадник во всей академии, взбираясь на лошадь, больше тебе не товарищ, он — конкурент. И Нолан это понимал, как никто другой, поэтому периодически оценивающе меня рассматривал, мои движения, мою лошадь, то, как я работаю с ней. Он знал недостатки каждого в своей группе, и теперь ему нужно было узнать мои. Я рысью рассекал песок манежа, поднимаясь и садясь в седло, забыв обо всём, но всем нутром чувствовал, как за мной наблюдают и подмечают всё. — Так-так, молодец, не расслабляемся, спину прямо, и не на секунду плечи не опускаем! — подбодрила Шеннон, когда я проехал мимо неё. Вен полностью слушалась, поэтому трудностей у меня не возникало. Моей задачей было держаться подальше от других лошадей, потому что я чувствовал, как Венера начинает двигаться быстрее, чуть ли не переходя в галоп, стоит мне только подъехать ближе к другому всаднику. Ещё буквально пару кругов рысью, и я послал кобылу в галоп, но Вен почему-то сразу не захотела этого делать, поэтому мне пришлось повозиться, сильнее её посылать шенкелями, и только после пары неудачных попыток лошадь поскакала. Вот и первый мой минус, который я сам себе уже приписал. Отъездив так какое-то время, мы начали заканчивать тренировку. Всадники потихоньку стали уводить своих лошадей. Я был последним, кто слез со своего скакуна и повёл его за поводья в конюшню. Стоявшая на выходе Шеннон меня остановила: — Нам придётся сначала приучивать твою лошадь к точным командам, чтобы она вовремя меняла аллюр. Прыжок от аллюра очень важен, буквально доля секунды, и лошадь уже преодолевает препятствие не так, как надо. Поэтому имей в виду. Да и ты в галопе нередко заваливаешься, поэтому есть над чем работать. — Странно было бы, если б не было над чем работать, — нахмурился я то ли от раздражения, то ли от усталости. Больше меня вымотала давящая атмосфера, когда все глаза смотрят на тебя, и ты мечтаешь не облажаться. Я повёл лошадь обратно в свой денник. Конь по соседству уже стоял на своем месте, и я был рад, что рядом уже никого не было. Хотя, скорее всего, под словом «никого» я всё же подсознательно имел в виду определенного человека. Но его здесь не было, поэтому спокойно расседлав лошадь, я отнёс амуницию на своё место и пошёл обратно в академию. Ещё один день здесь преподнёс новые впечатления, новые знания и знакомства.